- пожилая  леди,  которая  живет  со
своим сыном. У нее есть служанка, но та уже начинает стареть,  и  миссис
Мак-Джинти ходила к ней раз в неделю для основательной уборки. Семья  же
Уэзери никогда  не  держит  слуг  продолжительное  время.  Что  касается
Карпентеров, то у них великолепный дом, и они  часто  принимают  гостей.
Все это очень почтенные семьи.
   После этого заключения Пуаро расстался с миссис Суитиман и отправился
пешком в "Лонг Медоуз". День в целом был  неудачным.  Что  он  узнал  за
сегодняшний день? Что у Джеймса Бентли был друг, но не было врагов,  как
и у миссис Мак-Джинти. Что за два дня до смерти старая женщина  казалась
очень довольной и что она купила пузырек чернил.
   Пуаро  вдруг  остановился.  Не  этот  ли  малозначительный  факт   он
стремился обнаружить с момента своего приезда в Бродхинни? Тогда от него
ускользнуло значение услышанного. В  том,  чтобы  написать  письмо,  для
него, как и для большинства людей, не  было  ничего  необычного.  Другое
дело миссис Мак-Джинти. Она так редко писала письма, что  для  этого  ей
пришлось специально купить чернила.
   За два дня до смерти она написала письмо. Кому? И зачем? Может  быть,
эти вопросы не представляли никакого интереса, но их стоило тем не менее
задать. Пузырек чернил...
 
Глава 8 
 
   - Письмо? - переспросила Бесси Бэрч. - Нет, я не получала  письма  от
тети. Да и зачем ей было писать мне? Она почти  никогда  не  писала.  Ей
было семьдесят лет, понимаете, и в детстве она мало училась.
   - Но она ведь умела читать и писать?..
   - Конечно. Но, за исключением своих "Ньюс оф Уорлд" и "Санди  Комет",
она почти ничего не читала, а что до писем, то для нее это было нелегким
делом. Когда ей нужно было что-нибудь сообщить нам, например  пригласить
в гости, она звонила по  телефону  мистеру  Бенсону,  аптекарю,  который
живет около нас, и тот передавал нам ее  приглашение.  Тетя  звонила  из
телефонной кабины на почте, и разговор ей обходился в два пенса.
   Пуаро подавил улыбку. Письмо стоило  бы  немногим  дороже,  и  миссис
Мак-Джинти не гнушалась экономией в полпенни. Пуаро уже  знал,  что  она
была скуповата.
   - Она все-таки писала вам время от времени? - спросил он.
   - Она присылала нам поздравительные открытки на рождество.
   - У нее не было друзей, с которыми она переписывалась бы?
   - Как будто нет. У нее была золовка, но  она  умерла  два  года  тому
назад... Была еще миссис Берлип, но она тоже умерла.
   - Короче говоря, если она кому-нибудь написала, то, видимо,  в  ответ
на полученное письмо.
   Бесси Бэрч слушала Пуаро со скептическим видом.
   - По правде говоря, я не представляю,  кто  бы  ей  мог  написать.  -
Смеясь, она добавила:
   - Кроме правительства, конечно...
   Пуаро  понял,  что  Бесси  Бэрч  путала   правительство   с   местной
администрацией, всегда  готовой  рассылать  людям  подробные  бестактные
вопросники.
   - Значит,  -  сказал  он,  -  миссис  Мак-Джинти  могла  получить  от
правительства бумагу, на которую следовало дать ответ.
   - Тогда она принесла бы ее Джо, чтобы он помог его  составить.  Когда
она испытывала затруднение, она всегда обращалась к Джо.
   - Как вы думаете, хранила ли она в своих вещах личные письма?
   - Право, не знаю. Кроме того, полиция до меня разбирала ее вещи и  не
сразу разрешила их забрать.
   - Куда они делись?
   - У нас в доме тесновато, и я все ее личные вещи  сложила  в  сундук,
который стоит наверху... Я решила не относить к перекупщику ее платья, а
отдать их к рождеству в благотворительное общество, да потом забыла...
   - Можно посмотреть, что лежит в этом сундуке?
   - Конечно! Но вы вряд ли найдете там что-нибудь  интересное.  Полиция
все уже пересмотрела...
   - Я знаю. Но все же...
   Миссис Бэрч провела Пуаро на второй  этаж,  в  небольшую  спальню,  в
которой она, судя по некоторым деталям, занималась шитьем. Сундук  стоял
под кроватью. Бесси выдвинула его на середину комнаты.
   - Вот он, - сказала миссис Бэрч. - А теперь прошу извинения: мне надо
идти готовить рагу.
   Очень довольный, Пуаро попросил ее поступать так,  как  если  бы  его
здесь и не было, и как только Бесси повернулась, чтобы уйти,  он  открыл
сундук. В нос ему пахнуло нафталином.
   С чувством невольного благоговения он осмотрел все  вещи,  так  много
знавшие о покойной. Белья не было; по-видимому,  Бесси  Бэрч  взяла  его
себе. Но в сундуке было много других вещей:  поношенное  длинное  черное
пальто, две шерстяные кофты, выцветшая блузка, юбка и простые чулки; две
пары туфель, завернутые в  старые  газеты;  гребень  и  головная  щетка,
бывшие  в  употреблении,  но  чистые;  зеркало  в   серебряной   оправе;
фотография в рамке, представлявшая  молодоженов,  одетых  по  моде  1920
года, видимо, мистера и миссис Мак-Джинти;  два  вида  курорта  Мургейт,
наклеенные на дерево; фарфоровая собачка; рецепт  какого-то  варенья  из
журнала и две газетные вырезки - одна о "летающих тарелках", другая -  о
предсказаниях некоей гадалки Шиптон, и, наконец, библия  и  молитвенник.
Не было ни сумочки, ни перчаток. Они, видно, тоже перешли к Бесси  Бэрч.
Оставшуюся в сундуке одежду Бесси не взяла,  видимо,  потому,  что  была
слишком полной. А судя по вещам,  миссис  Мак-Джинти  была  худощавой  и
маленького роста.
   Пуаро развязал один из пакетов с туфлями.  Это  была  обувь  хорошего
качества, но очень изношенная. Туфли были  бы  малы  Бесси  Бэрч.  Сыщик
собрался было вновь их упаковать, когда его внимание  привлек  заголовок
газеты: это была "Санди Комет" от 19 ноября. Поскольку миссис Мак-Джинти
была убита 22 ноября, то этот номер она  купила  за  три  дня  до  своей
смерти. Газета осталась в спальне, и  Бесси  Бэрч  использовала  ее  для
упаковки вещей своей тетки.
   В понедельник миссис Мак-Джинти купила флакончик чернил. Не  было  ли
это связано с тем, что она накануне прочла в газете? Пуаро  взял  второй
пакет с туфлями. Они были завернуты в газету "Ньюс оф Уорлд" тоже от  19
ноября.
   Действуя  методично,  Пуаро  разложил  две  газеты  на  полу,   чтобы
расправить бумагу, а затем сел на стул  и  стал  их  просматривать.  Ему
сразу же бросилось в глаза, что с внутренней страницы "Санди Комет" была
вырезана какая-то большая статья. Она не могла  быть  ни  одной  из  тех
статей, которые он нашел в сундуке. Беглый просмотр обоих еженедельников
больше ничего не дал. Пуаро снова упаковал туфли, аккуратно все сложил в
сундук и спустился вниз. Миссис Бэрч он нашел на кухне.
   - Наверно, вы не нашли ничего интересного, - сказала она.
   - Увы! Ничего интересного.
   Стараясь придать своему голосу безразличный тон, он добавил:
   - Вы не помните, не было ли какой-нибудь газетной вырезки  в  сумочке
вашей тети или в ее портмоне?
   - Кажется, не было. А если была, то ее, может, взяла полиция...
   Но полиция никаких вырезок не забирала. В описи вещей, обнаруженных в
сумочке убитой, не упоминалось ни о каких вырезках.
   Пуаро распрощался с миссис Бэрч. Может быть, он напал на след?  Скоро
он это узнает.
   Сидя перед пыльным комплектом газеты, Эркюль Пуаро начал думать,  что
он не ошибся и что пузырек чернил вывел его на  правильный  след.  Перед
ним лежал комплект еженедельника "Санди Комет",  специализирующегося  на
более  или  менее  художественно-повествовательном  описании  давних   и
недавних событий, и Пуаро только что прочел крупный заголовок, который в
номере от 19 ноября занимал несколько  колонок  вверху  пятой  страницы:
"Четыре женщины - четыре жертвы. Какова их судьба?"
   Под заголовком были напечатаны четыре  женские  фотографии.  Качество
печати оставляло желать лучшего. Это были старые снимки, и  изображенные
на  них  "героини"  более  или  менее  забытых  драм  выглядели   скорее
комичными, чем трагическими. Мода быстро  меняется,  и  проходят  многие
годы, прежде чем какая-нибудь шляпка или платье перестают быть  смешными
и вновь становятся "очаровательными".
   Под каждой фотографией  было  несколько  строк:  "Эва  Кейн,  "другая
женщина" в деле Крэйга"; "Джанис Кортлэнд, вышедшая замуж за  чудовище";
"Маленькая Лили Гамбол,  невинная  жертва  бесчеловечной  эпохи";  "Вера
Блэйк, которая, ничего не ведая, связала свою жизнь с убийцей".
   Пуаро удобно устроился в кресле, чтобы внимательно прочесть статью  и
узнать, чем эти бедные женщины вдохновили редактора "Санди Комет".
   Имя Эвы Кейн что-то напомнило  ему,  так  как  дело  Крэйга  когда-то
взбудоражило общественность. Альфред Крэйг был муниципальным служащим  в
Парминстере, этаким маленьким корректным человечком, довольно приятным в
обращении. Но он имел несчастье жениться на требовательной  и  сварливой
женщине. Страдая от различных  болезней,  которые  ее  близкие  знакомые
считали мнимыми, она превратила в ад жизнь Крэйга, который  по  ее  вине
влез в большие долги.  Эва  Кейн  была  гувернанткой  в  их  семье.  Эта
девятнадцатилетняя девушка была красивой, беззащитной и не очень  умной.
Она влюбилась в Крэйга, который в свою очередь был сильно ею увлечен.
   В один прекрасный день стало известно, что  врачи  предписали  миссис
Крэйг лечение за границей. Ее муж рассказывал, что он отвез ее на машине
в Лондон, откуда она поехала на юг Франции. По возвращении в  Парминстер
Крэйг в течение некоторого времени передавал знакомым известия  о  своей
жене, сообщал, что состояние ее здоровья не  меняется.  Между  тем,  Эва
Кейн занималась всеми домашними делами, и тогда поползли слухи. В  конце
концов Крэйг объявил, что его жена умерла. Он отсутствовал неделю  и  по
возвращении рассказывал о похоронах, причем  довольно  неудачно:  назвал
местом похорон небольшую деревню во Французской  Ривьере.  Вскоре  через
одного из жителей Парминстера, побывавшего во Франции,  стало  известно,
что в этой деревушке не хоронили никакой миссис Крэйг и что там никого и
никогда не знали под такой фамилией.  Об  этом  сообщили  в  полицию,  и
вскоре истина была установлена. Миссис Крэйг так и не увидела  Лазурного
берега. Крэйг расчленил ее тело  на  куски  и  зарыл  в  своем  погребе.
Вскрытие показало, что она была отравлена одним  из  алкалоидов.  Крэйга
арестовали, судили, приговорили к  смерти  и  казнили.  Дело  Эвы  Кейн,
первоначально обвиненной в  сообщничестве,  было  прекращено,  ибо,  как
показало следствие, она ничего не знала.
   Эва Кейн, ожидавшая ребенка, покинула  Парминстер.  Вот,  что  писала
"Санди Комет" о ее последующей жизни: "На той стороне  Атлантики  у  нее
оказались дальние  родственники,  которые  пригласили  ее  к  себе.  Она
изменила фамилию и навсегда уехала из  Англии.  В  далекой  стране,  где
никто не узнает, что она была несчастной подругой гнусного  убийцы,  она
начнет новую жизнь. Ее ребенок не будет знать имени своего отца.
   - Мое дитя, - заявила она, - никогда ничего не узнает. Моя жизнь была
ужасной, но мой  ребенок  имеет  право  быть  счастливым.  Мои  скорбные
воспоминания принадлежат мне одной, и я сохраню их только для себя.
   Что стало с бедной Эвой Кейн? Где она сейчас?.. Ведь вполне возможно,
что где-то в небольшом городке США  живет  немолодая  уже  дама,  соседи
которой не понимают, почему у нее  всегда  печальные  глаза.  Она  много
страдала,  но  у  нее  есть  утешение:  время  от  времени  ее  навещают
прелестные дети, которые  зовут  ее  "бабушкой"  и  которые  никогда  не
узнают, как и их мать, о самоотверженности женщины,  сумевшей  оградить,
вопреки всему, счастье тех, кого она любит".
   Пуаро испустил глубокий вздох, посмотрел на  потолок  и,  смирившись,
перешел к следующей истории.
   Джанис   Кортлэнд   ("несчастная   вдова")    сделала,    разумеется,
опрометчивый выбор в день своей свадьбы. Кортлэнд был страшный человек с
чудовищными пороками, на которые можно было только  намекать,  возбуждая
любопытство читателей. Она прожила рядом с ним мучительные  восемь  лет.
Затем подружилась с  мягким,  мечтательным  молодым  человеком,  который
однажды вечером стал свидетелем сцены между  супругами,  когда  Кортлэнд
вел себя особенно мерзко. В порыве возмущения он  бросился  на  мужа,  и
тот, падая от удара  кулаком,  раскроил  себе  висок  о  мраморный  угол
камина.  Рана  оказалась  смертельной.  Присяжные  сочли  провокационное
поведение  Кортлэнда  смягчающим  обстоятельством,  и  молодой  человек,
совершивший непреднамеренное убийство, был осужден всего  лишь  на  пять
лет тюремного заключения. Судебный процесс наделал  много  шума.  Джанис
уехала из Англии.
   "Уехала, чтобы забыть, - писала "Санди Комет". - Удалось ли  это  ей?
Хочется надеяться. Может быть, она теперь  счастливая  мать  и  живет  в
каком-нибудь отдаленном городе, вспоминая о прежнем кошмаре лишь  тогда,
когда думает: а действительно ли все это было?"
   Пуаро снова вздохнул и погрузился в историю  Лили  Гамбол,  "невинной
жертвы бесчеловечной эпохи".
   Лили родилась последней в многодетной семье. На воспитание ее взяла к
себе тетка. Однажды Лили попросила у  тетки  разрешения  пойти  в  кино.
Тетка не разрешила. Тогда Лили схватила с  кухонного  стола  сечку,  так
кстати оказавшуюся у нее под  рукой,  и  ударила  ею  свою  тетку.  Лили
исполнилось только двенадцать лет, но она была рослой и  сильной.  Тетка
же  была  невысокого  роста  и  хрупкого  телосложения.  Удар   оказался
смертельным. Лили поместили в исправительный дом.
   "Ныне она - взрослая женщина, которая,  как  и  любая  другая,  имеет
право на место в обществе, ибо она была прежде всего жертвой. В  течение
всего периода лишения свободы она вела себя образцово.  И  это,  видимо,
прекрасно доказывает, что в ее печальной истории осуждать  следовало  не
ребенка, а существующую социальную систему. За минутное заблуждение  она
дорого заплатила, и хотелось бы надеяться, что ныне она  замужем,  имеет
детей... и счастлива".
   Пуаро  поморщился.  Он  не  желал  ничьей  смерти,  но  реакции  этой
двенадцатилетней  девочки  показались  ему   слишком   опасными,   чтобы
согласиться с автором статьи. В этом деле его симпатии были  на  стороне
тетки.
   Он перешел к истории Веры Блэйк. Несомненно,  Вере  Блэйк  ужасно  не
везло. Сначала она жила с красивым молодым человеком,  который,  как  ей
стало известно позднее,  был  гангстером.  Полиция  разыскивала  его  за
убийство ночного сторожа при ограблении банка. Потом она вышла замуж  за
почтенного коммерсанта, который имел крупные неприятности с  правосудием
- он оказался скупщиком краденого. Полиция заинтересовалась и ее детьми:
они ходили с "мамой" в большие магазины  и  воровали  там  с  ловкостью,
которая делала честь их воспитательнице. К счастью, после развода  в  ее
жизнь вошел честный человек. Он увез ее в Канаду вместе с детьми.
   Пуаро  стал  внимательно  рассматривать  все  четыре  фотографии.   В
огромной шляпе, явно гордясь серьгами, которые скрывали ее уши, Эва Кейн
прижимала к щеке букет роз, слегка наклонив голову. На  Джанис  Кортлэнд
была шляпа "колокол", надвинутая до бровей,  ее  талию  обвивал  широкий
пояс. Лили Гамбол оказалась довольно  некрасивой  девочкой,  к  тому  же
страдающей от аденоидов. Фотография же Веры Блэйк была  такой  нечеткой,
что только с помощью воображения можно было представить ее себе.
   Почему миссис Мак-Джинти вырезала эту статью из "Санди Комет"?  Пуаро
были известны полицейские  рапорты.  После  стольких  лет  жизни  миссис
Мак-Джинти мало что сохранила. Об этом свидетельствовала опись ее вещей.
Однако в воскресенье она отложила статью "Санди Комет", а в  понедельник
купила флакон чернил, решив, видимо, написать письмо. Письмо не деловое.
Иначе она обратилась бы за помощью к мужу своей племянницы, Джо.  Какого
же содержания могло быть это письмо?
   Пуаро в последний раз взглянул на четыре портрета.  В  "Санди  Комет"
ставился вопрос о дальнейшей  судьбе  этих  четырех  женщин.  Видимо,  в
ноябре одна из них побывала в Бродхинни.
   Пуаро пришлось ждать следующего дня,  прежде  чем  его  приняла  мисс
Памела Хорсфол. Это была довольно крупная женщина с мужскими  замашками,
беспрерывно курившая и гордившаяся своим умением пить. Трудно было  себе
представить, что она могла быть автором слезливого текста, который Пуаро
прочел в "Санди Комет". А ведь именно она написала  его.  Она  сразу  же
предупредила Пуаро, что сможет уделить ему только несколько  минут.  Она
должна была ехать в Шеффилд для подготовки репортажа.
   - О чем идет речь? Объясните поскорее! Я спешу.
   - Я обращаюсь к вам по поводу вашей статьи, опубликованной в ноябре в
"Санди Комет" и озаглавленной: "Четыре женщины - четыре жертвы".
   - Как же, помню. Она была не слишком удачной, не так ли?
   Не высказывая своего мнения. Пуаро продолжил:
   - Статья напечатана в номере  от  19  ноября.  В  ней  рассказывается
история Эвы Кейн, Веры Блэйк, Джанис Кортлэнд и Лили Гамбол.
   Памела Хорсфол начинала испытывать нетерпение.
   - Ну и что же? - спросила она. Пуаро сохранял полное спокойствие.
   - Вероятно, в ответ на эту статью из серии "Знаменитые  процессы"  вы
получили письма?
   - Еще бы! Можно подумать, что у людей нет другого занятия, как писать
в газеты. Эта серия статей вызвала обильную почту.  Один  видел  Крэйга,
прогуливающимся по улицам Лондона, другой...
   Пуаро прервал мисс Хорсфол.
   - Я хотел бы знать, не получали ли вы после  этой  статьи  письма  от
некоей миссис Мак-Джинти из Бродхинни?
   - Что могу я вам ответить? Я получила  массу  писем.  Не  могу  же  я
запомнить фамилии всех читателей, откликнувшихся на статью.
   - Конечно, - сказал Пуаро. - Но,  поскольку  миссис  Мак-Джинти  была
убита несколько дней спустя, я подумал, что такое совпадение  могло  вас
поразить.
   - Вы меня заинтересовали...
   Мисс Памела Хорсфол, забыв, что  она  торопится  в  Шеффилд,  уселась
верхом на стул, почесала в затылке и продолжала:
   - Мак-Джинти... Фамилия мне о чем-то напоминает... Ее пристукнул  тот
тип, который квартировал у нее. Ведь так? С  точки  зрения  журналистики
это неинтересное дело. Убита старая женщина, убийца - человек заурядный,
во всей истории  ни  одной  красотки...  Вы  говорите,  что  эта  миссис
Мак-Джинти мне писала?
   - У меня есть основания полагать, что она писала в "Санди Комет".
   - Это одно и то же. Мне передали бы письмо, и, поскольку о ней вскоре
заговорили, я должна была  бы  вспомнить...  Действительно,  припоминаю.
Только письмо пришло не из Бродхинни, а из Бродвея!
   - Удивительно.
   - Определенно утверждать я не  могу,  но  мне  кажется...  Припоминаю
почерк, наверняка, малограмотной женщины...  Почти  неразборчивый...  Но
письмо было из Бродвея, я в этом уверена...
   - У того, кто пишет плохо, Бродхинни можно принять за Бродвей.
   - Может быть... Что тут поделаешь! Невозможно запомнить названия всех
этих заброшенных местечек!  Как  бы  то  ни  было,  я  теперь  отчетливо
припоминаю, что действительно было письмо от некоей миссис Мак-Джинти.
   - Вы помните его содержание?
   - В письме говорилось о фотографии, такой же,  как  опубликованный  в
газете снимок. Она спрашивала, не хотим ли мы купить ее и по какой цене.
   - И что вы ответили?
   - Дорогой сэр, вы хотите, чтобы подобный материал нас  заинтересовал?
Мы  отправили   миссис   Мак-Джинти   стандартное   письмо,   содержащее
благодарность, сожаления и приглашения обращаться к нам и впредь! Только
это письмо она никак не могла получить, потому что мы  отправили  его  в
Бродвей.
   Итак, Пуаро получил важную информацию: миссис Мак-Джинти узнала  одну
из "героинь" статьи Памелы Хорсфол.  Он  вспомнил  фразу,  произнесенную
миссис Саммерхейз: "Конечно, она была любопытной и охотно заглядывала  в
письма,  которые  где-нибудь  валялись".  Миссис  Мак-Джинти  отличалась
честностью, но  она  любила  всюду  совать  свой  нос.  Ее  интересовало
буквально все, а люди имели скверную привычку хранить массу  вещей  либо
из-за излишней сентиментальности, либо потому, что они просто  забыли  о
них. Мисси