тью  согласился
мистер Коулмен. - Поэтому, если уж необходимо  что-то  делать,  то  мне  все
равно что, лишь бы не корпеть от зари до зари в какой-нибудь конторе. К тому
же я был не прочь повидать белый свет. ?Ну что ж, в путь?, - сказал я  себе,
и вот я здесь.
   - Не много же от вас проку, как я посмотрю!
   - А вот и ошибаетесь. Я  могу  не  хуже  других  стоять  на  раскопках  и
покрикивать: ?Йа-Аллах!? К тому же, по правде говоря,  я  недурно  рисую.  В
школе отличался тем, что подделывал почерки.  Превосходный  фальшивомонетчик
во мне пропадает! Ну, ничего, не все еще потеряно, этим и теперь  не  поздно
заняться. Если когда-нибудь мой ?роллс-ройс? обдаст вас грязью на автобусной
остановке, знайте, что во мне возобладали преступные наклонности.
   - Не пора ли вам ехать, вместо того чтобы  молоть  тут  всякий  вздор,  -
холодно сказала мисс Райли.
   - Ах, как мы гостеприимны, правда, мисс Ледерен?
   - Уверена, мисс Ледерен не терпится пуститься в путь.
   - Вы всегда и во всем абсолютно  уверены,  -  с  кислой  улыбкой  заметил
мистер Коулмен.
   Пожалуй, он  прав,  подумала  я.  На  редкость  самоуверенная  и  дерзкая
девчонка.
   - Видимо, нам и впрямь пора ехать, мистер Коулмен, - заметила я.
   - Да, вы правы, мисс Ледерен. Я пожала руку мисс Райли, поблагодарила ее,
и мы вышли.
   - До чего же хороша, - вздохнул мистер Коулмен. - Но попробуй  подступись
- тотчас отошьет.
   Мы выехали из города,  и  наш  автомобиль  заковылял  по  так  называемой
дороге, вьющейся среди зеленеющих полей. На каждом шагу нам преграждали путь
ухабы и выбоины.
   Приблизительно через полчаса мистер  Коулмен  указал  на  большой  курган
впереди на речном берегу и сказал: ?Тель-Яримджах?.
   Я разглядела маленькие черные фигурки, снующие, точно муравьи, по  склону
холма. Вот они все вдруг устремились вниз.
   - Арабы, - пояснил мистер Коулмен, - кончили работу, как всегда,  за  час
до захода солнца.
   Дом, где размещалась экспедиция, стоял поодаль от реки.
   Шофер резко повернул за угол,  проехал  через  необычайно  узкую  арку  и
остановил автомобиль.
   Постройки со всех сторон окружали внутренний двор.  Старое  крыло  здания
тянулось вдоль южной его стороны,  а  немногочисленные  надворные  службы  -
вдоль  восточной.  Экспедиция  возвела  строения  по  западной  и   северной
сторонам. Прилагаю  грубый  набросок  плана  здания,  который  в  дальнейшем
поможет уяснить некоторые подробности трагических событий.
   Двери и окна комнат выходят во внутренний двор,  за  исключением  старого
южного крыла, где часть окон смотрит  на  улицу.  Однако  эти  окна  надежно
закрываются. В  юго-западном  углу  двора  находится  лестница,  ведущая  на
плоскую крышу, огороженную парапетом вдоль южной,  более  высокой,  чем  три
остальные, части здания.
   Мистер  Коулмен  повел  меня  по  восточной  стороне  внутреннего  двора,
повернул направо к большой открытой веранде, расположенной в  центре  южного
крыла дома, распахнул дверь, и  мы  вошли  в  столовую,  где  вокруг  стола,
накрытого к чаю, сидели несколько человек.
   - Тру-ру-ру-ру-у-у! - пропел мистер Коулмен. - А вот и Сара Гэмп .
   Дама, сидевшая во главе стола, поднялась мне навстречу.
   Наконец-то мне представился случай своими глазами увидеть Луизу Лайднер.
 
Глава 5 
 
Тель-Яримджах 
 
   Не могу не признаться, что первое впечатление от миссис Лайднер оказалось
для меня полной неожиданностью. Когда  тебе  говорят  о  ком-то,  то  обычно
мысленно рисуешь себе его образ. Я забрала себе в голову, что миссис Лайднер
унылая, вечно чем-то недовольная особа, нервическая  и  раздражительная.  И,
кроме того, я почему-то ожидала - чего уж тут греха таить, - что она немного
вульгарна.
   Как же я обманулась! Оказалось, настоящая миссис Лайднер ничуть не похожа
на тот портрет, который нарисовало мне воображение. Начать с того,  что  она
отличалась редкой красотой. По виду она могла сойти за шведку, как и ее муж,
хотя я знала, что она не шведка. Это была белокурая красавица скандинавского
типа, какую не часто встретишь, правда, не первой молодости:  выглядела  она
лет на тридцать пять - тридцать шесть.  Лицо  у  нее  было  худощавое,  а  в
светлых  волосах  я  заметила  несколько  седых  нитей.  Глаза  ее  поражали
красотою. Впервые в жизни я видела глаза, которые  без  преувеличения  можно
было  бы  назвать  фиалковыми.  Огромные,  окруженные  легкими  тенями,  они
прямо-таки завораживали. Тоненькая и хрупкая, она,  казалось,  до  крайности
утомлена и в то же время полна жизни; как ни парадоксально  это  звучит,  но
именно такое впечатление она производила. Я  почувствовала  также,  что  она
леди до кончиков ногтей, а это кое-что значит, даже в наше время.
   Она улыбаясь протянула мне  руку.  Голос  у  нее  был  низкий,  приятного
тембра, и она по-американски слегка растягивала слова.
   - Я так рада, что вы приехали, мисс Ледерен. Не хотите ли чаю? Или, может
быть, вначале посмотрите вашу комнату?
   Я сказала, что, пожалуй, выпью чаю, и она  представила  меня  сидящей  за
столом компании.
   - Мисс Джонсон.., и мистер Рейтер. Миссис  Меркадо.  Мистер  Эммет.  Отец
Лавиньи. Мой муж  сейчас  будет.  Пожалуйста,  садитесь  сюда,  между  отцом
Лавиньи и мисс Джонсон.
   Я  села,  куда  она  мне  указала,  и  мисс  Джонсон   тотчас   принялась
расспрашивать меня, как я доехала и все такое прочее.
   Мне она сразу понравилась. Она напомнила мне старшую сестру  в  больнице,
где я стажировалась. Мы все просто обожали  ее  и  изо  всех  сил  старались
заслужить ее похвалу.
   Мисс Джонсон было, насколько я могу судить, около  пятидесяти.  Выглядела
она несколько мужеподобно, чему немало способствовали коротко  стриженные  с
сильной проседью волосы. Говорила она отрывисто  довольно  низким,  приятным
голосом. Лицо у нее было  на  редкость  некрасивое,  грубоватое,  с  забавно
вздернутым носом, который  она  имела  обыкновение  нетерпеливо  потирать  в
минуты волнения или тревоги. Одета  она  была  в  твидовый  костюм  мужского
покроя. Как она сообщила мне, родом она из Йоркшира.
   Отец Лавиньи  показался  мне  каким-то  встревоженным.  Это  был  высокий
джентльмен с окладистой черной бородой, в  пенсне.  Помнится,  миссис  Келси
говорила, будто в экспедиции есть французский монах, так вот на отце Лавиньи
была белая шерстяная монашеская ряса. Это меня весьма удивило, ибо я  всегда
считала, что, постригаясь в монахи, мирянин навсегда покидает свет.
   Миссис Лайднер обращалась к нему в основном по-французски, а со  мной  он
говорил на прекрасном английском. Я заметила, как его цепкий, проницательный
взгляд все время перебегает с одного лица на другое.
   Напротив меня сидели двое молодых людей и дама. Первый - мистер Рейтер  -
плотный блондин  в  очках,  с  длинными  волнистыми  волосами  и  совершенно
круглыми голубыми глазами. Вероятно, ребенком он был прелестен, чего  теперь
о нем, пожалуй, не скажешь. Теперь он слегка напоминал поросенка.
   У  второго  юноши  с  совсем   короткими   прилизанными   волосами   было
продолговатое лицо, великолепные зубы и  необыкновенно  обаятельная  улыбка.
Говорил он очень мало, на вопросы отвечал односложно или даже  просто  кивал
головой. Он, как и мистер Рейтер, был американец. И наконец, миссис Меркадо,
которую я не могла разглядеть хорошенько, ибо все время чувствовала на  себе
ее пристальный  цепкий  взгляд,  который,  надо  сказать,  приводил  меня  в
некоторое замешательство.
   И чего, собственно, она так уставилась на меня, думала я,  точно  никогда
не видела медицинской сестры. Крайне невоспитанная особа!
   Она была молода, не старше двадцати пяти,  и  красива  мрачной,  какой-то
зловещей  красотою  -  не  умею  сказать  иначе.  Как  будто  и  хороша,  но
чувствовалась в ней, как говаривала моя матушка, ложка дегтя. Гибкую  фигуру
обтягивал ярко-красный пуловер, и ногти она накрасила в тон ему. Лицо у  нее
было худое, с резкими птичьими  чертами,  большими  глазами  и  настороженно
сжатым ртом.
   Чай был очень хорош - ароматный и крепкий,  не  то  что  мутная  водичка,
которую пили у миссис Келси и  которая  неизменно  служила  мне  мучительным
испытанием.
   К чаю были поданы тосты, джем, сдобные булочки с изюмом  и  торт.  Мистер
Эммет изысканно-вежливо предлагал мне то одно, то  другое.  С  присущей  ему
невозмутимостью он зорко следил, чтобы тарелка моя не пустовала.
   Вскоре в столовую влетел мистер Коулмен и плюхнулся по другую сторону  от
мисс Джонсон. Уж у этого-то молодого человека с  нервами  все  обстояло  как
нельзя лучше. Рот у него, по обыкновению, не закрывался.
   Миссис  Лайднер  утомленно  вздохнула  и  бросила  на  мистера   Коулмена
укоризненный взгляд, что, разумеется, нимало его не смутило. Как, впрочем, и
то  обстоятельство,  что  миссис  Меркадо,  к  которой  он  главным  образом
адресовался, была слишком поглощена наблюдением за мною и едва отвечала ему.
   Чаепитие подходило к концу, когда с раскопок вернулись доктор  Лайднер  и
мистер Меркадо.
   Доктор Лайднер поздоровался со мной со свойственной  ему  сердечностью  и
мягкостью. Глаза его, как я заметила, тревожно скользнули по  лицу  жены,  и
то, что он увидел, кажется, успокоило его. Он сел на другом конце  стола,  а
мистер Меркадо занял пустующее место рядом с миссис Лайднер. Мистер  Меркадо
был высокий, худой  джентльмен  меланхолического  вида,  значительно  старше
своей жены, с нездоровым желтым лицом и мягкой, точно  ватной,  бесформенной
бородкой. Я обрадовалась его приходу, потому что жена  его  отвела  от  меня
свой назойливый взгляд и перенесла все свое внимание  на  мужа,  за  которым
следила с тревогой и нетерпением, что показалось мне  весьма  странным.  Сам
мистер  Меркадо,  задумчиво  помешивая  чай,   хранил   гробовое   молчание.
Нетронутый торт лежал у него на тарелке.
   За столом оставалось еще одно свободное место. Но вот дверь отворилась, и
вошел Ричард Кэри.
   В первый момент я подумала, что давно не встречала  такого  красавца.  Да
полно, так ли это, тут же пришло мне в голову.  Можно  ли  назвать  красивым
человека, у которого лицо точно обтянутый кожей череп? И тем не менее он был
необычайно красив. Кожа и впрямь  туго  обтягивала  кости  лица,  но  какого
прекрасного лица! Линии носа, лба,  подбородка  были  столь  безукоризненны,
столь совершенны, что казались изваянными рукою мастера. И  с  этого  худого
загорелого  лица  смотрели  сияющие  ярко-синие  глаза,  каких  я  сроду  не
видывала. Росту в нем было, вероятно, около шести футов , и я  бы  дала  ему
лет сорок.
   Доктор Лайднер сказал:
   - Это мистер  Кэри,  наш  архитектор.  Мистер  Кэри,  пробормотав  что-то
любезное приятным глуховатым голосом, занял свое место подле миссис Меркадо.
   - Боюсь, чай совсем остыл, мистер Кэри, - сказала миссис Лайднер.
   - О, не беспокойтесь, миссис Лайднер. Сам виноват, что пришел так поздно.
Хотел закончить чертеж стен.
   - Джем, мистер Кэри? - проворковала миссис Меркадо.
   Мистер Рейтер придвинул ему тосты.
   Я вспомнила слова майора Пеннимена: ?Может  быть,  вам  станет  понятнее,
если я скажу, что уж слишком вежливо они передавали друг  другу  кушанья  за
столом?.
   Право, было во всем этом что-то странное.  Что-то  уж  слишком  чопорное.
Можно подумать, что за столом собрались едва знакомые люди, а ведь они знали
друг друга, - во всяком случае, некоторые из них, - не первый год.
 
Глава 6 
 
Первый вечер 
 
   После чая миссис Лайднер повела меня в мою комнату.
   Думаю, здесь весьма уместно описать расположение  комнат.  Это  несложно,
тем более что приложенный мною план  существенно  облегчает  задачу.  Двери,
расположенные по обеим сторонам большой открытой веранды, ведут  в  основные
покои здания. Правая дверь открывается в столовую, где мы пили чай, левая  -
в такую же точно комнату  (на  плане  она  помечена  мною  как  ?гостиная?),
которая служила нам  общей  комнатой  и  отчасти  рабочим  кабинетом.  Здесь
делались зарисовки,  эскизы,  (кроме  чисто  архитектурных  чертежей),  сюда
приносили для склеивания наиболее хрупкую драгоценную керамику. Пройдя через
гостиную, вы попадаете в  так  называемую  ?музейную?  комнату,  или  просто
?музей?, уставленный шкафами с полками и ящичками, столами и стендами,  куда
раскладывались и где хранились все археологические находки. Из ?музея? можно
выйти только через гостиную.
   Рядом с ?музеем?  находилась  спальня  миссис  Лайднер  с  одной  дверью,
выходящей во внутренний двор. Здесь, как и во всех комнатах этого крыла, два
запертых на засовы окна, которые смотрят  на  вспаханное  поле.  В  соседней
комнате, расположенной  уже  в  восточном  крыле  здания,  помещался  доктор
Лайднер. Здесь тоже только одна дверь, выходящая  во  двор;  таким  образом,
комната доктора никак  не  сообщается  со  спальней  миссис  Лайднер.  Рядом
комната, предназначенная для меня, затем идут спальни мисс Джонсон и мистера
и миссис Меркадо, с которыми граничат так называемые ванные комнаты.  (Когда
я однажды упомянула о них в присутствии доктора Райли, он закатился  смехом.
Коль скоро, сказал он, вы  привыкли  к  водопроводу  и  канализации,  трудно
называть ванными грязные каморки, где вместо ванн - оловянные тазы и  бидоны
из-под керосина, наполненные мутной водой.) Это крыло здания было пристроено
доктором Лайднером к старому арабскому дому. Спальни здесь все одинаковые  -
в каждой окно и дверь, выходящие во внутренний двор.
   В  северном  крыле  находились  чертежная  комната,  фото-  и  химическая
лаборатории.
   По другую сторону открытой веранды -  столовая.  Дверь  из  нее  ведет  в
контору, где хранились разные документы, составлялись каталоги,  описывались
археологические находки, здесь  же  стояла  и  пишущая  машинка.  Затем  шла
спальня отца Лавиньи. Это одна из двух самых больших комнат,  вторую,  точно
такую же, занимала, как я уже упомянула, миссис Лайднер. Отец Лавиньи обычно
использовал свою комнату как рабочий кабинет и расшифровывал, - кажется, так
это называется, - здесь свои таблички.
   В юго-западном  углу  здания  расположена  лестница,  ведущая  на  крышу.
Западное крыло тоже состоит из нескольких комнат. Первая  из  них  -  кухня,
затем идут четыре небольших спальни, которые занимали молодые люди  -  Кэри,
Эммет, Рейтер и Коулмен.
   В северо-восточном углу здания находилась комната  для  фотографирования,
при ней темная каморка. Затем шла лаборатория и, наконец, единственный  вход
во внутренний двор - широкие ворота с арочным перекрытием, через которые  мы
и въехали сюда. За воротами находились бараки, где жила прислуга из  местных
жителей, караульное помещение, конюшни для  лошадей,  на  которых  привозили
воду, и прочие службы. По правую руку от  ворот  располагалась,  как  я  уже
упоминала, чертежная комната и две так называемых ванных, которые и замыкали
северное крыло здания.
   Я здесь специально так подробно описала расположение  комнат,  чтобы  уже
больше не возвращаться к этому вопросу.
   Миссис Лайднер, повторяю, сама мне все показала, а  потом  повела  в  мою
комнату, выразив надежду, что я не буду испытывать там никаких неудобств.
   Комната была миленькая, хотя и  весьма  скромно  меблированная:  кровать,
комод, умывальник, кресло.
   - Перед ленчем, обедом, ну и, разумеется, по утрам  бой  будет  приносить
вам горячую воду. Если же она  понадобится  вам  в  другое  время,  отворите
дверь, хлопните в ладоши, а когда появится бой, скажите ему ?gib mai har?  .
Сможете запомнить?
   Я ответила, что, пожалуй, смогу, и, слегка запинаясь, повторила фразу.
   - Прекрасно. Но не робейте, кричите во весь голос. Если говорить так, как
мы привыкли у себя, в Англии, арабы ничего не поймут.
   - Потешная штука эти языки, - сказала я. -  Просто  удивительно,  как  их
много и какие они разные.
   Миссис Лайднер улыбнулась:
   - В Палестине есть церковь, где ?Отче наш?  написана,  помнится  мне,  на
девяноста разных языках.
   - Подумать только! - воскликнула я. - Надо написать об этом моей тетушке,
то-то старушка удивится.
   Миссис  Лайднер  рассеянно  потрогала  кувшин,  тазик,   чуть   подвинула
мыльницу.
   - Я очень надеюсь, что вам здесь понравится, - сказала она,  -  и  вы  не
будете слишком скучать.
   - Я редко скучаю, - заверила я ее. - Ведь жизнь так коротка.
   Она не отвечала, задумчиво передвигая туда-сюда то кувшин, то мыльницу.
   Внезапно она остановила на мне взгляд своих темно-лиловых глаз.
   - Что именно мой муж сказал вам обо мне, мисс Ледерен?
   Ну, на подобные вопросы всегда готов стереотипный ответ.
   - Как я поняла из его слов, вы немного  переутомились,  только  и  всего,
миссис Лайднер, - бодро отрапортовала я. - И еще он сказал, что  вам  просто
хочется, чтобы о вас немного позаботились и помогли по хозяйству.
   Она стояла, задумчиво склонив голову.
   - Да, - заговорила она. - Да, это было бы просто замечательно.
   Честно говоря, многое здесь вызывало  у  меня  недоумение.  Ответ  миссис
Лайднер не пролил света  на  загадочные  обстоятельства,  приведшие  меня  в
Тель-Яримджах, однако задавать вопросы я не собиралась.
   - Надеюсь, вы позволите мне помочь вам по дому. И пожалуйста, не  давайте
мне бездельничать, - сказала я.
   - Благодарю вас, мисс Ледерен, - слабо улыбнулась она, а потом опустилась
на кровать и, к моему великому удивлению, засыпала меня вопросами. Говорю, к
великому удивлению, ибо я с  первого  взгляда  безошибочно  почувствовала  в
миссис Лайднер настоящую леди. А  настоящие  леди,  по-моему,  весьма  редко
проявляют любопытство к вашим личным делам.
   Однако миссис Лайднер, казалось,  поставила  целью  узнать  обо  мне  всю
подноготную. Где я обучалась и давно  ли  это  было.  Что  привело  меня  на
Восток. Как случилось,  что  доктор  Райли  рекомендовал  меня  к  ним.  Она
поинтересовалась  даже,  бывала  ли  я  в  Америке  и  нет  ли  у  меня  там
родственников. Некоторые из ее вопросов показались мне в то время совершенно
лишенными смысла, и только потом я поняла, почему она об этом спрашивает.
   Внезапно настроение миссис Лайднер  резко  переменилось.  Она  улыбнулась
доброй, ясной улыбкой и сказала ласково, что очень мне рада и что  ей  будет
хорошо со мною, она в этом уверена.
   - Не хотите ли подняться на крышу посмотреть  закат?  -  предложила  она,
вставая. - В эту пору он необыкновенно красив.
   Я охотно согласилась.
   Когда мы выходили из комнаты, она вдруг спросила:
   - Скажите, когда вы ехали из Багдада, в поезде было много народу? Мужчин,
я имею в виду.
   Я отвечала, что не приглядывалась особенно, но помню,  видела  вечером  в
вагоне-ресторане двух французов и еще  компанию  из  трех  человек,  которые
рассуждали о каком-то трубопроводе.
   Она кивнула, и слабый звук сорвался с ее губ.  Мне  показалось,  это  был
вздох облегчения.
   Мы вместе поднялись на крышу.
   Миссис Меркадо  сидела  на  парапете,  а  доктор  Лайднер,  наклонившись,
разглядывал разложенные рядами камни и  глиняные  черепки.  Среди  них  были
большие тяжелые камни, которые доктор Лайднер называл жерновами, и  пестики,
и каменные долота, и каменные топоры, и  множество  керамических  горшков  с
таким диковинным узором, какого я в жизни не видывала.
   - Идите сюда, - позвала нас  миссис  Меркадо.  -  Ах,  как  красиво,  как
необыкновенно красиво, правда?
   Закат и впрямь был необыкновенно  живописен,  Хассани,  весь  пронизанный
лучами заходящего  солнца,  напоминал  какой-то  сказочный  город,  а  Тигр,
сверкающий меж пологих,  широко  раскинувшихся  берегов,  завораживал  своей
волшебной красотой.
   - Восхитительно, да, Эрик? - сказала миссис Лайднер.
   Доктор окинул окрестности рассеянным взглядом.
   - Да-да, - пробормотал он задумчиво и снова принялся перебирать черепки.
   - Археологов интересует только то, что  у  них  под  ногами,  -  заметила
миссис Лайднер с улыбкой. - Небеса для них не существуют.
   Миссис Ме