перестала плакать и резко выпалила:
   - Не болтайте ерунду! Я даже опешил.
   - Мисс Мердок, я не болтаю ерунду, я прошу оказать  мне  честь  стать
вашим мужем.
   Девушка снова рассмеялась.
   - Благодарю за заботу, мистер Хастингс, вы очень добры,  но  подобный
шаг нельзя делать только из жалости.
   - Мисс Мердок, я сказал это не из жалости, а потому, что я вас...
   -  Мистер  Хастингс,  -  перебила  меня  Цинция,  -   давайте   будем
откровенны, вы не хотите этого - и я тоже!
   - Мое предложение было совершенно искренним, - сказал я хмуро.
   - Да, я знаю. Когда-нибудь вы встретите девушку, которая примет его с
благодарностью. А теперь прощайте.
   Цинция побежала в сторону дома. Весь разговор оставил у меня довольно
неприятный осадок. Вот что значит слоняться без дела! Я решил немедленно
отправиться в деревню и посмотреть, что делает Бауэрстайн. За этим типом
нужно присматривать! Но, чтобы не вызвать подозрений,  надо  вести  себя
очень осмотрительно - не зря же Пуаро так ценит мою осторожность!
   В окне дома, где жил Бауэрстайн, была  выставлена  табличка  "Сдаются
комнаты". Я постучал, и дверь отворила хозяйка.
   - Добрый день. Доктор Бауэрстайн дома?
   - Вы разве еще не знаете?
   - Что?
   - Он арестован.
   - Как арестован?! Кем?
   - Известно кем - полицией!
   Я решил, что надо разыскать Пуаро, и отправился к нему в Листвэйз.
 
9 
Арест 
 
   Пуаро не оказалось дома. Старый бельгиец,  открывший  дверь,  сказал,
что мой друг, видимо, уехал в Лондон.
   Я очень удивился. Надо же выбрать настолько неподходящий  момент  для
отъезда! И к чему такая срочность? А может быть, Пуаро уже  давно  решил
съездить в Лондон, но ничего не говорил об этом?
   Придется возвращаться в Стайлз.  Всю  дорогу  я  обдумывал  последние
события. Неужели Пуаро предвидел арест Бауэрстайна? А  может  быть,  это
произошло не без его участия? Теперь, когда моего друга не было рядом, я
могу наконец взять инициативу в свои руки. Но с чего начать? Следует  ли
открыто объявить об аресте  Бауэрстайна?  Для  Мэри  это  будет  большим
ударом. Теперь ясно, что миссис Кавендиш непричастна к  убийству,  иначе
об этом бы уже говорила вся деревня. Завтра сообщение об аресте появится
в газетах, поэтому скрывать этот факт от  Мэри  бессмысленно.  Но  чутье
подсказывает мне, что надо хорошенько подумать, прежде чем рассказать ей
обо всем. Как жаль, что я не могу  посоветоваться  с  Пуаро!  Ведь,  как
выяснилось, проницательность моего друга с годами отнюдь не  ослабла.  А
как тонко он заставил меня подозревать Бауэрстайна, не  назвав  ни  разу
его имени!
   Я решил откровенно поговорить с Джоном. Пусть он сам решает, надо  ли
сообщать об аресте Бауэрстайна.
   Услышав эту новость, Джон даже присвистнул от удивления.
   - Вот тебе и Скотланд Ярд! Так, значит, ты был прав,  утверждая,  что
Бауэрстайн - убийца. А ведь я тебе не поверил!
   - И зря! Я же говорил, что все улики против него. Ладно, давай  лучше
решим, стоит ли говорить об аресте или подождем до завтра, когда об этом
сообщат газеты.
   - Думаю, торопиться не стоит.  Лучше  подождать.  Однако,  открыв  на
следующий день газету, я, к своему великому удивлению, не  обнаружил  ни
строчки об аресте доктора. Маленькая заметка из ставшей  уже  постоянной
рубрики "Отравление в Стайлз" не содержала ничего  нового.  Может  быть,
Джепп решил пока держать все в тайне? Наверное, он собирается арестовать
еще кого-то. После завтрака я собрался сходить в деревню  и  узнать,  не
вернулся ли Пуаро, как вдруг услышал за спиной знакомый голос:
   - Добрый день, Хастингс!
   Я схватил своего друга за руку и,  не  говоря  ни  слова,  потащил  в
соседнюю комнату.
   - Пуаро, наконец-то! Я не  мог  дождаться,  когда  вы  вернетесь.  Не
волнуйтесь, никто, кроме Джона, ничего не знает.
   - Друг мой, о чем вы говорите?
   - Естественно, об аресте Бауэрстайна!
   - Так его все-таки арестовали?
   - А вы не знали?
   - Понятия не имел. Немного подумав, он добавил:
   - Впрочем, ничего удивительного,  до  побережья  здесь  всего  четыре
мили.
   - До побережья? - переспросил я удивленно.
   - Конечно. Неужели вы не поняли, что произошло?
   -  Пуаро,  видимо,  я  сегодня  туго  соображаю.  Какая  связь  между
побережьем и смертью миссис Инглторп?
   - Никакой. Но вы говорили о Бауэрстайне, а не о миссис Инглторп!
   - Ну и что? Раз его арестовали в связи с убийством...
   - Как?! Он арестован по подозрению в убийстве?  -  удивленно  спросил
Пуаро.
   - Да.
   - Не может быть! Кто вам об этом сказал?
   - Честно говоря, никто, но сам факт его ареста доказывает...
   - ...Доказывает, что Бауэрстайн арестован за шпионаж.
   - Шпионаж?! Он же убийца!
   - Если старина Джепп считает доктора убийцей, значит, он просто выжил
из ума.
   - Странно. Я был уверен, что и вы так  думаете.  Пуаро  с  сожалением
посмотрел на меня, но промолчал.
   - Вы хотите сказать, что Бауэрстайн - шпион? - пробормотал я, еще  не
привыкнув к этой странной мысли.
   Пуаро кивнул.
   - Неужели вы не догадались об этом сами, Хастингс?
   - Нет.
   - И вам не казалось странным, что знаменитый лондонский врач живет  в
такой глуши или что он по ночам разгуливает по деревне?
   - Нет, я считал, что  у  него  обычная  бессонница.  Пуаро  о  чем-то
раздумывал.
   - Он, несомненно, родился в Германии, но столько лет прожил  в  вашей
стране, что с легкостью выдал себя за настоящего англичанина. К тому  же
лет пятнадцать назад он принял английское  гражданство.  Да,  Бауэрстайн
оказался даже хитрее, чем я предполагал.
   - Вот мерзавец! - воскликнул я возмущенно.
   - Напротив, настоящий патриот. Подумайте, как ежечасно на  протяжении
многих лет он рисковал жизнью. Я восхищаюсь такими людьми.
   Однако мне были чужды подобные взгляды. Бауэрстайн не вызывал во  мне
ничего, кроме ненависти.
   - Надо же, и в такого подлеца могла влюбиться миссис Кавендиш!
   - Ему это было весьма на руку. До тех пор, пока продолжались слухи об
их романе, доктор был уверен, что его странности и причуды не  привлекут
особого внимания.
   Я не сумел скрыть своего ликования
   - Так вы думаете, что у него не было чувства к Мэри? -  спросил  я  с
надеждой.
   - Более того, мне кажется,  что  и  миссис  Кавендиш  к  нему  совсем
равнодушна.
   - Вы так думаете?
   - И объясню почему. Я уверен, что Мэри Кавендиш любит другого.
   Сердце мое радостно забилось. Я давно привык к слухам о своих  легких
победах  над  женщинами,  но  неужели  и  Мэри  Кавендиш,  загадочная  и
недосягаемая Мэри Кавендиш, тоже не устояла...
   Неожиданное появление мисс Ховард прервало эти мысли. Увидев,  что  в
комнате, кроме нас, никого нет, она подошла  к  Пуаро  и  протянула  ему
старый, потемневший от времени листок бумаги.
   - Нашла на шкафу, - сказала она и, не  добавив  ни  слова,  вышла  из
комнаты.
   Пуаро взглянул на листок и радостно улыбнулся.
   -  Посмотрите-ка,  Хастингс,  что  нам  принесли.  И   помогите   мне
разобраться в инициалах - я не могу понять, "Д" это или "Л".
   Я взял листок, на котором стояла печать Парсона - известной фирмы  по
производству театрального  инвентаря.  Что  касается  адреса  -  Эссекс,
Стайлз Сент-Мэри, Кавендиш - то  буква,  стоящая  перед  фамилией,  была
действительно написана неразборчиво.
   - Это либо "Т", либо "Л", но точно не "Д".
   - Я думаю, что "Л", - сказал Пуаро.
   - Это важная улика?
   -  Не  очень,  но  она  подтверждает  правильность  моей  догадки.  Я
догадывался о  существовании  данного  письма  и  попросил  мисс  Ховард
попытаться его найти.
   - Но почему оно лежало на шкафу? Странное место для хранения бумаг!
   - Почему же? Я сам держу стопки бумаг на шкафу. Я посмотрел  в  глаза
моему другу.
   - Пуаро, скажите честно, вы знаете, кто убийца?
   - Да, я надеюсь, что не ошибаюсь.
   - Так не томите меня! Скажите его имя!
   - Друг мой, к сожалению, у меня нет никаких доказательств.
   Неожиданно лицо его переменилось  и,  схватив  меня  за  руку,  Пуаро
выбежал в холл.
   - Мадемуазель Доркас, где вы? Мадемуазель Доркас!
   В комнату вбежала испуганная Доркас.
   - Мистер Пуаро, что случилось?
   - Доркас, у меня есть одна маленькая идея, и если  она  подтвердится,
то дело можно считать законченным. Скажите, в  понедельник  -  именно  в
понедельник, а не во вторник - ничего не  случилось  с  колокольчиком  в
комнате миссис Инглторп?
   - В понедельник? Да, сэр, я  припоминаю,  что  именно  в  понедельник
порвался шнурок колокольчика, висевшего над дверью  в  комнату  хозяйки.
Только как вы догадались, сэр? Мы же вызвали работника, который починил.
   Пуаро улыбнулся.
   Мы перешли в гостиную.
   -  Вот  видите,  -  сказал  мой  друг,  -  не   всегда   надо   иметь
неопровержимые доказательства. Подчас достаточно одного здравого смысла.
Однако, признаюсь, я рад, что моя догадка подтвердилась. Ведь у  каждого
есть свои маленькие  человеческие  слабости,  не  правда  ли,  Хастингс?
Теперь я могу себе позволить сделать небольшую передышку  и  прогуляться
по парку.
   Весело посвистывая, Пуаро вышел из комнаты  как  раз  в  тот  момент,
когда на пороге появилась Мэри Кавендиш.
   -  Ваш  друг  излучает  такое  блаженство,  словно  он   уже   поймал
преступника, - сказала она с улыбкой.
   Я улыбнулся в ответ.
   - Сам не понимаю, что случилось. Доркас рассказала ему  про  какой-то
оборванный шнурок, и это привело Пуаро в неописуемый восторг.
   Мэри снова улыбнулась.
   - Смотрите, он выходит из ворот, - сказала она, взглянув  в  окно,  -
разве ваш друг собрался к себе?
   - Я уже давно отказался от попыток понять его действия!
   - Может быть, от сильного переутомления он немного...
   Мэри запнулась и покраснела.
   - Мне тоже иногда кажется, что Пуаро ведет себя не совсем  нормально.
Но через некоторое время выясняется, что во всех его  на  первый  взгляд
безумных действиях имелась строгая система.
   - Что ж, давайте подождем "некоторое время". Хотя  Мэри  и  старалась
показаться веселой, глаза ее были очень печальны.
   "И все-таки, - подумал я, - надо поговорить с ней о будущем Цинции".
   Я очень осторожно начал этот разговор, но не успел произнести и  двух
фраз, как Мэри перебила меня:
   -  Вы  прекрасный  адвокат,  мистер  Хастингс,   но   зачем   попусту
растрачивать свой талант? Поверьте, я прекрасно  отношусь  к  Цинции  и,
конечно же, позабочусь о ее будущем.
   Она о чем-то задумалась и неожиданно спросила:
   - Мистер Хастингс, как вы думаете, мы с Джоном счастливы вместе?
   Я был очень удивлен ее вопросом и смог  лишь  пробормотать,  что  это
личное дело супругов и постороннему не пристало обсуждать подобные темы.
   - Да, это наше личное дело, но вам я все-таки скажу: мистер Хастингс,
мы несчастливы друг с другом!
   Я промолчал, а Мэри, печально опустив голову, продолжала:
   - Вы же ничего не знаете обо мне - ни откуда я родом, ни кем была  до
того, как вышла за Джона. А у меня сейчас такое настроение, что  хочется
кому-то исповедаться.
   Признаться, я не слишком стремился оказаться в роли отца-исповедника.
Во-первых, я помнил,  чем  закончилась  исповедь  Цинции.  Во-вторых,  в
исповедники обычно выбираются люди не первой молодости, а  я,  напротив,
был цветущим молодым человеком, к тому же неравнодушным к женщинам!
   - Мой отец - англичанин, а мать - русская.
   - А, теперь понятно...
   - Что понятно? - резко спросила Мэри.
   -  Понятно,  почему  во  всем   вашем   облике   чувствуется   что-то
отстраненное и необычное.
   - Мать считалась красавицей. Я ее не помню - она умерла, когда я была
совсем ребенком. По словам отца, мама по ошибке приняла слишком  большую
дозу снотворного.
   Мэри на мгновение замолчала, затем продолжала:
   - Отец тяжело переживал ее смерть. Через некоторое время он  поступил
на дипломатическую службу, и мы начали разъезжать по свету. К  23  годам
я, кажется, побывала уже повсюду! Моя  жизнь  была  наполнена  весельем,
впечатлениями и радужными надеждами.
   Она тяжело вздохнула.
   - Но неожиданно умер отец, почти ничего не оставив мне в  наследство.
Мне  пришлось  поселиться  у  своей  престарелой   тетки   в   Йоркшире.
Естественно, после стольких лет, проведенных с отцом, жизнь  в  сельской
глуши  казалась  ужасной  -  унылая  скука  и   монотонность   тамошнего
существования просто сводили меня с ума.
   - Да, я вас прекрасно понимаю.
   - И вот в это время  я  встретила  Джона.  Конечно,  с  точки  зрения
тетушки, о лучшей партии нельзя было и мечтать. Но я думала не о деньгах
- единственное, чего мне хотелось, - это выбраться поскорее из  сельской
глуши, из соседских сплетен и ворчания тетушки
   Я нахмурился.
   -  Поймите  меня  правильно,  -  продолжала  Мэри,  -  я   откровенно
призналась Джону, что он мне нравится, очень нравится, но это,  конечно,
не любовь. Я сказала, что потом, возможно, смогу его полюбить, но  тогда
он был мне просто симпатичен, не больше. Однако Джон посчитал, что этого
достаточно, и сделал мне предложение.
   Мэри прервала свой рассказ и внимательно посмотрела мне в глаза
   - Кажется, да, я уверена, что поначалу он меня очень любил. Но  мы  с
Джоном слишком разные люди. Вскоре после свадьбы наступило охлаждение, а
затем я  ему  и  вовсе  надоела.  Говорить  об  этом  неприятно,  мистер
Хастингс, но я хочу быть с вами полностью откровенной. К тому же  сейчас
мне это безразлично - все уже позади.
   - Что вы хотите сказать?
   - Я хочу сказать, что покидаю Стайлз навсегда.
   - Вы с Джоном купили другой дом?
   - Нет, Джон, наверное, останется здесь, но я скоро уеду.
   - Вы хотите его оставить? - Да!
   - Но почему?
   После долгого молчания Мэри тихо ответила:
   - Потому что для меня дороже всего... свобода.
   Я подумал о девственных  лесах,  о  полях  и  реках,  обо  всем,  что
именуется свободой для такого человека, как Мэри Кавендиш.  Но  в  своих
бедах она виновата сама, - лишь гордость и высокомерие не позволяют Мэри
жить счастливой семейной жизнью.
   Вдруг она всхлипнула и тихо произнесла:
   - Стайлз - это тюрьма.
   - Я понимаю, но, Мэри, вы поступаете слишком опрометчиво.
   - Опрометчиво? Вы просто ничего не знаете!
   И тут я сказал фразу, о которой сразу пожалел.
   - Вам известно, что доктор Бауэрстайн арестован? Лицо Мэри  мгновенно
стало холодным и непроницаемым.
   - Джон заботливо сообщил мне об этом сегодня утром.
   - И вы знаете причину ареста?
   - Конечно. Он же немецкий шпион! Манинг давно его подозревал.
   Мэри говорила  совершенно  спокойно.  Неужели  арест  Бауэрстайна  ее
нисколько не волнует? Она взглянула на цветочную вазу.
   - Цветы уже совсем завяли. Надо срезать новые.
   И, еле заметно кивнув на прощание, она вышла в сад.
   Да, наверное, Мэри безразлична к судьбе Бауэрстайна. Не может же  она
до такой степени скрывать свои чувства!
   На следующее утро ни Пуаро, ни полицейские в усадьбе  не  появлялись.
Зато  к  обеду  разрешилась  загадка  последнего   из   четырех   писем,
отправленных миссис Инглторп в тот роковой вечер. Не сумев в свое  время
определить адресата, мы решили не ломать над  этим  голову  -  рано  или
поздно все прояснится само собой.  Так  и  случилось.  Почтальон  принес
письмо, отправленное французской музыкальной фирмой. В  нем  говорилось,
что чек миссис Инглторп получен, но,  к  сожалению,  ноты,  которые  она
просит, разыскать не удалось. Итак, наши надежды на  то,  что  четвертое
письмо поможет пролить свет на убийство, оказались напрасными.
   Перед чаем я решил прогуляться  до  Листвэйз  и  сообщить  Пуаро  про
письмо, но привратник сказал, что  мой  друг  снова  уехал.  -  Опять  в
Лондон?
   - Нет, сэр, на этот раз в Тэдминстер.  Сказал,  что  хочет  навестить
какую-то леди. Она там в госпитале работает.
   - Вот болван! - воскликнул я, раздраженный забывчивостью Пуаро и тем,
что напрасно сходил в Листвэйз - Я же говорил ему, что по средам  Цинция
не работает. Ладно, когда мсье Пуаро вернется, скажите, что его  ожидают
в Стайлз.
   - Хорошо, сэр, я передам.
   Весь вечер я ожидал прихода Пуаро, но он так и не появился.  Не  было
его и на следующий день.
   После обеда Лоуренс отвел меня в сторону и спросил, не собираюсь ли я
навестить своего друга.
   - Нет, - сказал я раздраженно, - хватит с меня, если  Пуаро  захочет,
он и сам может сюда прийти.
   - Очень жаль, - хмуро пробормотал Лоуренс.
   - А что случилось? Если дело  серьезное,  я,  так  и  быть,  схожу  в
Листвэйз - в последний раз!
   - Ничего серьезного. Просто, если увидите  мистера  Пуаро,  передайте
ему, - Лоуренс снизил голос до шепота, - что я нашел еще  одну  кофейную
чашку.
   Сказать по правде, я уже давно забыл про "послание"  Пуаро,  и  слова
Лоуренса подстегнули мое любопытство.
   Итак, я снова отправился в Листвэйз. На этот раз Пуаро был у себя. Он
сидел в кресле, полностью  погруженный  в  свои  мысли.  Лицо  его  было
чрезвычайно бледным.
   - Пуаро, вы не заболели? - спросил я озабоченно.
   - Нет, друг мой, все в порядке. Но передо мной встала очень серьезная
проблема.
   - Отдавать ли преступника в  руки  правосудия  или  оставить  его  на
свободе? - спросил я с улыбкой.
   Как ни странно, Пуаро утвердительно кивнул.
   - Да, как сказано у вашего Шекспира: "Говорить или не говорить -  вот
в чем вопрос".
   Я был так удивлен, что даже не поправил своего друга.
   - Пуаро, вы шутите!
   - Нет, Хастингс, речь идет о  вещи,  к  которой  я  всегда  относился
серьезно.
   - А именно?
   - Я говорю о счастье женщины!
   Взглянув на меня, Пуаро грустно улыбнулся и продолжал:
   - Пришло время действовать, а я не знаю, имею ли я на это право. Игра
слишком рискованна.
   Он снова погрузился в свои мысли, и я подумал, что теперь самое время
рассказать о своем разговоре с Лоуренсом.
   - Так он все-таки нашел еще одну чашку?!  -  торжествующе  воскликнул
Пуаро. - А этот ваш Лоуренс оказался умнее, чем я предполагал.
   Я был невысокого мнения об умственных способностях Лоуренса, но,  дав
себе зарок никогда больше не спорить со своим другом, не стал возражать.
   - Пуаро, как же вы забыли, что Цинция в среду не работает?
   - Верно, память  у  меня  теперь  не  та!  Хорошо  еще,  что  коллега
мадемуазель Цинции сжалилась надо мной и любезно показала все, что  меня
интересовало.
   - Но вы должны как-нибудь снова съездить в госпиталь. Цинция  мечтает
показать вам свои владения! Кстати, чуть не забыл,  сегодня  выяснилось,
кому миссис Инглторп отправила четвертое письмо. Я рассказал про  письмо
из Франции.
   -  Жаль,  -  грустно  произнес  мой  друг,  -  я  возлагал  на   него
определенные надежды. А впрочем, так даже  лучше  -  мы  распутаем  этот
клубок  изнутри.  Если  пошевелить  мозгами,  то  можно   решить   любую
головоломку, не правда ли, Хастингс? Между прочим, что вам  известно  об
отпечатках пальцев?
   - Только то, что они у всех разные.
   - Правильно!
   Вынув из бюро несколько фотографий, Пуаро разложил их на столе.
   - Вот, Хастингс: номер один, номер два и номер  три.  Что  вы  можете
сказать об этих фотографиях?
   Я внимательно изучил все три фотоснимка.
   - Во-первых, изображения  сильно  увеличены.  Номер  один,  похоже  -
отпечатки большого и указательного пальцев мужчины. Отпечатки номер  два
принадлежат женщине - они гораздо меньше. Что касается третьего  снимка,
то на нем видно множество отпечатков, но последние, кажется,  такие  же,
как и на первом снимке.
   - Вы уверены?
   - Да, отпечатки совершенно одинаковые.
   Пуаро удовлетворенно кивнул и снова спрятал фотографии в бюро.
   - Наверное, вы опять откажетесь объяснить мне, в чем дело.
   - Почему же, друг мой? Отпечатки  на  первой  фотографии  принадлежат
мсье Лоуренсу, на второй - мадемуазель Цинции,  хотя  это  неважно,  они
нужны только для сравнения. Что касается третьей  фотографии,  то  здесь
дело серьезней.
   Пуаро на мгновение задумался.
   - Как вы верно заметили