что   картина   попала   в
Уэддербернскую  галерею  из  ненадежного   источника,   не   было.   Затеяли
разбирательство. Съехались эксперты.  И,  как  обычно,  один  твердит  одно,
другой - другое. Галерея в любом случае готова была забрать  картину  назад.
Однако миллионер не пожелал, так как "самый-самый" из экспертов божился, что
это подлинник. Техасец оставил ее у себя. Тем не менее  с  тех  пор  знатоки
живописи относятся к галерее несколько настороженно.
   Пуаро снова заглянул в список.
   - Ну, а мистер Дэвид Бейкер? Его вы для меня проверили?
   - Один из нынешних молодых пакостников.  Мелкая  шушера:  объединяются  в
группы, вламываются в ночные клубы.  Существуют  на  "пурпурных  сердечках",
героине, кокаине. Девчонки по ним с ума сходят. А уж над такими,  как  этот,
просто рыдают: до чего тяжелая у него жизнь да какой он гений! Его картин не
понимают и не ценят! Да картины тут  ни  при  чем,  если  хотите  знать  мое
мнение, просто влюблены в него, как кошки...
   Пуаро продолжил:
   - А что вам известно про мистера Рииса-Холленда, члена парламента?
   - Удачливый политик. Язык подвешен как надо. Ходили слухи, что  провернул
парочку не совсем чистых сделок в Сиги, но довольно ловко выкрутился. Такому
палец в рот не клади - откусит. Он  и  сейчас  время  от  времени  загребает
приличные суммы весьма сомнительными способами.
   Пуаро добрался до последней строчки в списке:
   - Ну, а сэр Родрик Хорсфилд?
   - Приятный старикан, но в последнее время здорово сдал - возраст... Ну  и
длинный же у вас нос, Пуаро! Куда вы его только  не  суете,  а?  А  с  этими
стариками у нас хватает хлопот. Теперь их всех потянуло на мемуары.  Да  еще
стараются друг друга переплюнуть в разглашении военных секретов, устаревших,
разумеется, ну и поддеть бывших соратников, да побольнее... Как правило,  их
откровения совершенно безобидны, но иногда.., ну, вы понимаете. Один кабинет
приходит на смену другому, и порой совсем ни  к  чему  наступать  на  чью-то
любимую мозоль или предавать гласности былые проказы. Ну вот, мы и  пытаемся
малость старичков попридержать. Некоторые, конечно,  сопротивляются...  Если
хотите влезть в это поглубже, обращайтесь к спецслужбам.  Только,  по-моему,
ничего особо крамольного в данном случае нет. Сами виноваты: не уничтожали в
свое  время  кое-какие  документы...  Впрочем,  как  я  уже  сказал,  ничего
серьезного там нет. Тем не менее у нас есть сведения, что некое  государство
проявило к ним пока непонятный нам интерес.
   Пуаро глубоко вздохнул.
   - Ну что, не очень-то я вам помог? - спросил старший инспектор.
   - Всегда  полезно  иметь  официальную  информацию.  Правда,  то,  что  вы
сообщили, навряд ли мне пригодится. -  Он  еще  раз  вздохнул  и  неожиданно
спросил:
   -  Если  бы  при  вас  случайно  упомянули,  что   женщина.   ,   молодая
привлекательная женщина носит парик, о чем бы вы подумали?
   - Да ни о чем! - отозвался старший  инспектор  Нил,  а  потом  добавил  с
легким раздражением:
   - Моя жена  носит  парик,  когда  мы  путешествуем.  Удобно  и  позволяет
сэкономить массу времени.
   - Ну не обессудьте, если отнял у вас  слишком  много  времени,  -  сказал
Пуаро.
   Когда они прощались, старший инспектор спросил:
   - Сведения  о  самоубийстве,  которое  вас  интересует,  вы  получили?  Я
распорядился послать материалы на ваш адрес.
   - Да, благодарю. Все официальные бумаги я получил. Сухой  деловой  отчет,
так сказать.
   - Вы сейчас что-то упомянули, что-то связанное с этим самоубийством.  Вот
только что? Да,  история  грустная,  но..,  не  такая  уж  редкая.  Веселая,
жизнерадостная и вроде бы вполне благополучная  женщина,  обожающая  мужское
общество; все чаще пьет и постепенно начинает катиться под гору. Затем вдруг
зацикливается на своем здоровье. Ну сами знаете, с женщинами  такое  бывает:
вобьет себе в голову, что  у  нее  рак  или  еще  какая-нибудь  пакость,  и,
конечно, сразу же к врачу, тот заверяет, что она вполне здорова, но она  тем
более проникается уверенностью, что у нее  смертельный  недуг  и  что  врач,
следуя профессиональной этике, всячески от нее это  скрывает.  Хотите  знать
мое мнение, откуда  это  идет?  Чувствуют  они,  бедняжки,  что  все  меньше
привлекают внимание мужчин, а в результате депрессия. Да, история известная.
Страдают от одиночества... Вот так и миссис Шарпантье... Не думаю,  чтобы...
- Он умолк. - Ну да, конечно!  Вы  же  спрашивали  про  нашего  драгоценного
парламентария мистера Риис-Холленда. Он ведь тоже большой жизнелюб. Только у
него все шито-крыто, комар носа не подточит. Ну да как бы то ни было,  Луиза
Шарпантье одно время была его любовницей. Вот так-то.
   - Серьезные отношения?
   - Не сказал бы. Вместе  посещали  сомнительные  клубы  и  прочие  злачные
места. Вы ведь знаете, мы следим, что и как, естественно, очень деликатно. В
прессе, правда, ничего не было. Никакой огласки.
   - Ах, так!
   - Но роман длился довольно долго. Их видели вместе примерно полгода, хотя
не думаю, чтобы все это время у него больше никого не было, да и у нее тоже.
А потому вам вряд ли что-нибудь удастся извлечь из этого, а?
   - Да, вряд ли, - согласился Пуаро.
   "Тем не менее, - думал он, спускаясь по лестнице,  -  тем  не  менее  это
звено  в  моей  системе.  Теперь  понятно,  почему  вдруг  смутился   мистер
Макфарлейн. Да, звено, маленькое звено между Эмлином Риис-Холлендом,  членом
парламента, и Луизой Шарпантье, Скорее всего, оно ничего не значит. С какой,
собственно, стати? И все же, и все же... Я знаю  слишком  много!  -  сердито
подытожил Пуаро. - Слишком много! Знаю что-то о  всех  и  вся,  но  не  могу
выстроить стройную систему. Половина фактов к делу не относится.  Мне  нужна
система. Да, система!"
   - Все царство за систему! - добавил он вслух.
   - Прошу прощения, сэр? - сказал  лифтер,  с  недоумением  оборачиваясь  к
нему.
   - Это я так, - объяснил Эркюль Пуаро.
 
Глава 18 
 
   Пуаро остановился у дверей Уэддербернской галереи, рассматривая  афишу  с
тремя воинственными коровами, весьма удлиненными к хвосту и  зажатыми  между
колоссальными и весьма причудливыми ветряными мельницами. Коровы были словно
сами по себе, мельницы сами по себе, а жутковатый  лиловый  цвет  -  сам  по
себе.
   - Интересно, не правда ли? - произнес мурлыкающий голос.
   Возле его  локтя  возник  пожилой  мужчина,  обнажив  в  улыбке  огромное
количество превосходных зубов.
   - Такой свежий взгляд! - У него были крупные пухлые белые  руки,  которые
словно выделывали сложные танцевальные па. - Чудесная выставка. Закрылась на
прошлой неделе. Выставка Клода Рафаэля открылась  позавчера.  Обещает  иметь
успех. Очень большой.
   - А! - сказал  Пуаро  и  позволил  увлечь  себя  сквозь  серые  бархатные
портьеры в длинный зал.
   Пуаро обронил несколько осторожных, но не слишком восторженных замечаний,
и толстяк тут же ловко им завладел,  видимо,  почуяв,  что  здесь  требуется
бережное  отношение  -  чтобы  не  спугнуть.  Всеми  тонкостями   обольщения
потенциального покупателя толстяк владел в совершенстве. Вы  сразу  ощущали,
что он будет сердечно рад, если вы проведете у него в галерее целый  день  и
ничего не купите. А просто будете наслаждаться восхитительными  картинами  -
пусть даже на первый взгляд вы отнюдь не  сочтете  их  восхитительными.  Но,
уходя, вы уже будете знать точно, что они действительно достойны  всяческого
восхищения. Не поскупившись на несколько полезных  наставлений  относительно
того, как следует воспринимать живопись, и выслушав  несколько  дилетантских
оценок вроде "а вот, пожалуй, недурно", мистер Боскомб перешел к тактичному,
но более активному натиску:
   - Очень интересное замечание. Оно,  скажу  вам  со  всей  откровенностью,
указывает на  большую  чуткость.  Видите  ли,  ею  одарены  далеко  не  все.
Большинство предпочитает что-нибудь.., ну, скажем,  более  очевидное,  вроде
вот этого. - И он указал на чередующиеся голубые и  зеленые  полосы  в  углу
холста. - Но тот фрагмент.., да, вы уловили самую сущность  произведения.  Я
бы сказал.., но, конечно, это лишь  мое  личное  мнение,  что  это  один  из
шедевров Рафаэля.
   Они вместе дружно наклонили головы набок, созерцая перекошенный оранжевый
ромб, к которому на тонких нитях  были  подвешены  два  человеческих  глаза.
Доверительные   отношения   были   установлены,   время,   по-видимому,   не
ограничивалось, и Пуаро небрежно сказал:
   - Если не ошибаюсь, у вас работает мисс Фрэнсис, не правда ли?
   - А, да, Фрэнсис! Умная девочка. Есть чутье  и  вкус,  и  организационные
способности вдобавок. Только что вернулась из Португалии, где устраивала для
нас выставку. Весьма успешную. И сама недурно пишет, но ей недостает истинно
творческого начала. Вы меня понимаете? Деловая сторона - вот в чем ее  сила.
И по-моему, она сама это сознает.
   - Как я слышал, она умеет отыскивать новые таланты?
   - О да. Интересуется Les Jeunes . Поощряет многообещающих. Прошлой весной
уговорила меня устроить выставку молодых художников. Имела большой  успех..,
отмечена прессой... Но, конечно, без особых сенсаций. Да, у  нее  есть  свои
протеже.
   - Я, как вы понимаете, несколько старомоден. Некоторые  из  этих  молодых
людей... Vraiment! - Пуаро выразительно развел руками.
   - О! - снисходительно промолвил мистер Боскомб. -  Не  судите  о  них  по
внешности. Просто мода, и ничего больше. Бороды и джинсы, парча и кудри. Все
это преходяще...
   - Дэвид.., как его там? Я забыл фамилию. Мисс Кэри, кажется,  высокого  о
нем мнения.
   - А вы уверены, что его зовут не Питер Кардифф? Он ее  нынешний  протеже.
Учтите, я не так в нем уверен, как она. Он не столько  авангардист,  сколько
консерватор.., если не реакционер. Чистый.., порою чистейший Берн-Джонс!  Но
как знать заранее? Случаются всякие всплески. Она иногда ему позирует.
   - Дэвид Бейкер! Вот как его фамилия, - сказал Пуаро.
   - Недурен, - ответил мистер  Боскомб  без  всякого  восторга.  -  Правда,
слишком мало своего, по моему мнению. Из той же группы художников, о которой
я только что упомянул. Неплох, конечно, но ничего выдающегося. Эклектичен .
   Пуаро отправился домой. Мисс Лемон  принесла  ему  письма  на  подпись  и
удалилась. Джордж подал  omelette  fines  herbes  ,  сдобрив  его  тактичным
сочувствием. Перекусив, Пуаро устроился  поудобнее  в  кресле  с  квадратной
спинкой и уже собрался взять чашечку с кофе, как зазвонил телефон.
   - Миссис Оливер, сэр, - доложил Джордж, кладя перед ним трубку.
   Пуаро взял ее с большой неохотой: он предчувствовал,  что  миссис  Оливер
начнет от него требовать то, чего он делать не хочет.
   - Мосье Пуаро?
   - C'est moi .
   - Чем вы заняты? Что успели сделать?
   - Да вот, сижу в кресле, - сказал Пуаро. - Размышляю, - добавил он.
   - И все? - спросила миссис Оливер.
   - Это очень важно, - ответил Пуаро, - хотя не знаю, сумею ли я додуматься
до чего-нибудь существенного.
   - Но вы должны найти эту девушку! Может быть, ее похитили!
   - Бесспорно, такой вариант не исключен,  -  сказал  Пуаро.  -  С  дневной
почтой пришло письмо от ее отца с настоятельной просьбой приехать к  нему  и
рассказать, насколько я продвинулся.
   - Так насколько вы продвинулись?
   - К настоящему моменту, - неохотно ответил Пуаро, - ни на сколько.
   - Право же, мосье Пуаро, вам надо взять себя руки!
   - И вы тоже!
   - Что значит, и я тоже!
   - Подгоняете меня.
   - Почему вы не поедете в Челси, туда, где меня стукнули по голове?
   - Вы хотите, чтобы и меня стукнули?
   - Я вас просто не понимаю, - объявила миссис Оливер. - Я  ведь  дала  вам
шанс, обнаружив девочку в кафе! Вы сами так сказали.
   - Знаю. Знаю.
   - А вы тут же ее упустили!
   - Знаю. Знаю.
   - А о женщине, которая выбросилась из окна, вы что-нибудь узнали?
   - Я навел справки.
   - Ну и?..
   - Ничего существенного. Таких женщин довольно много. В юности  они  очень
привлекательны,  у  них  романы,  они  очень  темпераментны;  потом  романов
становится все больше, а привлекательности все меньше,  они  чувствуют  себя
глубоко несчастными, начинают  слишком  часто  прикладываться  к  спиртному,
потом внушают себе, что у них рак или еще  какая  неизлечимая  болезнь...  В
конце концов от отчаяния и одиночества они выбрасываются из окна!
   - Вы  же  сказали,  что  ее  смерть  важна...  Что  она  станет  для  вас
ориентиром!
   - Так должно было быть.
   - Ну знаете! - И,  не  найдя  подходящих  слов,  миссис  Оливер  повесила
трубку.
   Пуаро откинулся в кресле,  насколько  вообще  можно  было  откинуться  на
прямую спинку, сделал знак Джорджу унести кофейник и  телефонный  аппарат  и
принялся размышлять о том, что ему на данный момент известно, а что  -  нет.
Чтобы легче было рассуждать, он начал вслух задавать себе вопросы:
   - Что я знаю? На что могу рассчитывать? Что мне следует сделать в  первую
очередь?
   Он не был уверен, в таком ли порядке их надо ставить и что это именно  те
вопросы, но все равно принялся над ними размышлять.
   - Может быть,  я  действительно  слишком  стар!  -  вырвалось  у  него  в
отчаянии. - Но тем не менее продолжим: что я знаю?
   Поразмыслив, он снова пришел к выводу, что знает достаточно много.
   - На что я могу рассчитывать?
   Что же, в любом случае он может рассчитывать на свои  превосходные  серые
клеточки, благодаря которым он, рано или поздно, найдет ответ, разберется  в
этой истории, запутанность которой уже начинала его угнетать...
   - Что же мне следует сделать в первую очередь?
   Ну, тут сомнений  не  было:  ему  следует  отправиться  к  мистеру  Эндрю
Рестарику, который, несомненно, сходит с ума от тревоги за дочь и конечно же
будет недоволен тем, что Пуаро до сих пор еще не доставил  ее  ему  целой  и
невредимой. Пуаро прекрасно понимал его чувства, но ему  очень  не  хотелось
предстать перед неутешным отцом в невыгодном свете.  Тогда  остается  только
позвонить по некоему номеру и узнать, как там дела.
   Но прежде надо вернуться к первому вопросу: "Что я знаю?"
   Он знал, что Уэддербернская галерея вызывает определенные подозрения - до
сих пор у них не было столкновений с законом, однако продали же  они  весьма
сомнительную картину какому-то невежественному миллионеру.
   Он вспомнил мистера Боскомба, его белые пухлые руки, его хищный  оскал  и
решил, что мистер Боскомб весьма неприятный тип.  Такой  пройдоха  наверняка
занимается   темными   делишками,   хотя,   несомненно,   действует    очень
осмотрительно.  Этот  факт  мог  оказаться  полезным,   поскольку   тут   не
исключалась связь с Дэвидом Бейкером. Затем сам Дэвид Бейкер. Павлин. Что он
о нем знает? В результате их недолгого общения  он  успел  составить  о  нем
вполне определенное мнение. Дэвид Бейкер пойдет на  любую  нечестную  сделку
ради денег; к примеру, без любви женится на  богатой  наследнице.  От  него,
вероятно, можно и откупиться. Да, несомненно, можно, вопрос только в  сумме.
Эндрю Рестарик в этом убежден, и, вероятно, не зря. Разве что...
   Он задумался об Эндрю Рестарике, сосредоточившись больше на портрете  над
его столом, чем на нем самом. Он вспомнил волевое лицо, сильный  подбородок,
уверенный,  решительный  взгляд.  Затем  подумал  о  покойной  миссис  Эндрю
Рестарик. О горьких складках у ее рта... Пожалуй, надо еще  раз  побывать  в
"Лабиринте" и посмотреть на этот портрет - посмотреть внимательнее. Не  даст
ли он ключа к пониманию характера Нормы?.. Нет, о Норме пока думать рано Так
что же еще?
   Еще Мэри Рестарик, которая,  по  словам  Сони,  должна  иметь  любовника,
поскольку слишком уж часто ездит в Лондон. Он взвесил  это  предположение  и
решил, что Соня все-таки  не  права.  Миссис  Рестарик  так  часто  посещает
Лондон, потому что присматривает себе  дом.  Соответственно,  ее  интересуют
роскошные квартиры, особняки в Мэйфере, антиквариат - словом,  все  то,  что
может предложить столица, были бы деньги.
   Деньги...  Пожалуй,  все  его  мучительные  изыскания,  в  конце  концов,
сводятся к ним. Да, подоплека всего - деньги. И, видимо,  большие.  Каким-то
пока неясным образом именно деньги  играют  тут  главную  роль.  А  вот  его
уверенность  в  том,  что  Норма  причастна  к  трагической  смерти   миссис
Шарпантье, пока ничем не подтверждалась.  Ни  единой  улики,  ни  намека  на
мотив. И все же какое-то звено здесь должно быть...  Девушка  сказала,  что,
"кажется, совершила убийство". И всего за день до  этого  в  доме,  где  она
живет, погибает женщина. Слишком уж странное совпадение...
   Потом он стал размышлять о таинственной  болезни  Мэри  Рестарик.  Случай
просто классический в своей простоте. Отравление,  когда  отравителем  может
быть только кто-то, живущий в доме. Сама Мэри Рестарик? Ее муж? А  если  это
Соня подсыпала яд? Или все-таки Норма?  Да,  вынужден  был  признать  Эркюль
Пуаро, скоре всего Норма. Так подсказывает элементарная логика.
   - Tout de meme , - сказал Пуаро, - раз я ничего не могу найти, eh bien  ,
значит, вся моя логика не стоит и выеденного яйца.
   Он вздохнул, поднялся с кресла и попросил  Джорджа  заказать  ему  такси.
Пора было ехать к Эндрю Рестарику...
 
Глава 19 
 
   На этот раз Пуаро в приемной встретила не Клодия Риис-Холленд, а  пожилая
женщина. Сообщив, что мистер Рестарик  ждет  его,  она  распахнула  дверь  в
кабинет.
   - Ну?  -  спросил  Эндрю  Рестарик,  не  дав  ему  переступить  порог.  -
Что-нибудь выяснили?
   - Пока еще, - Пуаро развел руками, - ничего.
   - Но послушайте! Должно же быть хоть что-то. Хоть какой-то след.  Девушка
не может же вот так - как сквозь землю - провалиться!
   - Ну почему? Во все времена  девушки  это  проделывали  не  раз  И  будут
устраивать подобные фокусы и впредь, можете не сомневаться.
   - Вы поняли, что с расходами считаться не надо? Что любые, любые суммы...
Я.., я.., больше не могу.
   Похоже, он действительно  держался  из  последних  сил.  Лицо  осунулось,
покрасневшие глаза говорили о бессонных ночах.
   - Я понимаю вашу тревогу, но, поверьте,  я  предпринимаю  все  возможное.
Увы, ускорить розыски просто нереально.
   - Что, если она потеряла память?.. Или  она..,  вдруг  ее  Заболела,  да,
заболела. Внезапно.
   Пуаро не сомневался, что на самом деле Рестарик хотел сказать "ее  нет  в
живых". Опустившись в кресло перед столом, он повторил:
   - Я хорошо понимаю вашу тревогу и тем более  обязан  напомнить  вам,  что
поиски можно ускорить, если вы обратитесь в полицию.
   - Нет!
   - У них отлаженный  механизм  и  гораздо  больше  возможностей.  Поймите,
деньги тут далеко не все Никакими деньгами вы не добьетесь тех  результатов,
какие можно получить лишь с помощью целого штата профессионалов.
   - Оставьте ваши уговоры. Норма моя дочь. ,  моя  единственная  дочь,  моя
плоть и кровь. Кроме нее, у меня никого не осталось.
   - Вы уверены, что рассказали мне о вашей дочери все? Все без исключения?
   - Что я еще могу рассказать?
   - Это вы должны спросить у себя.  Ну,  например,  какой-нибудь  случай  в
прошлом?
   - Какой еще случай? О чем вы?
   - Те или иные проявления психической неуравновешенности?
   - Вы полагаете, что что...
   - Откуда мне знать?
   - А мне откуда? - с внезапной горечью спросил Эндрю  Рестарик.  -  Что  я
знаю о ней После стольких лет разлуки А Грейс была несгибаемой натурой.  Она
ни о чем не забывала и ничего не прощала. Иногда мне кажется, что.., что она
была не лучшей воспитательницей для Нормы. Он  встал,  прошелся  по  комнате
Снова сел.
   - Конечно, я не должен был бросать жену. Я знаю. Бросил и предоставил  ей
воспитание дочери.  Тогда  я  себя  оправдывал:  Грейс  прекрасный  человек,
преданная мать. Что может  быть  лучше?  Но  так  ли  было  на  самом  деле?
Некоторые письма Грейс ко мне прямо-таки  дышали  злобой  и  мстительностью.
Впрочем, наверное, это было естественно. Я должен был, хотя  бы  изредка,  к
ним наведываться. Приезжать, чтобы виде