рервал я. - Необязательно, оно  могло  быть  отодвинуто
случайно, а Реймонд или Блент  могли  бессознательно  поставить  его  на
место, они были взволнованы. Ну а исчезнувшие сорок фунтов?
   - Отданы Экройдом Ральфу. Он мог  отказать,  а  потом  передумать,  -
предположил я.
   - Все-таки  один  пункт  остается  необъясненным.  Почему  Блент  так
уверен, что в девять тридцать с Экройдом был Реймонд?
   - Он это объяснил, - сказал я.
   - Вы так считаете? Хорошо, оставим это.  Лучше  скажите  мне,  почему
Ральф Пейтен исчез?
   - На это ответить труднее, - сказал я, раздумывая.
   - Буду говорить как врач. Вероятно, у Ральфа  сдали  нервы.  Если  он
вдруг узнал, что его дядя был убит через несколько минут после того, как
они  расстались  -  возможно,  после  бурного  объяснения,  -   он   мог
перепугаться и удрать. Такие случаи известны: порой ни в чем не повинные
люди ведут себя, как преступники.
   - Это правда, но нельзя упускать из вида...
   - Я знаю, что вы хотите сказать:  мотива.  После  смерти  дяди  Ральф
становится наследником солидного состояния.
   - Это один мотив, - согласился Пуаро.
   - Один? - Mais oui <Ну конечно (франц.)>. Разве вы не понимаете,  что
перед нами три различных мотива? Ведь кто-то забрал  голубой  конверт  с
письмом. Это один мотив. Шантаж! Ральф Пейтен мог  быть  тем  человеком,
который шантажировал миссис Феррар. Вспомните, по словам Хэммонда, Ральф
последнее время не обращался к  дяде  за  помощью.  Похоже,  он  получал
деньги откуда-то еще... Притом он явно что-то натворил и боялся, что это
дойдет до  ушей  его  дяди.  И  наконец,  тот,  который  вы  только  что
упомянули.
   - Боже мой! - Я был потрясен.
   - Всё против него!
   - Разве? - сказал Пуаро.
   - В этом мы с вами расходимся. Три мотива - не слишком  ли  много?  Я
склонен думать, что, несмотря ни на что, Ральф Пейтен невиновен.
 
14. Миссис Экройд 
 
   После вышеприведенного разговора дело, по моим впечатлениям,  перешло
в новую фазу. Его можно разделить на две части, четко отличающиеся  одна
от другой. Первая часть - от смерти Экройда вечером в пятницу до  вечера
следующего понедельника. Это последовательный рассказ о  всех  событиях,
как они раскрывались перед Пуаро. Все это время я был рядом с  Пуаро.  Я
видел то, что видел он. Я старался, как мог, угадать его мысли.
   Теперь я знаю: мне это не удалось. Хотя Пуаро показывал мне все  свои
находки  -  как,   например,   обручальное   кольцо,   он   скрывал   те
существеннейшие выводы, которые он из них делал. Как  я  узнал  позднее,
эта  скрытность  крайне  характерна  для  него.  Он   не   скупился   на
предположения и намеки, но дальше этого не шел.
   Итак, до вечера понедельника мой рассказ мог бы быть рассказом самого
Пуаро. Я был доктором Ватсоном этого Шерлока.  Но  с  понедельника  наши
пути разошлись. Пуаро работал один. Хотя я слышал  о  его  действиях  (в
Кингз-Эббот все становится известным), но он  уже  не  делился  со  мной
своими намерениями. Да и у меня  были  другие  занятия.  Вспоминая  этот
период, я вижу перед собой что-то пестрое, чередующееся.  Все  приложили
руку к раскрытию тайны. Это похоже  на  головоломку,  в  которую  каждый
вкладывал свой кусочек - кто-то что-то узнал, кто-то что-то открыл... Но
на  этом  их  роль  и  кончилась.  Только  Пуаро  смог   поставить   эти
разрозненные кусочки на свои места. Некоторые из этих открытий  казались
в тот момент бессмысленными и не относящимися к делу.  Вопрос  о  черных
сапогах,  например...  Но   это   потом...   Чтобы   вести   рассказ   в
хронологическом порядке, я должен начать с того, что утром в понедельник
за мной прислала миссис Экройд.
   Так как час был очень ранний, а меня  просили  прийти  немедленно,  я
тотчас кинулся в "Папоротники", ожидая найти ее при смерти.
   Она приняла меня в постели - для сохранения декорума.  Протянула  мне
костлявую руку и указала на стул у кровати.
   - Ну-с, миссис Экройд, что с  вами?  -  спросил  я  бодро,  поскольку
именно этого пациент ждет от врача.
   - Я разбита, - ответила миссис Экройд слабым голосом.
   - Абсолютно разбита. Это  шок  из-за  смерти  бедного  Роджера,  ведь
реакция, как говорят, наступает не сразу.
   Жаль, что врач в силу своей профессии не всегда  может  говорить  то,
что думает. Меня так и  подмывало  ответить:  "Вздор!"  Вместо  этого  я
предложил бром. Миссис Экройд согласилась принимать бром. Первый  ход  в
игре был сделан. Разумеется, я не поверил, что  за  мной  послали  из-за
шока, вызванного смертью Экройда. Но миссис Экройд физически  неспособна
подойти к делу прямо,  не  походив  вокруг  да  около.  Зачем  же  я  ей
понадобился?
   - А потом - эта сцена... вчера, -  продолжала  больная  и  замолчала,
ожидая моей реплики.
   - Какая сцена?
   - Доктор! Неужели вы  забыли?  Этот  ужасный  французишка...  или  он
бельгиец? Ну, словом, сыщик. Он был так груб со  всеми  нами!  Это  меня
совсем потрясло. Сразу после смерти Роджера! Не понимаю, какое право  он
имел так кричать на нас. Как будто я не  знаю,  что  моя  обязанность  -
ничего не скрывать! Я сделала для полиции все, что было в моих силах!
   - О, конечно.
   - Я начал понимать, в чем дело.
   - Кто  может  сказать,  что  я  забыла  о  своем  гражданском  долге?
Инспектор  Рэглан  был  вполне  удовлетворен.   С   какой   стати   этот
выскочка-иностранец поднимает такой шум?  Не  понимаю,  для  чего  Флоре
понадобилось вмешивать его в наши дела. И ни слова мне не сказав!  Пошла
и сделала. Флора слишком самостоятельна. Я знаю жизнь, я  ее  мать.  Она
обязана была предварительно посоветоваться со мной. (Я выслушал все  это
в молчании). Что у него на уме? Вот что я хочу знать.  Он  действительно
воображает, что я что-то скрываю? Он... он буквально обвинил меня вчера.
   Я пожал плечами.
   - Какое это имеет значение? - сказал я.
   - Раз вы ничего не скрываете, его слова не имеют отношения к вам.
   Миссис Экройд, по своему обыкновению, зашла с другой стороны.
   - Слуги ужасны, - начала она.
   - Сплетничают между собой. А потом  эти  сплетни  расходятся  дальше,
хотя они и необоснованны.
   - Слуги сплетничают? - переспросил я.
   - О чем? Миссис Экройд бросила на меня  такой  пронзительный  взгляд,
что я смутился.
   - Я думала, что вам-то уж это известно, доктор. Вы же все время  были
с месье Пуаро! Значит, должны все знать.  Эта  Урсула  Борн  -  ее  ведь
уволили. И в отместку она готова всем напакостить. Все  они  скроены  на
один лад. Раз вы были там, вы знаете точно, что она  сказала.  Я  боюсь,
чтобы это не было неверно истолковано. В конце концов, мы же не  обязаны
пересказывать полиции всякую мелочь? Бывают  семейные  обстоятельства...
не связанные с убийством. Но стоит обозлить  прислугу,  чего  только  не
наплетут!
   У меня хватило  проницательности  понять,  что  за  этими  излияниями
скрывалась подлинная тревога. Пуаро был отчасти прав: из шести, сидевших
тогда за столом, по крайней мере миссис Экройд  действительно  старалась
что-то скрыть. От меня зависело узнать - что именно. Я сказал резко:
   - На вашем месте, миссис Экройд, я бы рассказал все.
   - О, доктор, вы говорите так, как будто... как будто...  Ведь  я  все
могу объяснить совершенно просто.
   - Миссис Экройд достала кружевной платочек и прослезилась.
   - Я надеялась, доктор, что вы объясните  месье  Пуаро  -  иностранцам
порой так трудно  понять  нас!  Никто  не  знает,  что  мне  приходилось
сносить. Мученичество - вот чем была моя  жизнь.  Я  не  люблю  говорить
дурно о мертвых, но что было,  то  было.  Самый  ничтожный  счет  Роджер
проверял так, как будто он бедняк, а не богатейший человек  в  графстве,
как сообщил вчера мистер Хэммонд.
   - Миссис Экройд приложила платочек к глазам.
   - Итак, - сказал я ободряюще, - вы говорили о счетах?
   - Ах, эти ужасные счета! Некоторые из них мне не хотелось  показывать
Роджеру - есть вещи, которых мужчины не понимают. Он сказал бы, что  это
ненужные траты, а счета все накапливались...
   Она умоляюще посмотрела на меня, как бы ища сочувствия.
   - Обычное свойство счетов, - согласился я.
   - Уверяю, вас, доктор, - уже другим, сварливым тоном сказала она, - я
измучилась, лишилась сна! И ужасное сердцебиение. А потом пришло  письмо
от одного шотландского джентльмена... вернее - такое совпадение!  -  два
письма от двух  шотландских  джентльменов:  десять  фунтов  процентов  с
десяти тысяч и без залога - под простую расписку! Я ответила  одному  из
них, но возникли затруднения...
   Она замолчала. Было ясно, что мы приблизились к  наиболее  скользкому
обстоятельству, но я еще не встречал  человека,  которому  столь  трудно
было бы высказаться напрямик.
   - Видите  ли,  -  пробормотала  миссис  Экройд,  -  ведь  это  вопрос
ожидаемого наследства, не так ли? И хотя  я  была  уверена,  что  Роджер
обеспечит меня, я не знала этого твердо. Я подумала: если  я  загляну  в
копию его завещания, не из вульгарного  любопытства,  конечно,  а  чтобы
иметь возможность привести в порядок свои дела...
   - Она искоса посмотрела на меня.  Обстоятельство  действительно  было
скользкое, но, к счастью, всегда можно найти слова, которые  задрапируют
неприкрытую неприглядность факта.
   - Я могу доверить это только вам, дорогой доктор.
   - Я знаю, вы не истолкуете ложно мои  слова  и  объясните  все  месье
Пуаро. В пятницу днем...
   - Она опять умолкла и судорожно глотнула.
   - Ну и... - снова подбодрил я ее. - Значит, в пятницу?.. - Никого  не
было дома... так я думала... Мне надо было зайти в кабинет Роджера... То
есть я хочу сказать, что зашла туда не тайком -  у  меня  было  дело.  А
когда я увидела все эти бумаги на столе, меня вдруг словно осенило, и  я
подумала: а вдруг Роджер хранит свое завещание в одном из этих ящиков? Я
так импульсивна! Это у меня с детства. Все делаю под влиянием минуты.  А
он - большая небрежность с его стороны - оставил ключ в замке...
   - Понимаю, понимаю, - помог я ей, - и вы обыскали  ящик.  Что  же  вы
нашли?
   Миссис Экройд снова издала какой-то визгливый звук,  и  я  сообразил,
что был недостаточно дипломатичен.
   - Как ужасно это звучит! Все было совсем не так!
   - Конечно, конечно, - поспешно сказал я.
   - Просто я неудачно выразился, извините.
   - Мужчины так нелогичны! На  месте  дорого  Роджера  я  бы  не  стала
скрывать условий своего завещания. Но мужчины так скрытны! Приходится из
самозащиты прибегать к небольшим хитростям.
   - А результат небольших хитростей? - спросил я.
   - Я же вам рассказываю. Только я  добралась  до  нижнего  ящика,  как
вошла Борн. Крайне неловко! Конечно, я задвинула ящик и  указала  ей  на
невытертую пыль Но мне не понравился ее взгляд. Держалась она достаточно
почтительно, но взгляд! Чуть ли не презрение, если вы понимаете,  что  я
имею в виду.  Эта  девушка  мне  никогда  не  нравилась,  хотя  работала
неплохо,  не  отказывалась,  как  другие,  носить  передник  и   чепчик,
почтительно говорила "мадам", без излишней конфузливости могла  сказать:
"Их нет дома" - и не сопела, как другие горничные... Да, о чем это я?
   - Вы говорили, что, несмотря на ряд ценных качеств Урсулы  Борн,  она
вам не нравилась.
   - Вот именно. Она какая-то странная, непохожая на других. Слишком  уж
образованна, по-моему. В наши дни никак не угадаешь, кто леди, а  кто  -
нет.
   - Что же случилось дальше? - спросил я.
   - Ничего. То есть вошел Роджер. А я думала - он ушел на прогулку.  Он
спросил: "В чем дело?", а я сказала: "Ничего,  я  зашла  взять  "Панч"".
Взяла журнал и вышла. А Борн осталась. Я слышала - она спросила Роджера,
может ли он  поговорить  с  ней.  Я  пошла  к  себе  и  легла.  Я  очень
расстроилась.
   - Она помолчала.
   - Вы объясните месье Пуаро. Вы сами видите -  все  это  пустяки.  Но,
когда он  так  настойчиво  стал  требовать,  чтобы  от  него  ничего  не
скрывали, я вспомнила про этот случай. Борн могла наплести об  этом  бог
знает что. Но вы ему объясните, верно?
   - Это все? - спросил я.
   - Вы мне все сказали?
   - Да-да, - протянула миссис Экройд и твердо добавила:
   - Да!
   Но я уловил легкое колебание и понял, что она  скрывает  еще  что-то.
Мой следующий вопрос был порожден гениальным вдохновением, и только:
   - Миссис Экройд, это вы  открыли  крышку  витрины?  Ответом  мне  был
виноватый румянец, которого не смогли скрыть ни крем, ни пудра.
   - Откуда вы узнали? - пролепетала она.
   - Так, значит, это сделали вы?
   - Да... я... Видите ли, там есть предметы из старого  серебра,  очень
интересные. Я перед этим  читала  одну  книгу  и  наткнулась  на  снимок
крохотной вещицы, за которую  на  аукционе  дали  огромную  сумму.  Этот
снимок был похож на одну штучку из нашей витрины. Я хотела захватить  ее
с собой, когда поеду в Лондон, чтобы... чтобы оценить. Ведь окажись  она
и вправду такой большой ценностью, какой бы это был сюрприз для Роджера!
   Я принял объяснения миссис Экройд в молчании и даже не спросил, зачем
ей понадобилось действовать столь тайно.
   - А почему вы оставили крышку открытой? - спросил я вместо этого.
   - Я услышала шаги на террасе и испугалась, - ответила миссис Экройд.
   - Я едва успела подняться  наверх,  как  Паркер  пошел  отворять  вам
дверь.
   - Вероятно, вы услышали шаги мисс Рассэл, - задумчиво сказал я.
   Миссис Экройд сообщила мне один крайне интересный факт.  Каковы  были
на самом деле ее намерения в отношении серебряных редкостей Экройда, это
меня интересовало мало. Заинтересовал меня другой факт -  то,  что  мисс
Рассэл  действительно  должна  была  войти   в   гостиную   с   террасы.
Следовательно, когда мне показалось, что она запыхалась, я был прав. Где
же она была? Я вспомнил беседку и кусок накрахмаленного батиста.
   -  Интересно,  крахмалит  ли  мисс  Рассэл  свои  носовые  платки?  -
воскликнул я машинально.
   Удивление миссис Экройд привело меня в себя, и я встал.
   - Вам удастся объяснить все это Пуаро, как вы думаете? -  с  тревогой
спросила миссис Экройд.
   - О конечно! Без всяких сомнений.
   Я наконец ушел, предварительно выслушав от миссис  Экройд  дальнейшее
оправдание ее поступков.
   Пальто мне подавала старшая горничная, и, внимательно  вглядевшись  в
ее лицо, я заметил, что глаза у нее заплаканы.
   - Почему, - спросил я, - вы сказали,  что  в  пятницу  мистер  Экройд
вызвал вас к себе в кабинет? Я  слышал,  что  вы  сами  просили  у  него
разрешения поговорить с ним.
   Она опустила глаза. Потом ответила:
   - Я все равно собиралась уйти.
   Я больше ничего не сказал, но, открывая  мне  дверь,  она  неожиданно
спросила тихо:
   - Простите, сэр, что-нибудь известно о капитане Пейтене?
   Я покачал головой и вопросительно посмотрел на нее.
   - Ему надо возвратиться, - сказала она.
   - Обязательно надо возвратиться.
   - Она подняла на меня умоляющий взгляд.
   - Никто не знает, где он? - спросила она.
   - А вы? - резко спросил я.
   - Нет.
   - Она покачала головой.
   - Я ничего о нем не знаю. Только... всякий, кто ему друг,  сказал  бы
ему, что он должен вернуться.
   Я не уходил, ожидая, что она добавит еще что-нибудь. Следующий вопрос
был для меня полной неожиданностью:
   - Как считается, когда произошло убийство? Около десяти?
   - Да, полагаю, так. Что-нибудь без четверти десять.
   - Не раньше? Не раньше, чем без четверти  десять?  Я  с  любопытством
посмотрел на нее, с нескрываемым волнением она ждала ответа.
   - Об этом не может быть и речи, - сказал я.
   - Без четверти десять мисс Экройд видела своего дядю еще живым.
   Она отвернулась, плечи ее поникли."Красивая девушка, - думал я, едучи
домой,  -  очень  красивая".  Я  застал  Каролину  дома  и  в   отличном
настроении:  "Пуаро  снова  посетил  ее  и  ушел  незадолго   до   моего
Возвращения, и она порядком важничала.
   - Я помогаю ему в этом деле, - объяснила она.
   Я почувствовал тревогу. С Каролиной и так сладу  нет,  а  что  будет,
если ее инстинкт ищейки встретит такое поощрение?
   - Ты ищешь таинственную девицу Ральфа Пейтена? - спросил я.
   - Это я, может быть, сделаю для  себя,  -  ответила  Каролина,  -  но
сейчас я выполняю особое поручение месье Пуаро.
   - А именно?
   - Он хочет знать, какого  цвета  были  сапоги  Ральфа  -  черные  или
коричневые, - торжественно возвестила Каролина.
   Я в недоумении уставился на нее. Теперь я понимаю, что проявил  тогда
непостижимую тупость. Я никак не мог сообразить, при чем тут цвет сапог.
   - Коричневые ботинки, - сказал я.
   - Я их видел.
   - Не ботинки, Джеймс, сапоги. Месье Пуаро хочет знать,  какого  цвета
была пара сапог, которые у Ральфа были в  гостинице,  -  коричневая  или
черная. От этого многое зависит.
   Можете считать меня тупицей, но я так-таки ничего и не понял.
   - И как же ты это узнаешь? - только и спросил я.  Каролина  ответила,
что это легко. Наша Энни дружит с горничной  мисс  Ганнет  -  Кларой.  А
Клара - возлюбленная коридорного из "Трех кабанов". Мисс Ганнет  взялась
помочь, она дала Кларе разрешение не работать сегодня, и скоро все будет
сделано...
   Когда  мы  садились  за  ленч,   Каролина   заметила   с   притворным
равнодушием:
   - Да, по поводу этих сапог Ральфа Пейтена...
   - Ну, - сказал я.
   - Что еще?
   - Месье Пуаро думал, что сапоги Ральфа коричневые. Он  ошибся  -  они
черные.
   - И Каролина удовлетворенно покачала головой, очевидно чувствуя,  что
взяла верх над Пуаро. Я ничего не ответил. Я все  еще  старался  понять,
какое может иметь отношение к убийству цвет сапог Ральфа Пейтена...
 
15. Джеффри Реймонд 
 
   В этот же день я смог еще раз убедиться  в  прозорливости  Пуаро.  Он
хорошо знал человеческую натуру: страх и сознание вины вырвали правду  у
миссис Экройд. Она не выдержала первая.
   Когда я вернулся домой после обхода, Каролина сообщила мне, что к нам
только что заходил Реймонд.
   - Он хотел видеть меня? - спросил я, вешая пальто в прихожей.
   Каролина маячила у меня за спиной.
   - Нет, он искал Пуаро. Он не застал его дома и подумал, что он у  нас
или ты знаешь, где он.
   - Не имею ни малейшего представления.
   - Я уговаривала его подождать, но он сказал,  что  снова  заглянет  к
Пуаро в "Лиственницу" через полчаса, и ушел. Такая жалость! Месье  Пуаро
пришел почти тут же.
   - К нам?
   - Нет, к себе.
   - Откуда ты знаешь?
   - Окно в кухне, - последовал лаконичный ответ. Мне показалось, что мы
исчерпали тему, но Каролина придерживалась другого мнения.
   - Разве ты не пойдешь туда? - Куда?
   - К месье Пуаро, разумеется.
   - Моя дорогая Каролина, - сказал я, - зачем?
   - Мистер Реймонд очень хотел его видеть. Ты можешь узнать - зачем  он
ему понадобился.
   - Любопытство не входит в число моих пороков, - заметил я холодно.
   - Я могу неплохо прожить и не пытаясь узнать, что делают  или  думают
мои соседи.
   - Все это ерунда, Джеймс, - сказала моя сестра.
   - Тебе так же хочется узнать это, как и мне. Только ты не так честен,
как я, тебе всегда необходимо притворяться.
   - Ну знаешь, Каролина! - сказал я и ушел к себе в приемную.
   Десять минут спустя Каролина постучалась и вошла: она держала в руках
какую-то банку.
   - Не мог бы ты, Джеймс? - сказала она, - отнести эту баночку желе  из
мушмулы месье Пуаро? Я ему обещала.
   - А почему ты не пошлешь Энни? - спросил я холодно.
   - Она мне нужна.
   - Каролина посмотрела на меня, я - на нее.
   - Хорошо, - сказал я, вставая.
   - Но я просто оставлю эту дрянь у дверей, понятно?
   Моя сестра удивленно подняла брови.
   - Конечно, - сказала она.
   - А разве кто-нибудь просит тебя о чем-либо другом?
   Победа осталась за Каролиной.
   - Но если ты все же увидишь месье  Пуаро,  -  сказала  она,  когда  я
выходил, - может, заодно сообщишь ему о сапогах?
   Это был очень меткий выстрел. Мне страшно хотелось разрешить  загадку
сапог.  Когда  старушка  в  бретонском  чепце  открывала  мне  дверь,  я
неожиданно для себя