се  еще  больше.  Он
возвращается на рассвете. Как объяснить это Герде? Что  подумают  о  нем
Эндкателлы?
   Эндкателлы будут думать так, как решит Люси.  Тут  волноваться  не  о
чем. Люси очень разумно ко всему относится и очень терпимо.
   Герда, к сожалению, не принадлежит к семейству Энкдателлов, вот с ней
ему следует объясниться, и чем скорее, тем лучше.
   А если именно она следила за ним?
   Он хорошо знал, что этого делать не принято, и отдавал себя  отчет  в
том, что даже очень уважаемые люди, очень воспитанные и очень деликатные
подслушивают под дверью, читают чужие письма, даже низко  шпионят,  если
им представится такая возможность.
   Если Герда все узнала...
   Нет, это невероятно! Герда легла  и  сразу  же  заснула.  У  нее  нет
воображения, она никогда его не имела и иметь не будет!
   Он вошел в дом через дверь,  которую  специально  для  него  оставили
открытой. Очень тихо поднялся по лестнице и осторожно открыл свою дверь.
Комната была погружена во мрак. Герда спала безмятежно. Она повернулась,
когда он вошел, и спросила:
   - Это ты, Джон? - Да.
   - Ты вернулся очень поздно. Который час?
   - Не имею ни малейшего понятия. Мне очень жаль, что я тебя  разбудил.
Эта женщина обязательно хотела угостить меня виски.
   Голос его ясно  показывал,  что  ему  пришлось  выполнить  неприятную
обязанность, которой он  всячески  хотел  бы  избежать.  Герда  сказала:
"А-а", пожелала мужу спокойной ночи и снова заснула.
   Все прошло как нельзя лучше. Ему повезло, как всегда.  Как  всегда...
Почему-то это  не  очень  радовало  Джона.  Как  всегда,  удача  его  не
покинула. Как всегда, все для него обернулось  хорошо.  Иногда  он  себя
спрашивал с беспокойством, что же будет, если  удача  ему  изменит,  это
фатально, это возможно...
   Он быстро разделся и лег. Он думал о Зене и ее гадании на картах.
   Она сказала: "Карта имеет  над  тобой  власть".  Это  была  Вероника.
Верно, когда-то она имела власть над ним.
   "Что ж, милочка, - подумал он с каким-то мстительным удовлетворением.
- Только это было вчера, а сегодня все кончено. Теперь я свободен!"
 
Глава X 
 
   На следующее утро в  десять  часов  утра  Джон  спустился  к  первому
завтраку. Герда уже позавтракала в постели. Ей это было  неприятно,  она
не хотела быть  причиной  беспокойства  для  других.  Джон  проснулся  в
хорошем настроении. Он успокоил Герду:  Эндкателлы  относятся  к  людям,
которые еще  имеют  возможность  содержать  многочисленную  прислугу.  И
никакого беспокойства нет в том, что эта прислуга что-то делает.
   В саду он увидел леди Эндкателл, она ухаживала за своими цветами. Она
сообщила, что сэр Генри  и  Эдвард  отправились  на  охоту.  Беседа  еще
продолжалась, когда подошел Гуджен и подал Джону на подносе письмо.
   - Только что принесли для вас, мистер Кристоу!
   Джон нахмурился: он узнал на конверте почерк Вероники.  Взяв  письмо,
он пошел в библиотеку и там вскрыл его. Послание было коротким.
 
   "Зайдите ко мне сегодня утром. Необходимо увидеться.
   Вероника".
 
   Повелительный  тон  письма  был  в  духе  Вероники.  После  короткого
колебания Джон решил немедленно пойти к ней. Тропинка проходила как  раз
под окном библиотеки. Он прошел мимо пруда, который находился  в  центре
поместья. Очень скоро он оказался в "Голубятне". Вероника ждала его. Она
пригласила его войти и приняла в своем шикарном белом салоне.  В  камине
горели дрова.
   Теперь он рассматривал ее при  дневном  свете  и  увидел  лучше,  чем
накануне, что она отличается от той девушки, которую он знал  пятнадцать
лет назад. Правда, сейчас она казалась  ему  еще  красивее,  чем  тогда.
Вероника научилась подчеркивать свою красоту, видно было, что этому  она
уделяет много времени и старания. Ее волосы, раньше  золотистые,  теперь
были светлыми  с  пепельным  оттенком.  При  помощи  косметики  Вероника
старалась придать своему лицу "интеллектуальное" выражение. Ей  хотелось
подчеркнуть, что она обладает университетским дипломом, что  имеет  свое
собственное мнение о произведениях Шекспира и Стриндберга.
   - Я попросила вас прийти, - сказала она, - потому что нам  нужно  все
обсудить. Необходимо принять меры ради общего будущего...
   Она предложила ему ящичек с сигаретами, он взял одну,  прикурил  и  с
улыбкой спросил:
   - А есть ли у нас будущее?
   - Что вы хотите сказать? Конечно, у нас  есть  будущее!  Мы  потеряли
пятнадцать лет, больше напрасно тратить годы нельзя!
   - Я очень сожалею, Вероника, но вы, очевидно, не понимаете, ситуацию,
- он сел и продолжал:
   - Я был счастлив увидеть вас снова. Но у вас - своя жизнь, у  меня  -
своя. Каждый должен идти своей дорогой.
   - То, что вы говорите, глупости! - воскликнула она. - Я вас люблю, вы
любите меня, мы всегда любили друг друга. Раньше вы были ужасно  упрямы,
но сейчас это  не  имеет  никакого  значения.  Наши  дороги  не  так  уж
различны, как вам кажется. Я не хочу возвращаться в  Соединенные  Штаты.
Когда я закончу фильм, в котором снимаюсь,  я  буду  играть  на  большой
сцене в Лондоне... Прекрасная роль в пьесе, которую специально для  меня
написал Элдертон. Это будет огромный успех.
   - Я в этом не сомневаюсь.
   - А вы сможете продолжать занятия медициной.
   В тоне Вероники звучало снисхождение, когда она добавила:
   - Вы, кажется, очень известный врач.
   - Мое дороге дитя, - ответил он, - вы забываете о том, что  я  женат,
что - я отец семейства.
   - Женат? Я пока тоже замужем. При помощи хорошего адвоката  эти  дела
можно быстро уладить. Я всегда была уверена, что когда-нибудь  выйду  за
вас замуж. Я почему-то очень вас люблю, дорогой, сама этого не  понимаю,
но это так!
   Она сказала это с лучезарной улыбкой.
   - Я очень огорчен, Вероника, но для меня адвокаты ничего  уладить  не
смогут. Наши жизни не имеют ничего общего!
   - Даже после последней ночи?
   - Вы же не ребенок, Вероника! У вас уже было два  мужа  и,  наверное,
много любовников. Приключение последней ночи ничего не значит. Абсолютно
ничего! И вы это прекрасно знаете.
   Она продолжала улыбаться и сказала:
   - Если бы вы могли видеть себя вчера со стороны! Вы были  так  похожи
на того страстного Джона, каким он был в Сан-Мигуэле.
   - Вчера я и был в Сан-Мигуэле. Вы пришли из прошлого, и я оказался  в
прошлом. Но сегодня все не так! Я -  мужчина,  который  стал  старше  на
пятнадцать лет. Вы  меня  сейчас  совершенно  не  знаете,  и,  поверьте,
никогда бы не полюбили, если бы знали.
   - Вы хотите сказать, что предпочитаете мне жену и детей?
   В своем невероятном эгоизме она была искренне удивлена.
   - Вам это покажется странным, но я вынужден сказать "да".
   - Это не правда, Джон! Вы меня любите!
   - Я должен сказать вам честно, - заявил он. - Вы,  Вероника,  женщина
необыкновенной красоты, но я вас не люблю!
   Сначала Вероника застыла, как статуя. Когда она заговорила, голос  ее
был полон ненависти.
   - Как ее зовут?
   - Кого?
   - Женщину, которая стояла  у  камина  вчера  вечером?  "Генриетта,  -
подумала он. - Интересно, как она догадалась?"
   Вслух он произнес:
   - Вы говорите, вероятно, о Мидж?
   - Мидж?.. Нет. Мидж -  это  маленькая  невзрачная  брюнетка.  Нет,  я
говорю не о ней и тем более не  о  вашей  жене!  Нет,  я  говорю  о  той
нахальной женщине в костюме, которая стояла у камина!  Это  ей  вы  меня
приносите в жертву! Не играйте в добродетель и не  рассказывайте  мне  о
своей любви к жене и детям! Вы мечтаете только о ней!
   Она встала и подошла к нему.
   - Неужели вы не понимаете, Джон, что с тех пор,  как  я  вернулась  в
Англию - вот уже полтора года - я все время  думала  о  вас?  Почему  вы
воображаете, что я решила похоронить себя здесь, в этой  дыре?  Я  здесь
только потому, что узнала, что вы часто проводите  выходные  в  поместье
Эндкателлов.
   - Значит, это не случай привел вас к ним вчера вечером?
   - Вы принадлежите мне, Джон! Вы всегда мне принадлежали.
   - Я не принадлежу никому, Вероника! Годы вас так и  не  научили,  что
нельзя завладеть телом и душой другого человека. Я вам  тогда  предложил
разделить со мной жизнь. Вы этого не захотели.
   - Потому что моя карьера была гораздо важнее вашей!  Медициной  может
заниматься любой!
   Он вспылил:
   - Думаете, вы так оригинальны, как вам представляется?
   - Вы хотите сказать, что я не достигла больших успехов? Возможно.  Но
я этого еще добьюсь!
   Джон посмотрел на нее и понял, что она его совершенно не интересует.
   - Я этому не верю, - сказал он. - Вам многого не  хватает,  Вероника.
Вы хотите иметь все, все.  Абсолютно  все!  Но  у  вас  нет  необходимой
щедрости. Вы думаете только о себе. Поэтому  вы  никогда  не  достигнете
вершин в искусстве.
   - Я заставлю вас пожалеть об этом! - заявила она спокойно.
   Он встал и пошел к двери.
   - Я не хотел вас обидеть, Вероника. Вы очаровательная  женщина,  и  я
вас очень любил. Неужели мы ничего не сохраним?
   - До свидания, Джон. Нет, мы ничего не сохраним Вы это скоро узнаете!
Я вас ненавижу! Я даже не предполагала, что способна так ненавидеть!
   Он пожал плечами:
   - Мне очень жаль, прощайте!
   Джон медленно шел по дороге в "Долину". У пруда стояла  скамейка,  он
сел на нее и стал думать. Возможно, он был слишком суров с Вероникой, но
он ни о чем не жалел. Он судил о ней без  всякого  пристрастия.  В  этой
женщине было мало хорошего. Лучшее, что он сделал в своей  жизни  -  это
то, что он вовремя сбежал от нее. Кем бы он  стал,  если  бы  остался  с
ней?!
   У Джона было чувство, что он начинает новую  жизнь.  Он  вырвался  из
объятий прошлого. Конечно, последние  годы  он  был  трудным  человеком,
портил жизнь своим ближним. Он дал  себе  обещание  лучше  относиться  к
бедной Герде, она всегда так старается идти навстречу всем его желаниям.
Он постарается не быть тираном по отношению к Генриетте.  Она,  конечно,
все равно всегда поступала по-своему и была  выше  любых  скандалов.  Но
надо стараться избегать этих приступов гнева. "Пойду и расскажу  ей  обо
всем", - подумал Джон.
   Легкий  шум  заставил  его  насторожиться.  Где-то  далеко   в   лесу
раздавались выстрелы охотников. Вблизи лес жил своими знакомыми шорохами
и звуками. Этот, почти неуловимый,  шум  отличался  от  других.  Он  был
чужой, посторонний, не на своем месте, как щелчок...
   Внезапно у него появилось острое чувство опасности.  Сколько  времени
он здесь? Полчаса час, может быть, больше? Кто-то за ним следит.  И  что
это за щелчок? Этого не может быть...
   Он быстро обернулся, но недостаточно быстро. Он широко раскрыл  глаза
в величайшем изумлении, но не успел ничего сказать - грянул выстрел.  Он
рухнул на землю, на левой стороне груди быстро стало увеличиваться бурое
пятно, потекла струйка крови...
 
Глава XI 
 
   Эркюль Пуаро указательным пальцем сбил пылинку с лацкана пиджака.  Он
долго одевался к завтраку в "Долине" и остался доволен результатом.
   Он прекрасно знал, как  принято  одеваться  в  Англии,  какой  костюм
подходит утром в воскресенье в деревне, но у него были свои  взгляды  на
этот  счет.  Он   систематически   уклонялся   от   британских   законов
элегантности и  одевался  по  своему  вкусу  и  усмотрению.  Он  не  был
английским джентльменом, он был Эркюлем Пуаро.
   Он действительно не любил деревню. Но все же  дал  себя  уговорить  и
купил маленькую виллу.
   Дом нравился ему только своей формой - он напоминал  куб.  Окружающий
пейзаж его совершенно не интересовал, хотя  эти  места  славились  своей
красотой. Природе очень не хватает  симметрии.  Деревья  раздражали  его
своей отвратительной  привычкой  терять  листья  осенью.  Тополя,  ровно
стоящие вдоль аллеи, - это еще ничего. Но лес, где бук и дуб растут так,
как им заблагорассудится, - это  нелепо!  Такой  ландшафт  больше  всего
нравился ему из окна автомобиля, едущего по  хорошей  дороге.  Тут  даже
можно было бы воскликнуть: "Какой очаровательный пейзаж!", и вернуться в
комфортабельную гостиницу.
   В  своих  новых  владениях  Пуаро  больше  всего   любил   огород   с
симметричными, хорошо ухоженными грядками.  Об  этом  заботился  Виктор,
садовник бельгиец. Его жена Франсуаза прекрасно  готовила  и  доставляла
большое удовольствие своему хозяину, умевшему ценить вкусную еду.
   Эркюль Пуаро вышел из дому, бросил взгляд на свои  начищенные  черные
ботинки, поправил шляпу и осмотрелся. Как всегда, он поежился  при  виде
"Голубятни". Его вилла "Покой" и  соседняя  "Голубятня"  были  построены
двумя соперничающими архитекторами,  первоначальные  идеи  которых  были
основательно урезаны энергичным вмешательством национального общества по
сохранению ландшафта. Два дома представляли  две  школы:  современную  -
"Покой", коробка под крышей, навевающая  тоску.  "Голубятня",  напротив,
сочетала в себе  четыре  или  пять  стилей  в  довольно  экстравагантной
комбинации.
   Пуаро подумал о том, какой дорогой  направиться  в  "Долину".  Дорога
через лес была короче на полмили,  но  не  давала  возможности  войти  в
имение через главные ворота. С точки зрения этикета, для первого  визита
укороченный путь не подходил. И хозяева, и их  гости  занимали  завидное
положение в обществе, приглашение льстило Пуаро.
   "Я  становлюсь  снобом",  -  подумал   он.   Он   сохранил   приятные
воспоминания о встрече с Эндкателлами в  Багдаде.  Особенно  понравилась
ему леди Эндкателл - оригинальная и очаровательная женщина.
   Он хорошо рассчитал график своего движения. Без четверти час, немного
уставший и довольный, что он  уже  пришел  (он  испытывал  отвращение  к
ходьбе),  он  позвонил  у  входной  двери.   Открыл   величественный   и
торжественный Гуджен. Пуаро нашел его безукоризненным.
   Однако прием оказался совсем не таким, на какой он надеялся.
   - Миледи ждет вас, сэр, в  малом  павильоне  около  пруда,  -  сказал
Гуджен. - Разрешите мне проводить вас туда.
   Эркюлю Пуаро была непонятна манера англичан все время быть вне  дома.
Это еще понятно в летнюю жару, но никак не в  конце  сентября.  Конечно,
еще не очень холодно, но  чувствуется  сырость.  Благоразумнее  было  бы
находиться в теплой, уютной комнате, может  быть,  с  горящим  в  камине
огнем. Вместо этого...
   У Эндкателлов было принято приглашать гостей к часу. Если погода была
хорошей, то коктейли подавали в павильон. В половине второго садились за
стол.
   Впереди шествовал Гуджен, за ним  шел  Эркюль  Пуаро.  Они  пересекли
большую лужайку, сад и пошли по тропинке через каштановую рощу.  "Сейчас
я вернусь туда, откуда пришел", - подумал Пуаро.
   Вдруг он услышал слабый крик. Это его заинтересовало. Было непонятно,
что выражал этот крик - удивление или страх. Во всяком случае, крик  был
странный и неожиданный.
   Когда они вышли из леса, Гуджен посторонился и с  поклоном  пропустил
вперед Пуаро. Гуджен откашлялся, собираясь подходящим тоном оповестить о
госте, но слова застряли у него в  горле.  Пуаро  выразил  свои  чувства
многозначительной гримасой.
   Это было уже слишком! От Эндкателлов он  ожидал  другого  Бесконечная
дорога, пустой дом, и наконец  это!  У  англичан  довольно  своеобразный
юмор, если они находят это  забавным.  У  него  появилось  желание  уйти
обратно. Смерть - это не развлечение. Неужели эти люди решили  разыграть
комедию, чтобы привлечь его внимание?
   В классической позе убитого на берегу пруда лежал крупный мужчина  со
светлыми волоса-ми. По бетонному поребрику в воду стекала узкая  красная
струйка. Около "жертвы" стояла женщина с револьвером в руке. У  нее  был
тупой, блуждающий взгляд.
   Другие участники этой сцены, очевидно, прибежавшие с  разных  сторон,
стояли  в  отдалении.  Это  была  молодая  женщина  с  корзиной,  полной
георгинов, мужчина в охотничьем костюме с ружьем на  плече  и,  наконец,
сама леди Эндкателл, которая держала в руках корзинку с яйцами. Во  всем
этом было что-то рассчитанное и искусственное. Пуаро  глубоко  вздохнул.
Чего они от него ждут? Они очевидно,  хотят,  чтобы  он  поверил  в  это
"преступление". Должен ли он сначала обследовать тело или с  любезностью
поздравить леди  Эндкателл  с  удачно  поставленным  спектаклем.  Ничего
смешного во всем этом  не  было.  И  разве  не  сама  королева  Виктория
когда-то заметила: "Это нам не смешно".
   К трупу приблизились леди Эндкателл и Пуаро с Гудженом,  который  был
явно взволнован и тяжело дышал. "Не посвящен в тайну", - подумал  Пуаро,
но тут же заметил, что это вовсе не комедия, красное пятно - это  кровь,
человек на земле  умирал,  он  был  сражен  выстрелом  и  притом  совсем
недавно.
   Пуаро посмотрел на женщину, державшую револьвер. Ее  лицо  ничего  не
выражало. С отсутствующим видом она оставалась на месте. "Как  идиотка",
- подумал Пуаро. Это его не удивляло.  Он  знал,  что  после  совершения
преступления  некоторые  убийцы  больше  не  волнуются,  ни  на  что  не
реагируют, впадают в полную апатию.
   Но человек на земле еще не умер, он открыл глаза, и Пуаро  догадался,
что лежащий еще понимает, что происходит  вокруг  него.  Даже  больше  -
умирающий  был  единственный  живой  человек  в  этой  странной   сцене.
Остальные были тенями, куклами. Он же был единственным живым среди них.
   Джон  открыл  рот  и  произнес:  "Генриетта..."  Он  моргнул,  голова
откинулась набок. Пуаро подошел, опустился  около  лежащего  на  колени,
осмотрел его и поднялся, механически отряхивая  брюки.  -  Скончался,  -
сказал он.
 
*** 
 
   Пуаро  внимательно  наблюдал  за  реакцией  каждого.  Верный   Гуджен
освободил леди Эндкателл от корзинки с яйцами, она очень естественно его
поблагодарила, затем, после короткого колебания, произнесла:
   - Герда...
   Женщина,  державшая  револьвер,   вышла   из   своей   неподвижности,
посмотрела на всех и, пораженная, прошептала:
   - Джон умер!
   Высокая молодая женщина - та, у которой была  корзина  с  георгинами,
авторитетным тоном потребовала, чтобы ей отдали оружие. Пуаро  не  успел
ни вмешаться, ни возразить - она уже держала револьвер в руке.
   - Вы не должны были этого  делать!  -  сказал  он.  Звук  его  голоса
испугал ее: она вздрогнула, раскрыла пальцы, и оружие упало в воду.
   - Какая я неловкая! - воскликнула она. - Простите меня!
   Пуаро внимательно  на  нее  посмотрел,  она  спокойно  выдержала  его
взгляд. Он подумал, что  подозрения,  только  что  мелькнувшие  у  него,
необоснованны.
   - Ничего нельзя трогать, - сказал он. - Ничего не  должно  измениться
до прихода полиции.
   Некоторое время царило полное замешательство.
   -  Действительно,  нужно  позвать  полицию,  -  с  отвращением   тихо
проговорила леди Эндкателл.
   Мужчина в охотничьем костюме с легким презрением заявил, что ему тоже
кажется - без полиции тут не обойтись.
   Тем временем со стороны дома  донеслись  звуки  голосов  и  смех.  На
опушке  леса  появились  сэр  Генри  и  Мидж.  Они  подошли  к   группе,
собравшейся на берегу пруда.
   - Что здесь происходит? - удивленно спросил сэр Генри.
   Леди Эндкателл ответила:
   - Это Герда, которая... Я хочу сказать... Это Джон, который...
   Герда закончила начатую фразу:
   - Джона убили. Он - умер.
   Тон был очень странный. Казалось, что она еще ничего не  поняла.  Все
отвернулись.
   - Моя дорогая, - сказала леди Эндкателл, - я  думаю,  что  вам  лучше
пойти в дом и немного прилечь. Нам здесь делать нечего.  Генри  и  месье
Пуаро останутся и подождут прибытия полиции.
   - Я думаю, в самом деле, это как раз то, что нужно сделать, -  сказал
сэр Генри и добавил, повернувшись к Гуджену:
   - Гуджен, позвоните, пожалуйста, в полицию, объясните, в чем дело, и,
когда они приедут проводите их прямо сюда.
   - Да, сэр.
   В тоне Гуджена звучала обычная почтительность: он держался прекрасно.
Все еще немного бледный,  с  корзиной  яиц  в  руке,  он  направился  по
тропинке к дому. Генриетта взяла  Герду  под  руку  и,  поддерживая  ее,
повела туда же.
   - Теперь, Лю