ула  халат,  взяла  карманный
фонарик и вышла в коридор. Везде было темно. Мидж нагнулась над перилами
лестницы. На первом этаже света тоже нигде не было.
   Она спустилась по лестнице. В холле, после некоторого колебания,  она
включила свет. Везде было тихо. Все двери были закрыты. Где-то же должен
быть Эдвард! Где же он?
   Вдруг она почувствовала легкий запах газа. Она направилась в  сторону
чуть приоткрытой двери. В коридоре запах газа был сильнее.  Еще  сильнее
этот запах был в кухне. При свете своего фонарика она  увидела  Эдварда.
Он лежал на полу, засунув  голову  в  газовую  печь.  Все  горелки  были
открыты.
   Мидж не относилась к числу людей, которые теряют голову. Она побежала
к окну и постаралась его открыть. Это ей не удалось. Тогда она  обернула
руку тряпкой и разбила стекло. Стараясь не дышать, она закрыла  краны  и
освободила Эдварда. Он был без сознания. Дыхание его было  неравномерным
и прерывистым. Она подтащила его к разбитому окну,  стала  на  колени  и
подложила руки ему под голову. Сначала очень тихо, а потом все громче, с
отчаянием, она повторяла:
   - Эдвард!.. Эдвард!..
   Он зашевелился, застонал, открыл глаза и прошептал еле слышно:
   - Газ...
   - Я знаю, дорогой, но почему?.. Почему?..
   Он весь дрожал, руки у него были холодные, просто ледяные. Он смотрел
на  нее,  и  постепенно  на  лице  его  появилось  выражение  радостного
удивления.
   - Мидж?
   - Да, - сказала она, - я слышала ваши шаги в коридоре,  слышала,  как
вы спустились по лестнице, и, сама не знаю почему, пошла за вами.
   Он вздохнул.
   - Это был бы самый лучший выход!..
   Мидж все поняла. Она вспомнила тот разговор в день смерти Джона. Леди
Эндкателл рассказывала об одной популярной газете. Она говорила, что там
часто сообщают о бедных женщинах, кончающих свою жизнь самоубийством при
помощи газа.
   - Но, Эдвард, почему? Он горько усмехнулся.
   - Почему? Потому что вся моя  жизнь  -  это  одна  сплошная  неудача.
Потому что ничего стоящего я никогда не сделал.  Такие  люди,  как  Джон
Кристоу, чего-то добиваются в жизни, ими все восхищаются, их любят. Я  -
ничто! Зачем мне жить? Я получил по наследству Айнсвик, и  у  меня  есть
средства к существованию. Если бы не это, я бы пропал. Я не умею  ничего
делать, я никогда ничего не  делал.  Как  писатель  я  ничего  не  стою.
Генриетте я не нужен, да никому я не нужен! Когда мы сидели с вами в том
ресторане на Беккерлей, я подумал... Вы же сами это знаете. Даже Айнсвик
не мог вас привлечь к тому, чтобы разделить со мной жизнь. Никому  я  не
нужен! Я решил, что лучше всего со всем этим покончить...
   Она быстро возразила:
   - Но, мой дорогой, вы же ничего не поняли! Это же из-за  Генриетты...
Я думала, что вы всегда ее любили и всегда будете любить...
   - Генриетта? - его почти не было слышно. Он с дрожью добавил:
   - Как холодно!
   - Эдвард, мой дорогой!
   Она  прижалась  к  нему,  стараясь  отдать  ему  свое  тепло.  Он  ей
улыбнулся.
   - Как это чудесно, Мидж, вы меня отогреваете!
   Ему было холодно,  и  она  его  согрела.  Эта  мысль  мелькнула,  как
озарение, она ее поразила. Эдвард уже ни на что больше не  надеялся.  Он
порвал с обществом живых, он жил в полном  одиночестве.  Ему  необходимо
было тепло, и это тепло могла дать ему только она одна.
   Пусть Эдвард грезит о далекой и  неприступной  Генриетте,  какое  это
имеет значение? Ему нужно другое - живое тепло, участие,  любовь  -  все
это ему может дать только она одна.
   Он посмотрел на нее, склонившуюся к нему, и  тоже  многое  понял.  Та
Генриетта,  которую  он,  казалось,  так  любил,  была   юной   девочкой
семнадцати лет. В сегодняшней Генриетте от той девочки уже  не  осталось
ничего. С Мидж все совсем иначе! Ее лицо совсем близко, она такая, какая
есть в действительности. Он любил ее. Именно такой он ее понимает, и  он
всегда будет ее любить - и тогда, когда ее черные волосы станут седыми.
   - Мидж, - сказал он тихо. - Я вас  люблю!  Пожалуйста,  не  покидайте
меня больше никогда!
   Губы их встретились...
   - Как это забавно! - воскликнула она. - Мы сидим  здесь  на  каменном
полу кухни, отравленной газом, а у меня такое впечатление,  словно  я  в
раю!
   - У меня тоже! - сказал он. - И мне кажется, что  я  теперь  останусь
там до конца своей жизни.
   Мидж как разумная женщина произнесла мудрые слова:
   - Может быть, нам лучше пойти и немного  поспать?  Скоро  уже  четыре
часа. Как нам объяснить Люси это разбитое окно?
   Она применила метод самой леди Эндкателл.  В  шесть  часов  утра  она
проникла в спальню Люси, разбудила ее и коротко и  точно  рассказала  ей
обо всем. Леди Эндкателл была, как всегда, великолепна:  она  поздравила
Мидж, заявила, что она именно  такая  жена,  какая  необходима  Эдварду,
затем добавила, что все происшедшее доказывает - настало время перевести
кухню в "Долине" на электричество. Мидж  вернулась  к  себе  в  комнату,
оставив Люси в прекрасном настроении. Леди Эндкателл была довольна  всем
- и самой собой, и  Мидж  с  Эдвардом  -  они  будут  жить  в  Айнсвике;
следствие закрыто, а месье Пуаро - этот маленький человечек, несмотря ни
на что, все же очень симпатичен!
   Вдруг у нее в голове мелькнула такая тревожная мысль,  что  она  даже
села в кровати.
   Вот об этом она не подумала!
   Люси встала и направилась в комнату Генриетты. Путь был коротким,  но
Люси уже начала мысленно  вести  разговор  и  высказывать  свое  мнение,
прежде чем предстала перед Генриеттой. Войдя, она продолжала вслух:
   - ...и я подумала, дорогая, что это вы упустили из виду!
   Генриетта никак не могла проснуться и что-то сонно проворчала.
   - Я понимаю, - говорила между тем Люси, - сейчас еще очень  рано,  но
ночь была чрезвычайно беспокойной: Эдвард и газовая печь, Мидж и окно  в
кухне, мой разговор с месье Пуаро...
   - Вы не думаете, Люси, что все это может подождать?
   - Меня беспокоит эта кобура!
   - Кобура? Какая кобура? - теперь Генриетта совсем проснулась.
   - Кобура от револьвера, дорогая! Ведь он был в кобуре, а ее не нашли.
Пока еще никто не догадался заняться ее поисками, но все возможно...
   Генриетта вскочила.
   - Эта поговорка, - воскликнула она, - очень  правильна:  "Нельзя  все
предусмотреть".
 
Глава XXIX 
 
   Лежа в постели, Герда думала...
   Хорошо, что у нее стала меньше болеть  голова,  хорошо,  что  она  со
всеми не поехала на этот пикник и осталась дома одна.
   Элси была с ней очень мила, особенно вначале. Ей приносили завтрак  в
постель, предлагали самое удобное кресло, запрещали делать то, что могло
бы ее утомить, - в общем, ее жалели,  и  она  разрешала  себя  жалеть  и
нежить. Ей хотелось ни о чем не думать и  все  забыть.  Но  приближались
время, когда нужно будет снова жить обычной, нормальной жизнью.  Ее  уже
начинают торопить, уже занимаются хлопотами о ее будущем  существовании.
Уже несколько раз Элси теряла терпение и упрекала ее за  медлительность,
за то, что она не все сразу понимает... Как это было раньше, до того как
ее увез Джон, ее снова будут считать глупой и  неуклюжей.  А  Джона  уже
нет, чтобы сказать, как тогда: "Я вами займусь..."
   Она встала и спустилась в кухню, чтобы приготовить себе чай. Вода уже
закипала, когда позвонили у дверей. Прислуги в  доме  тоже  не  было.  И
Герда сама открыла дверь. На пороге  стояла-Генриетта.  Ее  машина  была
оставлена у тротуара.
   - Генриетта, - воскликнула Герда, -  какая  неожиданность!  Сестры  и
детей нет дома, вообще в доме никого, но...
   Генриетта ее прервала.
   - Это даже лучше! Я хотела поговорить с вами  наедине.  Скажите  мне,
Герда, что вы сделали с кобурой?
   У Герды был такой вид, как будто бы она ничего не понимает.
   - С какой кобурой?
   Генриетта прошла в маленький салон, дверь которого  Герда  перед  ней
открыла, Генриетта настойчиво продолжала:
   - Вы должны мне это сказать, Герда! Исключить этот  вопрос  о  кобуре
ничего не стоит, и тогда будет совершенно невозможно  доказать,  что  вы
как-то причастны к этому делу. Я нашла револьвер  в  зарослях  у  пруда,
куда вы его бросили, и спрятала в такое место, куда вы его  положить  не
могли. На нем отпечатки пальцев, которые  никогда  не  смогут  опознать.
Остается только эта кобура! Вы должны мне сказать, что вы с ней сделали!
   Она,  совершенно  не  зная  почему,  очень  спешила.  На  самом  деле
торопиться ей было некуда. Генриетта сделала все, чтобы ее не выследили,
если бы это кому-нибудь вздумалось. Она поехала  по  дороге  к  Лондону,
заправилась на бензоколонке и постаралась там  всем  продемонстрировать,
что  едет  в  Лондон.  Проехав  некоторое   расстояние,   она   изменила
направление и направилась по другой дороге - к морю.
   Герда продолжала смотреть на нее  своими  большими  глупыми  глазами.
"Скучно с ней, - подумала Генриетта, - каждый раз, чтобы что-то  понять,
ей. нужна целая вечность". Генриетта снова стала убеждать:
   - Если эта кобура еще у вас, вы обязательно должны отдать ее  мне!  Я
найду способ от нее избавиться! Это  единственное  доказательство  вашей
вины! Она еще у вас?
   Герда утвердительно кивнула головой.
   - Вы не отдаете себе отчета, что это глупость - держать ее у себя!  -
воскликнула Генриетта, которая не могла сдержать нетерпение.
   - Эта кобура была в моей спальне. - объяснила Герда,  -  и  я  о  ней
совершенно забыла. Когда в наш дом на Гарлей-стрит приехала  полиция,  я
разрезала кобуру на куски и спрятала в обрезках кожи,  которые  лежат  у
меня в сумке для рукоделия.
   - Хорошая мысль!
   - Я вовсе не такая дура, как все обо мне думают! Она поднесла руку  к
горлу и два раза тихо повторила имя Джона.
   Генриетта искала слова утешения.
   - Я знаю, дорогая, я знаю...
   - Ничего вы не знаете и  не  можете  знать!  -  Герда  выпрямилась  и
взволнованно взглянула на Генриетту. - Джон меня обманывал!  Он  не  был
таким, каким я его себе представляла. Я это заметила в тот вечер,  когда
он пошел провожать ту женщину, Веронику Грей. Конечно, я знала,  что  он
ее когда-то любил, но это было очень давно, за много лет до того, как мы
поженились. Я была уверена, что все это кончилось...
   - Нет, - Герда покачала головой, - эта женщина сказала, что не видела
его много лет... Но только в глазах Джона я  прочла  совсем  другое.  Он
пошел с ней, а я поднялась наверх в нашу комнату. Я пыталась  читать,  я
взяла детективный роман, который  Джон  привез  с  собой.  Джон  все  не
возвращался. Тогда я встала и вышла. Было совсем светло,  от  луны...  Я
дошла до пруда. В павильоне горел свет... и они были  там,  Джон  и  эта
женщина...
   На секунду Генриетта закрыла глаза, а когда открыла  их,  то  увидела
совершенно другую Герду, с необычным выражением лица. Это  уже  не  была
кроткая, застенчивая и глупая женщина, которую знала Генриетта, это было
беспощадное существо, которое сумело за себя отомстить и  ни  о  чем  не
жалело.
   - Я поверила Джону. Я верила в него...  как  верят  в  бога!  Он  мне
казался самым благородным человеком на земле, я думала, что  в  нем  все
самое лучшее, что есть на этом свете. И все это был  только  обман!  Мне
ничего больше не оставалось! Ничего, потому что я обожала то,  чего  уже
больше не существовало!
   Генриетта смотрела на Герду с  некоторой  растерянностью.  Перед  ней
было то же существо, которое она изобразила в своей "Обожающей",  только
преображенное: стоило исчезнуть, рухнуть идолу этой женщины, и она стала
смертельно опасной.
   - Вы понимаете, - уже в тоне обычной беседы продолжала Герда, - я  не
могла  поступить  иначе.  Его  нужно  было  убить!  Вы  понимаете  меня,
Генриетта? Я знала, что нужно быть очень осторожной, из-за полиции,  они
ведь очень ловкие. Только я ведь тоже не такая  дура,  как  все  думают.
Люси считает, что если нет быстрой реакции, то человек вообще ничего  не
понимает. Я поняла, что Джона нужно убить. Я вам  говорила,  что  только
что читала детективный роман. Там  было  написано,  что  можно  опознать
оружие по пулям, из него выпущенным. Как  раз  в  этот  день  сэр  Генри
показал мне, как заряжают револьвер, как из него стреляют. Я  взяла  два
револьвера. Первым я решила убить Джона и спрятать. Второй  револьвер  я
буду держать в руках, решила я, пусть его  у  меня  отберут.  Они  сразу
подумают, что это я убила Джона, но потом  установят,  что  я  не  могла
убить его этим оружием, и придут к выводу,  что  я  не  виновата!  Герда
помолчала.
   - Но я совсем забыла об этой кобуре, которую  я  спрятала  у  себя  в
шкафу, в спальне. Вы думаете, что полиция может начать ее искать?
   - Кто знает? - сказала Генриетта. - Лучше отдайте ее мне, и  я  увезу
ее отсюда. Когда ее у вас больше не будет, то никакого риска для вас  не
останется.
   Генриетта села. Она вдруг почувствовала страшную усталость.
   - У вас очень утомленный вид, - сказала Герда, - сейчас я вам принесу
чаю, я как раз заварила свежий.
   Некоторое время она отсутствовала и потом появилась  с  подносом,  на
котором стояли чайник, кувшинчик с молоком и две чашки. Она разлила  чай
по чашкам, одну  из  них  предложила  Генриетте.  Та  поблагодарила,  но
настояла на том, чтобы  Герда  сразу  же  принесла  кобуру.  Герда  явно
колебалась, однако затем вышла.
   Генриетта чувствовала  себя  совершенно  измученной.  К  счастью,  ее
задача скоро будет исполнена. Скоро Герда будет вне опасности, как  того
хотел Джон, Она провела рукой по лбу.  Она  взяла  чашку  и  уже  хотела
поднести ее к губам, когда шум в коридоре привлек ее внимание. Странно -
Герда на этот раз действовала быстро, что ей совсем не было свойственно.
   Но в дверях стояла не Герда, а Эркюль Пуаро.
   - Входная дверь была открыта, - объяснил он, - и поэтому  я  позволил
себе войти.
   - Но каким образом вы очутились здесь? Он улыбнулся.
   - Когда вы так внезапно покинули "Долину", - ответил он,  -  я  сразу
догадался, что вы направились сюда. Я нанял  самый  быстрый  автомобиль,
который мне удалось найти, и вот я здесь!
   Она вздохнула и снова взяла в руки чашку с чаем.
   - На вашем месте, - сказал он, - я бы не стал пить этот чай.
   - Почему? - удивилась она.
   - Так было бы лучше...
   Генриетта поставила свою чашку обратно на поднос. Вернулась Герда  со
своей сумкой для рукоделия.
   - Подумайте, Герда! - с жаром сказала Генриетта. - Я все еще нахожусь
под подозрением! Месье Пуаро за мной следит! Он уверен в том, что именно
я убила Джона, но не может этого доказать.
   Она говорила очень медленно, чтобы Герда ее поняла и не проболталась.
   Герда предложила Пуаро чашку чая, он отказался.  Потом  заговорила  о
самых простых вещах - это было характерно для нее.
   - Я очень огорчена, что все ушли. Моя  сестра  с  детьми  поехали  на
пикник, а я отказалась, потому что не очень хорошо себя чувствовала...
   Она взяла с подноса чашку, выпила почти половину и продолжала:
   - Я так растеряна! Вы понимаете, всегда всем занимался Джон,  решения
всегда принимал он... а теперь его нет... Без него я совершенно не знаю,
что делать! Стоило ему уйти, и все рухнуло! Дети задают мне вопросы, а я
не знаю, что им отвечать. Что сказать Терри, когда он  меня  спрашивает,
почему убили папу. Он когда-нибудь обязательно это узнает. Этот  ребенок
всегда все хочет знать и всегда добивается своего. Меня удивляет то, что
он спрашивает не о том, кто убил отца, а почему его убили...
   Герда внезапно откинулась на спинку кресла, на котором сидела, голова
ее запрокинулась, губы посинели.
   - Мне плохо! - прошептала она. - Если бы только Джон...
   Пуаро подошел к ней. Голова Герды упала на грудь.  Пуаро  наклонился,
приподнял ей одно веко, потом выпрямился.
   - Хорошая смерть! - сказал он. - Без страданий! Генриетта смотрела на
него с изумлением.
   - Сердце?
   Через секунду она все поняла.
   - Она что-то  положила  в  чай?  Бедная  Герда!  Она  не  могла  себе
представить другого выхода!
   Пуаро отрицательно покачал головой.
   -  Ошибаетесь!  Отрава  была  для  вас!  Ведь   она   выпила   чашку,
предназначенную вам.
   - Мне? - все еще недоверчиво воскликнула Генриетта. - Но я же сделала
все, что могла, чтобы ей помочь!
   - Это ничего не изменило! Вы когда-нибудь видели волка,  попавшего  в
капкан? Он пытается укусить того, кто хочет его освободить. Вы узнали ее
тайну и поэтому должны были умереть.
   - И поэтому вы не дали мне выпить этот чай! Вы знали, что она...
   - Нет, мисс Савернейк, я не знал, что она насыпала в ваш чай какое-то
лекарство, я только предполагал, что  это  очень  возможно.  На  подносе
стояли две полные чашки, было пятьдесят процентов вероятности,  что  она
возьмет ту, куда сама всыпала яд. Она умерла, и это хорошо! И для нее, и
для ее бедных детей...
   Тихо он спросил:
   - Вы ведь очень устали, не правда ли?
   Она кивнула головой и в свою очередь тоже спросила:
   - Когда же вы догадались?
   - Точно не могу вам сказать, но с самого начала мне стало  ясно,  что
перед нами разыгрывают какой-то спектакль. Долго я не понимал, что автор
- сама Герда. Вся ее манера была какая-то театральная, и это потому, что
она  играла  роль.  В  этом  деле  удивительно  сочетались  чрезвычайная
простота и хитрость. Сначала это меня озадачило. Однако  очень  скоро  я
заметил, что ум, с которым я непрерывно боролся, принадлежал вам, понял,
что все обитатели "Долины" угадали ваше желание и подыгрывали вам,  были
вашими союзниками. Почему вы хотели спасти Герду?
   - Потому что это было последним желанием  Джона!  Когда,  умирая,  он
произнес мое имя, я поняла, что он на меня рассчитывает, что он  умоляет
меня спасти ее. Он ее любил. Гораздо сильнее, чем сам себе  представлял.
Он ее любил больше, чем Веронику, больше, чем  меня.  Наверное,  потому,
что она целиком принадлежала ему! Он знал, что  если  есть  кто-то,  кто
может избавить Герду от последствий ее поступка, то это только я.  И  он
прекрасно знал также, что я сделаю все, что он попросит,  потому  что  я
его люблю!
   - И вы сразу же начали действовать?
   - Да. Первое, что  я  сделала  -  бросила  револьвер  в  пруд,  чтобы
уничтожить или хотя бы  сделать  неясными  отпечатки  пальцев.  Потом  я
узнала, что существует еще одно, второе оружие. Я  стала  его  искать  и
почти сразу же нашла, потому что догадалась,  как  Герда  попытается  от
него избавиться. Люди инспектора Грэнджа пришли на несколько минут позже
меня, револьвер уже был в моей сумке, и там я  его  хранила  все  время,
пока не смогла отвезти  его  в  Лондон.  Там  я  спрятала  его  в  своей
мастерской. А потом снова привезла  сюда  и  постаралась  положить  так,
чтобы полиция - его сразу же обнаружила.
   - Лошадь! - тихо сказал Пуаро.
   - Как вы догадались?  Да!  Я  сунула  его  в  непромокаемый  мешок  и
положила в арматуру, на которой потом слепила лошадь. Полиция не посмела
бы во время обыска сломать мое произведение. Как же узнали об этом?
   - Ассоциация идей, -  ответил  Пуаро.  -  Эта  лошадь  напомнила  мне
троянского коня... А отпечатки пальцев? Как вы их добыли?
   - На углу моей улицы слепой старик продает спички. Он так и не понял,
что держит в руках, когда я попросила его подержать одну вещь, пока  ищу
мелочь.
   Пуаро смотрел на Генриетту с нескрываемым восхищением.
   - Потрясающе! - воскликнул он. - Редко  я  имею  дело  с  противником
вашего класса!
   - Было страшно трудно опережать вас каждый раз на один ход.
   - Не сомневаюсь. Я начал догадываться об истине, когда  заметил,  что
план  противника  состоит  в  том,  чтобы  направить  подозрения  не  на
определенного человека, а на всех, кроме Герды. Все нас от нее отдаляло.
Вы нарисовали это дерево - "Игдрасил" - на столе в павильоне  для  того,
чтобы увеличить число подозреваемых. Леди Эндкателл, которая поняла вашу
игру, чтобы позабавиться, направляла  бедного  Грэнджа  то  направо,  то
налево. Он подозревал всех: Эдварда, Дэвида, саму  леди  Эндкателл...  И
это было как раз то,