зарабатывал  на  жизнь
женитьбой или помолвкой с состоятельными  и  доверчивыми  особами.  Они,
впечатлившись  его  знанием  делового  мира,  вверяли   ему   все   свои
сбережения, после чего он вскоре испарялся, как туман.
   - Не похож что-то он на такого, -  сказал  я,  припомнив  лицо  Гарри
Каслтона.
   - На это и был расчет.
   - Судим?
   - Нет, мы наводили справки, но не так-то просто  собрать  информацию.
Имена он менял довольно часто. И хотя Скотланд-Ярд  считает,  что  Гарри
Каслтон, Раймонд Блейр,  Лоуренс  Делтон  и  Роджер  Байрон  одно  лицо,
доказательств у нас нет. Видишь ли,  женщины  не  любят  рассказывать  о
таких вещах. Им лучше  лишиться  денег.  Имен  у  него  было  более  чем
достаточно, работал он в  разных  местах  -  всегда  одинаково,  но  был
поистине неуловим. Роджер Байрон исчез в Саутэнде, а потом  объявился  в
Ньюкасле-на-Тайне и обстряпывал свои делишки там.  Фотографироваться  он
не любил, игнорируя попытки друзей и дам сделать снимок на память. И так
лет пятнадцать или двадцать кряду. Одно время он, казалось, исчез.  Даже
пошел слух, будто он умер, но потом кто-то встретил его за границей.
   - И никто ничего о нем не  слышал,  пока  его  не  нашли  мертвым  на
коврике в доме мисс Пебмарш? - спросил я.
   - Вот именно.
   - Тогда все может быть.
   - Все что угодно.
   -  Например,  отвергнутая  женщина,  которая  ничего  не  забыла,   -
подбросил я.
   - Ты же знаешь, и так бывает. У  женщин  бывает  долгая  память.  Они
ничего не забывают...
   - И если такая женщина слепнет - одно несчастье за другим... так?
   - Это лишь предположение. Доказательств нет.
   - А эта жена, миссис... как ее?.. Мерлина Райвл? Ну и имя!  Таких  не
бывает.
   - Ее зовут Флосси Гэпп. Мерлина - псевдоним. Больше подходит  для  ее
жизни.
   - Кто она такая? Уличная?
   - Время от времени.
   - То есть, ежели говорить вежливо, дама легкого поведения?
   - Думаю, она  была  хорошей,  порядочной  женщиной,  винить  надо  ее
друзей. Называет себя бывшей актрисой. Временами  подряжается  принимать
гостей на приемах. Довольно мила.
   - Ей можно верить?
   - Не больше чем всем остальным. Узнала его сразу. Без колебаний.
   - Вот удача-то.
   - Да. Я уже почти отчаялся. Сколько здесь перебывало  всяких  жен!  Я
даже начал думать, что умной женщиной можно назвать ту,  которая  сумеет
узнать своего мужа. Честно говоря, мне показалось,  будто  миссис  Райвл
знает о муже больше, чем говорит.
   - А сама она не имеет какого-нибудь отношения к уголовникам?
   - В архиве данных на нее нет. Думаю, у нее были и, может быть, есть и
сейчас  какие-нибудь  сомнительные  приятели.  Но  ничего  серьезного  -
мелочь.
   - Как насчет часов?
   - Говорит, ничего не знает. Вероятно, так оно и  есть.  Мы  выяснили,
откуда они, - е  Итальянского  рынка.  Я  говорю  про  бронзовые  и  про
дрезденский фарфор. Но проку от этого никакого.  Знаешь  ведь,  что  там
творится  по  субботам.  Лавочник  говорит,  будто  их  купила  какая-то
американка, но я не думаю, что он и впрямь ее запомнил.  На  этом  рынке
полно американских туристов. Жена его уверяет, будто их  купил  мужчина.
Как он выглядел, она не  помнит.  Серебряные  часы  -  из  мастерской  в
Борнмуте. Какая-то высокая дама искала подарок для маленькой  девочки  и
купила их. Все, что нам о ней известно, это  что  дама  была  в  зеленой
шляпе.
   - А четвертые? Исчезнувшие? Как с ними?
   - Ничего, - ответил Хардкасл. Я понял, что он имел в виду.
 
ГЛАВА 23 
РАССКАЗЫВАЕТ КОЛИН ОВН 
 
   Гостиница, где я остановился, была маленьким, жалким заведением рядом
с вокзалом. Там подавали неплохое  жаркое,  и  на  этом  ее  достоинства
заканчивались. Кроме, конечно, дешевизны.
   На следующее утро в десять часов  я  позвонил  в  Бюро  машинописи  и
стенографии "Кавендиш" и  сказал,  что  мне  нужна  машинистка,  знающая
стенографию, чтобы  написать  несколько  писем  и  перепечатать  деловое
соглашение. Меня зовут Дуглас Витерби, остановился я в отеле "Кларендон"
(почему-то у самых паршивых  гостиниц  всегда  самые  пышные  названия).
Свободна ли сегодня мисс Шейла Вебб? Ее рекомендовал мне один знакомый.
   Мне повезло. Шейла была свободна. Правда, в двенадцать часов ее  ждал
профессор Пурди. Но я сказал, что мы закончим раньше,  так  как  у  меня
самого назначена встреча.
   Когда Шейла вошла в вестибюль гостиницы, я стоял за распашной дверью.
Я выступил вперед.
   - Мистер Дуглас Витерби к вашим услугам, - сказал я.
   - Это ты звонил?
   - Я.
   - Как не стыдно, - возмутилась Шейла.
   - Отчего же? Я готов заплатить за твое  драгоценное  и  дорогостоящее
время бюро "Кавендиш". Так что их совершенно не касается, где  мы  будем
сидеть, здесь или через дорогу,  и  станем  ли  мы  писать  какие-нибудь
кошмарные нудные  письма,  которые  начинаются  вроде:  "Вам  необходимо
срочно получить" и  т.  д.,  или  не  станем.  Пошли,  выпьем  по  чашке
паршивого кофе в уютной обстановке.
   Вызывающе, отчаянно желтое  кафе  "Лютик"  старалось  соответствовать
своему названию. Столы, пластиковые подставки,  чашки  и  блюдца  -  все
сияло канареечным цветом.
   Я заказал нам кофе и пшеничные лепешки. Час был ранний, и  мы  сидели
почти совсем одни.
   Когда официантка, приняв заказ, удалилась, мы посмотрели  через  стол
друг на друга.
   - Как дела, Шейла, в порядке?
   - Что ты имеешь в виду?
   Под глазами у нее залегли круги, отчего глаза казались не  синими,  а
фиолетовыми.
   - Досталось тебе?
   - Да... нет... не знаю. Я думала, ты уехал.
   - Уехал. Но уже вернулся.
   - Зачем?
   - Ты знаешь зачем.
   Она опустила глаза и молчала не меньше минуты.
   - Я его боюсь, - сказала она.
   - Кого?
   - Твоего приятеля, инспектора Хардкасла. Он думает, что  я...  что  я
убила сначала того человека а потом Эдну...
   - Так только кажется, - успокоил я Шейлу. - Он  всегда  так  смотрит,
будто подозревает всех и вся.
   - Нет, Колин, мне ничего не  кажется.  И  незачем  меня  утешать.  Он
думает, что я с самого начала замешана в этом деле.
   - Девочка моя, против тебя нет улик. Просто ты там  оказалась  в  тот
день, и оказалась потому, что кто-то тебя подставил,
   Она перебила меня:
   - А он думает, что это я сама  себя  подставила.  Он  думает,  я  все
подстроила, он думает, что Эдна об этом догадалась. Что она узнала меня,
когда я якобы прикинулась мисс Пебмарш.
   - А это был не твой голос? - спросил я.
   - Конечно же нет! Никуда я не звонила. Сколько раз говорить!
   - Послушай, Шейла, - сказал я. - Что  бы  ты  там  ни  говорила  всем
остальным, мне ты должна сказать правду.
   - Ты не веришь ни одному моему слову!
   - Да, не верю. В тот день  ты  могла  позвонить  по  вполне  невинной
причине. Кто-то мог попросить тебя и сказать, что это розыгрыш, а  потом
ты испугалась и, солгав раз, уже не могла сказать правду. Это так?
   - Нет, нет и нет! Я сказала - нет!
   - Хорошо, но ты все  же  не  договариваешь.  Я  хочу,  чтобы  ты  мне
поверила. Если у Хардкасла есть что-то против тебя, что-то, о чем он мне
не рассказал...
   Она снова перебила:
   - Ты уверен, что он говорит тебе все?
   - Да. У него нет причин что-либо скрывать. Мы с ним почти коллеги.
   В этот момент официантка принесла заказ. Кофе был светлый, как только
что вошедший в моду норковый мех.
   - Я не знала, что ты тоже из полиции,  -  сказала  Шейла,  медленными
кругами водя в чашке ложечкой.
   - Не совсем из полиции.  Это  совершенно  другой  департамент.  Но  я
понимаю так: если Дик что-то знает и не говорит мне, значит, у него есть
на то причина. Это потому, что он видит, как ты мне нравишься. И ты  мне
действительно нравишься. Даже больше. Что бы ты ни сделала, Шейла,  я  -
за  тебя.  Тогда  ты  выбежала  из  дому   перепуганная   насмерть.   Ты
действительно испугалась. Ты не притворялась. Так сыграть невозможно.
   - Конечно, испугалась. До смерти.
   - Ты испугалась только мертвеца? Или чего-то еще?
   - А что там еще могло быть? Я набрался смелости.
   - Зачем ты взяла часы с надписью "Розмари"?
   - О чем ты говоришь? С какой стати?
   - Я и спрашиваю тебя, с какой стати?
   - Я их не трогала.
   - Ты сказала, что забыла перчатки, и вернулась. В тот  день  перчаток
на тебе не было. Стоял теплый сентябрьский день. Я  вообще  не  заметил,
чтобы ты носила перчатки.  Так  что  ты  вернулась,  чтобы  взять  часы.
Расскажи правду, Шейла. Ты ведь солгала?
   Минуту-другую Шейла сидела молча и лишь крошила в пальцах лепешку.
   - Хорошо, - сказала она почти шепотом. - Хорошо. Я взяла их. Я  взяла
часы, сунула в сумку и вышла.
   - Зачем?
   - Затем, что на них написано "Розмари". Это мое имя.
   - Тебя зовут Розмари? А Шейла?
   - У меня два имени. Розмари Шейла.
   - И только-то? Только из-за того, что на них написано твое имя?
   Она услышала в моем голосе недоверие, но уперлась.
   - Я же сказала - я испугалась.
   Я посмотрел на нее. Она - моя девушка, она мне нужна, и я хочу, чтобы
она стала моей навсегда. Но я не питал иллюзий на ее счет.  Шейла  лгала
и, возможно, всю жизнь будет лгать. Это тоже способ защиты  -  быстро  и
бойко все отрицать. Оружие ребенка. Возможно, она так и не оставит  его.
Но если мне нужна Шейла, я должен принять  ее  такой,  какая  она  есть.
Пусть только будет рядом, а  с  остальным  -  разберемся.  У  всех  свои
недостатки. У меня другие, но они все же есть.
   Я принял решение и пошел в атаку. Другого способа я не видел.
   - Это были твои часы? - сказал я. - Они принадлежали тебе?
   Она задохнулась.
   - Откуда ты знаешь?
   - Ну-ка, ну-ка, рассказывай.
   Она заспешила, не успевая толком  подобрать  нужное  слово.  Из  этой
невнятицы я уяснил, что часы с надписью "Розмари" принадлежали ей  почти
всю жизнь. До шести лет ее называли Розмари, но она ненавидела это имя и
настояла на том, чтобы ее стали звать Шейлой. Недавно часы  забарахлили.
Она взяла их  с  собой,  хотела  после  работы  занести  к  часовщику  в
мастерскую неподалеку от бюро "Кавендиш". Но где-то она  их  оставила  -
может  быть,  в  автобусе,  может,  в  молочном  баре,   куда   забегала
перекусить.
   - Это случилось задолго до  убийства?  Примерно  за  неделю,  сказала
Шейла. Она не очень огорчилась. Часы старые, всегда  отставали,  и  пора
уже было купить другие. Потом она сказала:
   - Сначала я их не заметила. Когда вошла. А потом... потом  я  увидела
труп. Я двинуться не могла. Я коснулась его, выпрямилась  и  обомлела  -
прямо передо мной, на столике у камина, стояли мои -  мои!  -  часы.  На
руках кровь, а тут вошла она, и я совсем потеряла голову, потому что она
шла прямо на него. И я... я сбежала. Ни о чем другом тогда я не думала.
   - А потом?
   - Потом начала. Она сказала, что не звонила в контору, тогда  -  кто?
Кто вызвал меня и поставил на камине мои часы?  Я  сказала,  что  забыла
перчатки, и... и сунула их в сумку. Конечно, очень глупо.
   - Вряд ли можно придумать  что-то  глупее,  -  сказал  я.  -  У  тебя
отсутствует здравый смысл.
   - Но кому-то нужно было втянуть в это дело именно меня.  И  открытка!
Ее отправил тот, кто знает, что часы взяла  я.  А  картинка  со  "Старым
Бейли"! Если мой отец преступник...
   - Что ты знаешь о нем и о матери?
   - Они погибли от несчастного случая, когда мне не исполнилось  еще  и
года.  Так  говорит  моя  тетя,  всегда  говорила.  Но  она  никогда  не
рассказывает о них. Раз или два я  пыталась  ее  расспрашивать,  но  она
всякий раз отвечает по-разному. Так что я  давно  уже  решила,  что  тут
что-то не так.
   - Дальше.
   - И вполне возможно, что отец мой  -  преступник,  даже  убийца.  Или
мать. Ведь никто же не станет говорить, что твои родители умерли, и  при
этом никогда не рассказывать о них, если на  то  нет  веской  причины  -
причины, которую считают слишком ужасной, чтобы сказать ребенку.
   - Значит, ты до всего дошла своим умом. Все может  оказаться  гораздо
проще. Вдруг ты незаконнорожденная дочь?
   - Я и об этом думала. Иногда это  пытаются  скрыть  от  детей.  Очень
глупо. Намного лучше сказать правду. В наши дни  это  мало  что  значит.
Мучительней не знать ничего. И гадать, что за этим кроется. Почему  меня
назвали Розмари? Такого имени в нашей семье ни у кого не было. Оно  ведь
означает "напоминание", не так ли?
   - Напоминать можно и о чем-то хорошем, - заметил я.
   - Можно... Но я чувствую, что это не так. Во  всяком  случае,  в  тот
день,  после  допроса   инспектора,   я   начала   рассуждать.   Кому-то
понадобилось, чтобы я  пришла  на  Полумесяц.  В  дом,  где  лежал  труп
неизвестного человека. А  может  быть,  это  именно  он  хотел  со  мной
встретиться?
   Может быть, он был моим отцом и хотел, чтобы я ему помогла?  А  потом
пришел кто-то еще и убил его. Но возможно,  что  этот  кто-то  с  самого
начала решил выставить меня убийцей. Я запуталась, я  испугалась.  Здесь
все будто нарочно указывает на меня. Вызывают-меня, прихожу  обнаруживаю
мертвеца и радом свои собственные часы  с  моим  собственным  именем.  Я
запаниковала и поступила, как ты говоришь, невероятно глупо. Я кивнул.
   -  Ты  читаешь  или  печатаешь  слишком  много  детективов  и  всяких
загадочных историй, - укоризненно сказал я. - А как насчет Эдны? У  тебя
есть какие-нибудь соображения о том,  что  ей  понадобилось?  Зачем  она
приходила к тебе, если вы каждый день виделись в конторе?
   - Понятия не имею. Не могла она думать, что я имею какое-то отношение
к убийству. Не могла!
   - Может быть, она что-то недослышала и подумала, будто ты...
   - Да нечего было дослышивать, нечего, говорят же тебе!
   Я ничего не понимал. Не мог понять. Даже теперь я не был уверен,  что
Шейла сказала правду.
   - У тебя есть враги?  Отвергнутый  поклонник,  ревнивая  подруга  или
просто какой-то неуравновешенный тип, у которого на тебя зуб?
   Мои слова прозвучали крайне неубедительно.
   - Конечно, нет.
   Но все-таки враг нашелся. Не до конца поверил я  ей  и  в  истории  с
часами.  Невероятно.  Четыре  тринадцать.  Что  все  это  значит?  Зачем
посылать открытку, если сам адресат понятия не  имеет  о  том,  что  она
значит?
   Я вздохнул, расплатился и встал.
   - Не волнуйся, - сказал я (самые бессмысленные слова в английском, да
и в любом другом языке). - Я  открываю  контору  "Личные  услуги  Колина
Овна". Все образуется, мы  поженимся  и  проживем  долгую  и  счастливую
жизнь. Кстати, - сказал я, не в состоянии остановиться, хотя и знал, что
лучше закончить на романтической ноте.  Но  "личное  любопытство  Колина
Овна" взяло верх, - а куда ты потом  дела  эти  часы?  Спрятала  в  ящик
комода?
   Она ответила не сразу:
   - В мусорный ящик  возле  соседского  дома.  Впечатляюще.  Просто  и,
наверное, надежно. С ее стороны совсем  недурно  додуматься  до  такого.
Вероятно, я недооценил мисс Шейлу Вебб.
 
ГЛАВА 24 
РАССКАЗЫВАЕТ КОЛИН ОВН 
 
1 
 
   Когда Шейла ушла, я вернулся в свой  "Кларендон",  упаковал  сумку  и
оставил ее у портье. В этой гостинице очень внимательно следили за  тем,
чтобы постояльцы освобождали номер не позднее полудня.
   Я вышел на улицу.  Ноги  привели  меня  к  полицейскому  участку,  и,
немного поколебавшись, я открыл дверь. Я спросил Хардкасла, он  оказался
на месте. Хмурясь, инспектор прочел письмо, которое держал в руке.
   - Сегодня я уезжаю, Дик, - сказал я. - Возвращаюсь в Лондон.
   Он задумчиво посмотрел на меня.
   - Хочешь, я дам тебе один совет?
   - Нет, - тотчас же откликнулся я.
   Он не обратил на это  никакого  внимания.  Если  человек  решил  дать
совет, он это сделает несмотря ни на что.
   - Раз ты сам знаешь, что для тебя лучше, лучше мне помолчать.
   - Никто не может знать, что для меня лучше, что хуже.
   - Сомневаюсь.
   - Знаешь, Дик, я тебе кое-что скажу. Как только я развяжусь со  своим
делом, я подам в отставку. По крайней мере, собираюсь.
   - Почему?
   - Я, знаешь ли, стал похож на старого  викторианского  священника.  У
меня появились Сомнения.
   - Не спеши.
   Я не совсем понял, что он имел в виду. Я  спросил,  чем  он  сам  так
озабочен.
   - Прочти, - он пододвинул ко мне листок, который  изучал  перед  моим
приходом.
 
   "Уважаемый сэр, я только что вспомнила одну вещь. Вы спрашивали,  нет
ли у моего мужа каких-то  особых  примет,  и  я  ответила  "нет".  Но  я
ошиблась. За левым ухом у него есть небольшой шрам. Когда-то,  когда  он
брился,  его  толкнула  наша  собака.  Наложили  шов.  Ранка   оказалась
небольшой и неопасной. Я забыла о ней на другой же день.
   Искренне ваша Мерлина Райвл".
 
   - Лихой у нее почерк, - сказал я. - Ив  жизни  не  знал,  что  бывают
такие багровые чернила. Шрам есть?
   - Шрам есть. Именно там, где она говорит.
   - Во время опознания она не  могла  его  заметить?  Хардкасл  покачал
головой.
   - Шрам за ухом. Чтобы его увидеть, ухо нужно отогнуть.
   - Тогда все в порядке. Еще одно подтверждение. Что тебя грызет?
   Хардкасл  мрачно  изрек,  что  в   этом   убийстве   все   попахивает
чертовщиной. Он спросил, не собираюсь ли я  зайти  в  Лондоне  к  своему
французу или там бельгийцу.
   - Может быть, и зайду. Только зачем?
   - Я рассказал о нем старшему констеблю, и тот говорит, что  прекрасно
его помнит по делу с девушкой-проводницей. Я искренне хотел бы, чтобы он
приехал, если это возможно.
   - Вряд ли, - сказал я. - Он домосед.
 
2 
 
   В двенадцать пятнадцать я нажал кнопку звонка дома  номер  шестьдесят
два по Вильямову  Полумесяцу.  Открыла  дверь  миссис  Рамзи.  Она  едва
глянула на меня.
   - Что вам угодно? - сказала она.
   - Могу я переговорить с вами, миссис Рамзи?  Я  заходил  дней  десять
назад. Вы, наверное, забыли.
   Она подняла глаза  и  принялась  разглядывать  меня.  На  лбу  у  нее
выступили легкие морщинки.
   - Вы... вы приходили с инспектором уголовной полиции, не так ли?
   - Совершенно верно. Можно войти?
   - Конечно, если хотите. Кто же откажется впустить полицейского.  Если
такие и есть, у них плоховато с головой.
   Она первой прошла в гостиную, махнула рукой в сторону  стула  и  сама
уселась напротив. Голос ее звучал, пожалуй, резковато,  но  во  всем  ее
облике сквозила равнодушная усталость, которой я  не  заметил  в  первый
раз.
   Я сказал:
   - Сегодня здесь, кажется, тихо. Дети вернулись в школу?
   - Да. Теперь совсем другое дело. - Она спросила:
   - Наверное, вы хотите что-то спросить по поводу второго  убийства?  Я
имею в виду девушку.
   - Нет, не совсем. Я, видите ли, не имею прямого отношения к полиции.
   Она слегка удивилась.
   - Я думала, вы сержант... Овн. Разве я ошиблась?
   - Моя фамилия действительно Овн, но служу я в другом отделе.
   Равнодушие миссис Рамзи исчезло. Она взглянула  мне  прямо  в  глаза,
быстро и тяжело.
   - Вот как! - сказала она. - И что же вам нужно?
   - Ваш муж все еще за границей?
   - Да.
   - Его долго нет, не так ли, миссис Рамзи? И даже очень долго.
   - Что вам известно?
   - Что сейчас он находится за "железным занавесом". Я прав?
   Минуту-другую она молчала. Потом ответила ровным, бесцветным голосом:
   - Да. Совершенно правы.
   - Вы знали, куда он собирается?
   - Примерно. - Она помолчала, потом добавила:
   - Он хотел, чтобы мы поехали вместе.
   - Он давно так решил?
   - Думаю, да. Но сказал мне совсем недавно.
   - Вы не разделяете его взглядов?
   - Когда-то разделяла. Вы  должны  и  сами  это  знать.  Вы  ведь  все
проверяете довольно тщательно - кто был членом партии,  кто  попутчиком,
кто еще чем.
   - Вероятно, вы можете сообщить нам что-нибудь важное.
   Она покачала головой.
   - Нет. Не могу. И не потому, что не хочу. Видите ли,  он  никогда  не
говорил мне ничего конкретного. Я и не хотела ничего знать.  Я  сыта  по
горло! И когда Майкл сказал, что едет в Москву, я не удивилась.  Я  лишь
попыталась понять, чего хочу я.
   - И вы поняли, что не слишком сочувствуете его убеждениям?
   - Нет, не в этом