- Но это не исключено?
   - В принципе, нет.
   - Благодарю вас, - торжествующе проговорил мистер Хэвивезер.
   Выступавшие  вслед  за  Джеппом  свидетели   подтвердили   финансовые
трудности, которые испытывал Джон, а также то, что у него давний роман с
миссис Райкес.
   Выходит, мисс Ховард была права! Просто  в  своем  озлоблении  против
Инглторпа она посчитала, что миссис Райкес встречается с  ним,  а  не  с
Джоном.
   И вот, наконец, судья вызвал Лоуренса Кавендиша.  Тот  сразу  заявил,
что никакого письма в фирму Парксон не посылал и, более  того,  двадцать
девятого июня находился "в Уэллсе.
   Сэр Эрнст Хэвивезер не собирался упускать инициативу.
   - Итак, мистер  Кавендиш,  вы  отрицаете,  что  заказывали  накладную
черную бороду в фирме Парксон?
   - Да.
   - Хорошо. Тогда скажите, если что-то случится  с  вашим  братом,  кто
станет владельцем поместья Стайлз
   Корт?
   Лоуренс  покраснел,  услышав  столь  бестактный  вопрос.  Даже  судья
пробормотал   что-то   неодобрительное,   однако   Хэвивезер   продолжал
настаивать:
   - Потрудитесь, пожалуйста, ответить на мой вопрос.
   - Владельцем Стайлз Корт, видимо, стану я.
   - А почему "видимо"? Детей у вашего брата нет,  следовательно,  вы  -
единственный наследник.
   - Выходит, что так.
   - Мистер Хэвивезер злобно ухмыльнулся.
   - Замечательно. Кроме усадьбы к вам, в этом случае, переходит  весьма
крупная сумма.
   - Помилуйте, сэр Эрнст, -  воскликнул  судья,  -  все  это  не  имеет
никакого отношения к делу.
   Однако Хэвивезер продолжал наседать на Лоуренса.
   - Во вторник, 17 июля, вместе с одним из  своих  друзей  вы  посещали
госпиталь Красного Креста в Тэдминстере, не так ли?
   - Да.
   - Оставшись на несколько секунд один в комнате, вы открывали шкаф,  в
котором хранились яды. Так?
   - Не помню. Возможно.
   - А точнее?
   - Да, кажется, открывал.
   - И одна из бутылок в особенности привлекла ваше внимание?
   - Нет, я сразу закрыл шкаф.
   - Осторожно, мистер Кавендиш - ваши показания фиксируются. Я  имею  в
виду склянку с гидрохлоридом стрихнина.
   Лоуренс побледнел.
   - Нет, нет, я не трогал стрихнин.
   - Тогда почему на этой склянке обнаружены отпечатки ваших пальцев?
   Лоуренс вздрогнул и, немного помедлив, тихо произнес:
   - Да, теперь вспомнил. Действительно, я держал в руках  бутылочку  со
стрихнином.
   - Я тоже так думаю! А зачем вы отливали ее содержимое?
   - Не правда! Я ничего не отливал!
   - Тогда зачем же вы сняли с полки именно эту бутылочку?
   - Я получил медицинское образование, и, естественно, меня  интересуют
различные медикаменты.
   - Ах вот как! Вы находите интерес к ядам вполне естественным? Однако,
чтобы удовлетворить свое "естественное" любопытство, вы дождались,  пока
все выйдут из комнаты!
   - Это случайное совпадение. Если бы кто-то и находился в  комнате,  я
все равно открыл бы шкаф.
   - И все же, когда вы держали в руках стрихнин, в  комнате  никого  не
было!
   - Да говорю же вам...
   - Мистер Лоуренс, - перебил его Хэвивезер, - все утро вы находились в
обществе своих друзей. Лишь однажды, и то на  пару  минут,  вы  остались
один в комнате и как раз в этот  момент  вы  решили  удовлетворить  свое
естественное любопытство. Какое милое совпадение!
   Лоуренс стоял словно оглушенный.
   - Я... я...
   - Мистер Кавендиш, у меня больше  нет  вопросов!  Показания  Лоуренса
вызвали большое оживление  в  зале.  Присутствующие,  в  основном  дамы,
начали живо обсуждать услышанное, и вскоре судья пригрозил, что если шум
не прекратится, то суд будет продолжен при закрытых дверях.
   Вслед за Лоуренсом судья вызвал эксперта-графолога.  По  его  словам,
подпись Альфреда  Инглторпа  в  аптечном  журнале,  несомненно,  сделана
кем-то другим.
   Однако после шквала вопросов, который  обрушил  на  него  сэр  Эрнст,
эксперт нехотя признал, что мистер Инглторп мог намеренно изменить  свой
почерк.
   На этом свидетельские показания закончились, и мистер Хэвивезер начал
свою речь.
   - Никогда еще, - патетически заявил сэр Эрнст, - я не сталкивался  со
столь   необоснованным   обвинением    в    убийстве!    Факты,    якобы
свидетельствующие против моего подзащитного, оказались  либо  случайными
совпадениями,  либо  плодом  фантазии  некоторых   свидетелей.   Давайте
беспристрастно обсудим все, что нам известно.  Стрихнин  нашли  в  ящике
комода в комнате мистера Кавендиша.  Ящик  был  открыт,  и  нет  никаких
доказательств, что именно обвиняемый положил туда  яд.  Просто,  кому-то
понадобилось, чтобы  в  убийстве  обвинили  мистера  Кавендиша,  и  этот
человек ловко подбросил яд в его комнату.
   Далее,  прокурор  ничем  не  подкрепил  свое  утверждение,  что   мой
подзащитный заказывал бороду в фирме Парксон.
   Что касается своего скандала с миссис Инглторп, то  подсудимый  и  не
думает его  отрицать.  Однако  значение  этого  скандала,  равно  как  и
финансовые затруднения мистера Кавендиша, сильно преувеличено.
   Мой многоопытный коллега, - продолжал сэр  Эрнст,  кивнув  в  сторону
мистера Филипса, - заявляет: если бы подсудимый был невиновен, то он  бы
уже на предварительном следствии признал,  что  в  ссоре  участвовал  не
мистер Инглторп, а он сам. Но вспомним, как было дело. Возвратившись  во
вторник вечером домой, мистер Кавендиш узнает, что днем случился скандал
между супругами Инглторп. Поэтому он до последнего момента считал, что в
этот день произошло два скандала - ему и в голову не пришло, что  кто-то
мог спутать его голос с голосом Инглторпа.
   Прокурор утверждает, что в понедельник, 16 июля, подсудимый под видом
мистера Инглторпа купил в аптеке  стрихнин.  На  самом  же  деле  мистер
Кавендиш находился в это время неподалеку от фермы "Марстон Спинни".  Он
был вынужден  отправиться  туда,  так  как  получил  анонимную  записку.
Шантажист  угрожал  кое-что  рассказать  миссис   Кавендиш,   если   мой
подзащитный не выплатит ему крупную сумму. Напрасно  прождав  полчаса  в
указанном месте, мистер Кавендиш  возвратился  домой.  К  сожалению,  он
никого не встретил по дороге и не может поэтому подтвердить свои  слова.
Однако  записка  у  подсудимого  сохранилась,  и  суд   сможет   с   ней
ознакомиться.
   Что  касается  обвинения,  -  продолжал  мистер  Хэвивезер,   -   что
подсудимый сжег завещание,  то  оно  просто  абсурдно.  Мистер  Кавендиш
хорошо знает законы (ведь он заседал  в  свое  время  в  местном  суде),
поэтому он понимал, что завещание, составленное за  год  до  описываемых
событий, после замужества миссис Инглторп  потеряло  силу.  Более  того,
мистеру Инглторпу известно, кто написал  записку!  После  того,  как  он
сообщит это, многие факты предстанут совсем в другом свете.
   Заканчивая свое выступление, сэр Эрнст заявил,  что  имеющиеся  улики
свидетельствуют не только против его подзащитного: скажем, роль  мистера
Лоуренса в этом деле выглядит более чем подозрительно.
   Слово предоставили Джону.
   Он очень складно и убедительно (хотя и не без  помощи  сэра  Эрнста!)
рассказал, как все произошло. Анонимная записка, показанная присяжным, а
также готовность, с которой Джон признал участие в  ссоре  с  матерью  и
свои финансовые затруднения, произвели большое впечатление на присяжных.
   - Теперь я хочу сделать заявление, - сказал Джон. -  Я  категорически
возражаю против обвинений, выдвинутых сэром Эрнстом против моего  брата.
Убежден, что Лоуренс совершенно невиновен.
   Судья одобрительно кивнул, и, заметив это,  сэр  Эрнст  чуть  заметно
улыбнулся.
   - Подсудимый, - обратился к Джону мистер Филипс, - я не понимаю,  как
вы сразу не догадались, что служанка  перепутала  ваш  голос  с  голосом
мистера Инглторпа? Это очень странно!
   - Не вижу здесь ничего странного. Мне  сказали,  что  днем  произошел
скандал между мамой и мистером Инглторпом. Почему же я должен был в этом
усомниться?
   - Но когда свидетельница  Доркас  в  своих  показаниях  процитировала
несколько фраз, вы не могли их не вспомнить!
   - Как видите - мог.
   - В таком случае, у вас на удивление короткая память.
   - Удивляться тут нечему. В пылу спора мы говорили много лишнего, и  я
старался не обращать внимание на мамины слова.
   Мистер Филипс недоверчиво покачал головой.
   - Ладно, оставим пока эту тему. Скажите, вам не знаком почерк  автора
анонимной записки?
   - Нет.
   -  А  вам  не  кажется,  что  почерк  подозрительно  напоминает   ваш
собственный, чуть-чуть, впрочем измененный?
   - Нет, не кажется!
   - А я утверждаю, что вы сами написали эту записку.
   - Я?! Для чего?
   - Чтобы иметь неопровержимое алиби! Вы назначили самому себе свидание
в уединенном месте, а для большей убедительности - написали эту записку.
   - Вы хотите меня оклеветать!
   - Нет, но почему, скажите на милость, я  должен  верить,  что  в  тот
вечер вы  находились  в  каком-то  сомнительном  месте,  а  не  покупали
стрихнин?
   - Но я не покупал стрихнин!
   - А я утверждаю, что покупали!
   - Это ложь!
   -  Тогда  я  предоставляю   присяжным   самим   сделать   выводы   из
поразительного  сходства  почерка,  которым  написана  эта  записка,   с
почерком самого мистера Кавендиша!
   С видом человека, исполнившего свой долг, мистер  Филипс  возвратился
на  место,  и  судья  объявил,  что  следующее  заседание  состоится   в
понедельник.
   Я взглянул на Пуаро. Он выглядел крайне расстроенным.
   - Что случилось? - спросил я удивленно.
   - Друг мой, дело приняло неожиданный оборот. Все очень плохо.
   Но меня эти слова обрадовали. Значит, есть  еще  надежда,  что  Джона
оправдают?
   Я проводил Пуаро до дома, и  он  предложил  зайти.  Настроение  моего
друга нисколько не улучшилось. Тяжело вздохнув, он  взял  с  письменного
стола колоду карт и, к моему великому удивлению, начал строить карточный
домик.
   Заметив мое недоумение, Пуаро сказал:
   - Не беспокойтесь, друг мой, я еще не впадаю в  детство!  Просто  нет
лучшего способа успокоиться. Четкость движений влечет за собой  четкость
мысли, а она мне сейчас нужна, как никогда.
   - Пуаро, что произошло?
   - Смотрите, - и легким щелчком он развалил карточный домик, - я  могу
объяснить, как произошло преступление, но без последнего звена в цепочке
моя теория так же неустойчива, как это сооружение!
   Пуаро начал строить новый домик, и я восхищенно проговорил:
   - Какие четкие движения! Кажется, я лишь однажды  видел,  как  у  вас
дрожат руки.
   - Наверное, в тот момент я очень волновался.
   - Волновался - это не то слово! Помните, как  вы  разозлились,  когда
увидели, что замок розовой папки взломан? Подойдя  к  камину,  вы  стали
выравнивать безделушки, и  я  заметил,  как  сильно  дрожат  ваши  руки.
Однако...
   Внезапно  мой  друг  издал  страшный  стон  и,  закрыв  лицо  руками,
откинулся в кресло.
   - Что случилось, Пуаро? Вам плохо?
   - Хастингс! Хастингс! Кажется, я все понял! Я облегченно вздохнул.
   - Что, очередная "маленькая идея"?
   - Друг мой, идея грандиозная! Потрясающая! Спасибо, Хастингс!
   - За что?
   - Этой идеей я обязан вам.
   Не успел я опомниться, как Пуаро  выскочил  из  комнаты.  Через  пару
минут дверь отворилась, и вошла миссис Кавендиш.
   - Что случилось с вашим другом? Он подбежал ко  мне  с  криком:  "Где
гараж?" - но прежде чем я ответила хоть слово, он выскочил на улицу.
   Мы подошли к окну. Пуаро, без шляпы, со  съехавшим  набок  галстуком,
бежал по улице.
   - Его остановит первый же полицейский. Мэри пожала плечами.
   - Не понимаю, что случилось?
   - Откуда я знаю! Он  строил  карточный  домик,  вдруг  подскочил  как
ужаленный и выбежал из комнаты.
   - Надеюсь, к обеду он вернется.
   Однако ни к обеду, ни к ужину Пуаро не появился.
 
11 
Последнее звено 
 
   Все утро следующего дня я тщетно прождал своего друга  и  начал  было
уже беспокоиться, когда, около  трех  часов,  с  улицы  послышался  звук
подъезжавшего автомобиля.
   Я подошел к окну и увидел, что  в  машине  сидели  Пуаро  и  Джепп  с
Саммэрхэем. Мой друг излучал блаженное  самодовольство.  Завидев  миссис
Кавендиш, он  выскочил  из  автомобиля  и  обратился  к  ней  изысканным
поклоном:
   - Мадам, позвольте мне собрать в гостиной обитателей усадьбы.
   Мэри грустно улыбнулась.
   - Мсье Пуаро, вам предоставлена полная свобода действий.  Поступайте,
как считаете нужным.
   - Благодарю, мадам, вы очень любезны.
   Когда я вошел в гостиную,  Пуаро  уже  расставил  стулья  и  деловито
пересчитывал пришедших.
   - Так. Мисс Ховард - здесь. Мадемуазель Цинция - здесь. Мсье Лоуренс.
Доркас. Анни. Хорошо. Сейчас придет  мистер  Инглторп  -  я  послал  ему
записку, - и можно начинать.
   - Если здесь снова появится этот человек, - воскликнула мисс  Ховард,
- я буду вынуждена уйти.
   - Мисс Ховард, - взмолился Пуаро, - очень прошу вас - останьтесь.
   Эви нехотя села на место. Через  несколько  минут  вошел  Альфред,  и
Пуаро торжественно обратился к собравшимся:
   - Мсье, мадам! Как вы знаете,  мистер  Джон  Кавендиш  попросил  меня
помочь в поисках убийцы его матери.
   Я сразу осмотрел комнату покойной,  которая  до  моего  прихода  была
заперта. Там обнаружились три улики. Первая - кусочек зеленой материи на
засове двери, ведущей в комнату мисс Мердок. Вторая -  свежее  пятно  на
ковре возле окна.  Третья  -  пустая  коробка  из-под  бромида,  который
принимала покойная.
   Кусочек материи я передал полиции, но на него  не  обратили  большого
внимания и даже не поняли, что он был оторван от зеленого нарукавника.
   Последние слова Пуаро вызвали большое оживление среди присутствующих.
   -  Из  всех  обитателей  дома,  -  продолжал  мой  друг,  -   рабочие
нарукавники есть только у миссис Кавендиш, которая ежедневно работает на
ферме.  Поэтому  можно  смело  утверждать,  что  миссис  Кавендиш  ночью
заходила в комнату  миссис  Инглторп,  причем  через  дверь,  ведущую  в
комнату мисс Мердок.
   - Но эта дверь была закрыта изнутри, - сказал я удивленно.
   - К моему приходу дверь, действительно, была закрыта на засов. Но это
не  означает,  что  она  была  закрыта  и  ночью.  В  суматохе,  которая
продолжалась до полудня, миссис Кавендиш вполне могла сама  закрыть  эту
дверь.
   Далее, из выступления миссис Кавендиш на дознании я заключил, что она
что-то скрывает. Скажем, она утверждала, что слышала, как упал столик  в
комнате миссис Инглторп. Чтобы проверить ее  слова,  я  попросил  своего
друга мсье Хастингса встать в коридоре возле  комнаты  миссис  Кавендиш.
Вместе с полицейскими я отправился в комнату миссис Инглторп и во  время
обыска случайно опрокинул столик. Как и следовало ожидать, мой  друг  не
слышал ни звука. Теперь я уже почти не сомневался,  что  в  тот  момент,
когда подняли тревогу, миссис Кавендиш находилась  не  в  своей  комнате
(как было сказано в ее показаниях!), а в комнате миссис Инглторп.
   Я взглянул на Мэри. Ее лицо покрывала смертельная бледность,  но  она
старалась сохранить спокойствие.
   -  Теперь  попробуем  восстановить  ход  событий.   Миссис   Кавендиш
находится  в  комнате  своей  свекрови.  Она  пытается  найти   какой-то
документ. Вдруг  миссис  Инглторп  просыпается,  издает  жуткий  хрип  и
начинает биться в конвульсиях. Она пытается дотянуться до колокольчика и
случайно переворачивает  столик.  Миссис  Кавендиш  вздрагивает,  роняет
свечу  и  воск  разливается  по  ковру.  Она  поднимает  свечу,   быстро
перебегает в комнату мисс Мердок и оттуда в коридор. Но там  уже  слышен
топот бегущей прислуги. Что делать? Она спешит обратно  в  комнату  мисс
Мердок и начинает будить девушку. Из коридора слышны крики. Все пытаются
проникнуть в комнату миссис Инглторп, и отсутствия миссис Кавендиш никто
не замечает.
   Пуаро взглянул на Мэри.
   - Пока все верно, мадам? Мэри кивнула.
   - Да, совершенно верно. Я бы и сама уже давно все рассказала, если бы
была уверена, что это облегчит положение моего мужа.
   - Возможно, вы правильно сделали, что смолчали. Итак,  я  восстановил
ход событий и должен был разобраться в других фактах.
   - Мэри, - воскликнул Лоуренс, - так значит, это ты  сожгла  последнее
завещание?!
   - Нет, завещание мог сжечь только один человек - моя свекровь!
   Я даже привстал от удивления.
   - Но постойте! Она сама только накануне составила это завещание!
   Пуаро улыбнулся.
   - Тем не менее, друг мой, миссис Кавендиш права. Иначе вы не  сможете
объяснить, почему в жаркий день миссис Инглторп попросила разжечь  камин
у себя в комнате.
   Действительно, подумал я, как же мне это раньше не пришло в голову.
   - Температура в тот день была 27 градусов в тени. Камин в такую  жару
ни к чему. Значит, его разожгли, чтобы сжечь то, что  нельзя  уничтожить
иначе. Поскольку в усадьбе строго соблюдался режим экономии  и  прислуга
не давала пропасть ни одному клочку  исписанной  бумаги,  то  оставалось
только сжечь завещание. Я понял это сразу, как только узнал, что  миссис
Инглторп приказала в тот день разжечь камин. Поэтому обугленный  обрывок
завещания не был для меня неожиданностью Конечно, тогда я еще  не  знал,
что завещание было составлено лишь несколькими часами ранее. Более того,
когда все это выяснилось, я ошибочно  связал  уничтожение  завещания  со
ссорой, которую слышала Доркас, и посчитал, что завещание составлено еще
до скандала. Однако выяснились дополнительные подробности,  и  я  понял,
что ошибался. Пришлось заново сопоставлять все факты.  Итак,  в  4  часа
Доркас слышит, как разгневанная миссис Инглторп кричит, что не  побоится
скандала между мужем и женой, даже если он станет достоянием  гласности.
А вдруг эти слова были адресованы не ее мужу, а мистеру Джону Кавендишу?
Через час, то есть около пяти, она говорит почти то же самое, но  уже  в
иной ситуации. Она признается  Доркас,  что  не  знает,  как  поступить,
поскольку боится скандала между мужем и женой. В 4 часа миссис Инглторп,
хотя и была разгневана, но  вполне  владела  собой.  В  пять  часов  она
выглядела совершенно подавленной и опустошенной.
   Я предположил, что речь шла о двух разных скандалах. "Мужья и  жены",
естественно, тоже были разные, причем скандал, о  котором  говорилось  в
пять часов, касался лично миссис Инглторп.
   Давайте теперь проследим, как развивались события. В  4  часа  миссис
Инглторп ссорится со своим сыном и угрожает рассказать обо  всем  миссис
Кавендиш, которая, кстати, слышала большую часть их разговора.
   В четыре тридцать, после обсуждения, в каких случаях завещания теряют
силу, миссис Инглторп составляет новое завещание - в пользу своего мужа.
Оба садовника ставят под ним свои подписи. В пять часов  Доркас  застает
хозяйку совершенно убитой. В руках у нее листок бумаги -  "письмо"  -  и
она приказывает разжечь камин. Таким образом, примерно  между  половиной
пятого и пятью произошло что-то из ряда вон выходящее.  Миссис  Инглторп
потрясена и решает сжечь только что написанное завещание.
   Что же случилось? Как известно, в  эти  полчаса  в  будуар  никто  не
входил, и нам остается только строить догадки. Но, кажется, я знаю,  что
произошло.
   Установлено, что в письменном столе миссис Инглторп не было  почтовых
марок, ведь чуть позже она просила Доркас принести  ей  несколько  штук.
Миссис Инглторп решает поискать марки в бюро своего мужа. Бюро  закрыто,
но один из ее ключей  подходит  (я  проверял  это),  и  миссис  Инглторп
открывает крышку. В поисках марок она  находит  то,  что  совершенно  не
предназначалось для ее глаз. Я говорю о листке, который  она  держала  в
руке,  разговаривая  с  Доркас.  Однако  миссис  Кавёндиш  считала,  что
"письмо",  которое  свекровь  столь  упорно  отказывалась  ей  показать,
являлось письменным доказательством неверности  Джона.  Миссис  Инглторп
уверяла Мэри - нисколько при этом не покривив душой, - что  "письмо"  не
имеет никакого отношения к ее мужу. Однако миссис Кавёндиш была уверена,
что миссис Инглторп просто защищает своего с