чего вы хотели, чтобы снять  подозрения  с  убийцы.
Все пути были хороши, и все они вели в никуда!
   Генриетта посмотрела на тело в кресле и прошептала:
   - Бедная Герда!
   - Вы ведь никогда не переставали ее жалеть?
   - Вы правы. Она была безумно влюблена в Джона, но она не могла видеть
его таким, каким он был на самом деле. Она создала  для  своего  личного
пользования  что-то  вроде   идола,   которого   она   украсила   самыми
благородными качествами, какие только смогла выдумать. Вот это для нее и
был Джон. Я ее очень жалела. Ведь когда идол сокрушен, уже больше ничего
не остается!
   Генриетта немного помолчала и продолжала:
   - Она не могла понять того,  что  Джон  гораздо  выше  и  лучше  того
образа, который она себе создала. Это был гордый и благородный  человек,
жизнь била в нем ключом, кроме того, он был прекрасным врачом. Он  умер,
и мир многое потерял. А я - я потеряла единственного человека,  которого
любила.
   Пуаро положил руку на плечо Генриетте.
   - Да, - сказал он. - Но вы из числа тех, кто может жить с кинжалом  в
сердце и продолжать улыбаться...
   Она подняла на него глаза, и на ее лице появилась горькая улыбка.
   - Немного мелодраматично, вам не кажется?
   - Это потому, что я иностранец и люблю громкие пышные фразы...
   - Вы очень хорошо ко мне относились, месье Пуаро.
   - С самого начала и до конца я вами восхищался.
   - А теперь что нам делать, месье Пуаро? С Гердой?.. Пуаро взял  сумку
для рукоделия, принадлежавшую Герде, и высыпал ее  содержимое  на  стол.
Там были разноцветные полоски и куски кожи, среди  которых  легко  можно
было различить те, что недавно были частями кобуры. Пуаро  выбрал  их  и
положил себе в карман.
   - Я возьму их с собой, - сказал он. - Бедной  миссис  Кристоу  больше
уже ничем нельзя помочь. Смерть мужа сделала  ее  безутешной,  и  версия
самоубийства будет доказана без труда...
   - И никто никогда не узнает правды?
   - Этого я не могу  утверждать,  -  ответил  Пуаро.  -  Я  думаю,  что
когда-нибудь ко мне придет сын доктора  Кристоу  и  потребует,  чтобы  я
сказал ему правду.
   - И вы ему все скажете?
   - Скажу.
   - Нет!
   - Да, мисс Савернейк! Вы не хотите, чтобы  кто-то  страдал,  но  есть
такие  характеры,  которые  предпочитают  знать  правду,   несмотря   на
огорчения, связанные с этим. Эта бедная женщина сама нам только  что  об
этом рассказала - у Терри потребность все узнать. Как это ни тяжело,  но
правде следует смотреть в глаза.
   Генриетта встала.
   - Как вы считаете, месье Пуаро, мне остаться здесь или лучше уйти?
   - Я думаю, что было бы предпочтительнее, если бы вы ушли.
   Она кивнула в знак согласия и, как бы говоря сама с собой, спросила:
   - Куда же теперь идти? Что со мной будет без Джона?
   Пуаро взял ее руку.
   - Не говорите так, словно вы Герда Кристоу!  Вы  найдете  себе  дело.
Уходите, уходите отсюда! Ваше место среди живых.
 
Глава XXX 
 
   Генриетта мчалась в сторону Лондона. Ее мысли занимали  два  вопроса,
которые она непрерывно задавала себе.
   Что делать? Куда идти?
   В последнее время она непрерывно боролась, не давая  себе  ни  минуты
отдыха. Ее поддерживало дело, которое она должна была  выполнить,  дело,
которое завещал ей Джон. Успешно ли завершилось это дело? Можно ответить
"да" и можно ответить "нет", но  как-то  оно  закончилось.  И  Генриетта
чувствовала сильнейшую усталость.
   Она вспомнила слова, сказанные ею в день смерти  Джона  Эдварду.  Она
как раз направлялась в павильон, чтобы нарисовать там на столе при свете
спички Игдрасил. "Я бы так хотела отдаться своему горю", -  сказала  она
тогда. Однако в тот момент она не могла позволить скорби овладеть собой.
Ее призывало ее дело. Теперь она полностью могла предаться горю,  больше
ей делать было нечего. От этой мысли она возмутилась так, что пожалела о
том, что не выпила предназначенный ей яд.
   Скоро она будет в Лондоне, в своей  мастерской,  там  будет  пусто  и
будет пусто всегда, потому что уже никогда больше Джон туда  не  придет.
Он не будет ее дразнить, не будет между словами любви рассказывать ей  о
болезни Риджуэй, о своей борьбе с этим заболеванием, о мамаше Крэбтри  и
о госпитале, где она лежит.
   Госпиталь? Вот куда она должна поехать!
   Миссис Крэбтри лежала на узкой  больничной  койке.  Она  повернула  к
посетительнице  свое  маленькое  морщинистое  лицо  и   внимательно   ее
разглядывала. Старушка оказалась именно такой, какой ее  описывал  Джон.
Это как-то ободрило Генриетту. Она представила себе, как  у  этой  койки
стоит Джон...
   - Бедный доктор! - сказала миссис Крэбтри. - Это ужасно! Его убили...
Меня просто перевернуло, когда я об этом узнала. Наша медицинская сестра
была очень любезна, она принесла все газеты, какие можно  было  достать.
Там были фотографии: пруд, бедная жена покойного,  эта  леди  Эндкателл,
это  ведь  ей  принадлежит  имение  "Долина"...  Не  правда  ли,   очень
загадочное дело?
   В   голосе   миссис   Крэбтри   слышалось   сожаление   и   некоторое
удовлетворение. Она любила жизнь и красивые преступления. Такие сенсации
придавали вкус существованию. Генриетту это ничуть не  раздражало.  Джон
понял бы мамашу Крэбтри, понял бы ее отношение к смерти.
   - Но я бы очень хотела, - продолжала старушка, - чтоб нашли убийцу  и
чтоб его вздернули! Жаль, что теперь  отменили  публичные  казни,  очень
жаль! Я бы обязательно на это полюбовалась! Чтоб убить такого  человека,
нужно быть последней тварью. Это был такой доктор! Один на тысячу! Такой
знающий, такой милый... Он умел заставить засмеяться, когда  тебе  вовсе
не до смеха... И чего он только не говорил иногда... Для  доктора  я  бы
сделала все, что могу, все!
   - Да, - прошептала Генриетта, - таким он был человеком!
   - Здесь, в госпитале, все относились  к  нему  с  таким  уважением  -
больные, санитарки, сестры, врачи, все! Он  приходил...  и  как  он  мог
убедить, что скоро станет лучше!
   - Вы скоро поправитесь, я в этом  уверена!  По  лицу  миссис  Крэбтри
пробежала тень.
   - К сожалению, я в этом не так уверена, как  вы,  милочка!  Теперь  у
меня другой доктор - маленький и в очках. Он, наверное,  добрый,  но  он
никогда не смеется. У доктора Кристоу всегда была наготове добрая шутка.
А как он со мной обращался, вы знаете? Я ему говорю: "Доктор,  я  больше
не могу!" А он мне отвечает: "Да полно вам, миссис Крэбтри,  такая,  как
вы, должна выдержать приступ, и вы его выдержите! Я вижу, вы мне верите.
Мы с вами, вы и я, мы добавим в  медицину  новую  главу!"  Что  я  могла
сказать ему на это? Он мог бы  заставить  меня  пролезть  через  мышиную
норку. Ему ни в чем нельзя было  отказать!  Вы  понимаете,  что  я  хочу
сказать?
   - Очень хорошо!
   В маленьких черных глазах миссис Крэбтри сверкнуло пламя.
   - Извините меня, пожалуйста, вы случайно не его жена?
   - Нет, - ответила Генриетта, - только друг.
   - Да, это видно. Если мне можно задать вам этот вопрос,  то  скажите,
почему вы пришли ко мне?
   - Потому что доктор мне много  рассказывал  о  вас,  о  новом  методе
лечения. Мне очень хотелось знать, как вы себя чувствуете.
   Миссис Крэбтри поморщилась.
   - Я лечу кубарем в пропасть, вот что я делаю! Но  так  же  нельзя!  -
воскликнула Генриетта. - Вы должны поправиться!
   Я стараюсь, но это не от меня зависит!
   - Вам нужно бороться! Доктор Кристоу говорил мне, что вы -  настоящий
борец.
   - Он это говорил, правда? Помолчав, миссис Крэбтри сказала:
   - Тот, кто его убил - мерзавец! Таких людей, как доктор, - единицы.
   Она опять помолчала и добавила:
   - Вам тоже нужно держаться, моя милая!.. Я надеюсь, что похороны  ему
устроили хорошие.
   - Похороны были прекрасные.
   - Как жаль, что я не могла туда пойти! Но на  следующих  похоронах  я
буду обязательно, это будут мои похороны.
   Генриетта живо возразила:
   - Нет! Вы не имеете права уходить. Доктор Кристоу  говорил  вам,  что
вместе с ним пишете новую главу в медицине, теперь вам это нужно  делать
одной. Лечение ведь то же самое, а энергию вам  нужно  иметь  за  двоих.
Напишите эту главу для него!
   Мамаша Крэбтри долго смотрела на Генриетту.
   - Вы многого от меня хотите! - сказала она, наконец. - Я сделаю,  что
смогу, больше я вам обещать не могу.
   Генриетта встала и пожала ее руку.
   - До свидания, миссис Крэбтри. Если вы разрешите, я еще приду.
   - Конечно! Мне  доставляет  такое  удовольствие  говорить  с  вами  о
докторе. - Подмигнув, она спросила:
   - Он ведь во всем был хорош, всегда?
   - Да, - прошептала Генриетта.
   - Не переживайте, моя милая! Прошлое есть прошлое, оно не вернется, и
он тоже.
   Генриетта подумала, что миссис Крэбтри и Эркюль Пуаро выразили одну и
ту же мысль разными словами. Она ушла.
   Она добралась до своего дома, поставила машину  в  гараж  и  медленно
поднялась по лестнице в мастерскую. Закрыла дверь  и  подумала:  "Вот  и
настал момент, которого я так боялась и который не мог не наступить. Я -
одна, наедине со своим горем, и цели в жизни у меня больше нет!"
   Она упала на стул, и слезы потекли по ее щекам. Генриетта  оплакивала
Джона. И вдруг ей показалось, что она слышит его голос:
   - Когда я умру, первое, что вы сделаете - это со слезами, текущими по
щекам, с лицом, пылающим от слез, вы начнете лепить женщину в трауре или
какое-нибудь изображение скорби...
   Почему эта фраза возникла у нее в памяти?
   Скорбь... Голова покрыта платком, черты лица едва заметны, фигура  из
алебастра,  удлиненная...  Скорбь  всего  мира,  подчеркнутая  складками
одежды, драпировкой...
   "Когда я умру..." Огромная печаль охватила Генриетту.
   "Я не такая, как все! Джон был  прав.  Я  не  могу  любить,  не  могу
отдаться своему горю! Мидж, Эдвард - они обыкновенные люди,  они  просто
живут. А я не принадлежу себе. Что-то надо мной тяготеет, и я  ничего  с
этим не могу поделать. Я даже не могу оплакивать своих умерших.  Я  беру
свою боль и делаю из нее статую:  экспонат  №  58,  "Скорбь",  алебастр,
автор - мисс Савернейк..."
   Задыхаясь, она шептала:
   - Джон, прости, прости меня за то, что сильнее меня...
 
 
 



УБИЙСТВО НА ПОЛЕ ДЛЯ ГОЛЬФА 
 
Агата КРИСТИ 
OCR&spellchec: tymond 
 
 
 
 
 
ONLINE БИБЛИОТЕКА  
 
 
http://www.bestlibrary.ru 
 
Глава 1 
Попутчица 
 
   Есть один старый анекдот о молодом писателе, который, желая  привлечь
внимание редакторов,  начал  свой  рассказ  оригинальной  фразой:  "Черт
побери!" - вскричала герцогиня".
   Как  ни  странно,  мой  рассказ  начинается  так  же.  Только   дама,
произнесшая эту фразу, не была герцогиней!
   Шли первые дни июля. Я закончил дела в Париже и возвращался  утренним
поездом в Лондон, где проживал в одной квартире с  моим  старым  другом,
бывшим бельгийским детективом, Эркюлем Пуаро.
   "Кале-экспресс" был  необычно  пуст  -  фактически  со  мной  в  купе
находился еще только один пассажир. Мой отъезд из  отеля  был  несколько
поспешным, и я занимался проверкой вещей, когда поезд тронулся. До этого
момента я лишь мельком заметил свою попутчицу, но она внезапно напомнила
о своем существовании самым неожиданным образом. Вскочив  с  места,  она
опустила оконную раму и высунула голову наружу, но тут же убрала, громко
воскликнув: "Черт побери!"
   Ну, мои  взгляды  старомодны.  Я  считаю,  что  женщина  должна  быть
женственной.  У  меня  не  хватает  терпения  смотреть  на   современных
неврастеничных девиц, которые танцуют  с  утра  до  вечера,  курят,  как
паровозные трубы, и употребляют слова, которые заставили  бы  покраснеть
торговку рыбой из Биллингсгейта!
   Слегка нахмурясь, я поднял глаза на хорошенькое, задорное личико, над
которым красовалась щегольская красная шляпка, выбивались длинные черные
локоны. Я подумал, что ей немногим больше семнадцати лет.
   Она  встретила  мой  взгляд  нисколько  не   смутившись   и   сделала
выразительную гримасу.
   - Боже мой, добрый господин возмущен нашим поведением!  -  произнесла
она, обращаясь как бы к публике. - Я прошу извинения за свои  выражения!
Это, конечно, неженственно, но, честное слово, у  меня  есть  достаточно
причин для этого! Знаете ли вы, что я разминулась со своей  единственной
сестрой?
   - Неужели? - ответил я вежливо. - Какое несчастье!
   - Он осуждает! - воскликнула девица. - Он осуждает и мою сестру,  что
совершенно несправедливо, так как он даже не видел ее!
   Я открыл было рот, но она опередила меня.
   - Ничего больше не говорите! Меня никто не любит! Я удаляюсь в леса и
буду питаться червями! Я убита!
   Она  спряталась  за  большим  журналом  французских  комиксов.  Через
минуту-две я заметил ее глаза,  которые  потихоньку  рассматривали  меня
поверх журнала. Я невольно улыбнулся. Она  тут  же  отбросила  журнал  и
весело рассмеялась.
   - Я знала, что вы не такой уж болван, каким  кажетесь,  -  произнесла
она.
   Ее смех был таким заразительным, что я не  мог  не  рассмеяться  сам,
хотя мне едва ли могло понравиться  слово  "болван".  Поведение  девушки
безусловно было как раз таким, которого я терпеть  не  мог,  но  это  не
значило, что я должен был представлять себя в  смешном  свете.  Я  решил
проявлять снисходительность. В  конце  концов,  она  действительно  была
хорошенькой!
   - Ну вот! Теперь мы друзья! - объявила шалунья. - Признайтесь, что вы
сожалеете об отсутствии моей сестры.
   - Я в отчаянии...
   - Вот какой вы паинька! - перебила попутчица.
   - Дайте мне договорить. Я хотел добавить, что, несмотря на  отчаяние,
я вполне могу примириться с ее отсутствием, - и я слегка поклонился.
   Самая непостижимая из всех девиц нахмурилась.
   - Прекратите. Я предпочитаю  открытое  неодобрение.  Ведь  ваше  лицо
говорит: "Она не нашего круга". И тут-то вы правы, хотя, учтите, в  наши
дни это довольно трудно определить. Не  всякий  сможет  отличить  сейчас
даму полусвета от герцогини. Ну вот, мне кажется, я опять  вас  шокирую!
Вас, наверное, раскопали в какой-нибудь  глуши?  Мне-то  все  равно,  но
обществу еще  могут  пригодиться  несколько  таких,  как  вы.  Я  просто
ненавижу нахалов. Они меня выводят из себя.  Она  выразительно  потрясла
головой.
   - Как же вы выглядите, когда сердитесь? - спросил я, улыбаясь.
   - Нормальным чертенком! Мне становится все равно, что  я  говорю  или
делаю! Я однажды чуть не убила парня! Ей-богу.  Но  он  заслужил,  между
прочим. Во мне итальянская кровь. Я когда-нибудь  попаду  в  беду  из-за
этого.
   - Ну, тогда уж не сердитесь хоть на меня, - произнес я умоляюще.
   - Не буду. Вы мне нравитесь, понравились сразу, как я увидела вас. Но
вы смотрели так осуждающе, что я никак не  могла  предположить,  что  мы
подружимся.
   - Считайте, что мы подружились. Расскажите о себе.
   - Я актриса. Нет, не  такая,  как  вы  думаете  -  завтраки  в  отеле
"Савой", усыпана драгоценностями, фото  в  каждой  газете  с  указанием,
какой крем предпочитаю для лица. Я кувыркаюсь на подмостках с шести лет.
   - Простите, как это? - спросил я удивленно.
   - Разве вы не видели детей-акробатов?
   - О, теперь понимаю.
   - Я родилась в Америке, но большую часть жизни провела  в  Англии.  У
нас сейчас новый номер.
   - У кого?
   - У  моей  сестры  и  у  меня.  Номер  состоит  из  пения,  танцев  и
акробатики. Он производит впечатление. Мы надеемся подзаработать.
   Моя  новая  знакомая  наклонилась  вперед  и   принялась   пространно
объяснять свой номер. При этом  большинство  употребляемых  ею  терминов
было для меня совершенно непонятно. И все же я почувствовал, что она мне
интересна. Она казалась и ребенком, и женщиной. Хотя, по ее словам,  она
была стреляный воробей и могла постоять за  себя,  все  же  было  что-то
наивно-бесхитростное в ее одностороннем подходе к жизни и чистосердечном
намерении "выбиться в люди". Ее вожделенный  взгляд  в  будущее  не  был
лишен очарования, и  мне  приятно  было  видеть  ее  миловидное  личико,
разгоряченное рассказом.
   Мы  проехали  Амьен.  Это  название   невольно   пробудило   во   мне
воспоминания. Моя  попутчица,  казалось,  интуитивно  поняла,  о  чем  я
задумался.
   - Вы думаете о войне?
   Я кивнул.
   - Я полагаю, вы воевали?
   - Да. Был ранен и  получил  инвалидность,  потом  кое-что  делал  для
армии,  А  сейчас  я  нечто  вроде  личного  секретаря  у  одного  члена
парламента.
   - Ой! Это, наверное, очень ответственная работа?
   - Совсем нет. Фактически делать почти нечего. Обычно я управляюсь  со
всеми делами за пару часов. Работа эта даже скучная. Честно говоря, я не
знаю, что бы стал делать, если бы у меня не было хобби.
   - Не признавайтесь, если вы собираете жуков!
   - Нет. У меня очень интересный товарищ, с  которым  я  живу  в  одной
квартире. Он бельгиец, работает в Лондоне как частный детектив,  и  дела
его идут необыкновенно успешно. Он на самом деле замечательный  человек.
Вновь и вновь он одерживает победу там,  где  официальные  чины  полиции
терпят неудачу.
   Моя попутчица слушала, широко раскрыв глаза.
   - Как же это интересно, правда? Я обожаю преступления. Я  смотрю  все
детективные фильмы. А когда  бывает  сообщение  об  убийстве,  я  просто
проглатываю газеты.
   - Вы помните дело об убийстве в поместье Стайлз? - спросил я.
   - Дайте мне подумать... Это про старую даму, которую отравили? Где-то
в Эссексе?
   Я кивнул.
   - Это было первое крупное дело Пуаро,  Несомненно,  если  бы  не  он,
убийца остался  бы  безнаказанным.  Это  была  замечательная  работа  по
расследованию.
   Я  коротко  обрисован  дело,  закончив  его  описанием   победной   и
неожиданной развязки. Девушка слушала, как зачарованная.  Фактически  мы
были так поглощены разговором, что не заметили, как поезд прибыл в Кале.
   - Боже мой! - воскликнула спутница. - Где моя пудреница?
   Девица  принялась  щедро  пудриться,  потом  намазала  губы  помадой,
обозревая полученный эффект  в  маленькое  зеркальце.  Она  одобрительно
улыбнулась и убрала его вместе с карманным несессером в сумочку.
   - Теперь лучше! Следить за своей наружностью - такая волынка! Но если
девушка себя уважает, она не должна распускаться.
   Я  подозвал  двоих  носильщиков,  и  мы  вышли  на  перрон.  Спутница
протянула мне руку.
   - Прощайте, я обещаю,  что  буду  следить  за  своими  выражениями  в
будущем.
   - Но разве вы не позволите мне помочь вам сесть на пароход?
   - Может быть, мне не надо будет садиться на пароход. Я должна сначала
найти свою сестру. Но я благодарна вам все равно.
   - И все же мы должны снова  встретиться,  не  правда  ли?  Я...  -  я
заколебался. - Я хочу познакомиться с вашей сестрой.
   Мы оба рассмеялись.
   - Мило с вашей стороны. Я передам ей это. Но,  мне  кажется,  нам  не
стоит встречаться, хоть вы и хорошо отнеслись  ко  мне  во  время  нашей
поездки, несмотря на то, что я нагрубила вам. Но то, что  было  написано
на вашем лице в самом начале, абсолютно верно. Я не вашего поля ягода. А
это приводит к беде, я-то достаточно хорошо это знаю.
   Ее лицо изменилось. На мгновение вся беспечная  веселость  исчезла  с
него. Оно стало взрослым.
   - Итак, прощайте, - заключила она более мягким тоном.
   - Неужели вы даже не скажете мне свое имя? - вскричал  я,  когда  она
повернулась, чтобы уйти.
   Девушка оглянулась через плечо. На ее щеке играла  ямочка.  Она  была
словно прелестная картина Грёза.
   - Синдерелла <золушка>, - произнесла она и весело засмеялась.
   Признаться, я мало  верил  в  то,  что  мне  придется  встретиться  с
Синдереллой снова.
 
Глава 2 
Обращение за помощью 
 
   На следующий день ровно в 9.05 утра я вошел в  нашу  общую  столовую,
намереваясь  позавтракать.  Мой  друг   Пуаро,   будучи,   как   всегда,
пунктуальным, только что начал очищать скорлупу со второго яйца.
   Увидев меня, он просиял.
   - Вы хорошо спали? Вы пришли в себя после  столь  ужасной  переправы?
Удивительно, что вы появились почти вовремя к столу в это утро. Извините
меня, н