если бы не его мать. Конечно, он был молодым  и
способным парнем, и я надеялся, что мои предупреждения  подействуют.  Но
за последние десять лет преступность среди молодежи резко возросла.
   - Думаете, с ним мог разделаться кто-то из его сомнительных друзей?
   - Это вполне возможно.  Связываясь  с  подобными  людьми,  вы  всегда
подвергаете себя опасности. Малейшее подозрение, что вы  собираетесь  на
них донести, - и нож между лопатками вам обеспечен.
   - Никто не видел, как это произошло?
   - Никто. Это вполне естественно. Тот, кто проделывает  такую  работу,
должен принимать все меры предосторожности - алиби в нужное  время  и  в
нужном месте и так далее.
   - Все же кто-то случайно мог это видеть. Например, ребенок.
   - Ночью? В окрестностях "Зеленого  лебедя"?  Это  едва  ли  вероятное
предположение, мсье Пуаро.
   -  Девочка,  -  настаивал  Пуаро,  -  которая  могла  это  запомнить.
Допустим, она возвращалась  домой  от  подруги,  живущей  неподалеку,  и
что-то заметила из-за изгороди.
   - Право, мсье Пуаро, у вас слишком  живое  воображение.  То,  что  вы
говорите, представляется мне абсолютно невозможным.
   - А мне нет, -  возразил  Пуаро.  -  Дети  многое  замечают  и  часто
оказываются в самых неожиданных местах.
   - Но, приходя домой, они рассказывают о том, что видели.
   - Необязательно. Они могут не быть уверенными, что именно они видели.
Особенно если это  их  напугало.  Дети  е  всегда  рассказывают  дома  о
несчастных случаях  на  улице  или  инцидентах,  связанных  с  насилием,
свидетелями которых им довелось быть. Они умеют хранить секреты.  Иногда
им нравится ощущение, что они владеют тайной.
   -  Но  матерям-то  они  все  рассказывают,  -  запротестовал   мистер
Фуллертон.
   - Я в этом не уверен, - покачал головой Пуаро. - Знаю по  опыту,  что
дети утаивают от матерей очень многие вещи.
   - Могу я узнать, почему  вас  так  интересует  дело  Лесли  Ферриера?
Насильственная смерть молодого человека, увы, не редкость в наши дни.
   -  Я  ничего  о  нем  не  знаю,  но  хочу  знать,  потому   что   его
насильственная смерть произошла не так уж давно. Это может  быть  важным
для меня.
   - Не могу понять, мсье Пуаро, - резко произнес  мистер  Фуллертон,  -
что привело вас ко мне и что именно вас  интересует.  Не  можете  же  вы
подозревать связь между гибелью  Джойс  Рейнолдс  и  убийством  молодого
человека, косвенно замешанного в  преступной  деятельности,  происшедшим
годы тому назад.
   - Когда стремишься добраться до  истины,  подозревать  можно  все,  -
отозвался Пуаро.
   - Простите, но во всех  делах,  касающихся  преступлений,  необходимы
прежде всего доказательства.
   -  Возможно,  вы  слышали,  что  Джойс  заявила  в  присутствии  ряда
свидетелей, будто собственными глазами видела убийство.
   - В таком месте, как это, - ответил мистер Фуллертон, - слышишь любые
сплетни. Если в их основе и имеются подлинные факты, то они  доходят  до
вас настолько преувеличенными, что едва ли заслуживают доверия.
   - Безусловно, - кивнул Пуаро. - Насколько мне  известно,  Джойс  было
всего тринадцать лет. В девятилетнем возрасте она могла видеть,  скажем,
как автомобиль сбил человека, как ночью ударили кого-то  ножом  или  как
задушили учительницу. Это произвело на нее сильное впечатление,  но  она
никому ничего не рассказывала, не будучи уверенной, что видела на  самом
деле. Она могла даже забыть об этом, пока что-то  ей  не  напомнило.  Вы
согласны, что такое возможно?
   - Да, но мне это кажется притянутым за уши.
   -   По-моему,   у   вас   здесь    также    произошло    исчезновение
девушки-иностранки. Ее звали Ольга или Соня... не помню фамилии.
   - Ольга Семенова. Да, действительно.
   - Боюсь, она не слишком заслуживала доверия?
   - Вы правы.
   - Девушка была компаньонкой или сиделкой миссис Ллуэллин-Смайт - тети
миссис Дрейк, о которой мы только что говорили, верно?
   - Да. До Ольги у нее работали еще две иностранные девушки. С одной из
них она поссорилась почти  сразу  же,  а  другая  была  симпатичной,  но
непроходимо глупой.  Миссис  Ллуэллин-Смайт  не  принадлежала  к  людям,
которые  легко  мирятся  с  глупостью.  Ольга   вроде   бы   ее   вполне
удовлетворяла.  Если  я   правильно   помню,   девушка   не   отличалась
привлекательностью.  Она   была   низкорослой,   коренастой,   держалась
неприветливо, поэтому соседи ее не жаловали.
   - В отличие от миссис Ллуэллин-Смайт?
   - Она очень привязалась к Ольге  -  с  ее  стороны  это  было  весьма
неблагоразумно. Несомненно, - продолжал мистер Фуллертон, - я не сообщаю
вам ничего такого, о чем вы еще не слышали. Как я говорил, сплетни здесь
распространяются с быстротой молнии.
   - Насколько я понимаю, миссис Ллуэллин-Смайт  оставила  этой  девушке
крупную сумму денег?
   -  Произошла  поразительная  вещь,  -  сказал   адвокат.   -   Миссис
Ллуэллин-Смайт долгие годы практически не изменяла  свое  завещание,  не
считая  добавления  определенных  сумм   на   благотворительные   нужды.
Очевидно, вам это уже известно, если вы  интересовались  этим  вопросом.
Основная часть капитала всегда отходила ее племяннику Хьюго Дрейку и его
жене, являющейся также его кузиной и, следовательно, в какой-то  степени
племянницей миссис Ллуэллин-Смайт. Если бы кто-нибудь из них умер раньше
тети, деньги переходили оставшемуся в живых. Солидные  суммы  завещались
благотворительным организациям и старым слугам. Но  последние  изменения
были  осуществлены  примерно   за   три   недели   до   кончины   миссис
Ллуэллин-Смайт, причем без участия нашей фирмы, как было  до  того.  Они
представляли  собой  кодицил,  написанный  ею   собственноручно.   Число
благотворительных организаций уменьшилось до одной или Двух, слуги вовсе
не получали  ничего,  а  все  состояние  завещалось  Ольге  Семеновой  в
благодарность  за  ее  верную  службу  и  привязанность.  Это   казалось
абсолютно непохожим на миссис Ллуэллин-Смайт.
   - А потом? - спросил Пуаро.
   - Возможно, об этом  вы  тоже  слышали.  Из  показаний  экспертов  по
почерку стало ясно, что кодицил поддельный.
   Он лишь слегка напоминал почерк завещательницы. Миссис Ллуэллин-Смайт
не любила пишущую машинку и часто диктовала Ольге Семеновой свои  личные
письма, прося по возможности копировать ее почерк, а иногда даже ставить
за нее подпись. У Ольги было достаточно времени для практики.  Очевидно,
когда миссис Ллуэллин-Смайт скончалась, девушка решила,  что  достаточно
напрактиковалась для подделки кодицила. Но с экспертами  такие  вещи  не
срабатывают.
   - И был начат процесс с целью опротестовать завещание?
   - Да, но с обычными  юридическими  проволочками,  в  течение  которых
молодая леди потеряла  присутствие  духа  и,  как  вы  упомянули  ранее,
исчезла.
 
Глава 13 
 
   Когда Эркюль Пуаро откланялся и удалился, Джереми Фуллертон снова сел
за стол и стал негромко барабанить по нему кончиками пальцев. Взгляд его
был отсутствующим, - казалось, мысли адвоката блуждают где-то далеко.
   Он взял лежащий перед ним документ и посмотрел на него, но  никак  не
мог сосредоточиться. Зазвонил внутренний  телефон,  и  Фуллертон  поднял
трубку:
   - Да, мисс Майлс?
   - Здесь мистер Холден, сэр.
   - Ему следовало прийти  на  сорок  пять  минут  раньше.  Он  объяснил
причину опоздания?.. Да-да, понимаю. Тот же предлог,  что  и  в  прошлый
раз. Скажите ему, что я был занят с другим клиентом, и теперь у меня  не
осталось времени. Назначьте ему время на следующей  неделе,  ладно?  Так
больше не может продолжаться.
   - Да, мистер Фуллертон.
   Адвокат  положил  трубку  и  снова  устремил  задумчивый  взгляд   на
документ, который  все  еще  не  мог  прочитать.  Его  ум  был  поглощен
событиями прошлого. С тех пор миновало уже почти два  года,  но  сегодня
утром странный человечек  в  лакированных  туфлях  и  с  большими  усами
напомнил ему об этом своими вопросами.
   Фуллертон воскрешал в памяти разговор,  происшедший  около  двух  лет
назад...
   Он снова видел сидящую  напротив  него  невысокую  коренастую  фигуру
девушки со смуглой кожей,  темно-красными  губами,  тяжелыми  скулами  и
голубыми глазами, поблескивающими из-под нависающих  бровей.  Страстное,
полное жизненной энергии лицо принадлежало женщине, которая  знала,  что
такое страдание, но так и не научилась с  ним  мириться.  Такая  женщина
будет протестовать и  бороться  до  самого  конца.  Интересно,  где  она
теперь? Помог ли ей кто-нибудь устроить свою жизнь?
   Очевидно, она снова  вернулась  в  какое-то  охваченное  беспорядками
место в Центральной Европе,  откуда  была  родом,  так  как  иной  образ
действий грозил ей потерей свободы.
   Джереми Фуллертон твердо верил в закон. Он презирал многих теперешних
судей, выносящих чрезмерно мягкие приговоры. Студенты,  ворующие  книги,
молодые замужние женщины,  обчищающие  супермаркеты,  девушки,  крадущие
деньги у своих  боссов,  мальчишки,  взламывающие  телефоны-автоматы,  -
никто из них не нуждался по-настоящему, никто не испытывал отчаяния. Все
они были просто избалованы и не сомневались, что могут взять то, что  не
в состоянии купить. Однако, несмотря  на  убежденность  в  необходимости
справедливых наказаний, мистер Фуллертон был не чужд состраданию. Он мог
испытывать к  людям  жалость  и  жалел  Ольгу  Семенову,  хотя  на  него
абсолютно не действовали аргументы, выдвигаемые ею в свою защиту.
   - Я пришла к вам за помощью. В прошлом году вы были так добры ко мне,
помогли с документами, нужными, чтобы задержаться в Англии еще  на  год.
Мне сказали: "Если не хотите, можете не отвечать на вопросы.  Вас  может
представлять адвокат". Поэтому я пришла к вам.
   - Пример, приведенный вами, не подходит к теперешним обстоятельствам.
- Мистер Фуллертон произнес это холодно и сухо, скрывая чувство жалости.
- В данном случае я не могу оказывать  вам  юридическую  помощь.  Я  уже
представляю семью Дрейк.  Как  вам  известно,  я  был  адвокатом  миссис
Ллуэллин-Смайт.
   - Но она умерла, и ей больше не нужен адвокат.
   - Она любила вас, - сказал мистер Фуллертон.
   - Да, любила! Поэтому она и хотела оставить мне свои Деньги!
   - Все деньги?
   - Почему бы и нет? Она не любила своих родственников.
   - Вы не правы. Она очень любила племянника и племянницу.
   - Может быть, миссис Ллуэллин-Смайт любила мистера Дрейка, но  только
не миссис Дрейк. Она ее утомляла -  во  все  вмешивалась,  не  позволяла
делать то, что ей хотелось, есть пищу, которая ей нравилась.
   - Миссис Дрейк очень добросовестная женщина -  она  пыталась  убедить
свою   тетю   выполнять   предписания   врача   относительно   диеты   и
недопустимости переутомления.
   - Люди не всегда хотят делать то, что говорит  врач.  Они  не  хотят,
чтобы родственники не давали им покоя. Миссис Ллуэллин-Смайт была богата
- она могла делать то, что хотела! И со своими деньгами могла  поступать
по-своему! У мистера и миссис Дрейк и так достаточно  денег,  прекрасный
дом, полно красивой одежды и две машины. Почему  они  должны  иметь  еще
больше?
   - Они единственные родственники миссис Ллуэллин-Смайт.
   - Она хотела передать мне свои деньги! Она жалела меня - знала, через
что я прошла, как моего отца забрала полиция и мы с мамой больше никогда
его не видели, как потом умерла мама и вся моя семья! Вы не знаете,  что
такое жить в полицейском государстве! Вы сами на стороне полиции,  а  не
на моей!
   - Да, - подтвердил мистер Фуллертон, - я не  на  вашей  стороне.  Мне
очень жаль вас, но в теперешних неприятностях вы виноваты сами.
   - Не правда! Я ничего плохого не сделала! Я была добра к ней,  давала
есть то, что ей не разрешали, - конфеты и сливочное масло;  растительное
она терпеть не могла.
   - Дело не в масле, - сказал мистер Фуллертон.
   - Я ухаживала за ней, и она хотела меня отблагодарить.  Когда  миссис
Ллуэллин-Смайт умерла, я узнала, что она  оставила  подписанную  бумагу,
где завещала мне все свои деньги, а потом явились Дрейки и заявили,  что
я не должна их получить. Они говорили, что я дурно влияла на их  тетю  и
даже что я сама написала это завещание. Это чепуха. Его написала  миссис
Ллуэллин-Смайт. Она отослала  меня  из  комнаты  и  позвала  уборщицу  и
садовника Джима сказала, что бумагу должны подписать они, а не я, потому
что я получаю все деньги. Ну и почему я не должна их брать?  Почему  мне
не может повезти раз в жизни? Это казалось чудом! Я строила такие планы,
узнав об этом.
   - Не сомневаюсь.
   - Почему я не могла радоваться? Я хочу  быть  богатой  и  счастливой,
иметь все, что мне нравится. Она сама  написала  завещание  -  никто  не
может сказать, что это сделала я.
   -  Тем  не  менее  об  этом  говорят  многие.  А  теперь  перестаньте
протестовать и слушайте. Миссис Ллуэллин-Смайт, диктуя вам письма, часто
просила вас копировать ее почерк, не так  ли?  У  нее  была  старомодная
идея, что посылать друзьям и знакомым письма, отпечатанные на машинке, -
дурной тон. Это пережиток викторианской эпохи.  В  наши  дни  никого  не
интересует, получает он отпечатанные письма или написанные от  руки.  Но
для миссис Ллуэллин-Смайт это выглядело невежливым. Вы понимаете меня?
   - Да, понимаю. Она действительно просила  меня  об  этом.  "Ольга,  -
говорила  она,  -  перепиши  от  руки  эти  три   письма,   которые   ты
застенографировала под мою диктовку,  и  постарайся,  чтобы  почерк  был
похож на мой". Миссис Ллуэллин-Смайт учила меня  подражать  ее  почерку,
показывала, как пишет каждую букву. "Теперь, когда ты  научилась  писать
как я,  -  говорила  она,  -  можешь  ставить  за  меня  подпись.  Из-за
ревматизма мне все труднее писать  самой,  но  я  не  хочу,  чтобы  люди
считали меня инвалидом, и не люблю, когда  мои  письма  отпечатывают  на
машинке".
   - Вы могли  писать  их  вашим  обычным  почерком,  -  заметил  мистер
Фуллертон, - а в конце добавлять примечание: "Написано секретарем" - или
ставить любые инициалы.
   - Миссис Ллуэллин-Смайт этого не  хотела.  Ей  нравилось,  чтобы  все
думали, будто она пишет письма сама.
   "Это достаточно похоже на правду", - подумал мистер Фуллертон. Миссис
Ллуэллин-Смайт всегда возмущало то,  что  она  больше  не  может  далеко
ходить, быстро  подниматься  на  холм,  производить  привычные  действия
руками, особенно правой рукой. Ей хотелось заявить окружающим: "Со  мной
все в полном порядке - я в состоянии делать все,  что  хочу".  Это  была
одна из причин, по которым кодицил к последнему завещанию, составленному
и подписанному Луизой Ллуэллин-Смайт,  вначале  был  принят  без  всяких
подозрений. Подозрения  возникли  в  офисе  самого  мистера  Фуллертона,
потому что он и его младший партнер очень  хорошо  знали  почерк  миссис
Ллуэллин-Смайт.
   - Просто не могу поверить, что  Луиза  Ллуэллин-Смайт  написала  этот
кодицил, - сказал молодой Коул. - Я знаю, что у нее  в  последнее  время
разыгрался артрит, но взгляните на образцы ее почерка, которые я  выбрал
среди ее бумаг, чтобы показать вам. Тут что-то не так.
   Мистер Фуллертон  согласился,  что  с  кодицилом  что-то  не  так,  и
обратился за помощью к  экспертам.  Ответы  независимых  друг  от  друга
специалистов  были   одинаковыми:   почерк   кодицила   определенно   не
принадлежит Луизе Ллуэллин-Смайт. Если бы  Ольга  была  менее  алчной  и
сохранила без изменений начало кодицила: "В благодарность  за  внимание,
заботу и привязанность ко  мне  я  завещаю..."  -  но  в  дальнейшем  бы
ограничилась просто круглой суммой,  оставленной  преданной  девушке  au
pair, родственники могли бы счесть такую  благодарность  чрезмерной,  но
принять ее без  всяких  сомнений.  Однако  полностью  лишить  наследства
родственников  -  племянника,  который  являлся  главным  наследником  в
предыдущих четырех завещаниях, составленных на протяжении почти двадцати
лет, - и оставить все какой-то Ольге Семеновой было не в характере Луизы
Ллуэллин-Смайт. Даже жалоба  на  дурное  влияние  могла  бы  привести  к
опротестованию такого документа. Страстная, энергичная девушка оказалась
чересчур жадной. Возможно, миссис Ллуэллин-Смайт сказала, что оставит ей
какие-то деньги, так как  привязалась  к  девушке,  исполнявшей  все  ее
просьбы  и  причуды.  Перед  Ольгой  открылась  заманчивая   перспектива
получить все состояние старой леди - деньги, дом, одежду, драгоценности.
Но теперь ее постигло наказание за алчность.
   Мистер Фуллертон против своей воли  и  инстинктов  юриста  чувствовал
жалость к девушке. Она  страдала  с  детских  лет,  живя  в  полицейском
государстве, потеряв родителей,  брата  и  сестру,  постоянно  испытывая
страх  и  унижение,  и  все  это  помогло  развиться  черте,  несомненно
врожденной, но не принявшей бы подобных масштабов  в  иных  условиях,  -
безудержной, поистине детской жадности.
   -  Все  против  меня,  -  продолжала  жаловаться  Ольга.  -  Вы   все
несправедливы ко мне, потому что я иностранка. Почему вы не скажете, что
мне делать?
   - Потому что я не думаю, что у вас большой выбор,  -  ответил  мистер
Фуллертон. - Ваш лучший шанс - честно во всем признаться.
   - Если я  скажу  то,  что  вы  хотите,  -  это  будет  ложью.  Миссис
Ллуэллин-Смайт составила это завещание и подписала его. Она  велела  мне
выйти, пока другие будут его подписывать.
   - Есть люди, которые  скажут,  что  миссис  Ллуэллин-Смайт  часто  не
знала, что подписывает. Она не всегда  перечитывала  лежащие  перед  ней
документы.
   - Значит, она не знала, что говорит.
   - Дитя мое, - сказал мистер Фуллертон, - вам  остается  надеяться  на
то, что это ваше первое преступление, что вы иностранка  и  знаете  лишь
начатки английского языка. Вы можете отделаться  мягким  приговором  или
даже быть условно освобожденной на поруки.
   - Все это только слова. Я попаду в тюрьму и никогда оттуда не выйду.
   - Теперь вы говорите чушь.
   - Было бы лучше, если бы я убежала и спряталась, так чтобы меня никто
не мог найти.
   - Вас бы нашли, как только выписали бы ордер на ваш арест.
   - Нет, если бы я уехала сразу же и кто-нибудь мне помог. Я  могла  бы
покинуть  Англию  на  корабле  или  самолете,  найти  кого-нибудь,   кто
подделывает паспорта, визы, или что там нужно иметь. У меня есть друзья,
которые меня любят. Они помогли бы мне  исчезнуть.  Я  могла  бы  надеть
парик и ходить на костылях...
   - Послушайте, - властно прервал мистер Фуллертон. - Я рекомендую  вас
адвокату, который сделает для вас все, что от  него  зависит.  Исчезнуть
вам не удастся. Вы рассуждаете как ребенок.
   - У меня есть деньги. Я скопила достаточно. - Помолчав, она добавила:
   - Я верю, что вы стараетесь мне  помочь.  Но  вы  ничего  не  сможете
сделать, потому что закон есть закон. Ничего, мне все равно помогут, и я
отправлюсь туда, где меня никогда не найдут.
   Ее действительно не нашли, и мистера Фуллертона  очень  интересовало,
где она теперь.
 
Глава 14 
 
   Эркюля Пуаро проводили в гостиную  "Эппл-Триз"  и  сказали  ему,  что
миссис Дрейк скоро к нему выйдет.
   Идя через  холл,  Пуаро  слышал  звуки  женских  голосов  за  дверью,
очевидно ведущей в столовую.
   Он подошел к окну гостиной и окинул  взглядом  аккуратный,  ухоженный
сад. Астры и хризантемы все еще цвели, привязанные к подпоркам; пара роз
упорно сопротивлялась приближению зимы.
   Пуаро  не  смог   разглядеть   никаких   признаков   подготовительной
деятельности садовника-декоратора. По-видимому, миссис  Дрейк  оказалась
слишком крепким орешком для Майкла Гарфилда и осталась  нечувствительной
к его соблазнам.
   Дверь открылась.
   - Простите, что заставила вас ждать, мсье  Пуаро,  -  сказала  миссис
Дрейк.
   Из холла доносились голоса людей, прощавшихся и покидавших дом.
   - У нас было собрание комитета по подготовке празднования  Рождества,
- объяснила миссис Дрейк. - Такие вещи всегда занимают  больше  времени,
чем ожидается.  Кто-нибудь  обязательно  против  чего-то  возражает  или