полиция  будет
считать, что ваша связь не имеет отношения к  преступлению,  то  они  не
станут болтать  напрасно.  Вам  будет  очень  неприятно,  если  об  этом
узнают?
   Генриетта кивнула. Она долго молча рассматривала свои  руки,  лежащие
на коленях, потом подняла глаза и серьезно спросила:
   - Не будет ли это несправедливо по отношению  к  Герде?  Она  обожала
Джона, и он умер. Для чего еще больше увеличивать ее страдания?
   - Вы думаете только о ней?
   - Не упрекайте  меня  в  лицемерии!  Вы  считаете,  что,  если  бы  я
заботилась о счастье Герды, то не стала бы любовницей ее мужа. Вы  этого
не поймете! Я  не  разрушила  ее  домашний  очаг  и  не  собиралась  его
разрушать. Я была только одной из многих...
   - Значит, он был таким? Она горячо возразила:
   - Нет, нет, вы не правы! Я как раз очень не хочу, чтобы  так  думали.
Не нужно составлять о Джоне  ошибочное  представление.  Поэтому-то  я  и
пришла к  вам.  Я  хотела  объяснить  вам,  каким  был  Джон.  Я  хорошо
представляю  себе,  что  может  произойти,  мне,  кажется,  что  я  вижу
заголовки  в  газетах:  любовная  жизнь  доктора  Кристоу...  Герда,  я,
Вероника Крей... Понимаете, Джон не был бабником. Женщины  в  его  жизни
почти ничего не значили. Самое важное, единственное в его  жизни  -  это
была работа. Большую часть своего времени он думал о своей работе, и  ей
он обязан почти всеми своими радостями. Если бы вы у него  спросили  имя
женщины, о которой он  чаще  всего  думает,  он  бы  вам  назвал  миссис
Крэбтри!
   - И кто же она такая, эта миссис Крэбтри?
   В голове Генриетты зазвучали слезы и смех одновременно.
   - Миссис Крэбтри - старуха! Старая, грязная, сморщенная  уродина!  Но
она полна оптимизма и энергии, и Джон  ее  очень  уважал.  Она  лежит  в
больнице, у нее болезнь Риджуэй, очень редкое и неизлечимое заболевание,
до сих пор еще нет способа лечения. Джон был на пороге открытия. Что  он
хотел применить, я вам объяснить не могу. Это  необычайно  сложно,  я  в
этом ничего не понимаю, что-то связанное с эндокринологией, с гормонами.
Джон проводил эксперименты, и миссис Крэбтри была его  любимой  больной.
Она его очень любила и доверяла ему, она смелая и очень хочет жить.  Они
боролись с болезнью вместе, с  одной  стороны  баррикады,  и  уже  много
месяцев днем и ночью Джон думал только о  болезни  Риджуэй  и  о  миссис
Крэбтри. Вот каким он был! Вот  его  образ  -  образ  врача.  Толстые  и
богатые женщины, которых он  принимал  в  своем  роскошном  кабинете  на
Гарлей-стрит, - это все было второстепенное занятие.  Главным  для  него
были научный поиск, открытие, миссис Крэбтри... Мне так  хочется,  чтобы
вы меня поняли!
   Она оживилась, и Эркюль Пуаро  любовался  выразительными  жестами  ее
тонких и красивых рук.
   - Во всяком случае, у вас такой вид, что вы  сами  очень  хорошо  все
поняли! - сказал он.
   - Да, я его хорошо понимала. Джон приходил ко мне  и  рассказывал.  Я
думаю, что не  столько  для  меня,  сколько  для  себя.  Так  его  мысли
становились более ясными и точными.  Иногда  он  приходил  расстроенный,
почти  в  отчаянии.  В  процессе  объяснения  ему  в   голову   приходил
какой-нибудь новый метод лечения. Я не могу вам точно передать, как  это
было! Как сражение... Тяжелое и суровое  сражение,  которое  его  иногда
просто лишало сил, истощало...
   Она замолчала, вспоминая...
   Через некоторое время Пуаро спросил:
   - У вас есть медицинские знания? Она отрицательно покачала головой.
   - Нет. Я знала достаточно, чтобы понимать объяснения Джона, не больше
и не меньше. Прочитала несколько книг...
   Последовало новое  молчание.  Генриетта  заново  переживала  пришлое,
исчезнувшее навсегда. Она глубоко вздохнула, вернулась к настоящему,  и,
когда она обратилась к Пуаро, в голосе ее звучала мольба:
   - Если бы вы только могли меня понять, месье Пуаро!
   - Я вас понял.
   - Правда?
   - Правда. Я знаю, когда говорят правду!
   - Спасибо. Боюсь, что объяснить все инспектору Грэнджу будет  гораздо
труднее.
   - Вероятно! Он скорее обратит внимание на другие стороны вопроса.
   - Они так ничтожны! Какое они вообще имеют значение?
   Генриетта произнесла эти слова с таким пылом, что удивила  Пуаро.  Он
этого не скрыл.
   - Поверьте мне! - сказала она. - Прошло определенное время, и я стала
его стеснять, я становилась между ним и его мыслями. Я была женщиной,  и
это мешало  ему  сосредоточиться.  Он  начал  бояться  меня,  он  боялся
влюбиться, а он не хотел никого любить, он не мог допустить,  чтобы  его
мысли были заняты женщиной. Я стала его  любовницей.  Но  для  него  эта
связь не имела большого значения и никогда не стала бы важной.
   Пуаро внимательно за ней наблюдал, он спросил:
   - И вы считали, что все это очень хорошо? Вас это удовлетворяло?
   Она встала и сухо ответила:
   - Нет, я не считала, что это очень хорошо! Я такая  же  женщина,  как
все остальные...
   - Тогда почему же вы?..
   - Почему? - воскликнула она. - Потому что это было то, чего он хотел.
Единственное, что для меня имело значение - это счастье Джона. Я хотела,
чтобы у него была полная свобода  мысли,  необходимая  для  того,  чтобы
продолжать единственное дело на свете, которое его интересовало,  -  его
работу! Он боялся любви,  он  не  хотел  страданий...  Я  это  поняла  и
покорилась.
   Пуаро почесал кончик носа и спросил:
   - Только что вы говорили о Веронике Крей. Она  тоже  является  другом
Джона Кристоу?
   - Они не виделись пятнадцать лет до той субботы, когда она  появилась
в "Долине".
   - А что было пятнадцать лет тому назад?
   - Они были помолвлены...
   Генриетта подошла и снова села рядом с Пуаро.
   - Очевидно, нужно кое-что уточнить. Тогда Джон был по уши  влюблен  в
Веронику. А она всегда была такой, какой осталась до сих пор:  подлой  и
самовлюбленной. Она поставила свои условия: Джон должен порвать со всем,
что его интересует в жизни, и стать покорным муженьком  великой  актрисы
Вероники Крей. Джон от этого отказался и ушел от нее. Он был  совершенно
прав, но он очень страдал. Он хотел, чтобы его жена во  всем  отличалась
от Вероники, и женился на Герде. А Герда, вы меня извините,  это  славно
упакованная дура. Было совершенно ясно, что должен наступить день, когда
он пожалеет о том, что его жена так глупа. Этот день, конечно, пришел. У
Джона были связи с женщинами, но они были поверхностными, и Герда о  них
ничего не знала. Мне кажется, что, несмотря  на  то,  что  Джон  потерял
Веронику из виду пятнадцать лет тому назад, внутренне он от нее так и не
избавился!
   После некоторого молчания Пуаро сказал:
   - В субботу вечером Джон ушел из  "Долины"  вместе  с  Вероникой,  он
собирался проводить ее домой. Он вернулся ночью, в три часа.
   - Откуда вы это знаете?
   - У одной из горничных была нестерпимая зубная боль.
   - У Люси всегда было слишком много слуг! - заметила Генриетта.
   - Но вы сами это знали? - Да.
   - И как вы это узнали?
   После едва заметного колебания, она ответила:
   - Я смотрела в окно и видела, как он вернулся.
   - Вы тоже страдали от зубной боли? Она улыбнулась.
   - Я страдала, месье Пуаро, но это не было зубной болью!
   Она встала, сказав, что собирается вернуться в "Долину". Пуаро  пошел
ее проводить. Они направились по тропинке в  лес  и  там,  где  тропинка
выходит на дорогу, сели на скамейку. Между деревьями  поблескивала  вода
пруда. Сначала они молчали, потом Пуаро спросил:
   - О чем вы думаете? - Об Айнсвике.
   - Что такое Айнсвик?
   Она мечтательно описала рай  своего  детства:  светлый  красивый  дом
среди лесистых холмов, большая магнолия перед окном библиотеки, лужайка,
по которой она любила бегать...
   - И там вы жили?
   - Нет, я жила в Ирландии, но там мы все собирались на каникулы. Все -
это Эдвард, Мидж и я. Дом принадлежал  отцу  Люси  и  после  его  смерти
перешел к Эдварду.
   - А почему же не к сэру Генри, который имеет титул?
   - Генри дворянство было пожаловано позже, он получил титул и орден за
заслуги перед государством, а тогда он был только дальним родственником.
   - А кто унаследует Айнсвик, если исчезнет Эдвард Эндкателл?
   - Забавно! Этот вопрос мне никогда в голову не приходил! Если  Эдвард
не женится...
   Она замолчала. Какая-то тень прошла по ее лицу, Пуаро очень хотел  бы
знать, в чем тут дело.
   - Если Эдвард не женится, - снова начала она, - то я предполагаю, что
Айнсвик перейдет к Дэвиду. Это без сомнения! Вот почему...
   - Что?
   -  Вот  почему  Люси  его  пригласила...  Понизив  голос,  она  почти
прошептала:
   - Дэвид и Айнсвик не подходят друг другу! Движением подбородка  Пуаро
показал на тропинку перед ними.
   - По этой тропинке вы тогда спустились к пруду?
   - Нет, по этой тропинке пришел Эдвард, а я шла от дома по другой.
   Резко повернувшись к Пуаро, она спросила:
   - Неужели необходимо об этом говорить?  Этот  пруд  наводит  на  меня
страх! Я его ненавижу! И "Долину" тоже! Я ее ненавижу! Ненавижу!..
   Пуаро вполголоса продекламировал:
 
   Я ненавижу дол за лесом,
   Его обрыв и поле над ним.
   Вереск на поле цвета крови,
   И склоны бездны от красноты страшней.
   Там царит кровавый страх,
   Он притаился в темных кустах.
   А эхо на любой вопрос ответит "Смерть!"
 
   Генриетта с удивлением посмотрела на Пуаро.
   - Это - Теннисон, -  объявил  он  не  без  гордости.  Генриетта  тихо
повторила последнюю строчку.
   - Однако, говоря все это, вы думали о чем-то определенном?
   - Я подумал о том, как вы подошли к миссис Кристоу, взяли  у  нее  из
рук револьвер и бросили его в пруд.
   Он почувствовал, как она вздрогнула, но голос ее прозвучал совершенно
спокойно.
   - Герда - очень неловкая. Я боялась, что в  револьвере  остались  еще
пули, и она может кого-нибудь ранить...
   - Но не вы ли оказались слишком  неловкой,  когда  уронили  оружие  в
воду?
   - Это только...  Я  была  потрясена,  я  тоже!..  На  что  вы  хотите
намекнуть, месье Пуаро?
   Пуаро открыл глаза и непреклонно заявил:
   - Если на револьвере были отпечатки пальцев, оставленные до того, как
миссис Кристоу взяла револьвер в руки, было бы интересно знать, кому они
принадлежали... Теперь мы этого никогда не узнаем.
   Генриетта сказала спокойно, но твердо:
   - Вы думаете, что там были мои отпечатки?  Вы  предполагаете,  что  я
убила Джона и оставила револьвер рядом с ним, чтобы Герда его подняла  и
понесла всю ответственность за преступление? Не так ли? Но,  если  бы  я
убила  Джона,  у  меня  хватило  бы  соображения   вытереть   оружие   и
ликвидировать свои отпечатки.
   - Вы, несомненно, достаточно умны, мисс Савернейк, чтобы понять: если
бы вы это сделали и на револьвере нашли бы лишь отпечатки пальцев миссис
Кристоу, это было бы очень странно, потому что все держали в руках  этот
револьвер накануне. А Герда Кристоу вряд ли уничтожила бы эти  отпечатки
до того, как выстрелить. Зачем ей делать это?
   - Ну конечно! - воскликнула она. - Вот это что! Эхо!..
   - Эхо? Что вы хотите сказать?
   - То, что "Долина" - это только эхо! Эта мысль  мелькнула  у  меня  в
субботу, когда я тут гуляла. "Долина" - это  эхо  Айнсвика!  И  мы,  все
Эндкателлы, тоже только эхо, тени! Мы -  не  реальны!  Как  жаль,  месье
Пуаро, что вы не знали Джона. По сравнению с ним мы все  призраки!  Джон
был существом воистину живым, жившим!
   - Я знаю, мисс Савернейк...
   - А он мертв... Мы, тени, бродим здесь будто  живые...  Это  какая-то
дурная шутка!
   Ее лицо, молодое и спокойное, когда она говорила про Айнсвик,  теперь
было скорбным и постаревшим  от  горя.  Генриетта  была  так  далека  от
настоящего, что ей пришлось попросить Пуаро повторить вопрос, который он
ей задал.
   - Я спрашивал вас, любила ли ваша тетя, леди Эндкателл, Джона?
   - Люси?.. Прежде всего, она мне не тетя, а кузина. Да, она была очень
привязана к Джону.
   - А ваш... кузен -  мистер  Эдвард  Эндкателл?  Генриетта,  казалось,
смутилась.
   - Он не питал большой симпатии к Джону, но ведь он его едва знал.
   -  А  другой  ваш  кузен,  мистер  Дэвид  Эндкателл?  Лицо  Генриетты
посветлело.
   - Вот он - другое дело! Я думаю, что он всех нас ненавидит. Он  вырос
в библиотеке и сейчас проводит  там  все  время.  Он  читает  Британскую
энциклопедию.
   - Значит, он умный человек!
   - Я его немного жалею. У них в семье жизнь была очень тяжелой. Мать -
болезненная,  характер  у  нее  -  отвратительный.  Она   нашла   способ
обороняться от действительности, возомнив себя  лучше  всего  остального
человечества. Это можно выдерживать долго, но иногда неизбежны срывы.  И
вот появился Дэвид - слабый и уязвимый. Бедный мальчик.
   - И он считал себя лучше и выше доктора Кристоу?
   - Он хотел бы уверить себя в том, что  гораздо  выше,  но  не  достиг
цели. Я думаю, что Дэвид хотел бы быть таким человеком, как Джон, и  это
еще одна причина, по которой Дэвид не питал к нему симпатии.
   - Пуаро задумчиво покачал головой. Он заметил человека,  который  шел
по берегу пруда и внимательно разглядывал землю.
   - Этот  человек,  -  громко  сказал  Пуаро,  -  один  из  сотрудников
инспектора Грэнджа. У него такой вид, как будто он что-то ищет.
   - Следы,  без  сомнения,  какие-нибудь  вещественные  доказательства.
Разве не это ищут все полицейские? Пепел сигареты, обгоревшие спички...
   Генриетта произнесла эти слова с некоторым презрением.
   - Правильно! - серьезно  сказал  Пуаро.  -  Все  это  разыскивают  и,
кстати, иногда находят. Но главное, мисс Савернейк - это то,  как  ведут
себя люди, замешанные в деле, их манера держаться.
   - Я не совсем вас понимаю.
   Пуаро откинул голову, наполовину прикрыв глаза, и продолжал:
   - Это все небольшие детали... Жест, взгляд, неожиданное движение.
   Теперь он совсем закрыл глаза.
   - Стало быть, вы думаете, что это я убила Джона? - медленно  спросила
Генриетта.
   - Умирая, он произнес ваше имя, не так ли?
   - Вы полагаете, что это было обвинение? Ошибаетесь.
   - Тогда что же это было?
   Носком туфли Генриетта рисовала на песке какие-то узоры.
   - Неужели вы уже забыли, - очень тихо сказала она, - все, что  я  вам
рассказала о... характере нашей связи?
   - Это верно! Вы  были  любовниками.  Покидая  этот  .подлый  мир,  он
последний раз повторил ваше имя. Очень трогательно.
   Она бросила на Пуаро гневный взгляд.
   - Эти насмешки необходимы?
   - Я не шучу! Просто я не люблю, когда меня  обманывают...  а  у  меня
такое впечатление, что именно это вы пытаетесь сделать.
   Генриетта тихо произнесла:
   - Я уже призналась, что не всегда говорю правду. Но  прошу  поверить,
что, умирая, Джон произнес мое имя не для  того,  чтобы  меня  обвинить.
Поймите, люди такого склада, как я, - это созидатели,  они  не  способны
разрушать, уничтожать жизнь! Я  не  смогла  бы  убить,  поверьте,  месье
Пуаро! Это правда, чистейшая  правда!  И  вы  меня  подозреваете  только
оттого, что умирающий прошептал мое имя? Он уже не ведал, что говорит...
   - Доктор Кристоу прекрасно знал, что говорил! Его голос был таким  же
живым и  отчетливым,  как  голос  хирурга,  который  во  время  операции
приказывает своему ассистенту подать ему нужный инструмент.
   - Но... - Генриетте, казалось,  не  хватало  слов,  чтобы  возразить.
Пуаро продолжал:
   - Я не думаю, что вы способны на преднамеренное убийство. Нет! Но  вы
могли выстрелить в момент гнева, и в этом случае, мисс  Савернейк,  ваша
творческая фантазия помогла бы вам оградить себя от подозрений.
   Генриетта резко встала. Очень  бледная  и  взволнованная,  она  вдруг
улыбнулась какой-то горькой улыбкой.
   - А я думала, что вы мне симпатизируете.
   Пуаро грустно вздохнул:
   - Вот это-то меня и огорчает.
 
Глава XIX 
 
   Когда Генриетта ушла, Пуаро продолжал  свои  размышления  на  прежнем
месте, пока не увидел Грэнджа.  Инспектор  миновал  пруд  и  решительной
походкой направился в сторону  вилл.  Интересно,  куда  именно,  подумал
Пуаро.
   Он поднялся и вернулся домой прежним путем. Если  Грэндж  собрался  к
нему, сыщик был бы непрочь выслушать его.
   Однако у дверей "Покоя", он никого не застал. Пуаро бросил задумчивый
взгляд в сторону "Голубятни". Он знал, что Вероника Крей  не  уезжала  в
Лондон.
   Пуаро почувствовал, что его интерес к этой фигуре возрастает. Накидка
из  серебристой  лисы,  беспорядочно  раскиданные  коробки  спичек,  это
внезапное вторжение в субботнюю ночь и,  наконец,  откровение  Генриетты
Савернейк  относительно  взаимоотношений  Джона   и   Вероники   Крей...
Интересный получается рисунок, размышлял Пуаро. Да, именно так: рисунок.
   Узор из причудливо переплетенных страстей и воль.  Странный  узор,  с
пронизывающими его темными нитями вражды и вожделения...
   Убила ли Герда Кристоу своего мужа?
   Или все не так просто?
   Пуаро думал о своем недавнем разговоре с Генриеттой и решил, что  все
не так просто.
   Генриетта почему-то заключила, что он подозревает ее в  убийстве,  но
он этого не сказал бы. Пуаро был уверен лишь, что она что-то  знает.  Но
что?
   Неудовлетворенный, он покачал головой.
   Сцена у пруда была, несомненно,  поставлена.  Поставлена  с  умыслом.
Кем? И для кого?
   Он имел веские основания подозревать, что ответом  на  второй  вопрос
является, скорее всего, звучание  его  собственного  имени.  Именно  так
решил тогда.
   Однако он думал, что это дерзкая шутка.
   Это оказалось дерзостью, но далеко не шуткой.
   А ответ на первый вопрос?
   Пуаро снова покачал головой. Он не знал его. Более того, не  имел  ни
малейшего представления о том, каким может быть этот ответ.
   Полузакрыв глаза, он поочередно вызывал перед мысленным  взором  всех
участников разыгранного перед ним действа. Сэр  Генри  -  ответственный,
доверенный администратор, опора империи. Леди  Эндкателл  -  уклончивая,
неуловимая,  неожиданно  и  обезоруживающе  чарующая,  с   непреодолимым
обаянием ее незаконченных мыслей. Генриетта  Савернейк,  которая  любила
Джона Кристоу больше, чем себя самое.  Мягкий  и  пессимистичный  Эдвард
Эндкателл. Смуглая, жизнерадостная  девушка  по  имени  Мидж  Хардкастл.
Испуганное, изумленное лицо Герды Кристоу, сжимающей в руке,  револьвер.
Ранимая личность юного Дэвида Эндкателла...
   Вот они все, запутавшиеся в сетях закона, властно вмешавшегося  в  их
жизнь. На какое-то время - теперь уже против желания - сведенные  вместе
и связанные неумолимыми последствиями внезапной и необъяснимой смерти. И
у   каждого   по-своему   осмысленная   трагедия,   собственная   версия
происшедшего.
   И где-то среди хитросплетений эмоций и характеров таится истина.
   Для Эркюля Пуаро лишь одно занятие было более интересно, чем изучение
человеческой натуры, - установление истины.
   Он твердо решил узнать истину о смерти Джона Кристоу.
 
*** 
 
   - Но это совершенно естественно, инспектор. Я хочу быть вам полезной,
если это в моих силах!
   - Я очень вам признателен, мисс Крей. Вероника Крей  была  совсем  не
такой, какой он себе ее представлял. Он боялся, что  знаменитая  актриса
начнет играть комедию. Артисты очень любят громкие слова и драматические
действия. Мисс Крей может или принять его с удивительной простотой,  или
станет играть роль.
   Но Вероника не была дурой, - это полицейский быстро  понял,  усевшись
напротив нее.
   - Я хотел бы, мисс Крей, - сказал Грэндж, - получить от вас некоторые
сведения. Только факты. Скажите, в субботу вечером вы были в "Долине"?
   - Да. У меня кончились спички... В деревне это просто катастрофа.
   - И вы пошли за ними в "Долину". Это довольно далеко  отсюда.  Почему
вы не обратились к своему соседу,  месье  Пуаро,  который  живет  совсем
рядом?
   Вероника Крей улыбнулась, как улыбаются перед фотокамерой.
   - Я не знала имени и положения в  обществе  своего  соседа.  Иначе  я
пошла бы к нему. Мне показалось, что  это  какой-то  иностранец.  Я  его
остерегалась: он живет так близко и мог бы стать