м простые. У  меня  нет
сомнений относительно того, кто убил Чарльза  Браво.  Его  приятельница,
возможно, и оказалась замешанной в  это  дело,  но  движущей  его  силой
стала, естественно, не она. Помнишь ту  несчастную  девушку,  Констанцию
Кент? Истинный мотив, причина -  ради  чего  она  задушила  собственного
младшего брата, которого, несомненно, любила, - так и остались для  всех
загадкой. Но не для меня. Стоило мне прочесть отчет, и я все понял.  Что
же касается Лиззи Борден -  тут  нужно  было  только  задать  свидетелям
парочку необходимых вопросов. Сам я ничуть не сомневаюсь в ответах.  Но,
увы, боюсь, никого из них нет в живых.
   Как бывало уже не раз, про себя я отметил, что скромность не является
главной чертой характера господина Эркюля Пуаро.
   Я решил, что теперь ему редко  случается  с  кем-нибудь  поболтать  и
потому ему просто приятно слышать самый звук собственного голоса.
   - От отчетов я перешел к детективам. Вот тут, справа и  слева,  лежат
всевозможнейшие романы. Так сказать, работа наоборот. Здесь... - он взял
книгу, которую, когда я вошел, положил на подлокотник кресла,  -  здесь,
дорогой мой Колин, "Дело Ливенворта". - Он протянул книгу мне.
   - Довольно старая вещь, - сказал я. -  Отец  вроде  бы  говорил,  что
читал в детстве. И вроде бы  сам  я  тоже  ее  когда-то  читал.  Теперь,
наверное, она кажется старомодной.
   - Она восхитительна, - сказал Пуаро. -  Аромат  времени,  продуманный
сюжет, изысканнейшая  мелодрама.  А  какие  роскошные,  щедрые  описания
солнечной красоты Элеонор, серебряного очарования Мэри!
   - Нужно бы перечесть, - сказал я. - О хорошеньких девушках я и забыл.
   - А эта служанка Ханна - как она правдоподобна; а  портрет  убийцы  -
просто блестящее психологическое исследование.
   Я понял, что нарвался на лекцию.  И  приготовился  выслушать  все  до
конца.
   -  Взять  "Приключения  Арсена  Люпена",   -   продолжал   Пуаро.   -
Фантастично, не правдоподобно. И все же  сколько  в  них  правды,  какая
мощь, какая неподдельность! Если и  есть  несоответствия,  что  ж,  зато
какое щегольство! И какой юмор.
   Он отложил "Приключения Арсена Люпена" и взялся за следующую книгу.
   - Или вот тебе  "Тайна  желтой  комнаты".  Это  классика.  Мне  здесь
нравится все от начала и до конца. Какая логика! Помню, критики называли
книгу надуманной. Отнюдь нет, дорогой мой Колин. Нет и  нет.  Так  может
показаться, но лишь показаться. А это большая разница. Нет и нет,  здесь
все сплошь правда, ловко и изобретательно спрятанная в путанице слов. Но
когда герои встречаются на пересечении трех коридоров, все становится на
свои места, - он с почтением положил книгу  на  стол.  -  Это,  конечно,
шедевр, но, боюсь, сейчас о нем почти позабыли.
   Пуаро пропустил лет двадцать и перешел к изданиям нынешних авторов.
   - Еще я прочел кое-что из ранних книг миссис Ариадны Оливер, - сказал
он, - моей, между прочим, приятельницы, и твоей, кажется,  тоже.  Вот  у
нее мне нравится не все.  Слишком  невероятные  события.  Слишком  много
случайных совпадений. А так как в  начале  карьеры  она  была  молода  и
глупа, она сделала своего сыщика финном, и сразу бросается в глаза,  что
она понятия не имеет ни о финнах, ни о Финляндии, ни о чем, кроме, разве
что, пьес Сибелиуса. Но мыслит она  оригинально,  развязки  порой  очень
остроумны, к тому же она  давно  уже  знает  все,  чего  ей  недоставало
поначалу.   Например,   полицейские   правила.   Даже    ее    описаниям
огнестрельного оружия можно верить. Ей бы еще не  мешало  подружиться  с
каким-нибудь адвокатом или нотариусом, чтобы он просветил ее в  вопросах
юриспруденции.
   Он отложил миссис Ариадну Оливер и взялся за следующую книгу.
   - Мистер Кирил Квейн. Мистер Квейн - большой мастер алиби.
   - И, если я правильно помню, большой зануда, - сказал я.
   - Да, - сказал Пуаро. - Захватывающих страниц здесь не найдешь. Есть,
разумеется, труп. Иногда даже не  один.  Но  главное  у  него  -  алиби,
расписания поездов, маршруты автобусов,  карты  сельских  дорог.  Должен
признаться, мне очень понравилось, до  чего  изощренно  и  тщательно  он
продумывает все детали. И понравилось выводить на  чистую  воду  мистера
Кирила Квейна.
   - Думаю, вам это удается всякий раз, -  сказал  я.  Ответ  Пуаро  был
честен.
   - Не всегда, - признался он.  -  Совсем  не  всегда.  Конечно,  через
какое-то время начинаешь понимать, что книги его все на одно  лицо.  Все
алиби похожи друг на друга,  даже  если  он  и  придумает  вдруг  что-то
новенькое. Знаешь, mon cher Колин, по-моему, Квейн и в жизни такой,  как
на фотографиях, - сидит в своем кабинете, с  трубкой  в  зубах,  по  уши
обложившись  словарями,  справочниками  Брэдшо,  проспектами  самолетных
компаний, всевозможными расписаниями. Даже движения лайнеров. Но что  ни
говори, а у мистера Кирила Квейна есть и порядок, и метод.
   Пуаро отложил мистера Квейна и принялся за следующего.
   - Гарри Грегсон, поразительный мастер сюжета. Он  написал  не  меньше
шестидесяти   четырех   романов.   И   насколько   я   понимаю,   полная
противоположность мистеру Квейну. У мистера Квейна действия почти нет, а
у Гарри Грегсона слишком  много.  Много  событий,  все  перепутано.  Все
живописно. И отлично замешано  на  мелодраме.  Убийства,  трупы,  улики,
захватывающие повороты сюжета - всего хватает. Потрясающе  и  совершенно
не правдоподобно. Он, если можно так выразиться, не в  моем  вкусе.  Его
книжки похожи на сомнительный  американский  коктейль,  где  никогда  не
угадаешь, что тебе намешали.
   Пуаро помолчал, вздохнул и продолжал лекцию.
   - Перейдем к американцам. - Он вытянул одну книгу из левой стопки.  -
Флоренс Элкс. У нее есть сюжет, свой метод, хороший  стиль...  н-да,  но
вот мелочи. Впрочем, живо, интересно.  У  этой  дамы  есть  ум,  правда,
кажется, как почти у всех американских писателей, несколько  подмоченный
алкоголем. Ты, mon ami, знаешь, что я  большой  знаток  вин.  И  если  в
романе мелькнет бутылочка кларета или  бургундского,  на  которой  стоит
дата сбора урожая, для меня это лишь удовольствие. Но меня совершенно не
интересует, сколько стаканов водки или бурбона заглатывает  чуть  не  на
каждой странице очередной американский сыщик. И мне кажется, на развитие
событий ничуть не влияет,  пинту  или  полпинты  выпил  он  из  бутылки,
которую  каждый  раз  достает  из  комода.  Похоже,  что  спиртное   для
американских писателей - такое же наказание, что и для  бедного  мистера
Дика, когда  он  сел  за  свои  мемуары,  голова  короля  Карла.  Просто
невозможно отделаться.
   - А что вы скажете о "крутых"? - спросил я. Пуаро отмахнулся  от  них
так, как отмахнулся бы от назойливой мухи или от комара.
   - Насилие ради насилия? С каких пор это  стало  интересным?  Когда  в
начале своей карьеры я служил офицером полиции, я насилия навидался. Фу!
С таким же успехом можно читать учебник по медицине. И все  равно,  tout
de meme <Тем не менее (фр.).>, в целом американский  детектив  я  ставлю
довольно высоко. Мне кажется, в  нем  больше  изобретательности,  чем  в
английском, и больше выдумки. Он  не  так  перегружен  деталями,  как  у
французов. Взять, например, Луизу О’Маллей.
   Пуаро еще раз нырнул за книгой.
   - Какой образец изящной школы, как  она  умеет  захватить,  приковать
внимание читателя. Нью-Йорк, роскошные особняки. Enfin <Кстати  (фр.).>,
ты не знаешь случайно, как  там  выглядит  роскошный  особняк?  Лично  я
понятия не имею. Пышное убранство, роскошь, снобизм, а  глубокие  тайные
трещины преступления уже неотвратимо вершат свое дело. Так может быть, и
так бывает. У нее  хорошие  книги,  у  этой  Луизы  О’Маллей,  и  впрямь
хорошие.
   Он вздохнул, откинулся в кресле,  покачал  головой  и  допил  остатки
ячменного отвара.
   - И в конце концов, всегда остаются и старые любимцы.
   Опять он нырнул под кресло и достал еще одну книгу.
   -  "Приключения  Шерлока  Холмса",  -  пробормотал   он   любовно   и
благоговейно произнес одно только слово:
   - Maitre <Мэтр, мастер (фр.)>!
   - Шерлок Холмс? - спросил я.
   - О нет, non, non, конечно, не Шерлок Холмс! Автор, сэр  Артур  Конан
Дойль, - я преклоняюсь перед ним. Все истории похождений Шерлока  Холмса
надуманны, неестественны и полны нелепостей. Но искусство писателя - это
нечто иное. Чудесный язык, великолепный образ, я  имею  в  виду  доктора
Ватсона. Вот это шедевр.
   Он вздохнул, покачал головой и пробормотал, вспомнив, очевидно, из-за
явного сходства:
   - Се cher <Этот милый (фр.).> Гастингс. Мой милый друг, о котором  ты
так много от меня слышал. Давненько я не получал от него  известий.  Что
за нелепость - похоронить себя в Южной Америке, где все время происходят
какие-нибудь революции.
   - Они происходят не только в Южной Америке, - заметил  я.  -  Где  их
теперь нет.
   - Только не надо о бомбе, - сказал Эркюль Пуаро. -  Если  ей  суждено
грохнуть, она грохнет, но говорить об этом я не желаю.
   - Согласен, - сказал я. - Я пришел посоветоваться  с  вами  совсем  о
другом.
   - О! Ты собрался жениться, не так ли? Очень рад, mon cher, очень рад.
   - Что это  вам  пришло  в  голову,  Пуаро?  -  спросил  я.  -  Ничего
подобного.
   - Но такое тоже бывает, - сказал Пуаро, - сплошь и рядом.
   - Может быть, - сказал я твердо, - но не со мной.  На  самом  деле  я
пришел поговорить с вами об  одном  довольно  занятном  дельце,  которым
сейчас занимаюсь, и связано оно с убийством.
   - Вот как? Занятное убийство, говоришь? И ты пришел  с  ним  ко  мне?
Почему?
   - Ну... - Я немного смутился. - Я... Я подумал,  что  вам  оно  может
понравиться, - сказал я.
   Пуаро посмотрел на меня задумчиво. Он любовно подправил рукой  усы  и
заговорил.
   - Хозяин, - сказал он, - как правило, любит свою собаку.  Он  выводит
ее погулять, играет в мячик.  Но  и  пес  способен  ответить  на  любовь
любовью. Пес выследит кролика или крысу и несет добычу к ногам  хозяина.
А потом? Потом он виляет хвостиком.
   Против воли я рассмеялся.
   - Это я-то виляю хвостиком?
   - Похоже на то, друг мой. Очень похоже.
   - Ну хорошо, - сказал я. - И как же поступит хозяин? Не хочет  ли  он
взглянуть на крысу? Не хочет ли что-то спросить?
   - Конечно. Само собой. Ты решил, что этот случай будет мне интересен.
Верно?
   - Дело в том, - сказал я, - что в нем все бессмысленно.
   - Ерунда, - сказал Пуаро. - Смысл есть во всем. Во всем.
   - Что ж, вот вы и попытайтесь его обнаружить. А  я  не  могу.  Не  то
чтобы я непосредственно занимался этим  делом.  Мы  просто  пересеклись.
Правда, когда опознают труп, все может и проясниться.
   - Ты говоришь совершенно непоследовательно, - строго сказал Пуаро.  -
Позвольте просить вас излагать только факты. Это убийство, не так ли?
   - Еще какое, - сказал я. - И вот что мы имеем.
   Я подробно  рассказал  ему  о  событиях,  происшедших  в  доме  номер
девятнадцать по Вильямову Полумесяцу. Эркюль Пуаро откинулся  в  кресле,
слушая меня. Он прикрыл глаза и тихо барабанил пальцем по  подлокотнику.
Когда я наконец замолчал, он не произнес ни слова.  Потом,  не  открывая
глаз, спросил:
   - Sans blague <Без шуток (фр.)>?
   - О да, - сказал я.
   - Epatant <Потрясающе (фр.)>, -  сказал  Эркюль  Пуаро.  Он  подержал
слово на кончике языка и повторил его по слогам:
   - Е-pa-tant. - После этого он вновь принялся постукивать  по  креслу,
медленно качая головой.
   Подождав немного, я не вытерпел и спросил:
   - Ну что скажете?
   - А что ты хочешь услышать?
   - Я хочу услышать ответ. Мне  всегда  казалось,  что  вам  ничего  не
стоит, не вставая с кресла, просто подумать и  найти  решение.  Что  нет
никакой необходимости выходить из дома, опрашивать свидетелей и носиться
туда-сюда в поисках улик.
   - Да, я всегда это утверждал.
   - Принимаю ваш вызов, - сказал я. - Я даю вам факты и жду ответа.
   - Вот как! Но знать нужно намного больше, mon ami. Это  лишь  начало.
Или нет?
   - И все же я хочу что-нибудь услышать.
   - Понятно. - Он с минуту помолчал. - Ясно одно,  -  промолвил  Эркюль
Пуаро, - это преступление должно быть очень простым.
   - Простым? - Я замер от изумления.
   - Конечно.
   - Почему простым?
   - Потому что  кажется  слишком  сложным.  Если  кому-то  понадобилось
обставить его с такой сложностью, оно должно  быть  простым.  Принимаешь
мое объяснение?
   - Даже не знаю.
   - Забавно, - в раздумье пробормотал Пуаро. - То, что ты  рассказал...
кажется... да, что-то тут знакомое. Где, когда я с этим сталкивался?.. -
Он замолчал.
   - Наверное, - сказал я, - ваша память  хранит  невероятное  множество
преступлений. Но не можете же вы помнить все?
   - К несчастью, нет, -  сказал  Пуаро,  -  но  воспоминания  временами
оказываются полезны. Помню, был один мыловар из Льежа. Он отравил  жену,
чтобы  жениться  на   белокурой   стенографистке.   Так   сложился   тип
преступления. Позже, намного позже, все повторилось. Но  я  запомнил.  И
хотя на этот раз дело касалось пекинской болонки, тип-то был прежний.  Я
лишь   вычислил,   кто   соответствует   мыловару,   кто   -   белокурой
стенографистке - и voila <пожалуйста (фр.)>!  Дело  сделано.  И  теперь,
пока ты рассказывал, мне опять померещилось что-то очень знакомое.
   - Часы? - с надеждой спросил я. - Фальшивые страховки?
   - Нет-нет, - покачал головой Пуаро.
   - Слепая?
   - Нет-нет-нет, не сбивай меня с толку.
   - Я в вас разочаровался, Пуаро, - сказал я.  -  Я-то  думал,  что  вы
дадите мне ответ сразу же.
   - Но, друг мой, все, что ты мне сейчас рассказал, представляет  собой
лишь модель. Выяснить нужно гораздо больше. Может быть, удастся опознать
труп. С этим справятся и полицейские. У них есть картотека преступников,
они могут напечатать в  газете  портрет,  у  них  списки  разыскиваемых,
экспертиза одежды убитого, и  так  далее  и  тому  подобное.  Да,  в  их
распоряжении  сотни  и  сотни  других  средств.   Убитого,   разумеется,
опознают.
   - Так что в данный момент делать нечего? Вы это хотите сказать?
   - Всегда можно что-нибудь сделать, - строго сказал Эркюль Пуаро.
   - А именно?
   Он выразительно ткнул указательным пальцем в мою сторону.
   - Побеседовать с соседями.
   - Я беседовал, - сказал я. - Я ходил вместе с  Хардкаслом,  когда  он
опрашивал всех. Они  не  помнят  ничего  такого,  что  могло  бы  помочь
следствию.
   - Ч-ч-чшш, это ты так думаешь! Уверяю тебя, этого не может быть.  Ты,
наверное,  приходишь,  спрашиваешь:  "Не   видели   ли   вы   что-нибудь
подозрительное?" - они отвечают "нет", а ты думаешь, что так оно и есть.
Но когда я говорю, что нужно побеседовать, я имею в виду совсем  другое.
Понимаешь? Надо беседовать. Дай им  разговориться.  Из  болтовни  всегда
можно выудить подсказку. Пусть они говорят про свой сад, про кошку,  про
парикмахеров или портных, про знакомых и  про  еду.  И  всегда  мелькнет
какое-нибудь словечко, которое даст тебе ключ. Ты сказал,  что  в  ваших
беседах не было ничего полезного. Я говорю, этого не может быть. Если бы
ты мог слово в слово...
   - Это как раз единственное, что я могу, -  сказал  я.  -  Я  ходил  с
Хардкаслом,  будто  я   тоже   полицейский,   и   стенографировал.   Все
расшифровано, отпечатано и лежит у меня в кармане. Пожалуйста.
   - Вот умница! Какой же ты умница! Ты совершенно  правильно  поступил.
Совершенно. Je  vous  remercie  infiniment  <Бесконечно  вам  благодарен
(фр.).>.
   Я совсем смутился.
   - Какие-нибудь еще предложения есть?
   - Конечно. У меня всегда есть какие-нибудь предложения. Эта девушка -
ты мог бы и с ней побеседовать. Пойди  договорись  о  встрече.  Вы  ведь
подружились, не так ли? Не ты ли принял ее в свои объятия, когда  она  в
ужасе выскочила из дому?
   - Это на вас так повлиял Гарри Грегсон? - спросил я.  -  Вы  переняли
стиль мелодрамы.
   - Возможно, ты и прав, -  признал  Пуаро.  -  Когда  прочтешь  книгу,
действительно можно перенять стиль.
   - А что  касается  девушки...  -  начал  было  я  и  замолчал.  Пуаро
вопросительно посмотрел на меня.
   - Да-а? - сказал он.
   - Мне не хотелось бы... я не хотел...
   - Ах вот как. В глубине души ты  считаешь,  что  она  имеет  какое-то
отношение к этой истории?
   - Нет. То, что она  оказалась  на  месте  преступления,  -  чистейшая
случайность.
   - Нет-нет, mon ami, никакая это не случайность. И  ты  прекрасно  это
знаешь. Ты ведь сам сказал. Именно ее вызвали по телефону. Именно ее.
   - Но она понятия не имеет почему.
   - Ты не можешь знать, о чем она имеет понятие, а  о  чем  нет.  Очень
похоже, что она знает все, но скрывает.
   - Я так не думаю, - упрямо сказал я.
   - Узнать это можно, только поговорив с ней, даже если сама она  и  не
понимает, в чем дело.
   - Я не совсем... я хочу сказать, как я... да мы едва знакомы!
   Эркюль Пуаро снова прикрыл глаза.
   - В процессе общения особ противоположного пола, - сказал он, -  есть
один этап, когда подобное утверждение является правдивым. Я полагаю, она
хорошенькая?
   - Ну... да, - сказал я. - Довольно хорошенькая.
   - Ты поговоришь с ней, - скомандовал Пуаро, - потому  что  теперь  вы
почти друзья. И найдешь предлог, чтобы еще раз увидеться с этой  слепой.
Побеседуешь  и  с  ней.  Потом  скажешь,  что  тебе  нужно  перепечатать
рукопись, и пойдешь в машинописное бюро. Там наверняка ты подружишься  с
какой-нибудь юной леди. Но поболтаешь со всеми,  потом  придешь  сюда  и
расскажешь обо всем мне.
   - Сжальтесь, - сказал я.
   - С какой стати, - сказал Пуаро. - Тебе понравится.
   - Вы, кажется, забыли, что у меня есть и своя работа.
   - Немного развлечений работе только на пользу, - уверил меня Пуаро.
   Я встал и рассмеялся.
   - Да вы у нас доктор, - сказал я. - Ладно.  Еще  какое-нибудь  мудрое
напутствие? Кстати, что скажете насчет этих странных часов?
   И снова Пуаро откинулся в кресле, закрыв  глаза.  То,  что  он  затем
произнес, прозвучало весьма неожиданно:
 
   Пришла пора, - промолвил Морж, -
   Поговорить о том,
   Кто съел морковь и кабачок,
   Что сталось с королем,
   О дырках в старых башмаках
   И море с кипятком
 
   Он вновь открыл глаза и кивнул.
   - Понятно? - сказал он.
   - Цитата из "Моржа и Плотника". "Алиса в Зазеркалье".
   - Именно. В данный момент это все, чем я могу тебе помочь, mon  cher.
Подумай над этим.
 
ГЛАВА 15 
 
   Народу   на   предварительное   слушание   пришло   немало   Краудин,
растревоженный убийством в самом  центре  городка,  с  нетерпением  ждал
сенсационных разоблачений. Все же  разбирательство  проходило  спокойно,
насколько  это  вообще  возможно.  Шейла  Вебб  напрасно  боялась  этого
испытания - длилось оно не дольше двух минут.
   Телефонным  звонком  ее  вызвали  из  бюро  "Кавендиш"  в  дом  номер
девятнадцать по Вильямову Полумесяцу. Она отправилась туда и, как и было
велено, прошла в гостиную.  В  гостиной  она  обнаружила  мертвое  тело,
закричала и бросилась вон, чтобы позвать  на  помощь.  Ни  вопросов,  ни
уточнений к рассказу Шейлы Вебб не последовало. Мисс Мартиндейл, которая
тоже давала  свидетельские  показания,  говорила  еще  короче.  Какая-то
женщина, вероятно  мисс  Пебмарш,  позвонила  по  телефону  и  попросила
прислать  стенографистку,  желательно  мисс  Шейлу  Вебб,  в  дом  номер
девятнадцать  по   Вильямову   Полумесяцу   и   потом   дала   некоторые
дополнительные указания. Мисс Мартиндейл заметила точное время звонка  -
один час сорок девять минут. И на этом она закончила.
   Вызванная после нее мисс Пебмарш категорически отрицала, что  в  день
убийства обращалась в бюро с какой бы то  ни  было  просьбой.  Сообщение
инспектора уголовной полиции  Хардкасла  было  кратким  и  бесстрастным.
После вызова по телефону он  отправился  в  дом  номер  девятнадцать  по
Вильямову Полумесяцу, где обнаружил тело убитого мужчины.
   Коронер задал вопрос:
   - Удалось ли вам установить личность убитого?
   - Пока нет, сэр. И по