редставить, как вы должны были себя чувствовать, -
сказал Пуаро
   - Но теперь, поскольку нам известна вся правда о вас, вы могли бы нам
помочь. В тот момент, когда вы брали жемчуг, мадам Дойль была жива?
   - Не знаю, - хрипло проговорил Тим
   - Клянусь жизнью, мсье Пуаро, не  знаю!  Я  выследил,  куда  она  его
кладет перед сном: на маленький столик у постели. Я пробрался неслышно в
каюту, ощупью нашел нитку, взял ее, положил другую и так же тихо  вышел.
Я, разумеется, думал, что она спит.
   - Вы слышали ее дыхание? Конечно, вы должны были прислушаться.
   Тим задумался.
   - Было совсем тихо, очень  тихо.  Нет,  не  помню,  слышал  ли  я  ее
дыхание.
   - А в каюте не пахло дымом? Если там только что выстрелили, то должен
был чувствоваться запах гари.
   - Нет, я не помню. Пуаро вздохнул.
   - Тогда мы все на том же месте.
   - Кто же меня видел? - спросил Тим с любопытством.
   - Розали Оттерборн. Она пришла с другой стороны судна и увидела,  как
вы вышли из каюты Линнет Дойль.
   - Значит, это она сообщила вам?
   - Нет, она нам ничего не сообщила, - скромно сказал Пуаро.
   - Как же вы узнали?
   - Потому что я Эркюль Пуаро! Мне не обязательно получать сообщения. Я
неоднократно  пытался  заставить  ее  признаться,  но  каждый  раз   она
отвечала, что никого не видела.
   - Но почему? Пуаро пожал плечами.
   - Странная девушка.
   - Тим вдруг как бы забыл, где находится.
   - Ей, наверное,  так  тяжело  жилось  с  этой  ужасной  женщиной,  ее
матерью.
   - Он вдруг очнулся и заговорил официально.
   - Итак, сэр, я признаюсь в краже жемчуга, вы найдете его там, где  вы
и предполагали. Я виновен. Что же касается мисс  Саутвуд,  я  ничего  не
знаю. У вас нет улик против нее. А каким  образом  я  достал  поддельное
ожерелье, это уж мое дело.
   - Очень правильная реакция, - пробормотал Пуаро.
   - Джентльмен, как всегда, - пошутил Тим и добавил:
   - Теперь вы понимаете, как весело мне было сидеть за одним  столом  с
преуспевающим детективом. Я еще недостаточно закоренелый  преступник,  и
острота ситуации меня отнюдь не привлекала.
   - Однако это вас не остановило? Тим пожал плечами.
   - У меня не было выбора. Представилась редкая возможность:  ее  каюта
почти рядом с моей,  а  Линнет  была  настолько  занята  своими  личными
бедами, что вряд ли заметила бы подделку.
   - Я в этом отнюдь не уверен.
   - К чему вы клоните? - отрывисто проговорил Тим. Пуаро нажал кнопку.
   - Попросите мисс Оттерборн зайти ко мне, - обратился он к стюарду.
   Вошла заплаканная Розали. Увидев Тима, она удивилась. Вела  она  себя
совсем иначе, чем  прежде.  От  былой  подозрительности  и  грубости  не
осталось и следа. Она послушно села, ожидая вопросов.
   - Ради бога, извините  нас,  мисс  Оттерборн,  -  заговорил  Рэйс,  с
упреком глядя на Пуаро.
   - Ничего, - тихо ответила девушка.
   - Мне необходимо уточнить несколько обстоятельств, - сказал Пуаро.
   - Я неоднократно спрашивал у вас, видели вы кого-нибудь на  палубе  в
один  час  двадцать  минут  в  ту  ночь,  и  каждый  раз   вы   отвечали
отрицательно. Мне, к счастью, удалось выяснить истину без вашей  помощи.
Мсье Аллертон сам признался, что заходил в ту ночь в каюту Линнет Дойль.
   Она искоса посмотрела на Тима, и тот сурово  и  решительно  кивнул  в
ответ.
   - Я назвал правильное время, мсье Аллертон?
   - Совершенно правильное, - ответил Тим Аллертон. У  Розали  задрожали
губы.
   - Но это не вы... не вы...
   - Мсье Аллертон признался, что прошлой ночью он вошел в каюту  Линнет
Дойль, взял жемчужное ожерелье и положил на его место подделку.
   - Это правда? - спросила Розали, глядя по-детски серьезно и печально.
   - Да, - ответил Тим.
   Наступило молчание. Полковник Рэйс нетерпеливо ждал.
   - Такова версия мсье  Аллертона,  -  загадочно  проговорил  Пуаро,  -
отчасти подтвержденная вашими показаниями. Вернее, имеется свидетельство
того, что он заходил в ее каюту. Однако, что он там делал, мы не знаем.
   - Но вы же знаете
   - Тим смотрел на него недоверчиво.
   - Что именно?
   - Ну как же - вы знаете, я взял жемчуг?..
   - Я знаю, что жемчуг у вас, но мне неизвестно, когда вы завладели им.
Это могло произойти и  до  вчерашнего  дня...  Вы  же  сами  только  что
сказали: Линнет не заметила бы подмены. Я же в этом отнюдь не уверен.  А
если предположить, что она заметила... Если предположить, что она узнала
вора...  Если   предположить,   что   прошлой   ночью   пригрозила   вам
разоблачением, и вы знали, она именно так и поступит... Предположим,  вы
подслушали скандал в салоне между Жаклиной де Бельфорт и Симоном и,  как
только все ушли из салона, пробрались туда и взяли  пистолет,  а  потом,
час спустя, когда все успокоилось, вы вошли в каюту  к  Линнет  Дойль  и
заставили ее замолчать.
   - Боже мой - простонал Тим,  лицо  его  стало  землистым,  измученные
молящие глаза искали взгляда Пуаро.
   Тот невозмутимо продолжал:
   -  Но  вас  заметила  Луиза  Бурже.  На  следующий  день  она  начала
шантажировать вас, требуя огромных денег и угрожая вас выдать. Поддаться
шантажу  -  это  конец,  и  вы  соглашаетесь,  но  лишь  для  вида.   Вы
уславливаетесь о встрече и перед  обедом  являетесь  к  ней  в  каюту  с
деньгами. В тот момент, когда она пересчитывает купюры, вы  убиваете  ее
ножом. Но вам не повезло и на этот  раз.  Снова  вас  застали  на  месте
преступления, - он обернулся к Розали.
   - На сей раз это была ваша мать. Опять  вам  пришлось  действовать  -
рискованно, отчаянно, но другого выхода не было. Пеннингтон упомянул при
вас о  револьвере.  Вы  бросаетесь  в  его  каюту,  хватаете  револьвер,
прислушиваетесь к  разговору  в  каюте  Бесснера  и  стреляете  в  мадам
Оттерборн как раз в тот момент, когда она была  готова  произнести  ваше
имя.
   - Нет! - с плачем выкрикнула Розали.
   - Этого не было! Этого не было!
   - Потом  вы  бросаетесь  к  корме,  огибаете  ее  и  спешите  ко  мне
навстречу. Револьвер вы держали в перчатках. Эти самые перчатки вы потом
вручили мне...
   - Клянусь богом, все это не правда.
   - Но его голос, дрожащий и неуверенный, никого не убедил.
   И тут-то Розали удивила всех присутствующих.
   - Разумеется, все это не правда, и мсье Пуаро  прекрасно  это  знает.
Наверное, у него есть какие-то свои  соображения,  раз  он  вздумал  вас
напугать...
   - Мадемуазель умница... Но, признайтесь, чем не обвинение?
   - Какого черта, - начал Тим со злостью, но Пуаро поднял руку.
   - Против вас, мсье Аллертон, можно  возбудить  дело  по  обвинению  в
убийстве. Я хотел, чтобы вы это осознали. А теперь я  сообщу  вам  нечто
более приятное. Я еще не осматривал ваши четки. Возможно, в  них  и  нет
ничего и, поскольку  мадемуазель  Оттерборн  по-прежнему  отрицает,  что
видела вас на палубе, тем лучше, значит, никакого обвинения  против  вас
нет. Жемчуг украла клептоманка, его уже вернули. Он  лежит  в  маленькой
коробочке на столе у двери, пожалуйста, взгляните, мадемуазель.
   Тим встал, не в силах произнести ни слова. Но когда  он  снова  обрел
дар речи, вряд ли ему удалось выразить то, что  хотелось.  Однако  Пуаро
был вполне удовлетворен.
   - Спасибо, - сказал Тим.
   - Я оправдаю вашу доброту.
   Он открыл дверь и пропустил вперед девушку;  потом  взял  со  столика
коробку и последовал за ней. На  палубе  он  открыл  коробку  и  закинул
далеко в Нил нитку поддельного жемчуга.
   - Вот и все! - сказал он.
   - Когда я верну коробку Пуаро, там будет настоящий жемчуг. Ну и дурак
же я!
   - Как это все началось? - тихо спросила Розали.
   - Сам не знаю: скука, лень, казалось, так гораздо интереснее  жить  и
легче заработать. Меня увлекала опасность, риск.
   - Я понимаю.
   - Но вы бы не стали воровать? Розали задумалась.
   - Нет, - ответила она просто и серьезно, - не стала бы.
   - Милая, - вдруг заговорил Тим, как вы прекрасны,  как  вы  нравитесь
мне. Почему же вы отрицали, что видели меня вчера ночью?
   - Я боялась за вас, - произнесла она.
   - Розали, я слишком слаб и труслив, чтобы быть убийцей. Я всего  лишь
ничтожный воришка. Неужели вы всегда будете презирать меня за это.
   Она горько улыбнулась.
   - Меня тоже есть за что презирать...
 
27 
 
   Едва дверь за ними закрылась,  Пуаро  виновато  посмотрел  на  Рэйса.
Полковник хмуро отвел глаза.
   - Друг мой, я надеюсь, вы не сердитесь на меня за то, что я  поступил
не совсем по правилам, - говорил Пуаро, словно извиняясь.
   - Для меня превыше всего человеческое счастье.
   - Но до моего несчастья вам нет никакого дела, - сказал Рэйс.
   - Мне было так жаль Розали, а она любит Тима Аллертона, они  подходят
друг другу. В ней есть твердость, которой не хватает ему. И  его  матери
она нравится, так что все в порядке.
   - Короче говоря, этот брак был устроен богом и Эркюлем Пуаро.
   - Он вдруг широко улыбнулся:
   - Я уверен, с этого дня Тим станет честным  человеком  и  никогда  не
свернет с прямой дороги. Но почему вы так скверно обращаетесь со мной? Я
терпеливый человек, однако любому терпению  бывает  конец.  Скажите,  вы
знаете, кто совершил три убийства?
   - Знаю.
   - Тогда к чему эти хождения вокруг да около?
   - Вы думаете, я просто забавляюсь, когда разбираю  все  эти  побочные
истории? Не сердитесь, друг мой, это совсем не так. Однажды мне пришлось
участвовать в археологической экспедиции - там  я  многому  научился.  В
процессе раскопок, когда в земле  находят  интересный  предмет,  следует
внимательно  расчистить  все  вокруг.  Я  стараюсь  убрать  с  пути  все
постороннее, чтобы увидеть истину - обнаженную, сияющую истину.
   - Отлично, - сказал Рэйс, -  давайте  же,  наконец,  вашу  обнаженную
сияющую истину. Это не  Пеннингтон,  не  Аллертон,  я  полагаю,  это  не
Флитвуд, скажите, кто это?
   - Друг мой, я готов назвать вам его имя.
   В этот момент раздался стук в  дверь.  Рэйс  выругался  сквозь  зубы.
Вошли доктор Бесснер и Корнелия, которая была чем-то удручена.
   - Ах, полковник Рэйс, - залепетала она, - мисс Бауэрс рассказала  мне
все про кузину Мэри. Как ужасно! Мисс Бауэрс боится  ответственности,  и
поскольку я - член семьи, мне тоже следует  знать.  Ах,  доктор  Бесснер
такой добрый, без него я бы совсем потеряла голову!
   - Ну-ну! - скромно запротестовал доктор.
   - Доктор объяснил, что клептомания  -  это  болезнь,  и  он  в  своей
клинике лечит от нее больных. Ах, но если в  Нью-Йорке  узнают!  Что  же
будет со всеми нами!
   - Не узнают, - утешил ее Рэйс, вздохнув.
   - Мы никому не скажем. Нас интересует лишь  то,  что  непосредственно
связано с убийством.
   - Правда?
   - Корнелия захлопала в ладоши.
   - Спасибо, а я так волновалась!
   - У вас слишком нежное сердце, -  сказал  доктор  Бесснер  и  ласково
потрепал ее по плечу.
   - У нее такая прекрасная душа.
   - Корнелия, - вкрадчиво спросил Пуаро, - как поживает мсье Фергюсон.
   Она покраснела.
   - Я не вижусь с ним, но кузина Мэри переменила свое мнение о нем.
   - А вы?
   - Мне кажется, он ненормальный. Пуаро обратился к доктору:
   - Как здоровье вашего пациента?
   - Ему гораздо лучше. У него  на  редкость  здоровый  организм,  я  бы
сказал, бычье здоровье. Любой другой на  его  месте  лежал  бы  в  жару,
бреду, лихорадке, а тут: пульс ровный, температура почти нормальная. Так
что маленькая фрейлейн де Бельфорт немного успокоилась.
   - Раз Дойлю лучше, - прервал его Рейс, - я, пожалуй,  пойду  к  нему.
Мне надо выяснить вопрос о телеграмме.
   При упоминании о телеграмме доктор вдруг оживился.
   - О, хо-хо! Дойль мне рассказал, очень смешно!  Это  была  телеграмма
про овощи, картошку, артишоки, бобы... Пардон?
   - Господи!
   - Рэйс подскочил на стуле.
   - Так значит вот кто! Ричетти! Новый код анархистов в Южной  Америке.
Картошка обозначает автоматы, артишоки -  взрывчатку  и  т.  д.  Ричетти
такой же археолог, как я. Это человек весьма опасный. У  него  на  счету
много убийств. Готов поклясться, он убил и  на  этот  раз.  Мадам  Дойль
случайно открыла телеграмму, и он испугался, что она  повторит  при  мне
текст про овощи.
   - Рэйс обернулся к Пуаро.
   - Я прав? Ричетти и есть тот человек?
   - Ричетти - вот "ваш парень", - сказал Пуаро.
   - Мне с самого начала показалось, что тут не все  чисто.  Он  слишком
безупречно играл  свою  роль,  в  нем  сплошная  археология,  ничего  от
человеческой личности.
   - Он помолчал.
   - Нет, Линнет Дойль  убил  не  Ричетти.  Теперь  я  могу  признаться.
"Первая часть" убийства (назовем это так) была мне  ясна  сразу.  Сейчас
мне ясна и "вторая часть". Теперь я вижу всю картину в целом.  Однако  у
меня нет никаких  доказательств.  Я  точно  представляю  себе,  как  все
произошло. Но практически доказать ничего не могу. Я надеюсь, что убийца
сознается.
   Доктор Бесснер скептически пожал плечами.
   - Ну, это было бы чудом.
   - Но кто же он? - закричала Корнелия.
   - Скажите нам!
 
28 
 
   - Мы с вами, мой друг,
   - Пуаро обратился к Рэйсу, - начали  расследование,  имея  предвзятую
концепцию.   Мы   считали,   что   преступление   было   совершено   без
предварительной подготовки, под влиянием  минуты.  Это  преступление  не
было совершено внезапно. Наоборот. Все  было  выверено  по  секундам,  и
каждая деталь продумана самым тщательным образом, вплоть  до  того,  что
Эркюлю Пуаро подсыпали снотворное в бутылку с вином.
   Если предположить,  что  меня  усыпили,  значит  еще  до  семи  часов
тридцати минут, когда подали ужин, убийство было предрешено, а  это,  по
предвзятой теории, казалось мне невозможным.  Первый  удар  по  ней  был
нанесен в тот момент, когда пистолет выловили в  реке.  Ведь  если  наша
теория  была  правильной,  преступник  бы  ни  за  что   не   выбрасывал
пистолет...
   Пуаро обернулся к Бесснеру:
   - Вы,  доктор,  произвели  осмотр  тела  Линнет  Дойль  и,  очевидно,
помните: кожа вокруг раны была обожжена, это значит, пистолет  приложили
прямо к виску.
   - Совершенно верно, - подтвердил Бесснер.
   - Осматривая бархатную накидку, в которую был  завернут  пистолет,  я
обнаружил, что через этот бархат, сложенный в несколько  раз,  стреляли,
пытаясь заглушить звук выстрела. Но, если  стреляли  сквозь  бархат,  на
коже жертвы не было бы следов ожога.  Таким  образом,  выстрел,  которым
были убита Линнет Дойль, не мог быть сделан  сквозь  бархат.  Рассмотрим
второй, известный нам выстрел, которым Жаклина де Бельфорт ранила Дойля.
Могла ли она стрелять  сквозь  бархат?  Нет,  конечно.  Она  стреляла  в
присутствии двух свидетелей, и мы знаем, как это произошло. Значит,  был
еще и третий выстрел, о котором нам ничего не известно.
   Дал ее, в каюте Линнет Дойль я обнаружил две бутылочки  с  лаком  для
ногтей. Дамы часто меняют цвет лака, как вы все заметили, однако  Линнет
Дойль красила ногти только темно-красным лаком. На второй бутылочке была
этикетка "Rose", то есть розовый. Бутылочка  эта  была  пуста.  Лишь  на
самом дне сохранилась капля жидкости, но не розовой, а  ярко-красной.  Я
человек любопытный и не поленился понюхать обе  жидкости.  Первая  имела
обычный для лака запах  грушевой  эссенции.  Вторая  же  пахла  уксусом.
Значит, это были красные чернила. Конечно,  у  мадам  Дойль  могли  быть
красные чернила, почему бы и нет? Но зачем держать их в  бутылке  из-под
лака? И тут  я  вспомнил  о  носовом  платке,  в  который  был  завернут
пистолет. Красные чернила легко смываются, оставляя едва заметные пятна.
Из всех этих незначительных улик  у  меня  начинала  складываться  новая
концепция.  Но  тут  произошло  событие,  которое  уничтожило  все   мои
сомнения.  Убийство  Луизы  Бурже...  Оно  было  совершено   при   таких
обстоятельствах, которые прямо и безошибочно указывали на шантаж. Помимо
того, что у нее между  пальцев  застрял  обрывок  тысячной  банкноты,  я
вспомнил весьма знаменательные слова, произнесенные  ею  сегодня  утром.
Слушайте внимательно, тут кульминация всего дела.
   На мой вопрос, что она видела ночью,  она  ответила  весьма  странным
образом: "Конечно, если бы у меня была бессонница и я  поднялась  бы  по
лестнице, тогда, возможно, я и увидела бы,  как  убийца,  это  чудовище,
выходит из каюты мадам..."  О  чем  говорят  вам  эти  слова?  Зачем  ей
понадобилась эта игра слов? Только по одной причине!  Она  обращалась  к
убийце, и, значит, убийца в это время находился  среди  нас.  Но,  кроме
меня и полковника, в каюте присутствовало только два человека
   - Симон Дойль и доктор Бесснер.
   Доктор с ревом вскочил на ноги.
   А!  Что  он  такое  говорит!  Вы  опять  за  своё?  Опять?   Но   это
беспрецедентно! Это же безобразие.
   Успокойтесь! - сказал Пуаро сердито.
   - Я рассказываю вам ход своих рассуждений,  не  будем  переходить  на
личности.
   - Вас ни в чем не обвиняют, -  сказал  полковник,  стараясь  сгладить
неловкость.
   Пуаро продолжал:
   - Итак, повторяю, надо было выбрать между Симоном Дойлем  и  доктором
Бесснером. Какие основания у доктора убивать Линнет Дойль?  Насколько  я
знаю, никаких.  Остается  Симон  Дойль?  Но  это  невозможно!  Множество
свидетелей клятвенно заверяли, что Симон не выходил из салона до  начала
ссоры. После же ссоры он был ранен и не мог встать на ноги.  Есть  ли  у
меня свидетельства тому? Да, показания мадемуазель Робсон, Джима Фантора
и  Жаклины   де   Бельфорт   относительно   первой   части   вечера,   и
квалифицированное заключение доктора Бесснера и  мадемуазель  Бауэрс  по
второй. Ни те, ни другие свидетельства я  не  мог  подвергать  сомнению.
Тогда  получается,  что  виновен  доктор  Бесснер.  Горничную   зарезали
хирургическим ножом, и это говорит против доктора. В то же время  доктор
сам указал нам на орудие убийства, а он мог  этого  не  делать.  И  тут,
друзья мои, возникает еще один неоспоримый факт. Намек  Луизы  Бурже  не
был адресован доктору, ведь с ним она могла переговорить в любой  момент
с глазу на глаз. Она обращалась к одному человеку, только к нему и ни  к
кому другому. Это был Симон Дойль.  Ваш  пациент  ранен,  находится  под
постоянным наблюдением. Возможно, ей больше не удастся попасть к нему, и
поэтому она торопится использовать случай. Вспомните: она повернулась  к
нему и сказала: "Мсье, я взываю к вам -  вы  видите,  что  они  со  мной
делают! Что мне сказать?" И он ответил: "Дитя мое, не глупите. Вы ничего
не видели и не слышали, это всем ясно. Все в  порядке.  Я  позабочусь  о
вас. Вы ни в чем не  виноваты".  Ей  нужно  было  обещание,  и  она  его
получила.
   Бесснер громко крякнул.
   - Какая чушь! У человека сломана кость и пуля в ноге, а он шастает по
пароходу и закалывает горничных. Я повторяю: Симон Дойль не мог выйти из
каюты.
   - Я знаю, - мягко прервал Пуаро.
   - Вы совершенно правы. Это невозможно. Но тем не менее это так.  Есть
лишь одно логическое объяснение словам Луизы Бурже. И вот я  вернулся  к
самому началу и продумал все события с новой точки зрения. Возможно  ли,
что до начала ссоры Симон  Дойль  выходил  из  салона,  а  остальные  не
заметили этого или забыли? Нет,  по-моему,  нет.  Можно  ли  подвергнуть
сомнению квалифицированное заключение доктора и  медсестры?  Нельзя.  Но
тут я вспомнил: между двумя этими показаниями существует  промежуток  во
времени. Симон Дойль находился в  салоне  один  в  течение  пяти  минут.
Свидетельство доктора относится лишь к тому, что произошло  после  этого
пятиминутного перерыва. То, что происходило в течение этих  пяти  минут,
казалось нам бесспорным, но так только казалось. Что в  действительности
видели свидетели.
   Мадемуазель Робсон видела, как  Жаклина  де  Бельфорт  выстрелила  из
пистолета, как Симон Дойль упал в кресло, прижав платок к  ноге,  и  как
платок этот взмок и стал красным. Мсье Фантора услышал выстрел и  увидел
Дойля, прижимающего к ноге платок, испачканный красным. Что  происходило
дальше? Дойль весьма настойчиво просит увести из салона  мадемуазель  де
Бельфорт  и  не