голову в ее сторону.
   - Вот как! А что случилось?
   - Это связано с миссис Апуард. В тот  вечер,  когда  ее  убили,  Эдна
кое-что видела...
   Джонни Саммерхейз взглянул на миссис Суитиман, а затем на Эдну.
   - И что же ты видела, Эдна?
   Эдна начала хныкать. Миссис Суитиман решила рассказать обо всем сама.
   - Конечно, в деревне говорили всякое - и правду, и не правду. Но один
факт никто не оспаривает: в тот вечер какая-то леди приходила  на  чашку
кофе к миссис Апуард. Вы согласны?
   - Думаю, это верно.
   - Я убеждена, что так оно и было! - Мне  об  этом  известно  со  слов
Берта Хейлинга.
   Альберт Хейлинг был местным  полицейским,  и  Саммерхейз  хорошо  его
знал.
   - Продолжайте! - сказал Джонни.
   - Но неизвестно, кто была эта леди. А Эдна ее видела.
   У Джонни Саммерхейза округлились губы, словно он хотел  свистнуть  от
восхищения. Обращаясь прямо к Эдне, он спросил:
   - Она входила или выходила из виллы?
   - Она входила.
   Сознание собственной значимости развязало Эдне язык.
   - Я стояла по ту сторону дороги, под деревьями, как раз у поворота. Я
ее хорошо видела.  Она  открыла  решетку,  подошла  к  двери,  подождала
немного, а потом вошла в дом.
   Саммерхейз нахмурил брови. Затем черты его лица разгладились.
   - Все ясно, - сказал он. - Это была мисс Хендерсон. Полиция в  курсе.
Мисс Хендерсон сама рассказала о своем визите.
   Эдна покачала головой.
   - Это была не мисс Хендерсон.
   - Тогда кто же?
   - Не знаю. Лица я не видела. Видела ее только со спины, но  это  была
не мисс Хендерсон.
   - Но как ты можешь это утверждать, если не видела ее лица?
   - Я это знаю, потому что она  была  блондинка.  А  мисс  Хендерсон  -
брюнетка.
   Джонни Саммерхейз по-прежнему проявлял скептицизм.
   - Было ведь очень темно. Как же ты заметила цвет ее волос?..
   - Под портиком горел свет, а она остановилась как раз в  этом  месте.
На ней было темное манто, и она была без шляпы... И это была  блондинка,
именно блондинка, я уверена!
   Саммерхейз посмотрел на Эдну. Его лицо приняло столь не  свойственное
ему строгое выражение.
   - В котором часу это было?
   - Точно не знаю. Вмешалась миссис Суитиман:
   - Примерно знаешь! Так скажи! Эдна засопела, а затем сказала:
   - Не было еще девяти... Я услышала бы бой часов на церкви... Было уже
больше половины девятого.
   - Значит, между половиной  девятого  и  девятью.  И  эта  леди  долго
оставалась в доме?
   - Не знаю. Я не стала ждать. Во всяком случае  никаких  криков  я  не
слышала...
   - Ну, что ж! - с серьезным видом сказал Саммерхейз. -  Остается  лишь
одно: пойти и рассказать все полиции.
   Эдна расплакалась.
   - Папа меня живьем съест!.. Увидите, что это так и будет!
   Внезапно повернувшись, она побежала в заднюю комнату и исчезла.
   - Я вам все объясню, - произнесла миссис Суитиман, отвечая  на  немой
вопрос Саммерхейза. - Эдна вела себя по-дурацки,  она  и  в  самом  деле
дурочка. Отец же у нее человек строгий. Излишне строгий,  может  быть...
Хотя об этом трудно судить! В отношении нынешних девиц... Короче говоря,
она встречалась с одним  славным  пареньком  из  Куваллона,  и  отец  ее
благожелательно относился к этому. Думали, что скоро будет  свадьба,  но
Рег не торопился,.. и вы знаете,  какая  теперь  молодежь:  Эдна  начала
встречаться с Чарли Мастерзом...
   - Мастера? Он работает у Коула?
   - Да-да. Работает у Коула на ферме. Он женат, у него двое детей, а он
бегает за юбками, потеряв всякий стыд!  Эдна  буквально  свихнулась,  не
иначе! Разумеется, когда отец узнал, он положил этому конец! В тот вечер
Эдна собиралась в кино с Регом... Так,  по  крайней  мере,  она  сказала
отцу... А на самом деле пошла на свидание с Мастерзом. И  ждала  его  на
обычном месте. Он не пришел - или жена заставила его остаться дома,  или
же он отправился еще к кому-то. Эдна подождала некоторое время, а  потом
ушла. Вот, как было дело! Понимаете, ей трудно признаться, что она  была
там тогда, как  в  это  время  ей  следовало  бы  ехать  в  куваллонском
автобусе!
   Джонни Саммерхейз кивнул  головой  в  знак  согласия.  И  не  пытаясь
понять, каким чудом такая малопривлекательная девушка, как  Эдна,  могла
обратить на себя внимание двух мужчин, он начал  обдумывать  ситуацию  с
практической точки зрения.
   - Она не хочет обращаться к Берту Хейлингу? - спросил он.
   - Нет.
   - Я понимаю, что она стесняется. Но в полицию надо все-таки сообщить!
   - Вот об этом-то я ей и твердила  без  конца!  Саммерхейз  на  минуту
задумался.
   - Мне кажется, - сказал он, наконец, - что это можно  устроить.  Надо
сделать так, чтобы Эдне не пришлось давать показаний во время  следствия
и чтобы ее имя даже не упоминалось. Важно, чтобы полиция была в курсе, а
откуда у нее сведения  никому  другому  знать  не  обязательно.  Я  могу
позвонить Спенсу и попросить его приехать,  а  еще  лучше,  если  я  сам
отвезу Эдну на своей машине в Килчестер. Ее  там  выслушивают,  и  никто
ничего не узнает. Я сейчас позвоню Спенсу и скажу ему, что мы приедем.
   Спустя несколько минут Эдна усаживалась в грузовичок  Саммерхейза,  и
они направились в Килчестер.
 
Глава 20 
 
   Эркюль Пуаро находился в  кабинете  комиссара  Спенса  в  Килчестере.
Откинувшись  на  спинку  кресла,  закрыв  глаза  и  соединив  ладони   с
растопыренными пальцами, он размышлял. Комиссар Спенс занимался текущими
делами за своим столом. Подписав письма, проинструктировав по  какому-то
вопросу сержанта, он с  минуту  молчаливо  смотрел  на  Пуаро,  а  затем
спросил:
   - Вы, кажется, дремлете, мистер Пуаро? Сыщик открыл глаза.
   - Думаю.
   - Хорошее занятие.  Я  забыл  спросить,  как  прошла  ваша  беседа  с
Джеймсом Бентли?
   Пуаро нахмурился.
   Он как раз думал о Бентли, когда Спенс прервал его  размышления.  Они
были  довольно  неприятные.  Пуаро  питал  дружеские  чувства  и  особое
уважение к этому офицеру полиции и согласился заняться делом, которое не
сулило ему  никакой  материальной  выгоды.  И  вот  вместо  того,  чтобы
доказывать  невиновность  какой-либо  красивой  девушки  или   хотя   бы
симпатичного  паренька,  ему  приходилось  спасать  от  петли  человека,
который даже не был ему признателен  за  его  усилия,  который  проявлял
полное безразличие к собственной  участи  и  являл  собою  скорее  всего
"патологический случай".
   - Наш  разговор,  -  сказал  Пуаро,  -  практически  ничего  не  дал.
Воспоминания Бентли смутны и неопределенны, он  не  помнит  ничего,  что
могло  бы  нам  помочь.  Единственное,  что  он  смог  сказать  довольно
определенно, так это то, что миссис Мак-Джинти прочитала в "Санди Комет"
весьма поразившую ее статью  и  говорила  ему  о  ком-то,  кто  живет  в
Бродхинни и замешан в старом уголовном деле.
   - В каком деле?
   - Наш приятель Бентли не знает на сей  счет  ничего  конкретного.  Он
говорил мне о деле Крэйга, но без  достаточной  уверенности...  Судя  по
всему, дело Крэйга - единственное дело, о котором он когда-либо  слышал.
И поэтому неудивительно, что он смог вспомнить только о нем.  Он  сказал
определенно только одно: миссис Мак-Джинти  имела  в  виду  женщину.  Он
привел мне даже собственные слова миссис Мак-Джинти: она-де знает  "одну
гордячку, которая сбавила бы спеси, если бы все стало известно".
   - Вы говорите "гордячка"?
   - Да. Это слово как раз подходит.
   - И она не сказала ничего,  что  позволило  бы  установить,  кто  эта
"гордячка"?
   - Бентли назвал миссис Апуард... Но я не понимаю, почему!
   - Возможно потому, - заметил Спенс, - что  по  своему  характеру  она
была особой властной. Но это не может быть миссис  Апуард,  так  как  ее
убили и убили по той же самой причине,  что  и  миссис  Мак-Джинти:  она
узнала чью-то фотографию.
   Пуаро удрученно покачал головой.
   - Я ведь ее предупреждал.
   Спенс заговорил слегка раздраженным тоном:
   - Лили Гамбол! По возрасту здесь подходят только две - миссис  Рэндел
и миссис Карпентер. Я  исключаю  маленькую  Хендерсон.  Ведь  мы  знаем,
откуда она!
   - Значит, мы не знаем, откуда те две? - спросил Пуаро.
   Спенс пожал плечами.
   - Вы знаете, как было! Война все перевернула. Архивы  исправительного
дома, куда поместили Лили Гамбол, были уничтожены в результате бомбежки.
Вот и попробуйте узнать, что в них было! То же самое в отношении  людей!
Ничего нельзя  проверить.  Возьмите  ту  же  Бродхинни!  В  деревне  нам
достаточно известны только Саммерхейзы, так как этот род живет в здешней
местности больше трехсот лет. Достаточно нам известен еще Гай Карпентер,
который принадлежит к семейству  крупных  промышленников.  А  остальные?
Они... как бы сказать точнее... они просто неуловимы, ускользают из рук.
Рэндел, действительно, врач; мы знаем, где  он  учился  и  получил  свои
ученые звания, знаем, где он практиковал, но нам ничего  не  известно  о
его родителях.  Его  жена  -  ирландка,  будто  бы  из  района  Дублина.
Красавица Ева Селкирк, ныне Ева Карпентер, стала вдовой во время  войны.
Вдовой кого? Попробуйте это установить!.. Уэзери  долго  путешествовали:
один день здесь, другой - там, третий - еще где-то и так далее. Чем были
вызваны эти нескончаемые странствия? Ничего на сей счет не знаю. Была ли
у них особая  причина  для  постоянных  перемещений?  Неизвестно.  Я  не
говорю, что мы не можем получить сведения по этим  вопросам  -  можем  и
весьма полные, но это потребует  много  времени.  Люди  же  предпочитают
ничего не говорить о себе.
   - Вне всякого сомнения, - вставил Пуаро, - ибо у них часто есть,  что
скрывать. Не обязательно, конечно, какое-то преступление.
   - Разумеется! Это может быть, например,  забытая  и  малозначительная
скандальная история или просто скромное  происхождение,  из-за  которого
они по глупости краснеют. Как бы то ни было, они упорно скрывают то, что
намерены скрывать, а эти секреты затрудняют поиск. -  А  он  приводит  к
результатам...
   - Да, с течением времени. Что касается Лили Гам-бол, то ею может быть
только Шелаг Рэндел или Ева Карпентер. Я допрашивал  их  обеих,  сказав,
что выполняю чистую формальность. Обе утверждали,  что  не  выходили  из
дома в вечер преступления. И рядом с ними  тогда  никого  не  было,  как
нарочно! Миссис Карпентер сказала мне об этом с невинным видом. А миссис
Рэндел при разговоре довольно-таки нервничала. Но она всегда  в  большей
или меньшей мере волнуется, и это, стало быть, ничего не  доказывает!  К
тому же здесь нужна осторожность, ибо если  одна  из  них  действительно
виновата, то другая, следовательно, ни в чем не повинна!
   - Кроме того, Гай Карпентер - видный  деятель  в  округе,  и  в  один
прекрасный день он, может  быть,  займет  депутатское  кресло  в  палате
общин!
   - Но это, разумеется, не спасет его, - твердо сказал  Спенс,  -  если
только он - преступник или хотя бы сообщник в преступлении!
   -   Естественно.   Однако   при   всех   обстоятельствах   необходима
уверенность.
   - Да. Так, значит, у нас единое мнение? Это либо миссис Рэндел,  либо
Ева Карпентер!
   Пуаро вздохнул.
   - Нет-нет... Этого я не могу сказать... Существуют и другие варианты.
   - Какие же?
   Пуаро ответил  не  сразу.  После  небольшой  паузы  он  сказал  тоном
человека, ведущего светскую беседу:
   - Дорогой Спенс! Почему люди хранят фотографии?
   - Откуда я знаю? Вы могли  бы  еще  спросить  меня,  почему  люди  не
расстаются с кучами хлама, который никогда им не  пригодится?  Хранят  и
хранят, вот и все!
   - До некоторой степени это так. Одни люди ничего  не  выбрасывают,  а
другие избавляются от всего ненужного. Это  вопрос  темперамента.  Но  я
говорю о фотографиях! Почему люди хранят фотографии?
   Потому, что они не  хотят  их  выбрасывать,  как  я  вам  только  что
говорил! Либо потому, что снимки наводят их на воспоминания...
   -  Вот  именно!  -  воскликнул  Пуаро.  -   Фотографии   наводят   на
воспоминания! И я спрашиваю: зачем какой-нибудь женщине хранить  снимок,
сделанный в  годы  ее  молодости?  Во-первых,  из  тщеславия.  Она  была
красива, и фотография помогает ей вспомнить о прошлом, утешает ее, когда
она с огорчением смотрится в зеркало. Показывая свой снимок друзьям, она
говорит: "Вот какой  я  была  в  восемнадцать  лет!"  и  вздыхает...  Вы
согласны?
   - Значит, люди хранят фотографии, во-первых, из тщеславия, во-вторых,
из сентиментальности.
   - Разве это не одно и то же?
   - Не совсем. В данном случае речь может идти о фотографии кого-нибудь
другого... Мать хранит портреты  своих  детей,  когда  они  были  совсем
маленькими, сын или дочь -  портрет  своей  матери,  особенно  если  она
умерла в молодости. "Это моя мама, когда она была молодой..."
   - Я начинаю понимать, дорогой Пуаро, куда вы клоните.
   - Третья причина - ненависть. Что вы об этом думаете?
   - Ненависть?
   - Ну, да!.. Чтобы поддержать в себе жажду мести. Вам кто-то  причинил
боль, и вы храните его снимок, чтобы не забывать этого!
   - И такой мотив мог быть в деле, которое мы расследуем?
   - А почему бы нет?
   - Вы что-то надумали, Пуаро! Что именно? Пуаро кашлянул.
   - Газеты не всегда сообщают только правду. "Санди Комет" писала,  что
Эву Кейн Крэйги наняли в качестве гувернантки для своих  детей.  Так  ли
было на самом деле?
   - Да-да. Но мне казалось, что мы с вами решили искать Лили Гамбол!
   Пуаро выпрямился в своем кресле.
   - Посмотрите, Спенс, на фотографию Лили Гамбол! Никак не скажешь, что
эта девочка красива. С выступающими зубами, с этими огромными очками она
просто безобразна. Значит, никто не  хранил  эту  фотографию  по  первой
причине, о которой мы  говорили.  Ни  одна  женщина  не  хранила  бы  из
тщеславия такой портрет. И Шелаг Рэндел, и Ева Карпентер - обе  красивы,
причем вторая еще больше, чем  первая.  Если  бы  на  этом  снимке  была
изображена одна из них, то  его  давно  бы  разорвали  в  клочки,  чтобы
уничтожить раз и навсегда!
   - Я не отрицаю, что это могло быть именно так.
   - Стало быть, первая из наших трех причин  отбрасывается.  Рассмотрим
вторую! Любил ли кто-нибудь Лили Гамбол в то время, когда  была  сделана
фотография?  Исходя  из  того,  что  мы  знаем,  думаю  можно   ответить
отрицательно. Она была последним ребенком  в  многодетной  семье,  и  ее
поспешили  отдать  тетке,  видимо,   единственному   человеку,   который
испытывал к ней некоторую привязанность. Тетка умерла.  Вы  знаете,  как
это произошло. Значит, вторая причина, как и первая, отпадает.  Остается
третья! Хранилась ли фотография у того, кто ненавидел Лили Гамбол?  Я  в
этом сомневаюсь. У убитой тетки не было мужа, не было близких друзей,  и
я не думаю, что нашелся человек, который решил во что  бы  то  ни  стало
отомстить за нее.
   - Минутку, Пуаро! Если я правильно понимаю, вы объясняете мне, что ни
у кого не было ни малейшего основания хранить фотографию?
   - Совершенно верно.
   - Однако кто-то все же хранил ее. Миссис Апуард видела снимок!
   - Она его видела?
   - Ну, да, черт возьми! Ведь вы сами, Пуаро, мне сказали об этом!
   - Действительно, она мне об этом говорила!  -  ответил  Пуаро.  -  Но
миссис Апуард была довольно скрытной. Я показал ей фотографии,  одну  из
них она узнала, но по неизвестным причинам решила ни с кем  не  делиться
своим открытием. Когда я спросил, какую фотографию  она  узнала,  миссис
Апуард нарочно показала мне другой снимок.
   - Но зачем?
   - Видимо, для того, чтобы ничто не мешало ее собственным действиям.
   - Шантаж? Это было бы странно! Она была вдовой крупного промышленника
и имела огромное состояние.
   - Я не имел в виду шантаж.  Я  скорее  склоняюсь  к  мысли,  что  она
благожелательно относилась к той особе,  которую  узнала  на  снимке,  и
вовсе не собиралась разоблачать ее  тайну.  Но,  движимая  любопытством,
она, однако, хотела поговорить с этой особой, чтобы, вероятно,  выяснить
какое-то обстоятельство, которое не давало ей покоя.  Вы  догадываетесь,
что я имею в виду. Она хотела знать, замешана ли  в  какой-то  мере  эта
женщина в смерти миссис Мак-Джинти? По всей вероятности,  дело  обстояло
именно так.
   - Таким образом, остаются три другие фотографии?
   - Вот именно! Миссис Апуард  решила  встретиться  с  той  особой  при
первой же возможности. Эта возможность представилась ей, когда  Робин  и
миссис Оливер уехали в Кулленкуэй.
   - И она позвонила по телефону Дейдр Хендерсон! Это снова приводит нас
к  Дейдр  Хендерсон  и  затрагивает  также  ее  мать!   -   Обескуражено
улыбнувшись и покачав головой, комиссар добавил:
   - Ну и любите же вы, мистер Пуаро, все усложнять!
 
Глава 21 
 
   Миссис Уэзери шла домой удивительно быстрым шагом, если  учесть,  что
ее считали почти  Что  инвалидом.  Войдя  в  калитку,  она  вновь  стала
волочить ногу и так с  трудом  вошла  в  свою  гостиную,  где  буквально
рухнула на диван. Дважды ей пришлось долго звонить в колокольчик,  чтобы
вызвать свою новую горничную.
   Наконец, появилась Мод Уильямс, держа в руках метелку. Она  выглядела
очень нарядно в своем цветастом переднике.
   - Вы меня звали, мадам?
   - Да, и дольше, чем мне бы хотелось. Когда я звоню,  нужно  сразу  же
бежать на вызов. Мне может понадобиться срочная помощь.
   - Извините, мадам. Я была наверху.
   - Я это знаю. Вы были в моей комнате. Я слышала, как вы там ходили  и
открывали ящики. Я не терплю, чтобы кто-то рылся в  моих  вещах.  Учтите
это на будущее!
   - Но, мадам, я просто занималась уборкой.
   - Не рассчитывайте,  что  я  вам  поверю!  И  повторяю,  я  этого  не
потерплю! Я страшно устала. Мисс Дейдр дома?
   - Мисс Дейдр вышла погулять с собакой.
   - Дуреха! Она ведь знала, что  может  понадобиться.  Приготовьте  мне
гоголь-моголь с молоком, добавьте немного коньяка и принесите.
   - Осталось только три яйца на завтрак...
   - Кто-нибудь обойдется без яйца, вот и все!..  Идите!  И  перестаньте
так смотреть на меня! И вот еще что - советую  вам  поменьше  краситься.
Видели бы вы, как вы сейчас выглядите!
   В вестибюле залаяла собака. Дейдр, запыхавшись, вбежала в гостиную  в
тот момент, когда Мод Уильямс из нее выходила.
   - Что ты ей сказала? -  спросила  девушка  у  миссис  Уэзери.  -  Она
казалась взбешенной!
   - Я просто поставила ее на место!
   - О, дорогая мамочка! Дело дошло уже до этого. Вот и она  тоже  скоро
уйдет от нас...
   - Ты, разумеется, только это и замечаешь! И в счет не идет,  что  она
мне нагло отвечала!.. Ну, что ж! Успокойся, мне уже недолго осталось вам
надоедать!
   Миссис Уэзери закрыла глаза, прерывисто задышала с особым старанием и
тихо сказала:
   - Я слишком долго ходила.
   - Тебе не следовало бы  выходить,  дорогая  мама.  Если  бы  ты  меня
предупредила...
   - Я думала, что на свежем воздухе мне  станет  лучше...  Все  это  не
имеет большого значения. Ну, да ладно!.. Когда ты для всех обуза, совсем
не хочется жить!
   - Но, мама, ты ни для кого не обуза! Если бы  тебя  не  стало,  я  бы
умерла!
   Тяжело вздохнув, миссис Уэзери сказала умирающим голосом:
   - Напрасно я так говорю! Ну, теперь оставь меня!
   - Пойду посмотрю, куда девалась Мод с твоим гоголем-моголем.
   Дейдр выбежала из гостиной, задев стол и столкнув  локтем  небольшого
бронзового божка, который упал на  пол.  Миссис  Уэзери  открыла  глаза,
проговорила вполголоса: "Какая же она неловкая!" и вновь закрыла веки.
   Вскоре в гостиную вошел мистер Уэзери. Он остановился у двери, смотря
на жену. Она открыла глаза.
   - А, это ты!
   - Да-да. Я не мог понять, что тут происходит. В этом доме  невозможно
спокойно читать.
   - Это Дейдр. Она вернулась после прогулки с собакой.
   Мистер Уэзери наклонился и поднял с полу божка.
   - Ей надо быть повнимательнее!
   - Что ты хочешь? Она такая неловкая.
   - В ее возрасте это смешно! Разве она не может  помешать  собаке  все
время лаять?
   - Я поговорю с ней, Роджер.
   - Пусть она здесь живет,  бог  с  ней!  Но  ей  надо  постараться  не