, что даже губы у нее стали белые.
   - Значит, не выдумала, - прошептала она. - Значит,  это  шутка..,  чья-то
подлая шутка! Но кто же мог это сделать?
   -  Да,  -  вскричала  миссис  Меркадо.  -  Кто  мог  сыграть  эту   злую,
отвратительную шутку?
   Пуаро пропустил ее вопрос мимо ушей. Лицо у него было мрачное. Он вышел в
соседнюю комнату и вернулся с пустой картонной  коробкой  в  руках.  Положил
туда смятую маску.
   - Надо показать полиции, - объяснил он.
   - Это ужасно, - тихо сказала мисс Джонсон. - Просто ужасно!
   - Вы думаете, все остальное тоже спрятано где-то  здесь?  -  пронзительно
выкрикнула миссис Меркадо. -  Вы  думаете,  орудие..,  дубинка,  которой  ее
убили.., вся в крови, наверное... О, мне страшно.., страшно!
   Мисс Джонсон сжала ей плечо.
   - Успокойтесь, - раздраженно одернула она  миссис  Меркадо.  -  Вот  идет
доктор Лайднер! Нельзя его расстраивать.
   Действительно, мы услышали, что во двор въехал автомобиль. Из него  вышел
доктор Лайднер и направился в гостиную. Лицо у  него  было  усталое,  все  в
морщинах. За эти три дня он, казалось, постарел лет на тридцать.
   - Похороны завтра в одиннадцать, - глухо сказал он. -  Панихиду  отслужит
старший декан .
   Миссис Меркадо пробормотала что-то и выскользнула из комнаты.
   - Вы будете, Энн? - спросил доктор Лайднер.
   - Конечно, дорогой, мы все будем. Естественно, - ответила мисс Джонсон.
   Больше она ничего не добавила, но ее глаза, должно  быть,  досказали  то,
что бессилен  выразить  язык,  потому  что  лицо  доктора  Лайднера  ласково
просияло, и он, казалось, вздохнул с облегчением.
   - Энн, дорогая, - сказал он, - мне с вами так легко, вы так поддерживаете
меня. Благодарю вас.
   Он накрыл ее руку своей рукой, и я увидела, как краска медленно  заливает
ее лицо.
   - Ничего, ничего... Все в порядке, - пробормотала она  своим  хрипловатым
голосом.
   Но я успела подметить мгновенно мелькнувшее в ее лице выражение и поняла,
что в этот короткий миг Энн Джонсон была совершенно счастлива.
   И еще одна мысль пронеслась  у  меня  в  голове.  Возможно,  в  недалеком
будущем естественный ход событий  побудит  доктора  Лайднера  обратиться  за
сочувствием к своему старому другу, и, кто знает, может быть,  все  сложится
счастливо для них обоих.
   Нет, я, конечно, не сваха, да и недостойно сейчас думать о  таких  вещах,
ведь еще даже похороны не состоялись. Но, как ни говори, такое решение  было
бы весьма удачным. Он очень к ней привязан, а она бесконечно ему  предана  и
будет  счастлива  посвятить  ему  жизнь.  Если,  конечно,   сможет   вынести
постоянные дифирамбы Луизиным достоинствам. Но чего не  стерпит  женщина  во
имя любви.
   Поздоровавшись,  Пуаро,  доктор  Лайднер  осведомился,  как  продвигается
расследование.
   Мисс Джонсон, стоя позади доктора Лайднера, многозначительно смотрела  на
коробку в руках Пуаро и качала головой. Видно, она мысленно заклинала  Пуаро
не говорить ему о маске. Думаю, она чувствовала, что на  сегодня  ему  более
чем достаточно.
   Пуаро, разумеется, тотчас все понял.
   - Такие дела скоро не делаются, мосье, - сказал он.
   Произнеся еще несколько ничего не значащих слов, он стал прощаться.
   Я пошла проводить его до автомобиля.
   У меня на языке вертелось с полдюжины вопросов, но  он  обернулся  и  так
посмотрел на меня, что я решила ни о чем его  не  спрашивать.  Мне  ведь  не
пришло бы в голову интересоваться у хирурга, хорошо ли он провел операцию. Я
просто смиренно стояла и ждала его приказаний.
   - Берегите себя, дитя мое, - сказал он, к моему  удивлению.  -  Не  знаю,
стоит ли вам здесь оставаться...
   - Я не могу уехать, не поговорив  с  доктором  Лайднером.  Наверное,  мне
следует дождаться похорон. Он одобрительно кивнул.
   - Между прочим, - сказал он, - не предпринимайте по  собственному  почину
никаких расследований, не старайтесь ничего выведывать.  Понимаете?  Мне  не
надо, чтобы вы умничали! Ваше дело - подавать тампоны, а мое -  оперировать,
- добавил он с улыбкой.
   Как удивительно, что он это сказал!
   - Интереснейший человек отец Лавиньи, - заметил он как бы между прочим.
   - Странно, монах и вдруг.., археолог, - сказала я.
   - Ах да, вы ведь протестантка. А я.., я - добрый католик. И о священниках
и монахах мне кое-что известно.
   Он нахмурился и после некоторого колебания сказал:
   - Запомните, он достаточно умен, чтобы разгадать все ваши намерения.
   Если Пуаро хочет предостеречь меня, чтобы я не болтала,  то,  право,  это
лишнее!
   Меня раздосадовало такое недоверие, и  хотя  я  решила  не  задавать  ему
никаких вопросов, однако сочла вполне уместным сделать ему замечание:
   - Извините, мосье Пуаро. Но надо говорить ?подвернул ногу?, а не ?свернул
ногу?.
   - Неужели? Спасибо, мисс Ледерен.
   - Не стоит благодарности. Просто так более правильно.
   - Запомню, - сказал он.
   Надо же, какая кротость!
   Он сел в автомобиль и отбыл восвояси, а я неторопливо пошла обратно.  Мне
было о чем подумать. Например, о следах подкожных инъекций на  руке  мистера
Меркадо - интересно, каким наркотиком он пользуется? Об этой ужасной  желтой
маске. И как странно, что Пуаро и мисс Джонсон, сидя в гостиной, не  слышали
моего крика, а мы сегодня в столовой хорошо слышали, как вскрикнул Пуаро,  а
ведь комната отца Лавиньи столь же удалена от столовой, как и комната миссис
Лайднер от гостиной.
   Потом я подумала, что приятно хоть чему-то научить доктора  Пуаро,  пусть
даже это всего лишь английская фраза! Полагаю, до него дошло, что хоть он  и
великий детектив, но кое-чего и он не знает.
 
Глава 23 
 
Я выступаю в роли медиума 
 
   Похороны, по-моему, прошли очень торжественно. Кроме нас,  присутствовали
все англичане, живущие в Хассани. Пришла и  Шейла  Райли,  которая  в  своем
темном костюме казалась притихшей и подавленной. Надеюсь, она  хоть  немного
раскаялась в том, что так дурно говорила о миссис Лайднер.
   Когда мы вернулись домой, я вслед за доктором Лайднером прошла в  контору
и начала разговор об отъезде. Он был очень добр, поблагодарил  меня  за  то,
что я сделала (ах, если бы я  действительно  хоть  что-нибудь  сделала!),  и
настоял, чтобы я взяла жалованье сверх положенного еще за одну неделю.
   Я возражала, ибо чувствовала, что не заслуживаю вознаграждения.
   - Право, доктор Лайднер, лучше бы мне вообще не брать жалованья. Если  бы
вы просто возместили мне дорожные расходы, я была бы вполне довольна.
   Но он и слышать об этом не хотел.
   - Но, доктор Лайднер, я  ведь  не  справилась  со  своими  обязанностями,
понимаете? Она.., мое присутствие не спасло ее.
   - Пожалуйста, не говорите так, мисс Ледерен, - горячо возразил  он.  -  В
конце концов, я пригласил вас сюда не в качестве детектива. Я и  представить
не мог, что жизнь моей жены в опасности. Был уверен, что это нервы, что  она
сама выводит себя из душевного равновесия.  Вы  сделали  все,  что  в  ваших
силах. Она вас любила и доверяла вам. Думаю, благодаря вам она  в  последние
дни чувствовала себя спокойнее. Вам не в чем упрекнуть себя.
   Голос его дрогнул, и я поняла, о чем он подумал.
   Он, именно он, виноват, ведь он не принимал всерьез страхи своей жены.
   - Доктор Лайднер, -  не  удержалась  я,  -  а  откуда  все-таки  взялись,
по-вашему, эти анонимные письма?
   - Не  знаю,  что  и  думать.  А  что  Пуаро,  у  него  есть  какие-нибудь
соображения?
   - Вчера еще не было, - сказала я, ловко,  как  мне  казалось,  балансируя
между правдой и ложью. В конце концов, так  ведь  оно  и  было,  пока  я  не
рассказала ему о мисс Джонсон.
   Мне пришло в голову, что я могу намекнуть доктору Лайднеру и  посмотреть,
как он себя поведет. Вчера,  когда  я  видела  их  вместе,  видела,  как  он
расположен к мисс Джонсон и доверяет ей, я  и  не  вспомнила  о  письмах.  И
теперь, вероятно, не очень порядочно с моей стороны заводить этот  разговор.
Если даже мисс Джонсон и написала эти письма, она,  наверное,  после  смерти
миссис Лайднер горько в этом раскаялась. Однако мне  хотелось  выяснить,  не
приходила ли ему в голову такая мысль.
   - Анонимные письма чаще всего пишут женщины, - заметила я. Интересно, что
он на это скажет?
   - Возможно, - вздохнул  он.  -  Но  не  забывайте,  что  эти  могут  быть
подлинные. Их действительно мог написать Фредерик Боснер.
   - Я и не забываю, просто как-то не верится в такую возможность.
   - А я верю, - сказал он. - То, что он член экспедиции,  конечно,  чепуха.
Выдумка изобретательного ума мосье Пуаро. На  самом  деле  все  куда  проще.
Убийца, разумеется, маньяк. Бродил около дома, наверняка переодетый. А в тот
ужасный день ему как-то удалось  проникнуть  внутрь.  Слуги,  скорее  всего,
лгут. Их вполне могли подкупить.
   - Что ж, возможно, - с сомнением сказала я.
   - Мосье Пуаро легко подозревать моих коллег, -  продолжал  он  с  видимым
раздражением. - А я совершенно уверен, что никто из них  не  имеет  никакого
отношения к убийству! Я работал с ними. Я их знаю!
   Он внезапно замолчал, потом снова заговорил:
   - А вам  по  опыту  это  известно?  Что  анонимные  письма  обычно  пишут
женщины?
   - Да. Не всегда, конечно.  Но  женщины  часто  дают  выход  отрицательным
эмоциям именно таким способом.
   - Видимо, вы имеете в виду миссис Меркадо? - спросил он. И тут же покачал
головой. - Даже если она так ненавидела Луизу,  что  решилась  причинить  ей
боль, она не могла бы этого сделать. Она же ничего не знала.
   Я вспомнила о старых письмах, которые хранились в чемоданчике.
   Может, миссис Лайднер забыла запереть его, а миссис Меркадо, которая, как
известно, не любит утруждать себя работой, оставалась одна в доме. Тогда она
с легкостью могла  обнаружить  их  и  прочитать.  Мужчинам  почему-то  такие
простейшие вещи никогда в голову не приходят!
   - Но ведь, кроме нее, есть только мисс Джонсон, - сказала я,  внимательно
наблюдая за ним.
   - Это же просто смешно!
   Усмешка, которой он сопровождал  эти  слова,  была  весьма  убедительной.
Разумеется,  он  и  помыслить  не  мог  о  мисс  Джонсон!  Минуту-другую   я
колебалась, но.., ничего не сказала. Не хотела  предавать  ее..,  просто  из
женской солидарности. К тому же я видела, как искренне, как трогательно  она
раскаивается. Сделанного не  воротишь.  Зачем  подвергать  доктора  Лайднера
новому испытанию?
   Мы условились, что я уеду  на  следующий  день.  Через  доктора  Райли  я
договорилась, что один-два дня, пока устрою  свои  дела,  поживу  у  старшей
сестры хассанийской больницы, а затем вернусь  в  Англию  через  Багдад  или
прямо через Ниссивин автомобилем, а потом поездом.
   Доктор Лайднер был настолько щедр, что предложил мне  выбрать  что-нибудь
на память из вещей его жены.
   - О нет, доктор Лайднер, - сказала я. -  Благодарю  вас,  но  я  не  могу
принять этого предложения. Вы слишком великодушны.
   Он настаивал.
   - Хочу, чтобы у вас осталось что-то на  память.  Уверен,  Луиза  была  бы
рада.
   Он хотел, чтобы я взяла ее черепаховый туалетный набор.
   - Ах нет, доктор Лайднер! Это же чрезвычайно Дорогая вещь.  Право,  я  не
могу.
   - Поймите, у нее же нет сестер-.., вообще никого, кому могут  пригодиться
эти вещи. Их просто некому больше отдать.
   Я догадалась, что он не хочет, чтобы они попали в маленькие жадные  ручки
миссис Меркадо. Предложить их мисс Джонсон, мне кажется, он бы не решился.
   - Пожалуйста, не отказывайтесь, - мягко настаивал он. - Кстати, вот  ключ
от  Луизиной  шкатулки  с  драгоценностями.  Может  быть,  вы  найдете   там
что-нибудь, что вам понравится. И я был бы очень вам признателен, если бы вы
упаковали.., все.., все ее платья. Думаю, Райли найдет способ передать их  в
бедные христианские семьи в Хассани.
   Я с готовностью согласилась, обрадованная тем, что могу хоть  чем-то  ему
услужить. К делу я приступила немедленно.
   Не слишком богатый гардероб миссис Лайднер был вскоре разобран и упакован
в два чемодана. Все ее бумаги умещались в маленьком кожаном  чемоданчике.  В
шкатулке хранились кольцо с жемчугом, бриллиантовая брошь,  небольшая  нитка
жемчуга, две простенькие золотые броши и бусы из крупного янтаря.
   Естественно, мне и в голову не пришло взять жемчуг или  бриллианты.  Речь
могла идти  только  о  янтаре  или  черепаховом  туалетном  наборе.  Немного
поколебавшись, я решила в пользу  последнего.  Доктор  Лайднер  так  мило  и
просто, ничуть не задевая моей гордости, просил меня  взять  эти  вещицы  на
память. И я, так же просто, не чинясь, с благодарностью приняла этот дар.  В
конце концов, я ведь любила миссис Лайднер.
   Ну  вот,   с   делами   покончено.   Чемоданы   упакованы,   шкатулка   с
драгоценностями снова заперта и отставлена  в  сторону,  чтобы  передать  ее
доктору Лайднеру вместе с фотографией  отца  миссис  Лайднер  и  двумя-тремя
другими мелкими вещицами.
   Когда я все закончила, комната, лишенная того  основного,  что  наполняло
ее, сразу стало пустой и заброшенной. Мне здесь больше нечего  было  делать.
Однако уйти у меня не хватало духу.  Мне  казалось,  что  нужно  еще  что-то
сделать здесь, что.., я должна что-то понять.., выяснить.
   Я не суеверна, но меня вдруг  пронзила  мысль,  что  дух  миссис  Лайднер
витает здесь, и она хочет, чтобы я услышала ее.
   Мне вспомнилось, как однажды  в  лечебнице  мы,  молодые  сестры,  где-то
раздобыли планшет, которым обычно пользуются спириты, и он в самом деле стал
писать нам что-то в высшей степени многозначительное.
   А что, если я и вправду могу впасть в транс?
   Все мы способны порой вбить себе в голову всякие глупости.
   С бьющимся сердцем я крадучись обошла комнату, трогая то одно, то другое.
Разумеется, ничего, кроме голой мебели, здесь и  быть  не  могло.  Но  вдруг
что-то завалилось за ящики комода, вдруг что-то там запрятано?.. Нет, ничего
нет.
   В конце концов (наверное, вам покажется, что я сошла с ума, но, как я уже
сказала, чего только не заберешь себе в голову!) я поступила очень странно -
легла на ее кровать и закрыла глаза.
   Затем я постаралась заставить себя  забыть,  кто  я,  внушить  себе,  что
вернулась назад, в тот роковой день.  Я  -  миссис  Лайднер.  Я  отдыхаю.  Я
спокойна. Я ничего не подозреваю.
   Удивительно, как можно себя накрутить.
   Я самая обыкновенная, вполне земная женщина... Мне чужда всякая  мистика,
но, поверьте, стоило пролежать так минут пять,  как  я  ощутила  присутствие
каких-то потусторонних сил.
   Я не стала противиться им. Я сознательно усиливала в себе это ощущение.
   - Я - миссис Лайднер, - говорила я себе. - Я -  миссис  Лайднер.  Я  лежу
здесь.., дремлю. Вот сейчас.., сейчас.., дверь отворится.
   Я повторяла и повторяла эти слова.., словно гипнотизировала себя.
   - Сейчас половина второго.., именно в это  время..,  дверь  отворяется..,
дверь отворяется.., сейчас я увижу, кто войдет...
   Я не отрывала взгляда от двери. Сейчас она начнет  отворяться.  Я  должна
увидеть, как она отворяется. Я должна увидеть того, кто отворяет ее.
   Наверное, я была немного не в себе, если вообразила, что  таким  способом
смогу приоткрыть тайну смерти миссис Лайднер.
   Но я в самом деле этому верила. Холодок пробежал  у  меня  по  спине,  по
ногам. Ноги немеют.., немеют.., они не слушаются меня.
   - Ты впадаешь в транс, - сказала себе я. - В трансе ты увидишь...
   Я снова и снова монотонно повторяла:
   - Дверь открывается.., дверь открывается...
   Ощущения холода и онемения становились все сильнее.
   А потом я увидела, как дверь очень медленно начала отворяться...
   Ужас охватил меня.
   Ни прежде, ни  потом  я  не  испытывала  ничего  подобного.  Меня  сковал
паралич, я вся окоченела. Не могла бы  пошевелиться  даже  во  имя  спасения
собственной жизни.
   Вот дверь медленно отворяется. Медленно и совершенно бесшумно.
   Сейчас я увижу...
   Медленно.., медленно.., все шире и шире...
   И входит Билл Коулмен...
   Как, должно быть, он испугался!
   Со страшным воплем я вскочила с кровати и бросилась в угол.
   Он остановился как  вкопанный,  с  широко  раскрытым  ртом,  простодушная
физиономия залилась краской.
   - Привет, привет, приветик, - выдавил он. - Что-нибудь случилось?
   Меня точно обухом по голове ударили. Я разом пришла в себя.
   - Боже мой, мистер Коулмен, - сказала я. - Как вы меня напугали!
   - Извините, - смущенно улыбнулся он. И тут только я  заметила  у  него  в
руке букетик алых  лютиков.  Эти  трогательные  маленькие  цветы  растут  на
склонах Теля. Миссис Лайднер очень их любила. Он снова залился краской.
   - В Хассани цветов не достанешь. Это так  ужасно,  когда  на  могиле  нет
цветов. Вот я и подумал, загляну-ка сюда и поставлю букет в этот горшочек на
столе. У нее всегда стояли тут цветы. Пусть  не  думает,  что  мы  забыли  о
ней.., правда? Глупо, я знаю, но.., э.., я хотел сказать...
   Какой он милый, подумала я. А он стоял весь красный от  смущения.  А  как
еще может выглядеть англичанин, уличенный в  сентиментальности?  И  все-таки
хорошо, что он это придумал!
   - Ну что вы! По-моему, просто прекрасная мысль, мистер Коулмен.
   Я налила воды в горшочек, и мы поставили туда цветы.
   Признаться, мистер Коулмен приятно удивил меня. Оказывается у него доброе
сердце и чувствительная душа.
   Он не  стал  расспрашивать  меня,  почему  я  так  дико  завизжала,  и  я
прониклась  к  нему  благодарностью  за  это.  Что  я  могла  бы  сказать  в
оправдание? Разумеется, какую-нибудь чушь несусветную.
   Впредь  будь  благоразумнее,  сказала  я  себе,   поправляя   манжеты   и
разглаживая передник. Этот спиритический вздор не для тебя.
   И я принялась упаковывать мои собственные вещи, проведя за этим  занятием
остаток дня.
   Отец Лавиньи был столь любезен, что выразил глубокое сожаление по  поводу
моего отъезда. Сказал, что моя жизнерадостность и здравый смысл служили всем
им большой поддержкой. Здравый смысл! Какое счастье, что он не знает о  моих
психологических экзерсисах в комнате миссис Лайднер.
   - Что-то мосье Пуаро не видно сегодня, - заметил он.
   Я объяснила, что Пуаро собирался весь день рассылать телеграммы.
   Отец Лавиньи поднял брови.
   - Телеграммы? В Америку?
   -  Наверное.  Как  он   выразился,   ?по   всему   свету?,   но,   думаю,
преувеличивает, как все французы.
   Сказала и тут же покраснела - ведь отец Лавиньи  тоже  француз.  Впрочем,
он, кажется, не обиделся, просто весело рассмеялся и спросил,  нет  ли  чего
новенького о человеке с косоглазием.
   - Не знаю, - сказала я, - не слыхала.
   Отец Лавиньи вспомнил о том случае, когда мы с миссис  Лайднер  заметили,
как этот араб стоял на цыпочках и подглядывал в окно.
   - Он явно испытывал какой-то особый интерес к миссис Лайднер, - сказал он
со значением. - Я вот  все  думаю,  может  быть,  это  европеец,  переодетый
арабом?
   Такое мне в голову не приходило. Поразмыслив хорошенько,  я  поняла,  что
действительно сочла его арабом только по одежде и смуглой коже.
   Отец Лавиньи сказал, что хотел бы обойти вокруг дома и  взглянуть  на  то
место, где мы с миссис Лайднер его видели.
   - Кто  знает,  вдруг  он  обронил  что-нибудь.  В  детективных  рассказах
преступники обязательно что-то роняют или теряют.
   - По-моему, в жизни они куда более осмотрительны, - сказала я.
   Я принесла носки, которые только что заштопала,  и  положила  на  стол  в
гостиной, чтобы мужчины потом разобрали их. Делать больше было нечего,  и  я
поднялась на крышу.
   Тут стояла мисс Джонсон. Она, видимо, не слышала, как  я  поднималась.  И
только когда я подошла к ней вплотную, она меня заметила.
   Я сразу поняла, что с ней что-то неладно.
   Она стояла, глядя в пространство остановившимся взглядом, и  лицо  у  нее
было ужасное. Будто видит перед собою что-то, во что невозможно поверить.
   Я была потрясена. Помните, на днях она тоже была не в себе? Но тут что-то
совсем другое.
   - Голубушка, - сказала я, - что с вами? Она поверну