ркадо хихикнула:
   - О да! Они все такие чудаки. Да вы и сами скоро убедитесь в  этом,  мисс
Ледерен. - Она помолчала. - Здесь все так рады вашему  приезду,  -  добавила
она. - Мы ужасно тревожились за вас, Луиза, дорогая.
   - Неужели? - язвительно поинтересовалась миссис Лайднер.
   - О да! Вы ведь в самом деле не совсем здоровы, правда? Взять хотя бы эти
ваши страхи, да и все прочее тоже...  Знаете,  когда  говорят:  ?Это  просто
нервы?, - я всегда думаю, а что может быть хуже этого? Ведь нервы -  это  же
стержень, на котором держится весь наш организм, правда ведь?
   Ах ты кошечка, изумилась я про себя.
   - Вам более нет нужды тревожиться обо мне, Мари, - сухо  заметила  миссис
Лайднер. - Теперь эти заботы возьмет на себя мисс Ледерен.
   - Конечно, конечно, - бодро откликнулась я.
   - О, я уверена, теперь все будет прекрасно, - щебетала миссис Меркадо.  -
Мы все время думали, что миссис  Лайднер  надо  бы  показаться  доктору,  во
всяком случае, принять хоть  какие-то  меры.  Нервы  у  нее  просто  никуда.
Правда, Луиза, дорогая?
   - Настолько никуда,  что,  сдается  мне,  я  действую  на  нервы  вам!  -
насмешливо бросила миссис Лайднер,  -  Нельзя  ли  поговорить  о  чем-нибудь
другом? Будто ничего нет более интересного, чем мое несчастное здоровье!
   Вот тут я поняла, что миссис Лайднер из тех, кто легко наживает врагов. В
ее тоне было столько холодного презрения (не подумайте, что  я  виню  ее  за
это!),  что  болезненно-бледное  лицо  миссис  Меркадо  вспыхнуло  румянцем.
Бедняжка пыталась еще что-то сказать, но миссис Лайднер  уже  отвернулась  и
направилась к мужу, на другой конец крыши. Думаю,  он  не  слышал,  как  она
подошла, и только когда она положила руку ему  на  плечо,  он  сразу  поднял
глаза. Взгляд у него был нежный и какой-то жадно-ищущий.
   Миссис Лайднер ласково кивнула ему. Он взял ее под руку, они  постояли  у
парапета, а потом пошли к лестнице и стали спускаться вниз.
   - Как он ей предан, вы заметили? - вздохнула миссис Меркадо.
   - Да, - сказала я. - Любо посмотреть! Миссис Меркадо  искоса  бросила  на
меня испытующий взгляд.
   - Что же все-таки такое с миссис Лайднер, как по-вашему? - спросила  она,
понизив голос.
   - О, я думаю, ничего  серьезного,  -  сообщила  я  ей  бодро.  -  Видимо,
небольшое нервное истощение, только и всего.
   Она сверлила меня взглядом, как тогда, за чаем.
   - Вы специализируетесь в психиатрии, да? - огорошила она меня вдруг.
   - О нет! - отвечала я. - Почему вы так подумали?
   - Миссис Лайднер с большими странностями. Разве доктор Лайднер не говорил
вам? - сказала она после минутного колебания.
   Терпеть не могу,  когда  сплетничают  о  моих  пациентах.  Но,  с  другой
стороны, опыт подсказывает, что вытянуть правду  из  родственников  больного
зачастую бывает очень трудно.  А  блуждая  в  потемках,  не  зная  истинного
положения вещей, просто невозможно помочь пациенту. Другое  дело,  когда  за
больным наблюдает доктор, который дает медицинской сестре  точные  указания.
Но в данном-то случае доктора и в  помине  нет.  К  доктору  Райли  Лайднеры
никогда не обращались. И я совсем не уверена, что доктор Лайднер  откровенен
со мной. Довольно часто мужчины бывают, к  их  чести  надо  сказать,  весьма
сдержанны насчет своих семейных дел. Что до  меня,  то  чем  больше  я  буду
знать, тем легче мне будет помочь миссис Лайднер. Миссис  Меркадо  (мне  она
представляется не иначе как  в  образе  этакой  хищной  кошечки)  до  смерти
хотелось поболтать, я это сразу поняла. А меня, честно признаться, разбирало
профессиональное, да и, что греха таить,  просто  женское  любопытство.  Да,
если угодно, я любопытна.
   - Насколько я поняла, миссис Лайднер немного не в себе последнее время...
   Миссис Меркадо издала какой-то неприятный смешок.
   - Немного не в себе?  Как  бы  не  так!  Да  она  всех  нас  напугала  до
полусмерти. То ей мерещатся пальцы - они стучат к  ней  в  окно,  то  чья-то
рука, то мертвое лицо, прижатое к стеклу. Она будто бы бросается к  окну,  а
там уже никого нет. Тут хоть у кого мороз по коже пойдет!
   - Может быть, кто-то разыгрывает ее? - предположила я.
   - О нет, ей все это просто мерещится. А  дня  три  назад  -  мы  как  раз
обедали - в деревне, это, наверное, в миле отсюда, вздумали вдруг палить  из
ружья, так она как вскочит, как закричит... Мы чуть с ума не сошли. А доктор
Лайднер бросился к ней.., смех один: только и твердил: ?Ничего не случилось,
дорогая, все хорошо, дорогая?. Вы-то  небось  знаете,  мужчины  очень  часто
потворствуют вот таким  истерическим  припадкам.  И  напрасно.  Только  хуже
делают.
   - Ну, разумеется, если это действительно истерика, -  сдержанно  заметила
я.
   - Ну а что же еще, как не истерика?  Я  молчала,  ибо  сказать  мне  было
нечего. Что-то здесь не так. Когда нервическая особа  в  ответ  на  выстрелы
поднимает крик, тут нет ничего удивительного. А вот лицо за  окном,  рука  -
это нечто совсем иное. Как мне представлялось, возможно, одно из  двух:  или
миссис Лайднер просто сочиняет все это (как дети, стараясь привлечь  к  себе
всеобщее внимание, придумывают то, чего не было и быть не может), или же это
чьи-то  дурацкие  шутки.  Какому-нибудь  юному  джентльмену,  вроде  мистера
Коулмена, здоровому и начисто лишенному  воображения,  шуточки  такого  рода
могут казаться весьма забавными. Пожалуй, надо последить за ним, подумала я.
Человека с расстроенными нервами  эти  глупые  проделки  могут  напугать  до
потери сознания.
   - Миссис Лайднер - особа романтического склада, вам не кажется? - сказала
миссис Меркадо, искоса взглянув на меня, - У таких всегда  случаются  всякие
трагедии.
   - А что еще у нее случилось?
   - Ну, например, ей едва минуло двадцать, когда ее первого мужа  убили  на
войне. По-моему, весьма трогательно и романтично, правда?
   - Это только так говорится. Для красного словца, - отрезала я.
   - Вы действительно так думаете? Странно!
   А что тут странного? Сплошь и рядом слышишь: ?Ах, если бы Дональд..,  или
Артур.., или как его там.., был жив!? А будь он жив, так  превратился  бы  в
тучного желчного пожилого мужа. Вот вам и вся романтика.
   Начало темнеть, и  я  предложила  миссис  Меркадо  спуститься  вниз.  Она
согласилась и спросила меня, не хочу ли я посмотреть лабораторию.
   - Муж, наверное, еще там.., работает.
   - С большим удовольствием, - ответила я, и мы направились туда.
   В комнате горел свет, но никого не  было.  Миссис  Меркадо  показала  мне
разные приборы, несколько бронзовых украшений  и  какие-то  покрытые  воском
кости.
   - Где же Джозеф? - удивилась миссис Меркадо. Она заглянула  в  чертежную,
где трудился мистер Кэри. Он едва взглянула на нас. Меня поразило его лицо -
в нем  отражалась  крайняя  напряженность.  Он  дошел  до  последней  черты,
подумала я, вот-вот сорвется. Помнится, кто-то уже говорил мне об этом.
   Когда мы выходили, я обернулась и еще раз взглянула на  него.  Он  сидел,
склонившись над чертежом, - губы плотно сжаты, и особенно бросалась в  глаза
худоба его необычайного лица, напоминающего обтянутый кожей череп. Возможно,
вы сочтете это странным, но  в  тот  момент  он  показался  мне  благородным
рыцарем, который готовится к сражению, зная наверное, что будет убит.
   И я вновь почувствовала загадочное и неотразимое обаяние этого человека.
   Мистера Меркадо мы нашли в гостиной. Он излагал миссис  Лайднер  какую-то
новую научную концепцию. Она сидела на простом деревянном  стуле  с  высокой
спинкой и вышивала шелком цветы.  Я  снова  подивилась  ее  редкой  хрупкой,
неземной красоте, точно  это  не  женщина  из  плоти  и  крови,  а  какое-то
сказочное существо.
   - О, ты здесь, Джозеф. А мы заходили в лабораторию, думали, ты еще там, -
заверещала миссис Меркадо своим высоким, визгливым голосом.
   Он вскочил с испуганным и смущенным видом, точно ее приход разрушил чары,
которыми он был околдован.
   - Я.., мне нужно идти. Я как раз собирался.., собирался... - залепетал он
заикаясь и, не закончив фразы, пошел к двери.
   - Обязательно расскажете мне в другой раз, -  произнесла  миссис  Лайднер
своим мелодичным голосом, по обыкновению растягивая слова. - Это  необычайно
интересно.
   Она  посмотрела  на  нас  с  улыбкой,  ласковой  и  отрешенной,  и  вновь
склонилась над рукоделием.
   - Здесь в шкафу книги, мисс  Ледерен.  Можно  найти  кое-что  интересное.
Возьмите книгу и посидите тут со мной, - сказала она минуту спустя.
   Я подошла к книжному  шкафу.  Миссис  Меркадо,  помедлив  немного,  круто
повернулась и вышла из комнаты. Когда она проходила мимо, я взглянула  ей  в
лицо. Выражение бешеной злобы, исказившее его, поразило меня.
   Невольно мне вспомнилось то, что говорила о Луизе Лайднер миссис Келси  и
на что она намекала. Так не хочется, чтобы  это  оказалось  правдой,  -  мне
слишком нравилась миссис Лайднер. Интересно все же, есть ли  хоть  намек  на
истину в этих разговорах.
   Разве миссис Лайднер, думала я, виновата? Ведь  ни  мисс  Джонсон,  такая
симпатичная, но ужасно некрасивая, ни миссис Меркадо, одержимая  завистью  и
злобой, и мизинца  ее  не  стоят.  А  мужчины  есть  мужчины,  и  они  везде
одинаковы. Моя профессия позволяла мне не раз убеждаться в этом.
   Мистер Меркадо - довольно жалкая личность; думаю,  миссис  Лайднер  и  не
замечает, что он обожает ее. Зато миссис Меркадо очень даже  замечает.  Если
не ошибаюсь, она вынашивает коварные планы и только и ждет, чтобы  отомстить
миссис Лайднер.
   Я посмотрела на  нее.  Она  сидела,  склонившись  над  рукоделием,  такая
отчужденная и замкнутая в себе.  Надо  предупредить  ее,  подумала  я.  Она,
наверное,  и  не  догадывается,  на  какую  бессмысленную  жестокость  могут
толкнуть женская ревность и ненависть и как мало  надо,  чтобы  разжечь  эти
чувства.
   Но тут же я сказала себе: ?Эми  Ледерен,  ты  непроходимая  дуреха.  Ведь
миссис Лайднер - не дитя. Ей скоро сорок, и  она,  наверное,  не  хуже  тебя
знает жизнь?.
   Тем не менее интуиция говорила мне, что жизни-то она скорее  всего  и  не
знает. Во всяком случае, вид у нее был именно такой - не от мира сего.
   Интересно, как складывалась ее жизнь. Ведь за доктора Лайднера она  вышла
замуж всего два года назад. А по словам миссис Меркадо, ее первый муж  погиб
почти двадцать лет назад.
   Посидев немного подле нее с книгой,  я  пошла  мыть  руки  перед  ужином.
Подавали превосходно приготовленный карри. Спать все разошлись рано, чему  я
обрадовалась, ибо чувствовала, что изрядно устала за этот день.
   Доктор Лайднер проводил меня в мою  комнату  -  хотел  убедиться,  что  я
хорошо устроена.
   Он сердечно пожал мне руку и пылко сказал:
   -  Вы  ей  понравились,  миссис  Ледерен.   Она   почувствовала   к   вам
расположение. Я так рад. Уверен, теперь все будет хорошо.
   Его пылкость показалась мне почти мальчишеской.
   Я и сама понимала, что пришлась по  душе  миссис  Лайднер,  и  была  рада
этому.
   Однако уверенности доктора Лайднера я не разделяла. За всем  этим  что-то
кроется, думала я, чего, возможно, и он не знает.
   Я остро ощущала это ?что-то? - оно как бы витало в воздухе.
   Постель у меня оказалась  вполне  удобной,  однако  спала  я  не  слишком
хорошо. Сомнения не оставляли меня.
   В  голове  вертелись  строчки  из  стихотворения  Китса  ,  которое  меня
заставляли заучивать в детстве. Какие-то слова выпали из памяти,  и  это  не
давало мне покоя. Я всегда ненавидела это стихотворение,  наверное,  потому,
что меня принуждали его учить, а мне так не хотелось. А вот тут, проснувшись
вдруг среди ночи, я впервые почувствовала красоту этих строк.
   "Зачем, о рыцарь,  бродишь  ты,  печален..,  как  там  дальше?.,  бледен,
одинок...? . У меня перед  глазами  вставало  лицо  рыцаря..,  или  нет,  не
рыцаря, а мистера  Кэри..,  мрачное,  напряженное,  темное  от  загара,  оно
напоминало лица тех несчастных юношей, которых мне, еще девочке, приходилось
видеть во время войны. Мне стало жаль его.., а потом  я  снова  уснула.  Мне
снилась ?La Belle Dame sans merci? в образе миссис Лайднер,  она  поникла  в
седле, с вышиванием в руках.., потом лошадь споткнулась.., а кругом были все
кости, кости, покрытые воском... Я проснулась, вся дрожа, мурашки  бегали  у
меня по спине. Впредь никогда не стану есть карри на ночь.
 
Глава 7 
 
Человек за окном 
 
   Вероятно,  лучше  сразу  повиниться  в  том,  что  в  моем  повествовании
отсутствуют приметы местного антуража. В археологии я ничего не смыслю и  не
уверена, что хочу ликвидировать этот пробел в моем образовании.  Возиться  с
тем, что погребено, с  чем  давно  покончено,  представляется  мне  занятием
довольно бесцельным. Мистер Кэри сказал мне как-то, что археолог должен быть
наделен особой страстью, чего у меня нет и в помине. Не сомневаюсь,  что  он
совершенно прав.
   В первое же утро мистер Кэри спросил, не хочу  ли  я  посмотреть  дворец,
который он.., эскизный план которого - кажется так? - он вычерчивает.  Хотя,
признаться, никак не возьму в толк,  как  можно  представить  себе  то,  что
существовало много сотен лет назад! Разумеется, я с готовностью  согласилась
и, по правде сказать, была даже немного  взволнована  -  ведь  этому  дворцу
почти три тысячи лет. Интересно, какие же были  дворцы  в  древние  времена,
похожи ли они на те, что я видела в гробнице Тутанхамона в стенных росписях.
Каково же было мое удивление, когда вместо дворца мне показали  просто  кучи
земли и стены фута два высотой - и  все!  Мистер  Кэри  пустился  объяснять:
здесь был огромный двор, а здесь покои, вот лестница  наверх,  вот  комнаты,
которые выходили во внутренний двор. Интересно,  откуда  он  все  это  взял,
думала я, но вслух, разумеется, ничего не сказала - с моей стороны это  было
бы невежливо. Однако какое жестокое разочарование  постигло  меня!  Раскопки
показались  мне  просто  кучами  земли  -  ни  мрамора,  ни  золота,  ничего
мало-мальски примечательного. Если дом моей тетки в  Криклвуде  когда-нибудь
рухнет от  старости,  уверяю  вас,  развалины  будут  выглядеть  куда  более
живописно! А эти древние ассирийцы , или как их там, ведь они называли  себя
царями. Поводив меня по своему ?дворцу?, мистер Кэри передал меня с  рук  на
руки отцу Лавиньи. Этого человека я немного побаивалась -  как-никак  монах,
да к тому же иностранец. И голос у  него  какой-то  замогильный.  Однако  он
оказался на редкость добродушным, хотя и несколько рассеянным. Порой у  меня
возникало странное чувство, что он почти так же чужд всей  этой  археологии,
как и я.
   Миссис Лайднер потом  объяснила  мне  все.  Отца  Лавиньи,  сказала  она,
интересуют только ?памятники письменности?, так это называется. Эти  древние
люди писали вполне осмысленно, на глиняных дощечках, но не буквами, а такими
смешными детскими значками. Попадаются даже  учебные  таблички  -  на  одной
стороне пишет учитель, а на другой -  ученик,  который  старается  подражать
ему. Признаться, эти таблички показались мне довольно забавными - было в них
нечто.., трогательное, не знаю, понятно ли я выражаюсь.
   Мы с отцом Лавиньи обошли все раскопки,  и  он  показал  мне  места,  где
находились храмы, дворцы, частные дома и древнее аккадское кладбище. У  отца
Лавиньи очень своеобразная манера рассказывать - не договорив об  одном,  он
перескакивает на другое.
   - Почему, собственно, вы приехали  сюда?  Что,  миссис  Лайднер  серьезно
больна? - спросил он между прочим.
   - Не то чтобы серьезно... - осторожно отвечала я.
   - Странная она женщина. Опасная.
   - В каком смысле? - удивилась я. - Что значит ?опасная??
   Он задумчиво покачал головой.
   -  Мне  кажется,  она  безжалостная.  Да,  она   может   быть   абсолютно
безжалостной.
   - Простите меня, - сказала я. - По-моему, это чепуха.
   Он снова покачал головой.
   - Вы не знаете женщин, как  знаю  их  я.  Для  монаха  довольно  странное
высказывание, подумала я. Хотя, конечно, чего он  только  не  наслушался  на
исповедях. И все же я была несколько озадачена, я ведь не знаю, дозволено ли
монахам исповедовать, или это делают  только  священники.  А  он,  я  думаю,
монах, с этой его длинной шерстяной рясой, взметающей  пыль,  с  четками,  с
глухим, загробным голосом!
   - Да, она может быть безжалостной, - повторил он задумчиво. -  Я  в  этом
уверен. Она ведь точно мраморная, холодна, неприступна...  И  тем  не  менее
чего-то она боится. Интересно, чего?
   Да, подумала я, неплохо бы нам всем знать, чего она боится?
   Доктор Лайднер, возможно, что-то знает, а больше, пожалуй, никому  ничего
не известно.
   Отец Лавиньи бросил на меня цепкий  взгляд  внезапно  сверкнувших  темных
глаз.
   - Что-то здесь у нас неладно, вы не находите? Или, на ваш взгляд,  все  в
порядке?
   - Не совсем, - промямлила я. - Посмотришь, вроде бы все в порядке, работа
организована, но есть ощущение.., какого-то неблагополучия, что ли.
   - Вот-вот, у меня тоже такое чувство.  Мне  кажется,  -  почему-то  вдруг
стало еще заметнее, что он иностранец, - что-то здесь  назревает.  И  доктор
Лайднер тоже не в своей тарелке. Что-то его тревожит.
   - Здоровье жены, может быть?
   - Возможно. Но не только. Тут что-то еще.., ему.., как бы это  сказать?..
Не по себе, что ли.
   Да, верно, это в нем чувствуется, подумала я.
   Тут как раз появился доктор Лайднер, и мы оборвали разговор.  Он  показал
мне  могилу  ребенка,  которую  только  что  вскрыли.  Очень  трогательно  -
тоненькие косточки, два глиняных сосуда и несколько крупинок - как  объяснил
доктор Лайднер, это бисеринки от ожерелья.
   Рабочие очень меня позабавили. Где еще увидишь этакое сборище пугал?  Все
в длинных юбках и в каких-то немыслимых  отрепьях,  головы  замотаны,  будто
всех их вдруг поразила зубная боль. Точно муравьи, они сновали  туда-сюда  с
корзинами земли и при этом пели - по крайней мере, я  так  поняла,  что  это
было пение, - то есть бесконечно тянули что-то монотонное и заунывное. Глаза
у них в ужасающем состоянии - красные, гноящиеся. Некоторые вообще  казались
полуслепыми. Боже мой, какие они несчастные и жалкие!
   - Довольно живописный народ, правда? - услышала я голос доктора Лайднера.
   Живописный? Интересно! Вот мы два разных человека, и каждый  из  нас  все
видит по-своему, подумала я. Наверное, я не слишком-то ясно  выражаюсь,  ну,
да вы, надеюсь, понимаете, о чем речь.
   Немного погодя доктор Лайднер сказал,  что  собирается  вернуться  домой,
чтобы выпить чашку чаю. Я пошла с ним,  и  по  пути  он  поведал  мне  много
интересного. Вот  кто  умеет  рассказывать!  Я  будто  собственными  глазами
видела, как все это было тысячи лет назад - и улочки и дома. Он показал  мне
печи, в которых выпекали хлеб, и заметил, что арабы и по сей день пользуются
такими же печами.
   Когда мы вернулись, миссис Лайднер уже встала. Выглядела она сегодня куда
лучше - не такая бледная и утомленная, как  вчера.  Чай  подали  тотчас  же.
Доктор Лайднер принялся рассказывать жене о том, что происходило сегодня  на
раскопках. После чая он снова ушел работать, а миссис Лайднер  спросила,  не
хочу ли я посмотреть археологические находки. Я, конечно, сказала, что хочу,
и она повела меня в ?музей? - комнату,  сплошь  заваленную  множеством  этих
находок. В основном, как мне показалось, это были разбитые глиняные  горшки,
- впрочем, часть из них уже успели собрать и склеить. По мне,  так  все  это
можно было просто взять да выбросить.
   - Боже мой! - сказала я. - Какая жалость, что они  все  разбиты,  правда?
Разве теперь они чего-нибудь стоят?
   Миссис Лайднер слабо улыбнулась и сказала:
   - Только  бы  Эрик  вас  не  услышал.  Именно  горшки  больше  всего  его
интересуют. Ведь они - самое древнее из всех  наших  находок;  некоторым  из
них, наверное, больше семи тысяч лет.
   Она объяснила мне, что нашли их на большой глубине, на самом дне кургана.
Тысячи лет назад, сказала миссис Лайднер, разби