и вызвали проводника.
   - Вполне возможно, - согласилась миссис Хаббард.
   Княгиня Драгомирова пристально посмотрела на Пуаро:
   - А как вы объясните показания моей горничной, мсье?
   - Очень просто, мадам. Ваша горничная опознала ваш  платок.  И  очень
неловко старалась вас выгородить. Она действительно встретила человека в
форме проводника, только гораздо раньше, в Виньковцах. Но  сказала  нам,
что видела его часом позже, полагая,  что  тем  самым  обеспечивает  вас
стопроцентным алиби.
   Княгиня кивнула:
   - Вы все предусмотрели, мсье. Я... я восхищаюсь вами.
   Наступило молчание. Но тут доктор Константин так  хватил  кулаком  по
столу, что все чуть не подскочили.
   - Нет, нет, нет и нет! - закричал он. - Ваше объяснение никуда не го-
дится! В нем тысяча пробелов. Преступление было совершено иначе, и  мсье
Пуаро это отлично знает.
   Пуаро взглянул на него с интересом.
   - Вижу, - сказал он, - что мне придется изложить и мою вторую версию.
Но не отказывайтесь от первой столь поспешно. Возможно, позже вы  с  ней
согласитесь.
   Он снова обратился к аудитории:
   - Есть и вторая версия этого преступления. Вот как я  к  ней  пришел.
Выслушав все показания, я расположился поудобней, закрыл  глаза  и  стал
думать Некоторые детали показались тине достойными внимания. Я  перечис-
лил их моим коллегам. Кое-какие из них я уже объяснил - такие, как  жир-
ное пятно на паспорте, и другие. Поэтому я займусь оставшимися.  Первос-
тепенную важность, по-моему, представляет замечание,  которым  обменялся
со мной мсье Бук, когда мы сидели  в  ресторане  на  следующий  день  по
отъезде из Стамбула. Он сказал мне: "Какая пестрая компания!" -  имея  в
виду, что здесь собрались представители самых разных  классов  и  нацио-
нальностей.
   Я с ним согласился, однако позже, припомнив это его замечание,  попы-
тался представить: а где еще могло собраться такое пестрое  общество?  И
ответил себе - только в Америке. Только в Америке  могут  собраться  под
одной крышей люди самых разных национальностей: итальянецшофер, английс-
кая гувернантка, нянька-шведка, горничнаяфранцуженка и т.д.  И  это  на-
толкнуло меня на мою систему "догадок": то есть подобно тому, как режис-
сер распределяет роли, я стал подбирать каждому из пассажиров подходящую
для него роль в трагедии семейства  Армстронгов.  Такой  метод  оказался
плодотворным.
   Перебрав в уме еще раз показания пассажиров, я пришел к весьма  любо-
пытным результатам. Для начала возьмем показания мистера Маккуина.  Пер-
вая беседа с ним не вызвала у меня никаких подозрений. Но во время  вто-
рой он обронил небезынтересную фразу. Я сообщил ему, что мы нашли запис-
ку, в которой упоминается о деле Армстронгов. Он сказал: "А разве..."  -
осекся и, помолчав, добавил: "Ну это самое, неужели старик поступил  так
опрометчиво?.."
   Но я почувствовал, что он перестроился на ходу. Предположим, он хотел
сказать: "А разве ее не сожгли?" Следовательно, Маккуин знал и о  запис-
ке, и о том, что ее сожгли, или, говоря другими словами, он был  убийцей
или пособником убийцы. С этим все.
   Перейдем к лакею. Он сказал, что его хозяин в поезде обычно  принимал
на ночь снотворное. Возможно, что и так. Но разве стал бы Рэтчетт прини-
мать снотворное вчера? Под подушкой у него мы нашли пистолет, а  значит,
Рэтчетт был встревожен и собирался бодрствовать.  Следовательно,  и  это
ложь. Так что если он и принял наркотик, то лишь сам того не  ведая.  Но
кто мог подсыпать ему снотворное? Только Маккуин или лакей.
   Теперь перейдем к показаниям мистера Хардмана. Сведения,  которые  он
сообщил о себе, показались мне достоверными, но методы, которыми он  со-
бирался охранять жизнь мистера Рэтчетта, были по меньшей мере нелепыми.
   Имелся только один надежный способ защитить Рэтчетта - провести  ночь
в его купе или где-нибудь в другом месте, откуда можно следить за дверью
в его купе. Из показаний Хардмана выяснилось лишь одно: Рэтчетта не  мог
убить пассажир никакого другого вагона. Значит, круг замкнулся -  убийцу
предстояло искать среди пассажиров вагона СТАМБУЛ - КАЛЕ.  Весьма  любо-
пытный и загадочный факт, поэтому я решил чуть погодя еще  подумать  над
ним.
   Вы все, наверное, знаете, что я  случайно  подслушал  разговор  между
мисс Дебенхэм и полковником Арбэтнотом. Я обратил внимание, что  полков-
ник звал ее Мэри и, судя по всему, был с ней хорошо знаком. Но ведь  мне
представляли дело так, будто полковник познакомился с мисс Дебенхэм все-
го несколько дней назад, а я хорошо знаю англичан этого типа. Такой  че-
ловек, даже если бы он и влюбился с первого взгляда, долго  бы  ухаживал
за девушкой и не стал бы торопить события. Из чего я заключил, что  пол-
ковник и мисс Дебенхэм на самом деле хорошо знакомы, но по каким-то при-
чинам притворяются, будто едва знают друг друга.
   Перейдем теперь к следующему  свидетелю.  Миссис  Хаббард  рассказала
нам, что из постели ей не было видно, задвинут засов на двери, ведущей в
соседнее купе, или нет, и она попросила мисс Ольсон проверить  это.  Так
вот, утверждение ее было бы верно, если бы она занимала купе номер  два,
четыре, двенадцать - словом, любое четное купе, потому что в  них  засов
действительно проходит под дверной ручкой, тогда как в нечетных купе,  и
в частности в купе номер три, засов проходит над ручкой, и поэтому  умы-
вальная сумочка никак не может его заслонить. Из чего я не мог  не  сде-
лать вывод, что такого случая не было, а значит, миссис Хаббард его  вы-
думала.
   Теперь позвольте мне сказать несколько слов относительно времени. Что
же касается часов, меня в них заинтересовало лишь то, что их нашли в пи-
жамном кармане Рэтчетта - месте, в высшей степени неудобном и неподходя-
щем, особенно если вспомнить, что в изголовье приделан специальный  крю-
чочек для часов Вот поэтому я не сомневался, что часы нарочно  подложили
в пижамный карман и подвели, а значит, преступление было  совершено  от-
нюдь не в четверть второго.
   Следует из этого, что оно было совершено раньше? Или, чтобы быть  аб-
солютно точным, без двадцати трех час? В защиту этого предположения  мой
друг мсье Бук выдвигает тот довод, что как раз в это время меня разбудил
громкий крик. Но ведь если Рэтчетт принял сильную дозу  снотворного,  он
не мог кричать. Если бы он мог кричать, он мог бы и защищаться, а мы  не
обнаружили никаких следов борьбы.
   Я вспомнил, что мистер Маккуин постарался обратить мое внимание, и не
один раз, а дважды (причем во второй раз довольно неловко), на  то,  что
Рэтчетт не говорил по-французски. Поэтому я пришел к выводу, что  предс-
тавление в 12.37 разыграли исключительно для меня! О проделке  с  часами
любой мог догадаться - к этому трюку часто прибегают в детективных рома-
нах. Они предполагали, что я догадаюсь о проделке с часами  и,  придя  в
восторг от собственной проницательности, сделаю вывод, что  раз  Рэтчетт
не говорил по-французски, следовательно, в 12.37 из купе откликнулся  не
он. А значит, Рэтчетт к этому времени был уже убит. Но я уверен, что без
двадцати трех минут час Рэтчетт, приняв снотворное, еще крепко спал.
   И тем не менее их хитрость сыграла свою роль. Я открыл дверь в  кори-
дор. Я действительно услышал французскую фразу. И если б я оказался неп-
роходимо глуп и не догадался, что же все это значит, меня можно было  бы
ткнуть носом. В крайнем случае Маккуин мог пойти в открытую  и  сказать:
"Извините, мсье Пуаро, но это не мог быть мистер Рэтчетт. Он не  говорил
по-французски". Так вот, когда же на самом деле было совершено  преступ-
ление? И кто убийца?
   Я предполагаю, но это всего лишь предположение,  что  Рэтчетта  убили
около двух часов, ибо, по мнению доктора, позже его убить не могли.
   Что же касается того, кто его убил...
   И он замолчал, оглядывая аудиторию. На недостаток внимания жаловаться
не приходилось. Все взоры были прикованы к нему.  Тишина  стояла  такая,
что пролети муха, и то было бы слышно.
   - Прежде всего мое внимание привлекли два обстоятельства, - продолжал
Пуаро. - Первое: как необычайно трудно  доказать  вину  любого  отдельно
взятого пассажира, и второе: в каждом случае  показания,  подтверждающие
алиби того или иного лица, исходили от  самого,  если  можно  так  выра-
зиться, неподходящего лица. Так, например, Маккуин и полковник Арбэтнот,
которые никак не могли быть прежде знакомы, подтвердили алиби друг  дру-
га. Так же поступили и лакей-англичанин и итальянец, и шведка и английс-
кая гувернантка И тогда я сказал себе: "Это невероятно, не могут же  они
в сев этом участвовать!"
   И тут, господа, меня осенило. Все до одного пассажиры были замешаны в
убийстве, потому что не только маловероятно,  но  и  просто  невозможно,
чтобы случай свел в одном  вагоне  стольких  людей,  причастных  к  делу
Армстронгов. Тут уже просматривается не случай,  а  умысел.  Я  вспомнил
слова полковника Арбэтнота о суде присяжных. Для  суда  присяжных  нужно
двенадцать человек - в вагоне едет двенадцать пассажиров. На  теле  Рэт-
четта обнаружено двенадцать ножевых ран. И тут прояснилось еще одно обс-
тоятельство, не дававшее мне покоя: почему сейчас, в мертвый сезон,  ва-
гон СТАМБУЛ - КАЛЕ полон?
   Рэтчетту удалось избегнуть расплаты за свое преступление  в  Америке,
хотя его вина была доказана. И я представил себе самостийный суд присяж-
ных из двенадцати человек, которые приговорили Рэтчетта к смерти  и  вы-
нуждены были сами привести приговор в исполнение. После этого все  стало
на свои места.
   Дело это представилось мне в виде мозаики, где каждое  лицо  занимало
отведенное ему место. Все было задумано так, что, если подозрение падало
на кого-нибудь одного, показания остальных доказывали бы его  непричаст-
ность и запутывали следствие. Показания Хардмана были необходимы на  тот
случай, если в преступлении заподозрят какого-нибудь чужака, который  не
сможет доказать свое алиби. Пассажиры  вагона  СТАМБУЛ  -  КАЛЕ  никакой
опасности не подвергались Мельчайшие детали их  показаний  были  заранее
разработаны. Преступление напоминало хитроумную головоломку, сработанную
с таким расчетом, что, чем больше мы узнавали,  тем  больше  усложнялась
разгадка. Как уже заметил мсье Бук, дело это невероятное. Но ведь именно
такое впечатление оно и должно было производить.
   Объясняет ли эта версия все? Да, объясняет.  Она  объясняет  характер
ранений, потому что они наносились разными лицами.  Объясняет  подложные
письма с угрозами, подложные, потому что они были написаны лишь для  то-
го, чтобы предъявить их следствию. Вместе с тем письма, в  которых  Рэт-
четта предупреждали о том, что его ждет,  несомненно,  существовали,  но
Маккуин их уничтожил и заменил подложными.
   Объясняет она и рассказ Хардмана о том,  как  Рэтчетт  нанял  его  на
службу, - от начала до конца вымышленный; описание мифического  врага  -
"темноволосого мужчины невысокого роста с писклявым  голосом"  -  весьма
удобное описание, потому что оно не подходит ни к одному из  проводников
и может быть легко отнесено как к мужчине, так и к женщине.
   Выбор кинжала в качестве орудия убийства может поначалу  удивить,  но
по зрелом размышлении убеждаешься, что в данных обстоятельствах это  вы-
бор вполне оправданный. Кинжалом может пользоваться и слабый и  сильный,
и от него нет шума. Я представляю, хотя могу и  ошибиться,  что  все  по
очереди проходили в темное купе Рэтчетта через купе миссис Хаббард и на-
носили по одному удару.
   Я думаю, никто из них никогда не узнает, чей удар прикончил Рэтчетта.
   Последнее письмо, которое, по-видимому, подложили Рэтчетту на  подуш-
ку, сожгли. Не будь улик, указывающих, что убийство  имело  отношение  к
трагедии Армстронгов, не было бы никаких оснований заподозрить  кого-ни-
будь из пассажиров. Решили бы, что кто-то проник  в  вагон,  и  вдобавок
один, а может, и не один пассажир увидел бы, как  "темноволосый  мужчина
небольшого роста с писклявым голосом" сошел с поезда в Броде, и ему-то и
приписали бы убийство.
   Не знаю точно, что произошло, когда заговорщики обнаружили,  что  эта
часть их плана сорвалась из-за заносов. Думаю,  что,  наспех  посовещав-
шись, они решили всетаки привести приговор в исполнение. Правда,  теперь
могли заподозрить любого из них, но они это предвидели и на такой случай
разработали ряд мер, еще больше запутывающих дело. В купе убитого  подб-
росили две так называемые "улики" - одну, ставящую под  удар  полковника
Арбэтнота (у него было стопроцентное алиби и  его  знакомство  с  семьей
Армстронгов было почти невозможно доказать), и вторую - платок, ставящий
под удар княгиню Драгомирову, которая благодаря своему высокому  положе-
нию, хрупкости и алиби, которое подтверждали ее горничная  и  проводник,
практически не подвергалась опасности. А чтобы еще больше запутать,  нас
направили по еще одному ложному следу - на сцену выпустили  таинственную
женщину в красном кимоно. И тут опять же все было подстроено так,  чтобы
я сам убедился в существовании этой женщины. В мою дверь громко постуча-
ли. Я вскочил, выглянул и увидел, как по коридору удаляется красное  ки-
моно. Его должны были увидеть такие заслуживающие доверия люди, как мисс
Дебенхэм, проводник и Маккуин. Потом, пока я допрашивал пассажиров в ре-
сторане, какой-то шутник весьма находчиво засунул красное кимоно  в  мой
чемодан. Чье это кимоно, не знаю. Подозреваю, что оно принадлежит графи-
не Андрени, потому что в ее багаже  нашлось  лишь  изысканное  шифоновое
неглиже, которое вряд ли можно использовать как халат.
   Когда Маккуин узнал, что клочок письма,  которое  они  так  тщательно
сожгли, уцелел и что в нем упоминалось о деле Армстронгов, он тут же со-
общил об этом остальным. Это обстоятельство сразу поставило  под  угрозу
графиню Андрени, и ее муж поспешил подделать свой  паспорт.  Тут  их  во
второй раз постигла неудача. Они договорились все как один отрицать свою
связь с семейством Армстронгов. Им было известно, что я не смогу  прове-
рить их показания, и они полагали, что я не буду вникать в детали, разве
что кто-то из них вызовет у меня подозрения.
   Осталось рассмотреть еще одну деталь. Если предположить, что  я  пра-
вильно восстановил картину преступления, - а я верю, что  именно  так  и
есть, - из этого неизбежно следует, что проводник был участником загово-
ра.
   Но в таком случае у нас получается не двенадцать присяжных, а тринад-
цать. И вместо обычного вопроса: "Кто из этих людей виновен?"  -  передо
мной встает вопрос:
   "Кто же из этих тринадцати невиновен?" Так вот, кто же этот человек?
   И тут мысль моя пошла несколько необычным путем.
   Я решил, что именно та особа, которая, казалось бы, и должна была со-
вершить убийство, не принимала в нем участия. Я имею в виду графиню Анд-
рени. Я поверил графу, когда он поклялся мне честью, что его жена не вы-
ходила всю ночь из купе. И я решил, что граф  Андрени,  что  называется,
заступил на место жены.
   А если так, значит, одним из присяжных был Пьер Мишель.
   Чем же объяснить его участие? Он степенный человек, много лет состоит
на службе в компании. Такого не подкупишь для участия в убийстве. А  раз
так, значит, Пьер Мишель должен иметь отношение к делу  Армстронгов.  Но
вот какое, этого я не представлял. И тут я вспомнил о погибшей горничной
- ведь она была француженкой. Предположим, что несчастная  девушка  была
дочерью Пьера Мишеля. И тогда объясняется все,  включая  и  выбор  места
преступления. Чьи роли в этой трагедии оставались нам еще неясны?
   Полковника Арбэтнота я представил другом Армстронгов.  Он,  наверное,
воевал вместе с полковником.
   О роли Хильдегарды Шмидт в доме Армстронгов я  догадался  легко.  Как
гурман я сразу чую хорошую кухарку.
   Я расставил фрейлейн Шмидт ловушку, и она не замедлила в нее попасть.
Я сказал, что убежден в том, что она  отличная  кухарка.  Она  ответила:
"Это правда, все мои хозяйки так говорили". Но когда служишь  горничной,
хозяйка не знает, хорошо ли ты готовишь.
   Оставался еще Хардман. Я решительно не мог подыскать ему места в доме
Армстронгов. Но я представил, что он мог быть влюблен во француженку.  Я
завел с ним разговор об обаянии француженок, и это  произвело  ожидаемое
впечатление. У него на глазах выступили слезы, и он  притворился,  будто
его слепит снег.
   И наконец миссис Хаббард. А миссис Хаббард, должен вам сказать, игра-
ла в этой трагедии весьма важную роль. Благодаря тому, что она  занимала
смежное с Рэтчеттом купе, подозрение должно было прежде всего  пасть  на
нее. По плану никто не мог подтвердить ее алиби. Сыграть роль заурядной,
слегка смешной американки, сумасшедшей матери и бабушки, могла лишь нас-
тоящая артистка. Но ведь в семье Армстронгов была артистка - мать миссис
Армстронг, актриса Линда Арден, - и Пуаро перевел дух.
   И тут миссис Хаббард звучным вибрирующим голосом, столь  отличным  от
ее обычного голоса, мечтательно сказала:
   - А мне всегда хотелось играть комедийные роли. Конечно, с умывальной
сумочкой вышло глупо. Это еще раз доказывает, что нужно репетировать как
следует. Мы разыграли эту сцену по дороге сюда, но,  наверное,  я  тогда
занимала четное купе. Мне в голову не пришло,  что  засовы  могут  поме-
щаться в разных местах. - Она уселась поудобнее и поглядела в глаза Пуа-
ро: - Вы знаете о нас все, мсье Пуаро. Вы замечательный человек. Но даже
вы не можете представить себе, что мы пережили в тот  страшный  день.  Я
обезумела от горя, слуги горевали вместе  со  мной...  полковник  гостил
тогда у нас. Он был лучшим другом Джона Армстронга.
   - Джон спас мне жизнь в войну, - сказал Арбэтнот.
   - И тогда мы решили - может быть, мы и сошли с ума, не знаю... но  мы
решили привести в исполнение смертный  приговор,  от  которого  Кассетти
удалось бежать. Нас было тогда двенадцать, вернее одиннадцать - отец Сю-
занны был, разумеется, во Франции. Сначала мы думали бросить жребий, ко-
му убить Кассетти, но потом нашему шоферу Антонио пришла в голову  мысль
о суде присяжных. А Мэри разработала весь план в деталях с Гектором Мак-
куином. Он обожал Соню, мою дочь... это он объяснил нам, как Кассетти  с
помощью денег улизнул от расплаты.
   Немало времени ушло на то, чтобы осуществить наш план. Сначала  нужно
было выследить Рэтчетта. Это в конце концов удалось Хардману.  Затем  мы
попытались определить на службу к Кассетти Гектора и Мастермэна или хотя
бы одного из них. И это нам удалось. Потом мы посоветовались с отцом Сю-
занны. Полковник Арбэтнот настаивал, чтобы нас  было  ровно  двенадцать.
Ему казалось, что так будет законнее. Он говорил, что ему претит  орудо-
вать кинжалом, но ему пришлось согласиться с тем, что это сильно  упрос-
тит нашу задачу. Отец Сюзанны охотно к нам присоединился. Кроме Сюзанны,
у него не было детей. Мы узнали от Гектора, что Рэтчетт  вскоре  покинет
Восток и при этом обязательно поедет Восточным экспрессом.  Пьер  Мишель
работал на этом экспрессе проводником - такой случай нельзя  было  упус-
тить. Вдобавок тем самым исключалась возможность навлечь  подозрения  на
людей, не причастных к убийству. Мужа  моей  дочери,  конечно,  пришлось
посвятить, и он настоял на том, чтобы поехать  с  ней.  Гектору  удалось
подгадать так, чтобы Рэтчетт выбрал для отъезда день, когда дежурил  Ми-
шель. Мы хотели скупить все места в вагоне СТАМБУЛ - КАЛЕ, но нам не по-
везло: одно купе было заказано. Его держали для директора компании. Мис-
тер Харрис - это конечно же выдумка чистейшей воды. Видите ли, если бы в
купе Гектора был посторонний, это нам очень помешало бы. Но в  последнюю
минуту появились вы... - она запнулась. - Ну что ж, - продолжала она.  -
Теперь вы все знаете, мсье Пуаро. Что вы собираетесь  предпринять?  Если
вы должны поставить в известность полицию, нельзя ли переложить всю вину
на меня, и только на меня? Да, я охотно проткнула бы его кинжалом и две-
надцать раз. Ведь он виновен не только в смерти моей дочери и внучки, но
и в смерти друг