кли насквозь. Жена пошла за его домашними туфлями.
   -  Пардон  рассказал  нам,  в  чем  дело.  Интересно,  как  отреагировали
родители? Почему поехал к ним ты?
   - Не знаю.
   Он занялся этим делом непроизвольно - потому что оказался в гуще событий,
потому что оно напомнило ему годы, проведенные на улицах ночного Парижа.
   - Сперва они даже не поняли. А вот сейчас наверняка сломались.
   - Они молоды?
   - Ему за сорок пять, но, по-моему, меньше пятидесяти. Жене нет и  сорока,
очень хорошенькая. Ты знаешь духи "Милена"?
   - Конечно. Их все знают.
   - Так вот, это их фирма.
   - Они очень богаты. У  них  замок  в  Солони,  яхта  в  Канне,  они  дают
роскошные приемы.
   - Откуда тебе-то известно?
   - Не забывай: мне приходится часами дожидаться тебя,  и  я  читаю  иногда
газетные сплетни.
   Она плеснула в стакан рома, добавила сахарной  пудры,  положила  ложечку,
чтобы стакан не треснул, и налила кипятку.
   - Ломтик лимона?
   - Не надо.
   Вокруг было тесно, но  уютно.  Мегрэ  огляделся,  словно  возвратился  из
долгого путешествия.
   - О чем ты думаешь?
   - Как ты сказала, они очень богаты. Квартира роскошная -  я  таких  и  не
видел. Они вернулись из театра, были оживлены. Увидели, что я сижу в  холле.
Горничная тихонько сказала им, кто я.
   - Раздевайся.
   Все же дома лучше всего. Мегрэ надел пижаму,  почистил  зубы  и  четверть
часа спустя, немного возбужденный грогом, лежал рядом с г-жой Мегрэ.
   - Спокойной ночи, - сказала она, приблизив к нему лицо.
   Он поцеловал ее, как делал это вот уже столько лет, и прошептал:
   - Спокойной ночи.
   - Как обычно?
   Это означало: "Я разбужу тебя как обычно в половине  восьмого  и  принесу
кофе".
   Он неразборчиво пробормотал "да", уже проваливаясь в сон. Ему  ничего  не
снилось. А если и снилось, то сны не  запоминались.  И  сразу  же  наступило
утро. Пока он сидел в постели с чашкой кофе, жена отдернула шторы,  и  Мегрэ
попытался проникнуть взглядом сквозь тюлевую занавеску.
   - Дождь все еще льет?
   - Нет, но судя по тому, что люди идут, засунув руки в карманы, весна  еще
не наступила - что бы там ни говорил календарь.
   Было 19 марта. Среда, Еле успев влезть в халат, Мегрэ принялся звонить  в
больницу Сент-Антуан  ему пришлось приложить  нечеловеческие  усилия,  чтобы
связаться с больничным начальством.
   - Да... Мне хотелось  бы,  чтобы  его  поместили  в  отдельную  палату...
Прекрасно знаю, что он умер. Но это не основание заставлять родителей ходить
по подвалам. Через час-другой они приедут. После их посещения тело увезут  в
Институт судебно-медицинской экспертизы... Да. Можете не  бояться:  родители
заплатят... Ну, конечно... Они заполнят все, что вам нужно.
   Он уселся напротив жены, съел  два  рогалика  и  выпил  еще  чашку  кофе,
рассеянно глядя на улицу. Низкие тучи по-прежнему бежали по небу, но  у  них
уже не было того противоестественного оттенка, что накануне. Все еще сильный
ветер раскачивал ветви деревьев.
   - У тебя уже есть какие-нибудь соображения насчет ..
   - Ты же знаешь, у меня никогда не бывает соображений.
   - Я  знаю  также,  что  если  они  и  бывают,  ты  все  равно  о  них  не
рассказываешь. Ты не находишь, что Пардон плохо выглядит?
   - Тебя это тоже удивило? Он не  только  устал,  но  и  пал  духом.  Вчера
наговорил о своей профессии такого, чего раньше я от него никогда не слышал.
   В девять Мегрэ из своего кабинета соединился с комиссариатом XI округа.
   - Говорит Мегрэ. Это вы, Лувель? - узнал он по голосу.
   - Вы, видимо, насчет магнитофона?
   - Да. Он у вас?
   - Демари подобрал его  и  принес  сюда.  Я  боялся,  что  дождь  повредил
аппарат, но он  работает.  Непонятно,  зачем  мальчишка  записывал  все  эти
разговоры.
   - Можете прислать его мне сегодня утром?
   - Вместе с донесением, которое допечатают через несколько минут.
   Почта. Циркуляры. Вчера вечером он не сказал Пардону, что  тоже  подавлен
лавиной административных бумаг.
   Потом он отправился в кабинет начальника на доклад. В  нескольких  словах
рассказал о том, что произошло накануне, поскольку Жерар Батийль был человек
известный, и дело могло вызвать много  шума.  Действительно,  возвращаясь  к
себе в кабинет, комиссар наткнулся на группу журналистов и фотографов.
   - Вы в самом деле почти присутствовали при убийстве?
   - Просто я достаточно быстро прибыл на  место  преступления,  потому  что
находился неподалеку.
   - Этот парень, Антуан Батийль, в самом деле сын фабриканта косметики?
   Откуда прессе все известно? Неужели слухи просочились из комиссариата?
   - Привратница утверждает...
   - Какая привратница?
   - С набережной Анжу.
   Мегрэ ее даже не видел. Не назвал  ей  ни  своего  имени,  ни  должности.
Проболталась, разумеется, горничная.
   - Родителям сообщили вы?
   - Да.
   - Как они реагировали?
   - Как люди, узнавшие, что их сына только что убили.
   - Они кого-нибудь подозревают?
   - Нет - Не думаете ли вы, что это дело может оказаться политическим?
   - Наверняка нет - Тогда любовная история?
   - Не думаю.
   - У него ведь ничего не взяли, правда?
   - Нет.
   - Ну так что же?
   - Ничего, господа. Расследование только началось  когда будут результаты,
я вам сообщу.
   - Вы видели дочку?
   - Какую дочку?
   - Мину, дочку Батийля. Ее, кажется, хорошо знают в определенных кругах...
   - Нет, я ее не видел.
   - Она водится со всякими шалопаями...
   - Спасибо, что сказали, но речь идет не о ней.
   - Как знать, не правда ли?
   Раздвинув журналистов, комиссар толкнул дверь в кабинет и  закрыл  ее  за
собой. Постоял  у  окна,  набил  трубку  и  открыл  дверь  в  инспекторскую.
Собрались еще не все. Одни звонили по телефону, другие печатали донесения.
   - Занят, Жанвье?
   - Допечатаю еще две строчки и все, шеф.
   - Потом зайди ко мне.
   В  ожидании  Жанвье   Мегрэ   позвонил   судебно-медицинскому   эксперту,
сменившему его старого друга доктора Поля.
   - Вам привезут его днем. Это срочно, да, и не столько потому, что  я  жду
результатов  вскрытия,  сколько   из-за   нетерпения   его   родителей.   По
возможности, не очень его уродуйте. Да... Вот  именно...  Вы  все  правильно
понимаете. Перед гробом пройдет почти целый справочник "Весь Париж". У  меня
в коридоре уже толкутся журналисты.
   Прежде всего нужно съездить на улицу Попенкур.  Накануне  Джино  Пальятти
успел рассказать немного, а его жене и рта не удалось раскрыть.  Потом  есть
некий Жюль и трое других картежников. Кроме того, Мегрэ  вспомнил  старушку,
силуэт которой заметил в окне.
   - В чем дело, шеф? - спросил Жанвье, входя в кабинет.
   - Есть во дворе свободная машина?
   - Надеюсь.
   - Отвезешь меня на улицу Попенкур. Это  недалеко  от  улицы  Шмен-Вер.  Я
покажу.
   Жена была права - Мегрэ заметил это, ожидая во дворе машину: холодно, как
в декабре.

Глава 2

   Мегрэ понимал: Жанвье несколько удивлен, что комиссар придает этому  делу
такое значение. Каждую ночь в Париже регистрировались случаи поножовщины,  в
основном в густонаселенных кварталах, и при обычных  обстоятельствах  газеты
посвятили бы трагедии на улице  Попенкур  лишь  несколько  строк  в  рубрике
"Происшествия".
   "Вооруженное нападение. Вчера около  половины  одиннадцатого  вечера,  на
улице Попенкур, Антуан Б.,  студент,  21  года,  получил  несколько  ножевых
ранений. Вероятно, попытка ограбления   чета  торговцев  из  этого  квартала
своим появлением помешала грабителю. Антуан Б, скончался вскоре после  того,
как его привезли в больницу Сент-Антуан".
   Только вот фамилия Антуана Б. - Батийль, и жил  он  на  набережной  Анжу.
Отец его был известной  личностью,  упоминался  во  "Всем  Париже",  а  духи
"Милена" знали практически все.
   Маленькая черная машина уголовной полиции пересекла площадь Республики, и
Мегрэ очутился у себя в квартале - лабиринте узких,  густонаселенных  улочек
между бульварами Вольтер с одной стороны и Ришар-Ленуар - с  другой.  Они  с
г-жой Мегрэ шагали по этим улочкам всякий раз, когда отправлялись обедать  к
Пардонам, а на улицу Шмен-Вер г-жа Мегрэ часто ходила за покупками. Именно у
Джино, как они запросто его называли, она покупала не только  пироги,  но  и
болонскую колбасу, миланский окорок и оливковое масло в  больших  золотистых
жестяных банках. Лавки в квартале были тесные,  узкие,  полутемные.  В  этот
день над городом низко нависли тучи, и почти везде горело  электричество   в
его свете лица казались восковыми.
   Множество старух. Множество немолодых одиноких  мужчин  с  корзинами  для
провизии в руках. В  выражении  лиц  -  покорность  судьбе.  Кое-кто  иногда
останавливается и подносит руку  к  сердцу,  ожидая,  когда  пройдет  спазм.
Женщины всех национальностей: на руках младенец, за платье держится  мальчик
или девочка.
   - Останови здесь и пойдем.
   Они начали с Пальятти. Лючия обслуживала троих покупателей.
   - Муж в задней комнате. Вон в ту дверь. Джино готовил равиоли на  длинной
мраморной доске, посыпанной мукой.
   - А, комиссар! Я так и думал, что вы зайдете. - Голос у него звонкий,  на
лице - непринужденная улыбка. - Это правда, что бедняга умер?
   В газетах об этом еще ничего не было.
   - Кто вам сказал?
   -  Один  журналист,  что  был  здесь  минут   десять   назад.   Он   меня
сфотографировал  в газете поместят мой портрет.
   - Повторите, пожалуйста, все, что говорили вчера  вечером,  только  более
подробно. Вы возвращались от шурина...
   - Да, они ждут ребенка. Это на улице Шарон.  У  нас  на  двоих  был  один
зонтик - все равно, когда мы идем по улице,  Лючия  всегда  берет  меня  под
руку. Вы помните, какой был дождь? Прямо буря. Несколько раз  мне  казалось,
что зонтик вот-вот вырвется из рук, и я держал его  перед  собой,  как  щит.
Потому я и не заметил его раньше.
   - Кого?
   - Убийцу. Он, видимо, шел несколько впереди нас,  но  у  меня  была  одна
забота-дождь и лужи... А может, он прятался в каком-нибудь подъезде...
   - И вы его заметили...
   - Уже дальше, за кафе  там еще горел свет.
   - Разглядели, как он был одет?
   - Вчера вечером мы говорили об этом с женой. Нам обоим показалось, что на
нем был светлый непромокаемый плащ с поясом. Он шел легкой  походкой,  очень
быстро.
   - Преследовал молодого человека в куртке?
   - Нет, шел быстрее, словно хотел нагнать или обогнать его.
   - На каком расстоянии от них вы находились?
   - Может, метрах в ста... Я могу показать.
   - Тот, кто шел первым, не оборачивался?
   - Нет. Другой его догнал. Я видел, как он поднял руку и опустил... Ножа я
не заметил... Он ударил несколько раз, и парень  в  куртке  упал  ничком  на
тротуар. Убийца зашагал по направлению к улице Шмен-Вер, но потом  вернулся.
Он, наверное, нас видел - мы были  уже  метрах  в  шестидесяти.  Но  все  же
наклонился и нанес еще несколько ударов.
   - Вы не погнались за ним?
   - Знаете, я довольно полный, к  тому  же  у  меня  эмфизема.  Мне  трудно
бегать, - смутился и покраснел Джино. - Мы пошли быстрее, а он тем  временем
завернул за угол.
   - Шума отъезжающей машины не слышали?
   - Пожалуй, нет... Не обратил  внимания.  Жанвье  машинально,  без  всяких
указаний Мегрэ, стенографировал.
   - Вы подошли к раненому и...
   - Вы видели то же, что и я. Куртка в нескольких местах была разорвана, на
ней выступила кровь. Я тут же вспомнил о  докторе  и  бросился  к  господину
Пардону, а Лючии велел оставаться на месте.
   - Почему?
   - Не знаю. Мне показалось, что оставлять его одного нельзя.
   - Жена рассказала что-нибудь, когда вы вернулись?
   - Пока я бегал, мимо никто как нарочно не проходил.
   - Раненый что-нибудь говорил?
   - Нет. Дышал с трудом, в груди что-то булькало. Лючия может  подтвердить,
но сейчас она очень занята.
   - Больше ничего не припомните?
   - Ничего. Я рассказал все, что знаю.
   - Благодарю вас, Джино.
   - Как поживает госпожа Мегрэ?
   - Спасибо, хорошо.
   Сбоку от лавки узкий проход вел во двор  там  в  застекленной  мастерской
работал паяльщик.  В  квартале  было  много  таких  дворов  и  тупиков,  где
трудились мелкие ремесленники.
   Они пересекли улицу, прошли немного, и Мегрэ открыл дверь кафе "У  Жюля".
Днем там было почти так же темно, как вечером, и горел  молочный  плафон.  У
стойки, облокотившись, стоял неуклюжий  мужчина,  между  брюками  и  жилетом
виднелась выбившаяся рубашка. У него был яркий цвет лица, жирный загривок  и
двойной подбородок, похожий на зоб.
   - Что прикажете, господин Мегрэ? Стаканчик сансерского? Его  прислал  мне
двоюродный брат, который...
   - Два, - ответил Мегрэ, в свой черед облокачиваясь о стойку.
   - Сегодня вы уже не первый.
   - Был газетчик, знаю.
   - Он снял меня, как сейчас,  с  бутылкой  в  руке...  Познакомьтесь,  это
Лебон. Тридцать лет проработал в дорожной службе. Потом  попал  в  аварию  и
сейчас получает пенсию да еще немного за поврежденный глаз. Вчера вечером он
был здесь.
   - Вы вчетвером играли в карты, верно?
   - Да, в манилью. Как каждый вечер, кроме воскресений. В воскресенье  кафе
закрыто.
   - Вы женаты?
   - Хозяйка наверху, больна.
   - В котором часу пришел молодой человек?
   - Часов в десять...
   Мегрэ взглянул на стенные часы.
   - Не обращайте внимания. Они  на  двадцать  минут  вперед...  Он  сначала
приоткрыл немного дверь, словно хотел посмотреть, что это за заведение. Игра
была шумной.  Мясник  выигрывал,  а  он,  когда  выигрывает,  начинает  всех
задевать, твердит, что никто, кроме него, играть не умеет...
   - Молодой человек вошел. А потом?
   -  Я  со  своего  места  спросил,  что  он  будет  пить   он,   помедлив,
осведомился:  "У  вас  есть  коньяк?"  Я  разыграл  четыре  карты,   которые
оставались у меня на руках, и прошел за стойку. Наливая коньяк,  я  заметил,
что у него на животе висит черная треугольная коробочка, и подумал, что это,
должно быть, фотоаппарат. Иногда сюда забредают туристы, правда, редко...  Я
вернулся за стол. Сдавал Бабеф. Молодой человек, казалось, не  спешил.  Игра
его тоже не интересовала.
   - Он был чем-то озабочен?
   - Нет.
   - Не посматривал на дверь, как если бы ждал кого-то?
   - Не заметил.
   - Или словно боялся, что кто-нибудь появится?
   - Нет. Стоял, облокотясь о стойку, и время от времени пригубливал коньяк.
   - Какое он произвел на вас впечатление?
   - Он показался мне размазней. Знаете, нынче  часто  встречаются  такие  -
длинноволосые, в  куртках...  Мы  продолжали  играть,  не  обращая  на  него
внимания  Бабеф  взвинчивался  все  больше  и  больше  -  ему  пошла  карта.
"Пойди-ка лучше погляди, чем занимается твоя жена",  -  пошутил  Лебон.  "За
своей  присматривай:  она  у  тебя  молоденькая  и..."  -  Мне  на   секунду
показалось, что они сцепятся, но, как всегда, обошлось. Бабеф выиграл.  "Что
ты на это скажешь?" - обрадовался он. Тут Лебон, который сидел  на  скамейке
рядом со мной, толкнул меня локтем и глазами указал на клиента,  стоящего  у
стойки. Я посмотрел и ничего  не  понял.  Казалось,  он  смеялся  про  себя.
Правда,  Франсуа?  Мне  было  интересно,  что  ты  хотел  мне  показать.  Ты
прошептал: "Он только что..."
   Рассказ продолжил мужчина с неподвижным глазом.
   - Я заметил, как он что-то передвинул на своем аппарате...  У  меня  есть
племянник, ему на Рождество подарили такую же штуковину, и он  развлекается,
записывая разговоры родителей... Этот парень смирно стоял со своей рюмкой, а
сам слушал, что мы говорим, и записывал.
   - Интересно, зачем ему это было надо, - проворчал Жюль.
   -  Просто  так.  Как  мой  племянник.  Записывает,  потому  что  нравится
записывать, а после из головы вон. Однажды он  дал  послушать  родителям  их
ссору, и брат едва не сломал ему магнитофон: "Погоди, сопляк, вот отниму..."
У Бабефа тоже лицо перекосилось бы, если б ему дали послушать, как он  вчера
бахвалился.
   - Сколько времени молодой человек пробыл у вас?
   - Чуть меньше получаса.
   - Выпил только рюмку?
   - Даже чуток на дне оставил.
   - Потом ушел, и вы больше ничего не слышали?
   - Ничего. Только ветер выл да вода из водосточной трубы хлестала.
   - А до него кто-нибудь заходил?
   - Видите ли, вечером я не закрываю только из-за нескольких  завсегдатаев,
которые приходят поиграть. Вот утром народу много: забегают съесть  рогалик,
выпить чашку кофе или стакан белого виши. В половине одиннадцатого у рабочих
на соседней стройке перерыв... Ну, а в полдень  и  вечером  самая  работа  -
аперитив.
   - Благодарю вас.
   Жанвье стенографировал и здесь, и хозяин бистро поминутно  поглядывал  на
него.
   - Ничего нового он не рассказал, - вздохнул Мегрэ,  -  только  подтвердил
то, что я уже знаю.
   Они вернулись к машине. Несколько женщин наблюдали за ними: им  было  уже
известно, кто эти двое.
   - Куда, шеф?
   - Сперва на службу.
   И все же два визита на улице  Попенкур  принесли  пользу.  Прежде  всего,
неаполитанец рассказал  о  нападении.  Сначала  преступник  нанес  несколько
ударов.  Потом  побежал,  но  по  какой-то  таинственной  причине  вернулся,
несмотря на то что невдалеке находилась чета Пальятти. Зачем?  Чтобы  добить
жертву еще несколькими ударами? Он был одет в светлый непромокаемый  плащ  с
поясом - вот все, что о нем известно. Едва войдя в свой  теплый  кабинет  на
набережной дез Орфевр, Мегрэ сразу набрал номер лавки Пальятти.
   - Можно поговорить с вашим мужем? Это Мегрэ ..
   - Сейчас позову, господин комиссар.
   - Алло! Слушаю! - послышался голос Джино.
   - Знаете что... Я забыл задать вам один вопрос. На  убийце  был  головной
убор?
   - Журналист только что спросил меня в точности о том же самом. Уже третий
за утро. Я  задал  этот  вопрос  жене...  Она  так  же,  как  я,  ничего  не
утверждает, но почти уверена, что на нем была темная шляпа.  Понимаете,  все
произошло так быстро...
   Судя по светлому плащу  с  поясом,  убийца  был  довольно  молод,  однако
наличие шляпы делало его несколько старше: мало кто из молодежи носит теперь
шляпы.
   - Скажи, Жанвье, ты разбираешься в этих штуковинах?
   Сам Мегрэ ничего не понимал в магнитофонах - так же как  в  фотографии  и
автомобилях,  поэтому  их  машину  водила  жена.  Переключать   по   вечерам
телевизионные программы - вот максимум, на который он был способен.
   - У сына такой же.
   - Смотри, не сотри запись.
   - Не бойтесь, шеф.
   Жанвье, улыбаясь, манипулировал  с  кнопками.  Послышался  гул,  звяканье
вилок о тарелки, невнятные далекие голоса.
   - Что прикажете, мадам?
   - У вас есть отварная говядина?
   - Конечно, мадам.
   - Принесите, только положите побольше лука и корнишонов.
   - Ты же знаешь, что сказал врач. Никакого уксуса.
   - Бифштекс и отварная говядина, лука и корнишонов побольше. Салат  подать
сразу?
   Запись была далека от совершенства   посторонние  шумы  мешали  разбирать
слова. Тишина. Потом очень отчетливый вздох.
   - Потом те двое, о которых упоминалось, Люсьен и  Гувьон.  Через  полчаса
после этой записи на Антуана напали на улице Попенкур.
   - Только вот магнитофон почему-то не отняли.
   - Может, испугались Пальятти?
   - Когда мы были на улице Попенкур, я забыл одну  вещь.  Вчера  вечером  у
окна на втором этаже я заметил старушку - это почти напротив того места, где
было совершено нападение.
   - Ясно, шеф. Я еду?
   Оставшись один, Мегрэ подошел к окну. Батийли, наверное, уже  побывали  в
больнице Сент-Антуан, и судебный врач не замедлил забрать тело. Мегрэ еще не
встретился с сестрой покойного, которую дома  называли  Мину  и  у  которой,
похоже, были странные знакомства. По серой Сене  медленно  двигался  караван
барж  проходя под мостом Сен-Мишель, буксиры опускали трубы.
   В  плохую  погоду  террасу  огораживали   застекленными   переборками   и
отапливали двумя жаровнями. В довольно большом  зале  вокруг  бара  в  форме
подковы стояли крошечные столики и стулья - из тех, что вечером ставят  один
в другой.
   Мегрэ устроился у колонн