врача с улицы Пикпюс, у
которого на прошлой неделе он обедал с г-жой Мегрэ, угоститься там
аперитивом.
   Комиссар уже много недель вел себя благоразумно, довольствуясь
бокалом вина за обедом и иногда кружкой пива, которую выпивал в
обществе жены во время вечерней прогулки.
   Ему вдруг захотелось почувствовать запах пивной на площади Дофина,
освежиться аперитивом, пахнущим анисом, - это так приятно в жаркий
летний день. Надежда встретить кого-нибудь, кто увел бы его, оказалась
тщетной, и Мегрэ чувствовал угрызения совести, когда поднимался по
трем ступенькам, ведущим в пивную, перед которой стояла длинная и
низкая красная машина; он ее с интересом оглядел.
   Что ж, Пардон советовал ему поберечь печень, но он ведь не говорил,
что нельзя выпить рюмку аперитива, одну-единственную за несколько
недель!
   Возле стойки он сразу увидел знакомые лица - человек десять из
уголовной полиции; вряд ли сегодня у них было больше работы, чем у
него, вот они и ушли пораньше. Такое случается время от времени:
несколько спокойных дней, безмятежная тишина, текущие, как говорится,
дела, а потом вдруг какие-нибудь драматические события, которые
развиваются во все ускоряющемся темпе, не давая времени перевести
дыхание.
   Ему помахали рукой, у стойки потеснились, освобождая место, и он,
кивнув на рюмки, наполненные опаловой жидкостью, пробурчал:
   - То же самое.
   И тридцать лет назад, когда комиссар только начинал служить на
набережной Орфевр, он знал нынешнего хозяина этой пивной, но в те
времена-лишь как сына хозяина. Теперь на кухне тоже трудится в белой
куртке его сын, похожий на отца, каким тот был в юности.
   - Как дела, шеф?
   - Помаленьку...
   Запах не изменился. В Париже каждый ресторанчик имеет свой
особенный запах, и здесь, например, на фоне аперитива знаток мог бы
различить немного терпкий аромат молодых вин Луары. Что же касается
кухни, то в ней господствовали эстрагон и лук-скорода.
   Мегрэ машинально читал написанное на грифельной доске меню: мелкий
мерлан из Бретани и говяжья печень в пергаменте. Потом, обернувшись к
залу, где стояли накрытые бумажными скатертями столики, он заметил
Люкаса, который, судя по всему, расположился там не для того, чтобы
позавтракать, а чтобы спокойно поговорить с каким-то незнакомцем:
больше за столиком никого не было.
   Люкас тоже увидел Мегрэ, поколебавшись, встал и подошел к нему.
   - У вас найдется минутка, шеф? По-моему, это могло бы вас
заинтересовать...
   С рюмкой в руке комиссар последовал за ним. Незнакомец поднялся.
Люкас представил:
   - Антонио Фарано. Знаете его?
   Имя ничего не сказало комиссару, но ему почудилось, что он уже
видел этого красивого итальянца, который вполне мог бы играть в кино
роли первых любовников. Вероятно, красная спортивная машина, стоявшая
у входа, принадлежала ему. Машина была под стать хозяину, его
светлому, безукоризненно сидящему костюму, массивному перстню-печатке
на пальце.
   Пока они рассаживались, Люкас продолжал:
   - Он приехал на набережную Орфевр встретиться со мной, а я только
что ушел. Лапуэнт сказал, где можно меня найти.
   Мегрэ отметил: Люкас пьет тот же аперитив, что он сам, а Фарано
довольствуется фруктовым соком.
   - Это шурин Эмиля Буле. Управляет одним из его кабаре - "Пари-
Стрип" на улице Берри. Люкас тайком подмигнул начальнику.
   - Повторите все, что вы сейчас рассказали мне, Фарано.
   - Так вот, мой зять исчез.
   У Фарано сохранился итальянский акцент.
   - Когда? - спросил Люкас.
   - Скорее всего прошлой ночью. Точно мы не знаем.
   Мегрэ произвел на него впечатление, и он, чтобы скрыть
замешательство, достал из кармана пачку сигарет.
   - Разрешите?
   - Пожалуйста.
   Люкас пояснил комиссару:
   - Вы же знаете Буле, шеф. Невысокий, приехал из Гавра четыре-пять
лет тому назад.
   - Семь, - поправил итальянец.
   - Семь так семь... Первое свое ночное заведение, "Лотос", он купил
на улице Пигаль, а теперь их у него уже четыре.
   Мегрэ не понимал, чего ради Люкас счел нужным втянуть его в дело
Буле. С тех пор как он, Мегрэ, руководит бригадой по расследованию
убийств, ему редко приходится заниматься этой средой; когда-то он
хорошо знал ее, но теперь в известной мере утратил с ней связи. Уже
давным-давно он не заглядывал ни в одно кабаре. Что же касается типов
с улицы Пигаль, то они меняются беспрестанно, и он имел представление
лишь о нескольких, главным образом о тех, кто подвизался там раньше.
   - Я вот думаю, не связано ли это с делом Мазотти, - добавил Люкас.
   Так!.. Теперь Мегрэ начинает понимать. Когда убили Мазотти,
выходившего около трех часов ночи из бара на улице Фонтэн? Около
месяца назад. Примерно в середине мая. Мегрэ припомнил донесение из IX
округа полиции, которое он передал тогда Люкасу со словами:
   "Наверняка это сведение счетов. Сделай, что в твоих силах..."
   Мазотти был не итальянцем, как Фарано, а корсиканцем; сначала
орудовал со своей маленькой бандой на Лазурном берегу, потом
перебрался с нею в Париж.
   - Мой зять не убивал Мазотти, - убеждал Фарано. - Вы же прекрасно
знаете, месье Люкас, это не в его характере. Впрочем, вы два раза
допрашивали Буле у себя в кабинете.
   - Я никогда не обвинял его в том, что он убил Мазотти. Я допрашивал
его, как допрашивал всех, кому Мазотти досаждал. А допрос никому не во
вред.
   И Люкас добавил, обращаясь к Мегрэ:
   - Я как раз послал ему повестку на сегодня, на одиннадцать часов, и
был удивлен, что он не пришел.
   - Ему случалось когда-нибудь ночевать не дома? - простодушно
осведомился Мегрэ.
   - Никогда! Сразу видно, что вы его не знаете. Это не в его
правилах. Он любит мою сестру, семейную жизнь. Он никогда не
возвращался домой позже четырех утра.
   - А в прошлую ночь не вернулся, так?
   - Так.
   - А где были вы?
   - В "Пари-Стрип". Мы не закрываем раньше пяти часов. Для нас сейчас
самый сезон: Париж наводнен туристами. Я уже снимал кассу, когда мне
позвонила Марина. Она хотела узнать, не видел ли я Эмиля. Марина-это
моя сестра. А я не видел зятя весь вечер. Он редко заходил на
Елисейские поля.
   - Где находятся другие его кабаре?
   - Все на Монмартре, в нескольких сотнях метров одно от другого. Это
была идея Эмиля, и он ее осуществил. Когда кабаре расположены, что
называется, дверь в дверь, артисты могут в течение вечера переходить
из одного в другое, и это сокращает расходы. "Лотос" находится в самой
верхней части улицы Пигаль, "Голубой экспресс" - буквально в двух
шагах от него, на улице Виктор-Массе, а "Сен-Троп" - немного ниже, на
улице Нотр-Дам-де-Лоретт. Эмиль не сразу решился открыть кабаре в
другом квартале, и "Пари-Стрип" - единственное, которым он, так
сказать, не занимался. Он предоставил это мне.
   - Ваша сестра позвонила вам уже после пяти?
   - Да. Она так привыкла, что муж будит ее...
   - Что вы предприняли?
   - Сначала позвонил в "Лотос". Там мне сказали, что он ушел около
одиннадцати вечера. Еще он заходил в "Голубой экспресс", но кассирша
не могла сказать точно, в котором часу. Ну а когда я позвонил в "Сен-
Троп", там уже было закрыто.
   - А вы не знаете, у вашего зятя в ту ночь не было никакого
свидания?
   - Никакого. Я же сказал вам: он кроткий человек с устоявшимися
привычками. После того как он пообедал с семьей...
   - Где он живет?
   - Улица Виктор-Массе...
   - В том же доме, где "Голубой экспресс"?
   - Нет. Тремя домами дальше... Так вот, после обеда он обычно шел
сначала в "Лотос" проверить, как готовятся к приему гостей. Это кабаре
- самое доходное, и он занимался им лично. Из "Лотоса" направлялся в
"Сен-Троп", а через некоторое время - в "Голубой экспресс". Потом
начинал все сызнова. За ночь зять делал два-три таких круга: за всем
следил сам.
   - Он был в смокинге?
   - Нет. Он не носил смокинга, обычно - темный костюм, темно-синий.
Эмиль мало заботился об элегантности...
   - Вы говорите о нем в прошедшем времени?..
   - С ним, наверняка что-то случилось.
   За многими столиками уже принялись за еду, и Мегрэ нет-нет да
поглядывал искоса на тарелки и графины с пуйи. Его рюмка была уже
пуста, но он устоял перед искушением заказать вторую.
   - Что вы сделали потом?
   - Попросил сестру позвонить, если будут новости, и пошел домой
спать.
   - Она позвонила?
   - Около восьми.
   - Где вы живете?
   - На улице Понтье...
   - Вы женаты?
   - Да, на соотечественнице. Утро я провел в разговорах по телефону,
звонил служащим трех кабаре. Пытался узнать, где и когда Эмиля видели
в последний раз. Это оказалось нелегко. Почти всю ночь кабаре ломились
от гостей, и каждый из служащих занимался только своим делом. К тому
же Эмиль такой неприметный! Он небольшого роста, тщедушен. Никто из
посетителей не принимал его за хозяина. Тем более что он иногда
подолгу стоял у двери рядом со швейцаром.
   Люкас знаком подтвердил, что все так и есть.
   - Похоже, после половины двенадцатого никто его не видел.
   - Кто видел последний?
   - Я не смог опросить всех. У некоторых официантов, барменов и
музыкантов нет телефона. Адресов большинства девушек я не знаю. Только
сегодня ночью, когда каждый будет на своем месте, я смогу разузнать
все как следует. По всей видимости, последним с ним говорил Луи Бубе,
маленький и худой, словно жокей, швейцар "Лотоса". На Монмартре его
больше зовут Микки. Так вот, между одиннадцатью и половиной
двенадцатого Эмиль вышел из "Лотоса" и какое-то время постоял около
Микки, который каждый раз, когда останавливалась какая-нибудь машина,
выбегал открыть дверцу.
   - Они разговаривали?
   - Эмиль был молчалив... Кажется, он много раз смотрел на часы, а
потом пошел вниз по улице Пигаль. Микки подумал, что он вернулся в
"Сен-Троп".
   - У вашего зятя была машина?
   - Нет. После несчастного случая...
   - Какого несчастного случая?
   - Это произошло семь лет назад. Тогда Эмиль жил в Гавре, где у него
было небольшое ночное заведение- дансинг "Монако". Однажды они с женой
отправились на машине в Руан...
   - Он уже был женат на вашей сестре?
   - Я говорю о его первой жене - Мари Пируэ, француженке из
окрестностей Гавра. Она ждала ребенка. Они как раз и ехали в Руан,
чтобы посоветоваться со специалистом. Шел дождь. На повороте машину
занесло, и она врезалась в дерево. Жена Эмиля погибла от удара.
   - А он пострадал?
   - Отделался раной на щеке, шрам сохранился до сих пор. На Монмартре
почти все считают, что это след ножа.
   - Он любил жену?
   - Очень. Знал ее с детства.
   - Он родился в Гавре?
   - В одной из окрестных деревень, не знаю, в какой точно. В той же,
что и Мари. С тех пор как она погибла, Эмиль ни разу не сел за руль
автомобиля и, насколько возможно, избегал ездить на машине. Так что в
Париже он брал такси крайне редко. Много ходил пешком, а в случае
надобности пользовался метро. Впрочем, он неохотно покидал свой
девятый округ.
   - Вы думаете, его убили?
   - Я думаю, что если бы с ним ничего не случилось, он уже давно был
бы дома.
   - Они живут с вашей сестрой вдвоем?
   - Нет. С ними живет наша мать и еще другая моя сестра, Ада, она
служит у него секретаршей. Ну и двое детей. У Эмиля и Марины двое
детей: мальчик Люсьен трех лет и девчушка десяти месяцев.
   - Вы кого-нибудь подозреваете? Антонио покачал головой.
   - Как вы думаете, не связано ли исчезновение вашего зятя с делом
Мазотти?
   - Я знаю одно - Эмиль не убивал Мазотти. Мегрэ повернулся к Люкасу,
поскольку тот вел расследование по этому делу.
   - А твое мнение?
   - И я убежден в том же, шеф. Я дважды допрашивал его, и у меня
сложилось впечатление, что он отвечал искренне. Как сказал Антонио,
Эмиль - человек довольно-таки тщедушный, к тому же почти робкий, даже
как-то странно было видеть его хозяином ночных заведений. А с другой
стороны, в конфликте с Мазотти он сумел постоять за себя...
   - Каким образом?
   - Мазотти и его банда организовали рэкет, что само по себе не
оригинально, но они его усовершенствовали. Они еженедельно требовали
более или менее значительные суммы от каждого владельца кабаре под
предлогом, что берут его под свое покровительство. Поначалу
большинство владельцев отказывались платить. Тогда разыгрывалась
небольшая, хорошо отрепетированная комедия. Вечером, когда в заведении
было полно посетителей, в сопровождении одного или двух своих
молодчиков появлялся Мазотти. Они устраивались за столиком, если
оказывался свободный, или в баре, если свободных столиков не было,
заказывали шампанское и во время исполнения какого-нибудь номера
затевали потасовку. Сначала слышалась приглушенная перебранка, потом
выкрики. Бармен или метрдотель вмешивались, их обзывали ворами.
Кончалось все битой посудой, большей или меньшей свалкой, и,
естественно, многие посетители уходили, клянясь себе, что отныне ноги
их не будет в этом кабаке. Когда Мазотти появлялся в следующий раз,
хозяева предпочитали платить.
   - А Эмиль не платил?
   - Нет. И не обратился за помощью к громилам из преступного мира,
как некоторые его собратья, которые, кстати, ничего этим не добились:
Мазотти в конце концов и тех купил. Эмиль надумал пригласить
нескольких докеров из Гавра, и они взяли на себя труд образумить
Мазотти и его людей.
   - Когда была последняя стычка?
   - Как раз в тот вечер, когда убили Мазотти. Он пришел в "Лотос"
около часу ночи с двумя своими дружками. Докеры Эмиля их вышвырнули.
Не обошлось без драки.
   - Эмиль был там?
   - Спрятался за стойкой: он боялся драк. Мазотти пошел утешиться в
бар на улице Фонтэн, к Джо, там у него была своего рода штаб-квартира.
Вчетвером или впятером они пили в глубине зала. Когда в три часа ночи
они выходили, мимо промчалась машина, и Мазотти был убит пятью пулями,
а одного из его дружков ранило в плечо. Машину не нашли. Никто не
выдал. Я допросил почти всех владельцев ночных заведений. И сейчас еще
продолжаю расследование.
   - Где в это время был Буле?
   - Вы же знаете, шеф, в этой среде подобное нелегко установить.
Кажется, в "Голубом экспрессе", но я не слишком-то доверяю свидетелям.
   - Эмиль не убивал Мазотти, - повторил итальянец.
   - Он носил при себе оружие?
   - Да, пистолет. У него было разрешение префектуры. Мазотти был убит
из другого пистолета.
   Мегрэ вздохнул, сделал официантке знак налить по новой: он уже
давно жаждал этого.
   Люкас пояснил:
   - Я счел нужным ввести вас в курс дела, шеф, и подумал, что вам
будет небезынтересно послушать Антонио.
   - Я сказал только правду. Люкас продолжал:
   - Я послал Эмилю повестку явиться на набережную Орфевр сегодня
утром. Признаться, меня обеспокоило, что он исчез именно в ночь перед
этим.
   - О чем ты собирался спросить его?
   - Формальности... Хотел в последний раз задать ему те же самые
вопросы, чтобы сравнить их с прежними его ответами и с показаниями
других.
   - Те два раза, что Буле был у тебя, он выглядел напуганным?
   - Нет, скорее озабоченным. Больше всего он боялся, как бы его имя
не попало на страницы газет. Все твердил, что это нанесет большой урон
его делам, что его кабаре спокойные, там всегда тихо и мирно, и если о
нем заговорят в связи с каким-то грязным делом, он от этого уже не
оправится.
   - Верно, - подтвердил Антонио, вставая. И добавил: - Я больше не
нужен вам? Сейчас мне надо быть с сестрами и матерью: они в таком
состоянии...
   Вскоре послышался шум мотора, и красный лимузин устремился в
сторону Нового моста. Мегрэ не спеша пригубил аперитив, искоса
взглянул на Люкаса, вздохнул:
   - Тебя ждут где-нибудь?
   - Нет. Я рассчитывал...
   - Позавтракаем здесь? - И так как Люкас согласился, заключил: - Вот
и хорошо, посидим вдвоем. Я позвоню жене. А ты пока можешь
распорядиться.
   - Вам заказать макрель?
   - И говяжью печенку в пергаменте.
   Именно запах говяжьей печенки больше всего соблазнял Мегрэ, как,
впрочем, и вся атмосфера пивной, куда он не заглядывал уже много
недель.
   Дело Мазотти не представляло особой важности, и до сих пор Люкас
занимался им один. Никого, кроме обитателей Монмартра, не интересовала
смерть Мазотти. Каждому понятно: если сводят счеты, это всегда чем-
нибудь кончается, иногда - новым сведением счетов.
   Преимущество ведения подобных дел состоит в том, что ни
прокуратура, ни судебные следователи не понукают без конца полицию.
Правильно говаривал один судейский: "В сущности, это значит, что на
одного меньше придется годами держать в тюрьме".
   Мегрэ и Люкас подкреплялись и беседовали. Мегрэ поподробнее
расспросил об Эмиле Буле и в конце концов заинтересовался этим
любопытным человеком.
   Сын нормандского рыбака, Эмиль в шестнадцать лет поступил
рассыльным в Трансатлантическую компанию. Это было до войны. На борту
"Нормандии"  он плавал через океан и, когда началась
оккупация Франции, находился в Нью-Йорке.
   Как он, тщедушный и маленький, был принят в американский военно-
морской флот? Он прослужил в нем всю войну, а затем вернулся на работу
в компанию, на сей раз в качестве помощника метрдотеля на борту "Иль-
де-Франс".
   - Знаете, шеф, почти все они - кто больше, кто меньше - мечтают
завести собственное дело, и Буле после двух лет супружеской жизни тоже
купил в Гавре бар, который не замедлил превратить в дансинг. Как раз в
это время входил в моду стриптиз, и, судя по всему, Буле быстро набил
себе кубышку. Еще до несчастного случая и гибели жены у него было
намерение открыть дело в Париже...
   - А дансинг в Гавре он продал?
   - Передал его управляющему. Одному из своих старых товарищей по
"Иль-де-Франс". А в Париже купил "Лотос", который в то время не
процветал, как ныне. Это был второразрядный кабак, ловушка для
туристов, одно из тех заведений, что встречаешь на каждом шагу на
улочках вокруг площади Пигаль.
   - Где он познакомился с сестрой Антонио?
   - В "Лотосе". Она служила там гардеробщицей. Ей было всего
восемнадцать.
   - Чем в это время занимался Антонио?
   - Работал на автомобильном заводе Рено. Он приехал во Францию
первым. Позже вызвал мать и сестер. Они жили в квартале Жавель.
   - Получается, Эмиль женился вроде как бы на всей семье. Ты побывал
у него дома?
   - Нет. Я заглянул в "Лотос" и в другие его кабаре, но не подумал,
что надо зайти к нему на квартиру.
   - Ты убежден, что не он убил Мазотти?
   - Зачем ему было убивать? Он же выигрывал партию.
   - Возможно, боялся...
   - Никто на Монмартре не думает, что это дело его рук.
   Они молча выпили кофе, но от кальвадоса, который, как обычно, хотел
поставить ему хозяин, Мегрэ отказался. Он выпил два аперитива, затем
побаловал себя бокалом пуйи и, когда возвращался с Люкасом в уголовную
полицию, был весьма доволен собой.
   У себя в кабинете он снял пиджак, ослабил узел галстука и углубился
в административные досье. Речь шла - ни больше ни меньше! - о
реорганизации всех служб, от него ждали докладную по этому поводу, и
он, словно прилежный ученик, составлял ее.
   Всю вторую половину дня мысли его то и дело возвращались к Эмилю
Буле, к маленькой монмартрской империи, которую основал бывший
служащий Трансатлантической компании, к молодому итальянцу и его
красной машине, к квартире на улице Виктор-Массе, где жили три женщины
с детьми.
   За это время Люкас обзвонил больницы и полицейские участки, повсюду
разослал приметы Эмиля Буле, но и к концу рабочего дня розыск не дал
никаких результатов.
   Вечер был почти такой же теплый, как день. Мегрэ пошел с женой
прогуляться и около часа провел за кружкой пива на террасе кафе на
площади Республики.
   Разговаривали они главным образом об отпуске. Многие прохожие несли
пиджаки на руке; большинство женщин были в цветастых хлопчатобумажных
платьях.
   Следующий день был четверг. Еще один лучезарный день. В ночных
донесениях имя Эмиля Буле не упоминалось, у Люкаса новостей не было.
   Часов в одиннадцать разразилась гроза, сильная, но короткая, после
которой от мостовой поднялся пар. Мегрэ съездил домой позавтракать,
потом снова углубился в досье.
   И вечером, когда он покидал набережную