трубку  табаком.  Через  несколько  минут,  сидя  за
столиком бара Дворца правосудия, он ворчливо заказывал кружку пива.
   Ему совсем не хотелось идти домой. Выпив  вторую  кружку  пива  почти
залпом, Мегрэ медленно направился на набережную Орфевр.
   В этом году снег почти не выпал, погода стояла теплая. Чувствовалось,
что весна наступает  раньше  срока,  и  солнце  было  таким  ясным,  что
казалось вот-вот лопнут почки на деревьях.
   Проходя в свой кабинет, комиссар открыл дверь в инспекторскую.
   - Люка!.. Жанвье!.. Лапуэнт!..
   Можно было подумать, что все трое его ждали.
   - Одевайтесь и пойдем со мной...
   Инспектора шли  за  ним,  не  спрашивая,  куда  он  их  ведет.  Через
несколько минут они оказались в пивной "Дофин".
   - Ну, как с этим делом Наура, господин Мегрэ? - прокричал ее хозяин.
   Он тут же пожалел,  что  задал  этот  вопрос,  увидев,  как  комиссар
взглянул на него, пожав плечами. И тогда он поторопился добавить:
   - Знаете, сегодня у меня сосиски...
   Влюбленная пара больше не помышляла ехать в Боготу. Да и потом, разве
после этого заседания  суда  отношения  между  Линой  и  Алваредо  могли
остаться прежними?
   "Дело Наура" вновь  вернулось  на  первые  страницы  газет.  Вечерние
выпуски преподносили его уже как историю о любовном четырехугольнике.
   Вынес бы суд оправдательный приговор, если бы в основе речи прокурора
не лежал новый мотив преступления?
   Пистолет так и не нашли, а обвинение было построено на  свидетельских
показаниях заинтересованных лиц.
   На другой день Уэни получил десять лет  заключения.  После  приговора
Лина  и  Алваредо  сели  в  "альфа-ромео"  и  умчались   в   неизвестном
направлении.
   Больше Мегрэ о них никогда не слышал.
   - Я потерпел неудачу, - признался он Пардону,  у  которого  обедал  в
очередной вторник.
   - Возможно, если бы я не позвонил вам в ту ночь...
   - События все равно следовали бы своим чередом, раЗве что с небольшой
задержкой...
   И Мегрэ добавил, протягивая руку к бокалу бургундского:
   - А ведь, в сущности, Уэни выиграл...



   Жорж СИМЕНОН
   МЕГРЭ И ГОСПОДИН ШАРЛЬ

Перевод с французского О. Кустовой под редакцией Ю. Корнеева


   Мегрэ играл в лучах мартовского, еще немного зябкого солнца. Играл не
в кубики, как когда-то в нежном возрасте, а в трубки.
   На его письменном столе всегда лежало с полдюжины  трубок,  и  всякий
раз перед тем, как набить одну из них, он придирчиво выбирал ту, которая
подходила под его настроение.
   Плечи у Мегрэ были  опущены,  взгляд  блуждал.  Только  что  комиссар
принял решение, чем будет заниматься оставшиеся годы службы. Он ни о чем
не жалел, но принятое решение повергло его в некоторую меланхолию.
   С самым серьезным видом он машинально раскладывал на  бюваре  трубки,
пытаясь составить из  них  более  или  менее  правильные  геометрические
фигуры или нечто, напоминающее по своим контурам какое-нибудь животное.
   Справа от него на столе лежала гора утренней почты, а заниматься ею у
Мегрэ не было ни малейшего желания.
   В уголовной полиции, где Мегрэ появился, когда не  было  еще  девяти,
его ждало приглашение  от  префекта  полиции,  что  само  по  себе  было
редкостью, и он отправился на бульвар дю Палэ, теряясь в  догадках,  что
это могло означать.
   Префект, радушный и улыбающийся, принял его сразу.
   - Не догадываетесь, почему я хотел вас видеть?
   - Признаюсь, нет.
   - Присаживайтесь. Закуривайте свою трубку.
   Префект был молод, ему,  выпускнику  престижной  Высшей  школы,  едва
исполнилось  сорок.  Он  был  элегантен,  может  быть,  даже   несколько
чересчур.
   -  Вы,  конечно,  знаете,  что  начальник  уголовной  полиции   после
двенадцати лет службы уходит в будущем месяце в  отставку.  Вчера  мы  с
министром внутренних дел обсуждали кандидатуру его преемника  и  сошлись
во мнении, что этот пост может быть предложен вам.
   Префект,  конечно,  ожидал,  что  на  лице  собеседника  не  замедлит
появиться радостное выражение.
   Мегрэ, напротив, помрачнел.
   - Это приказ? - почти проворчал он.
   - Естественно, нет.  Но  вы  должны  отдавать  себе  отчет,  что  это
серьезное повышение по службе, может быть, самое серьезное,  на  которое
может надеяться сотрудник уголовной полиции...
   - Знаю. Тем не менее я предпочел бы остаться во главе  отдела.  Прошу
вас правильно истолковать мой ответ. Вот уже сорок лет, как я  занимаюсь
оперативной работой. Для меня была бы мука проводить дни напролет лет  в
кабинете, изучая папки с делами и  занимаясь  в  той  или  иной  степени
административными вопросами.
   Префект не скрыл своего удивления.
   - Вы не думаете, что вам стоило бы не давать ответ сразу, а  сообщить
мне его через несколько дней? Может быть, стоило бы также посоветоваться
с госпожой Мегрэ?
   - Она поймет меня.
   - Я тоже понимаю вас и не хочу настаивать.
   На лице префекта была тем не  менее  написана  известная  досада.  Он
понимал, не понимая. Мегрэ были необходимы контакты с людьми, с которыми
он встречался во время следствия, и его не раз упрекали в том, что он не
ведет его из собственного кабинета, а активно вмешивается в  него,  беря
на себя работу, обычно поручаемую инспекторам.
   Мегрэ, ни о чем не думая,  раскладывал  трубки.  Фигура,  которую  он
сложил последней, по очертаниям напоминала аиста.
   В окно било солнце. Префект проводил Мегрэ до двери и дружески  пожал
ему руку. Мегрэ, однако,  не  знал,  вызовет  или  не  г  его  поведение
недовольство в высоких сферах.
   Он медленно раскурил одну из своих трубок и сделал несколько коротких
затяжек.
   В считанные минуты он  только  что  решил  свою  будущность,  которая
совсем скоро должна была превратиться в реальность, потому что через три
года его попросят уйти в  отставку.  Так  пусть  же,  черт  возьми,  ему
позволят употребить эти три года, как он хочет!
   Ему не нужно сидеть у себя в кабинете, ему  нужно  знать,  чем  живут
люди, в каждом новом деле открывать неизвестные миры. Ему нужны  бистро,
где так часто приходилось коротать время, потягивая перед  стойкой  пиво
или кальвадос - смотря по обстоятельствам.
   Ему  нужно  в  собственном  кабинете   терпеливо   вести   борьбу   с
подозреваемым, который упорно молчит, и после многих часов добиваться от
него драматического признания,.
   На сердце у Мегрэ было неспокойно. Он боялся,  что  после  некоторого
раздумья его, так или  иначе,  заставят  принять  новое  назначение.  Да
предлагай ему даже что-то вроде маршальского жезла, он ни за  что  этого
не захочет!
   Мегрэ не отрывал взгляда от трубок, которые время  от  времени  менял
местами, как шахматные фигуры.
   Услышав  осторожный  стук  в  дверь,  ведущую  из  его   кабинета   в
инспекторскую, он вздрогнул. Лапуэнт вошел, не дожидаясь ответа.
   - Извините, что мешаю, шеф.
   - Ты мне совсем не мешаешь.
   Прошло уже  почти  десять  лет,  как  Лапуэнт  поступил  в  уголовную
полицию, и за ним закрепилось прозвище Малыша  Лапуэнта.  Тогда  он  был
худым и длинным.  С  тех  пор  несколько  посолиднел.  Женился.  У  него
появилось двое детей. Но он по-прежнему оставался Малышом Лапуэнтом и  -
добавляли некоторые - любимчиком Мегрэ.
   - Там у меня сидит женщина,  которая  настаивает,  чтобы  приняли  ее
именно вы. Со мной она ни о чем не хочет говорить.  Сидит,  выпрямившись
на стуле, не двигается и полна решимости добиться своего.
   Так бывало уже не раз. Из-за газетных публикаций люди  настаивали  на
встрече с ним лично, и часто переубедить  их  стоило  труда.  Иные  даже
являлись прямо на бульвар Ришар-Ленуар, бог знает какими путями раздобыв
его домашний адрес.
   - Она сказала, как ее зовут?
   - Вот ее карточка.
   Г-жа Сабен-Левек, бульвар Сен-Жермен, 207-а.
   - Она производит странное впечатление, - продолжал Лапуэнт. -  У  нее
неподвижный взгляд и от нервного тика перекашивается правый уголок рта.
   Перчаток не сняла, но видно, как у нее то и дело судорожно  сжимаются
руки.
   - Позови ее и останься здесь.  Возьми  на  всякий  случай  блокнот  -
может, придется стенографировать.
   Мегрэ взглянул на свои трубки  и  с  сожалением  вздохнул.  Передышка
кончилась.
   Когда женщина вошла, Мегрэ встал.
   - Присаживайтесь, сударыня. Женщина не отрывала взгляда от Мегрэ.
   - Вы, действительно, комиссар Мегрэ?
   - Да.
   - Я думала, вы толще.
   На ней было меховое манто и подобранная к нему шапочка - ток. Что это
-  норка?  Мегрэ  совершенно  не  разбирался  в  мехах,  поскольку  жена
дивизионного комиссара обычно довольствуется кроликом, в лучшем случае -
нутрией или ондатрой.
   Г-жа Сабен-Левек медленно, словно составляла опись, обводила взглядом
кабинет.  Когда  у  края  стола  пристроился  Лапуэнт  с  карандашом   и
блокнотом, она спросила:
   - Этот молодой человек останется здесь?
   - Да, конечно.
   - Он будет записывать нашу беседу?
   - Таково правило.
   Дама нахмурилась, и пальцы ее  сжались  на  сумочке  из  крокодиловой
кожи.
   - Я думала, что смогу переговорить с вами с глазу на глаз.
   Мегрэ  промолчал.  Он  разглядывал  посетительницу:  впечатление  она
производила на него, как и на Лапуэнта, по меньшей мере странное. Взгляд
ее становился то тягостно пристальным, то казался отсутствующим.
   - Думаю, вы знаете, кто я?
   - Я прочел ваше имя на визитной карточке.
   - Вы знаете, кто мой муж?
   - Вероятно, он носит ту же фамилию, что и вы.
   - Это один из лучших парижских нотариусов.
   Тик не прекращался, подергивающийся уголок рта все время полз вниз.
   Казалось, ей стоило труда сохранять хладнокровие.
   - Продолжайте, прошу вас.
   - Он исчез.
   - В этом случае вам надо обращаться не ко мне. Существует специальная
служба, которая занимается пропавшими людьми.
   Она иронически, безрадостно усмехнулась и решила  не  утруждать  себя
ответом.
   Определить возраст посетительницы было трудно. Ей вряд ли было больше
сорока, от силы - сорока пяти, но лицо у нее было помятое, с мешками под
глазами.
   - Вы выпили перед тем, как идти сюда?  -  неожиданно  поинтересовался
Мегрэ.
   - Вас это интересует?
   - Да. На встрече со мной настаивали вы сами, не так ли? Вам следовало
приготовиться к вопросам, которые могут показаться вам нескромными.
   - Я представляла вас по-другому, более понятливым.
   - Именно потому, что я хочу понять, мне необходимо выяснить некоторые
вещи.
   - Я выпила две рюмки коньяка для храбрости.
   - Только две?
   Она взглянула на комиссара и промолчала.
   - Когда исчез ваш муж?
   - Почти месяц назад. Восемнадцатого февраля. Сегодня двадцать  первое
марта.
   - Он сказал, что отправляется в поездку?
   - Даже словом мне об этом не обмолвился.
   - И вы только сейчас заявляете о его исчезновении?
   - Я к ним привыкла.
   - К чему?
   - К тому, что он отсутствует по несколько дней.
   - И так продолжается давно?
   - Многие годы. Это началось вскоре после  нашей  свадьбы,  пятнадцать
лет назад.
   - Он никак не объясняет вам свои отлучки?
   - Я не думаю, что он отлучался.
   - Не понимаю.
   - Он остается в Париже или окрестностях.
   - Откуда вам это известно?
   - Оттуда, что  первое  время  я  посылала  следить  за  ним  частного
детектива. Затем бросила, потому что каждый раз было одно и то же.
   Говорила она с известным трудом и не только потому,  что  выпила  две
рюмки коньяка. Да и выпила она вовсе не для храбрости; ее испитое  лицо,
усилия, которые она прилагала, чтобы держаться в форме, говорили о  том,
что пьет она часто.
   - Я жду от вас подробностей.
   - Таков уж мой муж.
   - Как это - таков?
   - Это мужчина, которого заносит. Он встречает  женщину,  которая  ему
нравится, и испытывает потребность пожить с ней несколько дней.  До  сих
пор самая долгая его интрижка, если можно так  выразиться,  длилась  две
недели.
   - Не собираетесь же вы меня уверять, что  он  знакомится  с  ними  на
улице?
   - Почти всегда. Обычно в ночных кабаре.
   - Он ходил туда один?
   - Всегда.
   - Вас с собой не брал?
   - Мы давно уже перестали существовать друг для друга.
   - Тем не менее вы тревожитесь.
   - За него.
   - Не за себя?
   В ее взгляде промелькнул какой-то вызов.
   - Нет.
   - Вы его больше не любите?
   - Нет.
   - А он?
   - Тем более.
   - Живете вы тем не менее вместе.
   - Квартира большая. Ритм жизни у нас разный, и часто  встречаться  не
приходится.
   С  лица  Лапуэнта,   продолжавшего   стенографировать,   не   сходило
удивление.
   - Зачем вы пришли сюда?
   - Затем, чтобы вы его нашли.
   - Раньше у вас это никогда не вызывало беспокойства?
   - Месяц - это долго. Он ничего не взял с собой, даже  чемоданчика  со
сменой белья. Машинами тоже не воспользовался.
   - У вас не одна машина?
   - Две "Бентли" - им он пользуется чаще всего, и "фиат", который более
или менее предоставлен мне.
   - Вы водите машину?
   - Когда я куда-нибудь отправляюсь, меня везет Витторио, наш шофер.
   - Вы часто выходите из дома?
   - Почти каждый вечер.
   - Чтобы увидеться с приятельницами?
   - У меня нет приятельниц.
   Мегрэ  редко  приходилось  встречать  столь   отчаявшуюся   и   столь
загадочную женщину.
   - Вы ходите по магазинам?
   - Магазины я ненавижу.
   - Отправляетесь на прогулку в Булонский лес или еще куда-нибудь?
   - Я хожу в кино.
   - Каждый день?
   - Почти. Если не очень устала.
   Как  у  всех  наркоманов,  наступал  момент,  когда  ей   надо   было
подстегнуть себя, и этот момент настал. Было видно,  что  она  много  бы
дала за рюмку коньяка, но комиссар ничего не мог ей предложить,  хотя  в
шкафу у него и стояла на всякий случай бутылка. Ему стало  немного  жаль
ее.
   - Я стараюсь понять, госпожа Сабен.
   - Сабен-Левек, - поправила она.
   - Как вам будет угодно. Ваш муж всегда  исчезал  из  дому  достаточно
надолго?
   - На месяц - никогда.
   - Вы это уже говорили.
   - У меня предчувствие.
   - Какое предчувствие?
   - Я боюсь, не случилось ли с ним чего-нибудь.
   - У вас есть причины так думать?
   - Нет. Для предчувствия не надо причин.
   - Вы говорите, что ваш муж известный нотариус.
   - Точнее, известна его контора, а клиентура -  из  самых  отборных  в
Париже.
   - Как же он может позволять себе переодические отлучки?
   - В Жераре почти ничего нет от нотариуса. Контору он  унаследовал  от
отца, но хозяйничает там по большей части старший клерк.
   - Вы, кажется, утомлены?
   - Я всегда утомлена. У меня слабое здоровье.
   - А у вашего мужа?
   - В свои сорок восемь он ведет себя как молодой мужчина.
   - Если  я  вас  правильно  понял,  узнать  что-нибудь  о  нем  можно,
наверное, в ночных кабаре.
   - Наверное.
   Мегрэ задумался. Ему казалось, что вопросы его не достигают  цели,  а
получаемые на них ответы ничего не дают.
   В какой-то момент комиссар подумал, что перед ним сумасшедшая или, во
всяком случае, неврастеничка.  Он  достаточно  перевидал  их  у  себя  в
кабинете, и с большинством хлопот было не обобраться.
   Речь посетительницы казалась  нормальной,  вразумительной,  в  то  же
время создавалось впечатление, что она не совсем адекватна реальности.
   - Вы думаете, у него было с собой много денег?
   - Насколько я знаю, он обычно пользовался чековой книжкой.
   - Вы разговаривали об этом со старшим клерком?
   - Мы не разговариваем друг с другом.
   - Почему?
   - Потому что года три назад муж запретил мне входить в контору.
   - У него были на это причины?
   - Мне об этом неизвестно.
   - Отношения у вас со старшим клерком плохие, но знать-то его  вы,  по
крайней мере, должны?
   - Лекюрер - так его зовут - всегда смотрел на меня неодобрительно.
   - Он уже работал в конторе, когда умер ваш свекор?
   - Он поступил туда, когда ему было двадцать два года.
   - Может быть, ему больше известно о местопребывании вашего мужа?
   - Может быть. Но если его об этом буду спрашивать  я,  он  ничего  не
скажет.
   Ее непрерывный тик начал в конце концов раздражать  Мегрэ.  Для  него
становилось все очевиднее, что этот допрос был  для  его  посетительницы
сущим наказанием. Тогда зачем она пришла?
   - На какой имущественной основе заключен ваш брак?
   - На условии раздельного владения имуществом.
   - У вас есть личное состояние?
   - Нет.
   - Муж дает вам все деньги, в которых вы нуждаетесь?
   - Да. Деньги для него ничто. Поклясться не могу,  но  думаю,  что  он
очень богат.
   Мегрэ задавал вопросы не в установленном порядке. Он  искал  во  всех
направлениях, но до сих пор ничего не нашел.
   - Довольно. Вы устали. Оно и понятно. Если позволите, я загляну к вам
сегодня после обеда.
   - Как хотите.
   Она продолжала сидеть, теребя в руках сумочку.
   - Что вы обо мне думаете? - спросила она в  конце  концов.  Голос  ее
звучал глуше, чем раньше.
   - Я еще ничего не думаю.
   - Вы думаете, я все усложняю, да?
   - Не обязательно.
   - В лицее одноклассники считали, что я все усложняю, и у  меня  из-за
этого никогда не было подруг.
   - Однако вы очень умны.
   - Вы находите? - Она улыбнулась, и дрожь пробежала по ее губам. - Это
мне не помогло.
   - Вы никогда не были счастливы?
   - Никогда. Я  не  знаю,  что  означает  это  слово.  Она  кивнула  на
Лапуэнта, который по-прежнему сидел за стенограммой:
   - Это что, действительно необходимо записывать  нашу  беседу?  Трудно
говорить свободно, когда за тобой стенографируют.
   - Если вы хотите что-нибудь  сообщить  мне  доверительно,  записывать
перестанут.
   - Теперь мне больше нечего вам сказать.  Она  поднялась  с  некоторым
усилием. Грудь у нее была впалая, плечи опущены, она слегка сутулилась -
Он обязательно должен присутствовать сегодня после обеда?
   Мегрэ замешкался с ответом: он хотел дать ей шанс.
   - Я приду один.
   - В котором часу?
   - В наиболее подходящее для вас время.
   - Я обычно отдыхаю после обеда. В четыре вам удобно?
   - Очень.
   - Это на втором этаже. Правая дверь от лестницы. Руку Мегрэ  дама  не
протянула. Неестественно выпрямившись, она  двинулась  к  двери,  словно
боясь, что может упасть.
   - Тем не менее благодарю, что вы меня приняли, - проговорила она,  не
разжимая губ.
   И, бросив  последний  взгляд  на  комиссара,  направилась  к  главной
лестнице.
   Двое мужчин не отрывали друг от друга взгляда, как  будто  оттягивали
тот момент, когда надо открыть рот и задать вопрос. Разница была в  том,
что Лапуэнт казался ошеломленным, а комиссара скорее можно было  назвать
сосредоточенным, правда, глаза у него хитро поблескивали.
   Он подошел к окну, распахнул его, набил трубку - выбрал  он  довольно
тяжелую. У Лапуэнта кончилось терпение.
   - Что вы об этом думаете, шеф?
   Сотрудники Мегрэ редко отваживались задавать ему этот вопрос, так как
чаще всего слышали в ответ ставшее привычным ворчание: "Я не думаю".
   Вместо этого, в свою очередь, последовал вопрос комиссара:
   - Об этой истории с исчезновением мужа?
   - Скорее о самой...
   Мегрэ раскурил трубку, встал перед окном и вздохнул, не отрывая  глаз
от залитых солнцем набережных:
   - Это необычная женщина.
   Продолжения не последовало. Комиссар решил не утруждать себя анализом
собственных впечатлений и тем более переводом их в связную речь. Лапуэнт
понял, что шеф смущен, и пожалел, что задал необдуманный вопрос.
   - Может быть, она сумасшедшая? - тем не менее пролепетал он.
   Комиссар, не говоря ни слова, исподлобья взглянул на него. Он постоял
еще у окна, потом спросил:
   - Позавтракаешь со мной?
   - Охотно, шеф. Тем более что жена моя у своей сестры в Сен-Клу.
   -  Минут  этак  через  пятнадцать.  Лапуэнт  вышел,   комиссар   снял
телефонную трубку и попросил соединить его с бульваром Ришар-Ленуар.
   - Это ты? - спросила его жена, когда он не успел еще открыть рта.
   - Я.
   - Могу  поспорить:  ты  собираешься  сообщить  мне,  что  не  придешь
завтракать.
   - Ты выиграла.
   - Пивная "У дофина"?
   - Вместе с Лапуэнтом.
   - Новое дело?