тротуаре напротив никого не было. Ветер все  усиливался,  поднимая
пыль с центральной части бульвара.
   Он спал глубоким, тяжелым сном и не сразу выплыл на поверхность яви.
   Кто-то настойчиво тряс его за плечо, и первым  побуждением  комиссара
было отодвинуться. Чья-то рука словно звала его; и, оттолкнув эту  руку,
Мегрэ сделал вид, что собирается перевернуться на другой бок.
   - Мегрэ...
   Голос жены едва был различим.
   - Он здесь, на площадке. Позвонить не решился, только  несколько  раз
тихонько постучал. Ты меня слышишь?
   - Что? - Комиссар потянулся, чтобы  зажечь  ночник,  и  с  удивлением
посмотрел вокруг. Что  ему  снилось  минуту  назад?  Он  уже  забыл,  но
осталось ощущение, будто он вернулся из другого мира. - Что ты сказала?
   - Он здесь. Осторожно постучался в  дверь.  Комиссар  встал  и  нашел
лежавший на кресле халат.
   - Который час?
   - Половина третьего.
   Мегрэ взял трубку, которую погасил перед сном, и снова раскурил.
   - Ты не боишься, что...
   Он на ходу повернул выключатель, вышел в прихожую,  несколько  секунд
постоял неподвижно и наконец открыл дверь.
   Лестница была уже  давно  погружена  во  мрак,  и  свет  из  квартиры
внезапно вырвал  из  мрака  человека  на  площадке.  Он  пытался  что-то
сказать. Должно быть, приготовил целую  речь,  но,  увидя  в  нескольких
шагах от себя Мегрэ, растрепанного, в халате, настолько растерялся,  что
лишь пробормотал:
   - Я вас побеспокоил, не так ли?
   - Входите, Пигу!
   У него еще была возможность броситься к лестнице и удрать. Он  моложе
и проворнее комиссара. Сейчас он переступит порог, и тогда пиши пропало.
   Мегрэ замер, как при встрече с белкой.
   Колебание  длилось  всего  несколько  секунд,   но   они   показались
необыкновенно долгими. Человек шагнул вперед.  Сначала  Мегрэ  пришло  в
голову, что нужно запереть дверь и положить ключ в  карман,  но  тут  же
передумал.
   - Вы, наверное, продрогли?
   - Ночь далеко не теплая, и очень ветрено.
   - Садитесь! Когда обогреетесь, снимите свой плащ, -  сказал  Мегрэ  и
крикнул жене, которая уже одевалась:
   - Приготовь нам, пожалуйста, грог!
   Затем, расслабившись, опустился на стул напротив своего гостя.
   Наконец-то он увидел его вблизи! Редко  кто  возбуждал  в  нем  такое
любопытство.
   Больше всего поражала моложавость Пигу. Его круглое, даже толстощекое
лицо таило в себе что-то детское, наивное.
   - Сколько вам лет?
   - Сорок пять.
   - На вид вам столько не дашь.
   - Это для меня вы заказали грог?
   - Для вас и для себя. Я нездоров. У меня грипп, может быть, ангина, и
грог будет кстати.
   - Обычно я не пью. Только стаканчик вина за  едой.  Простите,  что  я
такой грязный. Я уже давно  не  имел  возможности  почистить  одежду.  А
горячей водой мылся в последний  раз  неделю  назад  в  банях  на  улице
Сен-Мартен.
   Внимательно изучая друг друга, они с трудом подбирали слова.
   - Я ждал вас с минуты на минуту.
   - Вы меня видели?
   - Да. Я даже чувствовал, что  вы  колеблетесь.  Вы  уже  сделали  шаг
вперед, но тут же удалились в сторону улицы Шмен-Вер.
   - И я видел вас в окне. Но я стоял в тени, и мне  даже  в  голову  не
приходило, что вы тоже меня видите и даже узнали.
   Услышав шум, Пигу вздрогнул, совсем  как  белка.  Это  госпожа  Мегрэ
принесла грог, из скромности стараясь не глядеть на посетителя.
   - Сахару побольше?
   - Пожалуйста.
   - Положить лимон? -  Приготовив  грог,  она  поставила  стакан  перед
гостем, потом перед мужем. - Если что-нибудь понадобится, позовите меня!
   - Ладно. Может быть, мы попросим еще грогу.
   Чувствовалось, что Пигу - человек воспитанный и старается вести  себя
прилично. Взял стакан и выжидал, пока комиссар пригубит первым.
   - Очень горячо, но полезно, верно?
   - Во всяком случае, грог вас согреет. А теперь снимайте плащ.
   Пигу так и сделал. Костюм его был неплохо сшит, но оказался в  пятнах
и белой краске.
   Теперь они не знали,  о  чем  говорить.  И  тот  и  другой  прекрасно
понимали, что настало время коснуться вещей  весьма  серьезных,  поэтому
выжидали, хотя и по разным причинам. Молчание длилось довольно долго.
   Оба опять глотнули грога. Мегрэ встал и набил себе вторую трубку.
   - Курите? - осведомился наконец он.
   - У меня кончились сигареты.
   Комиссар достал пачку из буфета и протянул ее гостю. Тот был смущен и
не отрывал глаз от Мегрэ, подносившего спичку. Они снова  сели,  и  Пигу
заговорил:
   - Прежде всего я должен извиниться, что побеспокоил вас дома, да  еще
среди ночи. Но я очень боялся явиться на набережную Орфевр, а бродить  в
одиночестве по улицам Парижа стало невмоготу.
   Выражение лица Мегрэ не изменилось. В уютной домашней обстановке,  со
стаканом грога в руке и трубкой в зубах, он походил на доброжелательного
старшего брата, которому можно все рассказать.

Глава VII

   - Что вы обо мне думаете? - произнес Пигу первые серьезные слова.
   Чувствовалось, что для маленького бухгалтера вопрос этот  чрезвычайно
важен. Должно быть, он всю жизнь искал ответа на него в глазах людей.
   Что можно было сказать?
   - Видите ли, Пигу, я вас еще  недостаточно  знаю,  -  буркнул  Мегрэ,
улыбаясь.
   - Вы так добры со всеми преступниками?
   - Далеко не со всеми. Я бываю и очень злым.
   - С какими людьми, например?
   - С людьми типа Оскара Шабю. Глаза Пигу разом просветлели, словно  он
обрел союзника.
   - Знаете, я ведь действительно украл у  него  немного  денег.  Совсем
немного. Меньше, чем он тратит в месяц на чаевые. Но настоящим вором был
сам  Шабю.  Он  украл  у  меня  чувство  собственного  достоинства,  мою
человеческую гордость. Он унизил меня настолько, что  я  почти  стыдился
того, что существую.
   - Как вам пришла в голову мысль взять деньги из кассы?
   - Я должен говорить все?
   - Иначе не стоило сюда приходить.
   - Вы видели мою жену? Что вы можете о ней сказать?
   - Я видел ее совсем недолго, но у меня сложилось впечатление, что она
вышла замуж, чтобы бросить службу, и я даже удивлен, что она проработала
еще три года.
   - Два с половиной.
   - Она из тех женщин, которые мечтают проводить дни дома в безделье.
   - Вы это заметили?
   - Это более чем очевидно.
   - Часто по вечерам, когда я возвращался из конторы,  мне  приходилось
браться за хозяйство. Если бы я ее слушал, мы каждый вечер ходили  бы  в
ресторан, чтобы избавиться от домашних забот. Я думаю, она не виновата.
   Просто у нее очень слабое здоровье. Такие же у нее и сестры.
   - Они живут в Париже?
   - Одна в Алжире, замужем  за  инженером-нефтяником.  Другая  живет  в
Марселе, имеет троих детей.
   - А почему у вас не было детей?
   - Я хотел, но Лилиан категорически отказывалась.
   - Понимаю.
   - У нее есть еще третья сестра и брат... -  Пигу  покачал  головой  и
продолжал:
   - Но к чему все это? Вы еще подумаете, что  я  пытаюсь  умалить  свою
вину. - Пигу отпил глоток грога  и  закурил  новую  сигарету.  -  Я  вас
задерживаю и в такой час...
   - Продолжайте! Итак, ваша жена тоже вас унижала.
   - Откуда вы знаете?
   - Она попрекала вас малыми заработками, не так ли?
   - Да. Она постоянно твердила, что  никак  не  может  понять,  как  ее
угораздило выйти за меня замуж. И при этом вздыхала: "Провести всю жизнь
в двухкомнатной квартирке, даже без прислуги!"
   Казалось, Пигу говорил все это для самого себя и смотрел не на Мегрэ,
а куда-то в сторону.
   - Она вам изменяла?
   - Да. С самого начала замужества, но я узнал об этом  только  два-три
года спустя. Однажды, когда мне пришлось уйти днем со службы  к  зубному
врачу, я увидел ее на бульваре Мадлен под руку с каким-то мужчиной.  Они
вошли в соседний отель.
   - Вы ей об этом сказали?
   - Да. Но она сразу накинулась на меня с упреками. Оказывается,  я  не
могу создать ей такую жизнь, которая подобает молодой женщине.  Вечером,
вернувшись с работы, я только и мечтаю завалиться  спать,  и  ей  силком
приходится вытягивать меня в кино... И все в таком роде. Не говоря уже о
том, что я не устраиваю ее как мужчина. - Последние слова бросили Пигу в
краску. Видимо, это признание было для него самым тягостным. -  Однажды,
три года назад, в день ее рождения, я взял из кассы ровно столько, чтобы
хватило на хороший обед, и повел ее в ресторан на Больших бульварах.
   "Мне кажется, я скоро получу прибавку", - сказал я Лилиан.  -  "Давно
пора.
   Как твоему хозяину не стыдно платить тебе так мало.  Если  бы  я  его
увидела, я бы нашла, что сказать".
   - Вы брали только мелкими суммами?
   - Да. Сначала я объявил жене, что мне прибавили пятьдесят франков.
   Она не замедлила назвать сумму смехотворной, и я увеличил ее до ста.
   - Вы не боялись, что попадетесь?
   - Это вошло в привычку. Мои счетные книги никто  не  проверял,  и  по
сравнению с суммами, находящимися в обороте, это было сущей безделицей.
   - Но однажды вы взяли из кассы пятьсот франков.
   -  Совершенно  верно.  На  Рождество.  Дома  я  сказал,  что  получил
наградные. Кончилось тем, что я сам поверил в свою ложь.  Это  возвышало
меня в собственных глазах. Видите ли, я никогда  не  строил  грандиозных
планов насчет своей карьеры. Отцу, конечно, хотелось, чтобы  я  поступил
на работу в Лионский кредит, но я  боялся  общения  с  людьми  не  моего
уровня. На набережной Шарантон, в своем  углу,  я  чувствовал  себя  так
спокойно! Практически никто мною не интересовался.
   - Как Шабю удалось обнаружить ваши хищения?
   - Раскрыл их не он, а господин Лусек, который иногда просматривал мои
счета. На этот раз  что-то  показалось  ему  подозрительным.  Ничего  не
спросив, он сделал вид,  что  все  в  порядке,  но  тут  же  поставил  в
известность хозяина.
   - Это было в июне?
   - Да, в конце июня. Точнее, двадцать  восьмого  числа.  Этой  даты  я
никогда не забуду. Хозяин вызвал меня к себе в кабинет. Тут же сидела  и
его личная секретарша. Я ничего не подозревал. Мне и в голову  не  могло
прийти, что растрата обнаружена.
   - Он велел вам сесть?
   - Да. Откуда вы знаете?
   - Кузнечик, я хочу сказать Анна-Мари, описала мне всю  сцену.  По  ее
словам, она была смущена не меньше вашего.
   - Мне было ужасно неловко, что  меня  так  оскорбляют  в  присутствии
женщины. В душе я предпочел  бы  попасть  в  руки  полиции.  Можно  было
подумать, что это доставляет ему удовольствие.  Всякий  раз,  когда  мне
казалось, что Шабю наконец закончил, он начинал с новой  силой.  Знаете,
за что он меня больше всего упрекал? За то, что я брал из кассы  мелкими
суммами. По его словам, он мог  бы  проникнуться  уважением  к  крупному
вору, но испытывает гадливое чувство к мелкому жулику.
   Маленький бухгалтер говорил, волнуясь, и на минуту даже  остановился,
чтобы перевести дыхание. Лицо его побагровело. Он выпил  еще  глоток,  и
Мегрэ последовал его примеру.
   - Когда он приказал мне подойти поближе, я даже представить  не  мог,
что сейчас произойдет. Он залепил мне звонкую пощечину, и долгое время у
меня на щеке  оставались  следы  его  пальцев.  Я  в  жизни  не  получал
пощечины. Даже в детстве меня не били. Я настолько  оторопел,  что  едва
удержался на ногах, а Шабю добавил: "Теперь убирайтесь прочь!" Не помню,
тогда же или раньше он сказал, что рекомендации не даст и уверен, мне не
найти приличного места.
   - Он тоже был унижен, - вполголоса проговорил Мегрэ.
   Жильбер Пигу резко повернулся к Мегрэ, открыв рот от изумления.
   - Он же вам сказал, что над ним никто безнаказанно не смеется.
   - Вы правы. Я не понял, что это было основной причиной  издевательств
с его стороны. Вы думаете, он был задет?
   - Больше чем задет. Человек он был сильный, по  крайней  мере  считал
себя таковым. В жизни ему давалось все, что он задумывал. Не  забывайте,
он начинал карьеру агентом по продаже вина, ему  приходилось  бегать  от
двери  к  двери  в  надежде  получить  заказ.  Для  него  вы  просто  не
существовали. Вы прозябали в своей комнатке на  первом  этаже,  куда  он
почти никогда не заглядывал, и держал он вас как бы из милости.
   - Это на него похоже.
   - Он  тоже  постоянно  нуждался  в  самоутверждении.  Поэтому  он  не
пропускал ни одной женщины.
   - Вы  хотите  сказать,  что  он  заслуживает  жалости?  -  нахмурился
встревоженный Жильбер Пигу.
   - Ее в большей или  меньшей  степени  заслуживает  любой  из  нас.  Я
пытаюсь понять. Устанавливать долю ответственности каждого не мое дело.
   Итак,  вы  покинули  набережную  Шарантон.  Куда  вы   прежде   всего
направились?
   - Было одиннадцать утра. Очень парило. Я укрылся в тени платанов.
   Потом зашел в бистро близ Аустерлицкого моста.  Выпил  две-три  рюмки
коньяку.
   - А завтракали вместе с женой?
   - Нет. Она давно уже перестала за мной  заходить.  Я  где-то  бродил,
много пил, потом вдруг оказался в кино.  Там  было  прохладнее,  чем  на
улице. Помните, июнь был очень знойным?
   Казалось,  Пигу  старался  не  упустить  ни  малейшей   детали.   Ему
необходимо было выговориться, и раз уж такая возможность  представилась,
тем более что слушали его с явным интересом, он и выкладывал все.
   - А вечером, когда вернулись  домой,  жена  заметила,  что  вы  много
пили?
   - Я сказал, что получил повышение, что переведен в контору  на  авеню
Опера, и по этому случаю сослуживцы угостили меня аперитивом.
   Мегрэ не улыбнулся, услышав это наивное признание, напротив, лицо его
стало еще серьезней.
   - Каким образом вы сумели через два дня  вручить  жене  деньги?  Ведь
Шабю не уплатил вам за июнь?
   - У меня не было сбережений.  Ежемесячно  я  получал  от  жены  сорок
франков на сигареты и метро. Нужно  было  что-то  придумать.  Эта  мысль
мучила меня почти всю ночь. К утру я решился на следующий шаг. Уходя  из
дому, я предупредил,  что  к  ужину  не  вернусь:  часть  вечера  займет
устройство в новом кабинете. Дело в том, что, уходя из конторы  Шабю,  я
забыл вернуть ключ от сейфа. А там  должна  была  находиться  порядочная
сумма, побольше, чем обычно: завтра предстояла получка.
   За годы службы у Шабю  мне  приходилось  возвращаться  в  контору  по
вечерам, когда бывала сверхурочная работа. Ключ от входной двери я  тоже
унес.
   Сперва я о нем забыл, обошел здание,  припомнив,  что  задняя,  почти
незаметная дверь плохо запирается и можно  легко  открыть  язычок  замка
простым перочинным ножом.
   - Ночного сторожа там нет?
   - Нет. Я дождался темноты и проскользнул во двор. Задняя дверь, как я
и предполагал, открылась  без  труда,  и  я  пробрался  в  свою  прежнюю
комнату. Взял в сейфе, не считая, пачку денег.
   - Сумма оказалась крупная?
   - Побольше моего трехмесячного заработка. Я спрятал  деньги  дома  на
шкафу, а потом вручил Лилиан сумму, равную  месячному  жалованью.  Я  не
решился сказать жене, что меня выгнали со службы.
   - Почему вас так беспокоило, что она об этом подумает?
   - Она была в какой-то степени свидетелем. Все  эти  годы  следила  за
моей жизнью, следила критическим взглядом. А  мне  так  хотелось,  чтобы
хоть один человек верил в меня! Теперь я стал проводить дни на улицах  в
поисках  нового  места.  Мне  казалось,  найти  его  будет  нетрудно.  Я
регулярно читал объявления и ходил по указанным  адресам.  Мне  задавали
вопросы. Прежде всего интересовались возрастом. Когда я отвечал, что мне
сорок пять, дальше этого разговор  обычно  не  шел:  "Мы  ищем  молодого
человека, максимум тридцати лет..." До сих пор я  считал  себя  молодым,
чувствовал себя полным сил. С каждым днем я все  больше  мрачнел.  Через
две  недели  я  уже   не   искал   обязательно   место   бухгалтера,   я
довольствовался бы и  должностью  рассыльного  в  бюро  или  продавца  в
универмаге... В лучшем случае  записывали  мою  фамилию  и  адрес:  "Вам
сообщат письменно". Там, где меня уже  собирались  взять  на  работу,  -
такое бывало - неукоснительно спрашивали, где я служил  прежде.  Памятуя
угрозу Шабю, я не решался им сказать правду. "Везде понемногу.  Я  долго
был за границей". Тогда приходилось  уточнять,  где:  в  Бельгии  или  в
Швейцарии. Я ведь не знаю никакого языка, кроме французского.  -  У  вас
есть рекомендации?" - "Есть. Я их представлю".  Само  собой  разумеется,
там я больше не появлялся. Конец июня - время  трудное.  Многие  конторы
закрыты, хозяева уезжают отдыхать. Я  еще  раз  принес  жалованье  жене.
Вернее, взял нужную сумму из моих резервов на шкафу... "Последнее  время
ты стал каким-то странным, - сказала мне  Лилиан.  -  Ты,  мне  кажется,
устаешь здесь больше, чем на набережной Шарантон"... "Я еще не привык  к
новой работе, мне необходимо приспособиться к вычислительной машине.  На
авеню Опера осуществляется контроль над всеми торговыми  точками,  а  их
свыше   пятнадцати   тысяч.   Это   накладывает   на   меня    серьезную
ответственность"...
   "Когда у тебя отпуск?"... "В этом году ничего не получится: не  будет
времени. Разве только на Рождество? Хотелось  бы  хоть  разок  отдохнуть
зимой. Ты можешь ехать без меня. Почему бы  тебе  не  провести  недельки
три, а то и месяц у родных?" И она уехала на месяц. Две недели провела у
родителей в Экс-ан-Прованс, где ее отец работает архитектором, потом еще
две недели в Бандоле, на вилле, которую летом снимает ее сестра, та, что
с тремя детьми. Я почувствовал себя совсем одиноким в Париже.  Продолжал
читать объявления на улице Реомюр и ходил по указанным адресам. Но,  как
и прежде, безуспешно. Только теперь до меня дошло, что Шабю был  прав  -
никакого места я не найду. Я стал бродить  возле  его  дома  на  площади
Вогезов, так, без всякой цели, просто, чтобы его увидеть, но  оказалось,
что он уехал. Наверняка в Канны. Там у них квартира.
   - Вы его ненавидели?
   - Да,  всеми  фибрами  души.  Мне  казалось  несправедливым,  что  он
загорает на солнышке, а я  тщетно  пытаюсь  найти  работу  в  опустевшем
Париже. Денег у меня оставалось немного больше той суммы, которую  нужно
было вручить в конце месяца жене. А потом? Что мне делать потом?
   Признаться, сказать правду? Я был убежден, что тогда она меня бросит.
   Лилиан не из тех женщин, что остаются с мужьями и в беде.
   - Вы к ней питали еще какие-то чувства?
   - Думаю, что да. Не знаю.
   - А теперь?
   - Мне кажется, теперь  она  стала  для  меня  совсем  чужой.  Я  даже
удивлен, что меня когда-то интересовало ее мнение.
   - Когда вы видели ее в последний раз?
   - Еще двадцать дней после ее возвращения мы жили вместе. Я  прекрасно
сознавал, что в конце месяца необходимой суммы у меня не окажется.
   Однажды утром я ушел с мыслью не возвращаться больше домой. Я  ничего
с  собой  не  взял,  кроме  нескольких  сот  франков,  которые  у   меня
оставались.
   - Вы сразу же отправились на улицу Гранд-Трюандери?
   - Вы и это  знаете?  Нет.  Сначала  я  снял  комнату  в  дешевой,  но
приличной гостинице возле площади Бастилии. Там я не рисковал  встретить
жену.
   - Тогда-то вы и стали следить за Оскаром Шабю?
   - Теперь я всегда знал, где он находится в тот или иной час, и бродил
по авеню Опера, то по площади Вогезов, то по набережной Шарантон. Я  был
также  осведомлен,  что  почти  каждую  среду  он  приезжает  со   своей
секретаршей в дом свиданий на улице Фортюни.
   - Что вы задумали?
   - Ничего я не  задумал.  Просто  он  меня  интересовал  как  человек,
сыгравший самую большую роль в моей жизни.  Это  он  отнял  у  меня  мое
достоинство, всякую возможность снова стать человеком.
   - Вы были вооружены?
   Пигу вынул  из  кармана  маленький  вороненый  пистолет,  поднялся  и
положил его на круглый столик, напротив Мегрэ.
   - Я взял его с собой из дома на тот случай,  если  решу  покончить  с
собой.
   - У вас было искушение это сделать?
   - Много раз, особенно по вечерам. Но я всякий раз пугался.  Я  всегда
боялся выстрелов, физической боли. Шабю, вероятно, был прав, я трус.
   -  Мне  придется  на  минутку  вас  прервать,  чтобы   позвонить   по
телефону,сказал  Мегрэ.  -  Сейчас