, к категории женщин, несчастных в личной жизни, женщин, которые притягивают к себе всяческие бедствия и потому злы на весь мир.
     На ней было черное бесформенное платье, растоптанные туфли, и она смотрела на всех исподлобья свирепым взглядом, словно ждала, что на нее вот-вот нападут.
     - Я ничего не знаю, - заявила она Жанвье, прежде чем он успел открыть рот. - Вы не имеете права надоедать мне. Я работаю в этом доме только четыре дня.
     Угадывалась ее привычка во время работы цедить сквозь зубы что-нибудь ехидное.
     - Я ухожу отсюда, и никто не может меня задерживать. Ноги моей здесь больше не будет. Я все время подозревала, что они не женаты и что это когда-нибудь закончится драмой.
     - Вы полагаете, что смерть месье Пальмари связана с тем, что он не был женат?
     - Так всегда бывает, разве нет?
     - По какой лестнице вы поднимались?
     - По той, что для слуг, - кисло ответила она. - В молодости бывали времена, когда люди с радостью вели меня по главной лестнице.
     - Когда вы пришли, вы видели мадемуазель Бош?
     - Нет...
     - Вы сразу прошли на кухню?
     - Я всегда начинаю с кухни.
     - Сколько часов в день вы проводите здесь?
     - Два часа, с десяти до двенадцати, и все утро по понедельникам и субботам, но теперь, слава Богу, я в субботу не приду.
     - Что вы слышали?
     - Ничего.
     - Где была ваша хозяйка?
     - Не знаю.
     - А вы не должны были ее спросить, что вам делать?
     - Я достаточно опытна, чтобы знать, что мне делать.
     - А что именно вы должны были сделать сегодня?
     - Убрать покупки, которые она принесла, - они лежали на столе, почистить овощи, пропылесосить гостиную.
     - А что вы убирали в другие дни?
     - Спальню и ванную.
     - А кабинет?
     - Кабинет месье? Этим занималась сама мадемуазель.
     - Вы не слышали выстрелов?
     - Я ничего не слышала.
     - Ваша хозяйка не говорила по телефону?
     - Дверь была закрыта.
     - В котором часу вы видели мадемуазель Бош сегодня утром?
     - Точно не знаю. Через десять или пятнадцать минут после того, как пришла.
     - Какой у нее был вид?
     - Она до этого плакала.
     - А потом?
     - Она мне сказала: "Не оставляй меня одну. Я боюсь, что потеряю сознание. Кто-то убил папу".
     - Дальше...
     - Она направилась в спальню, я за ней. Она бросилась на кровать и стала рыдать.
     - А вы не пошли взглянуть на месье Пальмари?
     - Зачем?
     - Что вы о нем думали?
     - Ничего.
     - А о вашей хозяйке?
     - Тоже ничего.
     - Вы здесь с понедельника? Приходил сюда кто-нибудь с тех пор?
     - Нет. Это все? Мне можно идти?
     - С условием, что вы оставите свой адрес.
     - Я живу недалеко. В мансарде самого разваленного дома на улице Этуаль, номер двадцать семь "а". Застать меня можно только вечером, весь день я работаю в разных домах. И запомните, полицию я не люблю.
     Жанвье протянул комиссару протокол допроса.
     - Давно ушел Мере?
     - Минут сорок назад. Он все осмотрел в этой комнате, перелистал книги, заглянул в конверты с пластинками. Он ничего не нашел. Никакого тайника в стенах, ни одного ящика с двойным дном. На всякий случай он прошелся по комнате с пылесосом и унес пыль, чтобы сдать на анализ.
     - Иди обедать. Рекомендую тебе телячьи кружки "У овернца". А потом зайди за мной. Ты посоветовал полицейскому комиссару ничего не сообщать прессе?
     - Да. До скорого свидания. Кстати, следователь не очень вам надоел?
     - Напротив. Этот человек начинает мне нравиться.
     Оставшись один, Мегрэ снял пиджак, медленно набил трубку и стал осматриваться вокруг.
     Кресло на колесах, принадлежавшее Пальмари, которое Мегрэ впервые видел пустым, вдруг приобрело особое значение, в особенности потому, что на коже сиденья и на спинке сохранились отпечатки тела, а в мягкой обивке сбоку виднелась дырка от одной из пуль.
     Он машинально перелистал несколько книг, посмотрел пластинки и повернул ручку радиоприемника, потом поднял шторы на окнах, одно из которых выходило на улицу Акаций, а другое - на улицу Триумфальной арки.
     Вот уже три года, как Пальмари проводил все время в этой каморке, покидая ее, только чтобы лечь спать после того, как Алина разденет его, как ребенка.
     Если верить тому, что он говорил десять дней назад и что подтверждали инспекторы, Пальмари никто не посещал и, кроме радио и телевизора, Алина была для него единственной связью с внешним миром.
     В конце концов Мегрэ пересек гостиную и постучал в спальню. Не получив ответа, он открыл дверь и увидел, что Алина лежит на спине в своей огромной кровати, устремив глаза в потолок.
     - Надеюсь, я вас не разбудил?
     - Я не спала.
     - Вы поели?
     - Я не хочу есть.
     - Служанка заявила, что больше сюда не вернется.
     - Мне это безразлично. Если бы и вы могли не возвращаться...
     - Что бы вы стали делать?
     - Ничего. Если бы вас убили, неужели вашей жене было бы приятно, что ее квартиру заполонили какие-то люди, которые беспрестанно задают вопросы?
     - К несчастью, это неизбежно.
     - Я не знаю ничего больше варварского.
     - Нет, знаете - убийство.
     - И вы подозреваете, что это я его совершила? Несмотря на испытание, к которому ваш специалист приступил сегодня утром?
     - Я полагаю, вы стряпаете?
     - Как и все женщины, у которых нет кухарки.
     - Вы надеваете резиновые перчатки?
     - Я стряпаю без перчаток, а надеваю их, только когда чищу овощи и мою посуду.
     - Где они?
     - На кухне.
     - Покажите мне их, пожалуйста.
     Она неохотно поднялась, глаза ее потемнели от злости.
     - Пойдемте!
     Ей пришлось выдвинуть два ящика, прежде чем она нашла их.
     - Вот они! Вы можете послать их своим "артистам".
     Сегодня утром я их не надевала.
     Ни слова не говоря, Мегрэ сунул их в карман.
     - Несмотря на то, что вы думаете иначе, Алина, я чувствую к вам большую симпатию и даже испытываю некоторое восхищение.
     - Я должна быть этим растрогана?
     - Нет. Я хотел бы немного поговорить с вами в кабинете Манюэля.
     - А если я отвечу отрицательно?
     - Что вы этим хотите сказать?
     - Если я откажусь? Полагаю, тогда вы увезете меня в свой кабинет на набережной Орфевр?
     - Я предпочел бы, чтобы это произошло здесь.
     Она пожала плечами, прошла впереди него и опустилась на узкий диван.
     - Вы воображаете, что я вновь расстроюсь, увидев место преступления?
     - Нет. Но будет лучше, если вы перестанете скрывать от меня то, в чем будете вынуждены в один прекрасный день признаться.
     Она зажгла сигарету, равнодушно глядя на Мегрэ.
     Указывая на кресло на колесах, Мегрэ сказал:
     - Вы хотите, чтобы убийца был наказан?
     - Да, но я рассчитываю не на полицию.
     - Вы предпочитаете взять это на себя? Сколько вам лет, Алина?
     - Вы же знаете. Двадцать пять.
     - О, у вас вся жизнь впереди. Манюэль оставил завещание?
     - Я об этом никогда не беспокоилась.
     - У него был нотариус?
     - Он не говорил мне об этом.
     - Куда он помещал свои деньги?
     - Какие деньги?
     - Начнем с тех, которые приносил ему "Золотой бутон". Мне известно, что каждую неделю вы получали от управляющего деньги, причитающиеся Манюэлю. Куда вы их девали?
     На ее лице появилось выражение игрока, который учитывает все возможные последствия своего следующего хода.
     - Я клала их в банк, оставляя только то, что требовалось на хозяйство.
     - В какой банк?
     - Отделение "Лионского кредита" на авеню Гранд-Арме.
     - Счет на ваше имя?
     - Да.
     - А у Пальмари был счет?
     - Не знаю.
     - Послушайте, Алина. Вы ведь умная девушка. До сих пор, с Манюэлем, вы вели жизнь особого рода, более или менее вне общества. Пальмари был вожак, твердый человек, который в течение долгих лет заставлял работать на себя.
     Она иронически указала на кресло, потом на пятно крови, плохо стертое с ковра.
     Мегрэ оставил этот ее жест без внимания.
     - Если такой человек, как Пальмари, человек, который знал все тонкости дела, позволил перехитрить себя, то что же вы думаете о молодой женщине, отныне оставшейся без покровителя? Хотите знать мое мнение? По-моему, существуют только две гипотезы. Либо те, кто набросился на него, нападут скоро и на вас и тоже не промахнутся. Или же оставят вас в покое, и это для меня будет означать то, что вы с ними заодно. Видите ли, вы слишком много знаете, а в этой среде считается, что только мертвецы не выдают.
     - Вы пытаетесь меня запугать?
     - Я пытаюсь заставить вас подумать. Мы уже слишком долго соперничаем с вами в хитрости.
     - И по вашей теории это доказывает, что я способна молчать.
     - Вы разрешите мне открыть окно?
     Он открыл то окно, которое не выходило на солнечную сторону, но воздух на улице не был свежее.
     - Вот уже три года вы прожили здесь с Манюэлем, который, по его и по вашим словам, никак не был связан с внешним миром. На самом-то деле он имел контакты через ваше посредничество. Официально вы ходили только раз в неделю, изредка два раза, проверять счета в "Золотой бутон", получать долю дохода Пальмари и вносить деньги в банк на счет, открытый на ваше имя. И частенько у вас была необходимость ускользнуть от бдительности моих инспекторов - то ли для того, чтобы таинственно звонить куда-то по телефону, то ли просто для того, чтобы обеспечить себе несколько часов свободы.
     - Например, я могла бы иметь любовника...
     - Вас не смущает, что вы говорите об этом сегодня?
     - Я просто хочу показать вам, что возможно много вариантов.
     - Нет, крошка.
     - Я вам не крошка.
     - Знаю! А все-таки бывают минуты, когда вы ведете себя как девчонка и когда возникает желание дать вам пощечину. Я сейчас говорил о том, что вы умны.
     Но только, мне кажется, вы совершенно не представляете себе, в какое осиное гнездо попали. То, что вы согласились на такое положение, пока Пальмари был здесь, мог давать вам советы и защищать вас, это еще можно понять. А теперь вы одна, понимаете? Меня интересует, есть ли в доме еще оружие, кроме того, что сейчас находится у экспертов?
     - Кухонные ножи.
     - Если я уйду, если перестану вести наблюдение за вами...
     - Об этом я и мечтаю.
     Обескураженный, он пожал плечами. Она держалась железно, несмотря на заметную подавленность и какую-то тревогу, которую ей не удавалось полностью скрыть.
     - Начнем разговор с другого конца. Пальмари было шестьдесят лет. В течение пятнадцати лет он был владельцем "Золотого бутона", в котором сам работал до тех пор, пока не стал калекой. На одном только ресторане он заработал кучу денег, а у него были и другие источники дохода. Однако же, кроме покупки этой квартиры, мебели и текущих расходов, он не производил больших трат. Где же собранное им таким образом состояние?
     - Теперь его слишком поздно спрашивать об этом.
     - Вы знаете каких-нибудь его родственников?
     - Нет.
     - А вы не думаете, что, любя вас, Пальмари мог оставить наследство вам?
     - Мне ничего не известно о его банковском счете.
     - Подобные люди вообще избегают вкладывать свои деньги в банк. Там слишком легко выяснить дату вкладов.
     - Я продолжаю вас слушать.
     - Манюэль работал не один.
     - В "Золотом бутоне"?
     - Вы знаете, что я говорю не об этом, а о ювелирных изделиях.
     - Вы беседовали с ним на эту тему раз двадцать.
     И ничего не выяснили. Почему вы решили, что теперь, когда папа убит, вам удастся выяснить что-то у меня?
     - Потому что вы в опасном положении.
     - А это разве вас касается?
     Мегрэ показалось, что она начинает размышлять, но она, раздавив сигарету в пепельнице, вздохнула:
     - Мне нечего сказать.
     - Тогда извините, но мои люди будут здесь дежурить.
     И будет продолжаться слежка за вами. И наконец я вас официально прошу не уезжать из Парижа до окончания следствия.
     - Поняла.
     - Если вам захочется что-нибудь мне сообщить, позвоните. Вот мои номера...
     Она не дотронулась до карточки, которую он протянул ей, и в конце концов комиссар положил ее на столик.
     - Теперь, когда наш разговор окончен, я выражаю вам мои самые искренние соболезнования. Пальмари решил быть в стороне, но не скрою от вас, я испытывал к нему нечто вроде уважения. До свидания, Алина.
     Кто-то звонит в дверь, и это, конечно, Жанвье. Он кончил обедать. Он останется здесь, пока я не пришлю ему смену.
     Он чуть не подал ей руку. Чувствовал, что она взволнована. Зная, что она не ответит на его прощальный жест, он надел пиджак и направился к двери, чтобы открыть Жанвье.
     - Есть что-нибудь новое, шеф? - с порога осведомился инспектор.
     Мегрэ отрицательно покачал головой.
     - Останься здесь, пока я не пришлю тебе смену.
     Следи за ней и остерегайся черной лестницы.
     - Вы возвращаетесь на набережную Орфевр?
     Мегрэ вздохнул, неопределенно махнув рукой.
     - Не знаю.
     Несколько минут спустя он сидел в пивной на авеню Ваграм. Он предпочел бы атмосферу "У овернца", но в бистро не было телефонной кабины. Аппарат стоял возле прилавка, и клиенты могли слышать разговоры.
     - Официант, еще одну кружку и несколько телефонных жетонов. Ну, скажем, пять.
     Тучная проститутка с густо намазанным лицом улыбалась ему, не подозревая, кто он. Мегрэ пожалел ее и, чтобы она не теряла даром времени, знаком дал понять, что не любитель подобных развлечений.

Глава 3

     Поглядывая через стекла кабины на сидевших за столиками посетителей пивной, Мегрэ прежде всего позвонил следователю Анселену и попросил его отложить опечатание комнат на улице Акаций.
     - Я оставил в квартире инспектора, а затем пошлю смену.
     - Вы еще раз допрашивали эту... Алину?
     - У меня сейчас был с ней долгий разговор, но никакого толку.
     - Откуда вы звоните?
     - Из пивной на улице Ваграм. Мне еще нужно позвонить отсюда в несколько мест.
     Мегрэ показалось, что он услышал вздох. Разве маленький толстый следователь не завидовал комиссару, погруженному в кипучую жизнь города, в то время как сам он сидел в пыльном кабинете, согнувшись над скучными папками?
     Еще в коллеже юный Мегрэ с тоской смотрел из окна своего класса на мужчин и женщин, ходивших по тротуарам, в то время как он был заперт в четырех стенах. Он уже долгие годы не переставал удивляться, как это столько людей ходят куда им вздумается в те часы, когда другие трудятся в конторах, в мастерских и на заводах.
     В первое время после своего приезда в Париж Мегрэ мог целый день сидеть на террасе кафе на Больших бульварах или на бульваре Сен-Мишель, следя за движущейся толпой, наблюдая за лицами, стараясь угадать заботы каждого человека.
     Затем он позвонил судебному медику. Это уже был не доктор Поль, а его молодой преемник, не такой живописный, но выполнявший свои обязанности с не меньшей добросовестностью.
     - Ваши люди, как вы знаете, нашли одну пулю в спинке инвалидного кресла. Ее выпустили в упор, когда жертва была уже мертва.
     - С какого примерно расстояния?
     - Меньше метра и больше пятидесяти сантиметров...
     Я не могу сказать точнее. Пуля, убившая Пальмари, была выпущена сзади, в затылок, снизу вверх и застряла в черепной коробке.
     - Все три пули одного калибра?
     - Насколько я могу судить. Они сейчас в руках эксперта по баллистике. Вы получите мой официальный отчет завтра утром.
     - Последний вопрос: время.
     - Между девятью тридцатью и десятью часами.
     Теперь нужно было позвонить эксперту по баллистике.
     - У вас было достаточно времени, чтобы изучить оружие и три пули?
     - Кое-что еще надо уточнить, но уже сейчас можно сказать, что все три пули были выпущены из пистолета "смит-и-вессон".
     - Благодарю вас.
     Какой-то робкий молодой человек ходил кругами по пивной и наконец сел возле проститутки с крупными бедрами. Не смея смотреть на нее, он заказал кружку пива, и его пальцы барабанили по столу, выдавая смущение.
     - Алло! Финансовая бригада? Будьте любезны, позовите комиссара Белома.
     Казалось, Мегрэ больше заинтересован тем, что происходит в зале, чем своим телефонным разговором.
     - Белом? На проводе Мегрэ. Вы мне нужны, старина. Речь идет о человеке по фамилии Пальмари, который живет, вернее жил, на улице Акаций. Он убит. Его приятели решили, что он достаточно пожил на земле.
     У Пальмари был ресторан "Золотой бутон" на улице Фонтен, но около трех лет назад он передал все дела управляющему. Вы слушаете? Он жил с некоей Алиной Бош.
     На ее имя есть счет в отделении "Лионского кредита", авеню Гранд-Арме. Похоже, она каждую неделю вкладывала туда часть выручки от "Золотого бутона". Есть основания полагать, что у Пальмари были и более солидные источники доходов. Дома у него ничего не нашли, кроме нескольких билетов по тысяче и по сто франков и около двух тысяч франков в сумочке его любовницы.
     Кубышка где-то скрывается, может быть, в руках нотариуса, а может быть, деньги вложены в магазины или недвижимое имущество. Или я сильно ошибаюсь, или речь идет о крупной сумме. Срочно, конечно, как всегда. Спасибо, старина. До завтра.
     Такой же, как утром, звонок мадам Мегрэ:
     - Я вряд ли приду ужинать и, возможно, вернусь очень поздно. Теперь? На авеню Ваграм в пивной...
     И наконец уголовная полиция:
     - Позовите мне, пожалуйста, Люка! Алло! Люка? Ты можешь прийти сейчас на улицу Акаций? Да... И устрой так, чтобы тебя кто-нибудь сменил в восемь вечера и остался на ночь... Кто там у тебя под рукой?.. Жанен...
     Прекрасно... Предупреди его, что ночью ему спать не придется... Нет, не на улице... У него будет удобное кресло...
     Молодой человек с раскрасневшимся лицом встал и последовал между рядами столов и стульев за женщиной, которая годилась ему в матери. Было ли это для него в первый раз?
     - Официант, еще кружку!
     Если бы старый префект увидел его в этот момент, не осудил ли он его за поведение, недостойное дивизионного комиссара?
     А между тем именно так комиссар удачно завершал большинство своих следствий, поднимаясь по этажам, вдыхая спертый воздух в углах, болтая направо и налево, задавая вопросы, с виду пустые, проводя целые часы в бистро, иногда не очень респектабельных.
     Маленький следователь понял это и завидовал Мегрэ.
     Несколько минут спустя Мегрэ входил в комнатку консьержки. С консьержками то же, что и со служанками: либо они очень хорошие, либо никуда не годятся. Мегрэ встречал консьержек прелестных, чистеньких, веселых, комнаты которых могли служить образцом порядка.
     Здешняя, лет пятидесяти пяти, принадлежала к другой категории: ворчливых, больных, вечно готовых жаловаться на весь мир и на свою несчастную судьбу.
     - Это опять вы?
     Она чистила горошек, перед ней на клеенке, которой был покрыт круглый стол, стояла чашка кофе.
     - Что вам еще от меня надо? Я уже сказала - никто не поднимался, кроме рассыльного мясника, приносящего сюда мясо в течение нескольких лет.
     - Полагаю, у вас есть список жильцов?
     - А как же иначе я собирала бы квартирную плату?
     Если бы еще все платили в срок! Когда я подумаю, что мне приходится подниматься по пять раз к людям, которые ни в чем себе не отказывают, чтобы собрать...
     - Дайте мне, пожалуйста, этот список! - бесцеремонно перебил ее Мегрэ.
     - Не знаю, имею ли я право это делать. Может быть, лучше спросить разрешения у владелицы дома?
     - У нее есть телефон?
     - Даже если бы и не было, мне недалеко пришлось бы идти.
     - Она живет в этом доме?
     - Послушайте, думаете, я поверю, что вы ее не знаете? Ну да ладно, схожу. Правда, сегодня совсем неподходящий день, чтобы ее беспокоить. У нее и так достаточно неприятностей.
     - Вы хотите сказать?..
     - А вы не знали? Ну что ж! Узнали бы об этом чуть позже... Когда полиция начинает где-нибудь шнырять...
     Это мадемуазель Бош, да...
     - Квитанции подписаны ее именем?
     - А кем же они могут быть подписаны, если д