лся по  улице  Нотр-Дам-де-Лоретт  и  взял
такси только у Монмартра, после того как выпил кружку пива  в  одной  из
тамошних пивных.
   - Набережная Орфевр.
   Потом передумал и постучал в стекло водителю:
   - Давайте-ка проедем через улицу Тюренн.
   Дверь мастерской Стёвельса была закрыта; Фернанда,  вероятно,  как  и
каждое утро, была на пути в Санте со своими судочками.
   - Остановитесь на минутку.
   В "Большом Тюренне" оказался Жанвье;  завидев  комиссара,  он  только
искоса взглянул на него. Что снова понадобилось выяснить бригадиру Люка?
Жанвье вел долгий разговор с сапожником  и  двумя  штукатурами  в  белых
куртках, и издали было видно, что пьют они молочного цвета перно.
   - Поверните налево. А дальше через площадь Вогезов по улице Бираг.
   Таким образом он проехал мимо "Табака Вогезов", где у окна за круглым
столиком в одиночестве сидел Альфонси.
   - Вы выходите?
   - Да. Подождите минуточку.
   Он зашел наконец в "Большой Тюренн", чтобы сказать пару слов Жанвье.
   - Напротив сидит  Альфонси.  Ты  там  сегодня  утром  журналистов  не
видел?
   - Двоих или троих.
   - Ты их знаешь?
   - Не всех.
   - А ты здесь надолго?
   - Да  тут  ничего  серьезного.  Если  хотите  что-нибудь  другое  мне
поручить, я свободен. Я хотел еще раз поговорить с сапожником.
   Они отошли довольно далеко от всех и говорили тихо.
   - Мне вот что пришло в голову, когда я прочел заметку. Конечно,  этот
добрый человек много болтает.
   Хочет оставаться на виду и ради этого сочинит все что угодно, по мере
надобности. И не забудьте, что всякий раз, когда он  что-нибудь  скажет,
ему  еще  поднесут.  И  все-таки,  поскольку  он  живет  прямо  напротив
Стёвельса и работает тоже у окна, я  его  спросил,  не  приходили  ли  к
переплетчику женщины.
   - И что же он ответил?
   - Очень немногое. Главное, кого он помнит, это весьма  пожилая  дама,
должно быть очень богатая - она всегда приезжает в лимузине, и  шофер  в
ливрее выносит ее книги; потом он вспомнил, что  месяц  назад  была  еще
очень элегантная дама в норковом манто. Да, вот еще что! Я  хотел  знать
точно, приходила ли она только один  раз.  Так  нет,  ему  кажется,  что
примерно две недели назад он ее опять видел, в голубом костюме  и  белой
шляпке. В тот день, когда была хорошая  погода,  а  в  газете  писали  о
каштане на бульваре Сен-Жермен.
   - Это легко установить.
   - Так я и подумал.
   - Значит, она спускалась вниз к переплетчику?
   - Нет. Но во всем этом я сильно сомневаюсь. Он прочел заметку, это же
ясно, и, вполне возможно, сочиняет, чтобы оставаться в центре  внимания.
Что мне теперь делать?
   - Не спускай глаз с Альфонси. Следи  за  ним  весь  день.  И  составь
список всех, с кем он заговорит.
   - Он не должен знать, что я слежу за ним?
   - Не важно, пусть знает.
   - А если он ко мне обратится?
   - Ответишь ему.
   Мегрэ  вышел,  запах  перно  щекотал  ему  ноздри;  такси   доставило
комиссара  на  набережную  Орфевр,  где  он  застал   Люка,   обедающего
бутербродами. На письменном столе стояли два стакана  пива,  и  комиссар
безо всякого стеснения взял один из них.
   - Только что звонил Торранс. Почтовая  служащая  вспомнила,  кажется,
клиентку  в  белой  шляпке,  но  утверждать,  что  именно   она   давала
телеграмму, не берется. У Торранса такое впечатление, что, будь она  сто
раз уверена, и то не скажет.
   - Он возвращается?
   - Сегодня ночью будет в Париже.
   - Позвони, пожалуйста,  таксистам.  Нужно  разыскать  еще  одного,  а
может, и двух шоферов.
   Интересно, ушла ли  мадам  Мегрэ,  которой  было  опять  назначено  к
зубному, пораньше, как и в предыдущие дни, чтобы посидеть на скамейке  в
Антверпенском сквере?
   Мегрэ не пошел обедать на бульвар Ришар-Ленуар.
   Бутерброды Люка его соблазнили, и он заказал их в пивной "У дофины" и
для себя тоже.
   Обычно это было добрым предзнаменованием.

Глава 4
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ФЕРНАНДЫ

   Юный Лапуэнт с красными глазами и совершенно  измятым  лицом,  как  у
человека, проспавшего всю ночь на лавке в зале ожидания третьего  класса
на вокзале, посмотрел на Мегрэ, вошедшего в комнату инспекторов с  таким
отчаянием во взоре, что комиссар сразу потащил его к себе.
   - Весь рассказ о "Приятном  отдыхе"  -  в  газете,  -  мрачно  сказал
молодой человек.
   - Тем лучше! Я был бы разочарован, если бы его там не оказалось.
   Значит,  Мегрэ  нарочно  все  это  проделал  и  разговаривал  с   ним
уважительно, как со своими  "стариками"  -  с  Люка  и  Торрансом,  тоже
нарочно.
   - Итак, есть люди, о которых  мы  почти  ничего  не  знаем,  даже  не
уверены, имеют ли они вообще отношение к этому делу.  Женщина,  мальчик,
дородный  мужчина  и  тот,  другой,  который   производит   малоприятное
впечатление. По-прежнему ли они в Париже? Мы не знаем. Если даже и  так,
быть может, они уже не вместе. Стоит женщине снять  свою  белую  шляпку,
разлучиться с ребенком, и нам ее не узнать. Ты понимаешь меня?
   - Да, господин комиссар. Думаю, что да. И все-таки  ужасно,  что  моя
сестра опять встречалась вчера с этим парнем.
   -  Сестрой  ты  позже  займешься.  Сейчас  ты  работаешь   со   мной.
Сегодняшняя статья их напугает. Одно из двух: либо они останутся  сидеть
там, где они есть, либо будут искать более  надежное  укрытие.  В  любом
случае наш единственный шанс в том, что они так или иначе себя выдадут.
   - Да.
   В эту минуту позвонил  следователь  Доссен,  он  был  крайне  удивлен
газетной публикацией, и Мегрэ рассказал ему, как обстоят дела.
   - Все начеку, господин  Доссен.  Под  контролем  вокзалы,  аэропорты,
предупреждена полиция нравов, дорожная полиция. Судебный  эксперт  Моэрс
по описаниям подбирает фотографии лиц, которые могут  нас  интересовать.
Опрашивают шоферов такси  и  на  случай,  если  у  наших  ловкачей  есть
автомобиль, всех хозяев гаражей.
   - Вам кажется, что это имеет отношение к делу Стёвельса?
   - Это все же один из следов.
   - Я вызвал Стёвельса к одиннадцати. Его адвокат будет присутствовать,
как всегда, он не позволяет и двумя словами обменяться со Стёвельсом без
него.
   - Вы разрешите мне подняться к вам во время допроса?
   - Лиотар, конечно, будет протестовать, но  вы  все  равно  приходите.
Только чтобы не было понятно, что вы знали о допросе.
   Забавно, что Мегрэ в глаза не видел этого Лиотара, который стал, судя
по прессе, прямо-таки его личным врагом.
   Сегодня утром газеты опять напечатали комментарий  молодого  адвоката
по поводу новых обстоятельств дела.
   "Мегрэ - полицейский старой школы,  представитель  той  эпохи,  когда
господа  с  набережной  Орфевр  могли  по  своей  воле   допрашивать   с
пристрастием до тех пор, пока изнуренный человек  не  сознавался,  могли
целыми неделями не отпускать его, без  малейшего  стеснения  копаться  в
частной жизни, а все хитрости и уловки рассматривались как честная  игра
- игра по правилам.
   Он один еще не отдает себе отчета в том, что сегодня для просвещенной
публики все это шито белыми нитками.
   Итак, что же происходит на самом деле?
   Мегрэ  доверился  анонимке,  сочиненной  каким-то  шутником.  Упрятал
честного человека в тюрьму, а теперь не способен выдвинуть  против  него
сколько-нибудь серьезное обвинение. Он  упорствует.  Вместо  того  чтобы
признать себя побежденным, пытается выиграть время и, забавляя  галерку,
призывает на помощь  мадам  Мегрэ,  украшая  клубничкой  сентиментальный
роман.
   Поверьте, господа, Мегрэ  -  это  человек,  безнадежно  отставший  от
времени!"
   - Ты остаешься работать со мной, малыш, - сказал комиссар Лапуэнту. -
Только вечером, уходя, будешь спрашивать, что можно  рассказать  сестре,
согласен?
   - Да я ничего ей больше не расскажу.
   - Расскажешь все, что я попрошу.
   И Лапуэнт  стал  адъютантом  Мегрэ,  что  было  не  без  пользы,  ибо
уголовная полиция все больше походила на штаб-квартиру.
   Кабинет Люка, Большого Тюренна,  оставался  центром,  куда  прибегали
гонцы со всех этажей. Внизу, в полиции нравов, инспектора вновь и  вновь
изучали карточки постояльцев гостиниц в поисках Левина или кого  угодно,
кто мог иметь отношение к троице с ребенком.
   Накануне ночью большинство обитателей меблированных комнат  в  Париже
были неприятно поражены, когда разбудившая их полиция самым  придирчивым
образом  принялась  изучать  их  удостоверения  личности,   из-за   чего
полусотне мужчин и женщин,  у  которых  документы  были  не  в  порядке,
пришлось провести остаток ночи в  "Депо"  -  отделении  предварительного
заключения на  набережной  Орфевр,  где  они  сейчас  стояли  в  длинной
очереди, ожидая, пока ими займутся.
   На вокзале было установлено наблюдение за пассажирами; через два часа
после выхода газет начались звонки, и скоро Люка вынужден  был  посадить
инспектора только для ответов на них.
   Люди видели  мальчика  повсюду,  в  самых  разных  уголках  Парижа  и
пригородов, одни - с дамой в белой шляпке,  другие  -  с  господином,  у
которого был иностранный акцент.
   Прохожие подбегали к регулировщикам и полицейским на улице:
   - Идите скорей! Там за углом - мальчик.
   Проверяли все,  приходилось  все  проверять,  чтобы  не  упустить  ни
единого шанса. С самого раннего утра три инспектора ходили по гаражам.
   Сотрудникам отдела по борьбе с наркотиками  тоже  пришлось  всю  ночь
заниматься делом Стёвельса. Ведь сказала же хозяйка "Приятного  отдыха",
что ее постоялец раньше часа ночи почти никогда не приходил. Требовалось
узнать, не  был  ли  он  завсегдатаем  ночных  заведений,  порасспросить
барменов и танцовщиц.
   Мегрэ после летучки у шефа сновал по всему  зданию,  почти  всегда  в
сопровождении Лапуэнта, - то спускался в полицию нравов, то поднимался к
Моэрсу в отдел экспертизы, то подходил к телефону,  а  то  и  выслушивал
очередные свидетельские показания.
   В начале одиннадцатого позвонил еще  один  шофер  такси.  Он  не  мог
позвонить раньше, потому что ездил в Дрё, отвозил туда больную старушку,
не пожелавшую ехать поездом.
   Это он посадил молодую даму с ребенком на  площади  Сент-Огюстен,  он
прекрасно помнит ее.
   - Куда вы ее доставили?
   - На угол улицы Монмартр и Больших бульваров.
   - Их там ждали?
   - Я никого не заметил.
   - Не обратили внимания, куда они пошли?
   - Они тут же растворились в толпе.
   Отелей в том районе было полным-полно.
   - Обратись опять в полицию нравов! - сказал Мегрэ Лапуэнту.  -  Пусть
прочешут весь район вокруг  этого  перекрестка.  Если  они  не  потеряют
хладнокровия и будут сидеть тихо, у нас нет никаких шансов их найти.
   Торранс, вернувшись из Конкарно, отправился на  улицу  Тюренн,  чтобы
снова, как он выразился, "проникнуться атмосферой".
   Жанвье прислал свой отчет и продолжал следить за Альфонси.
   Накануне Альфонси встретился с Филиппом Лиотаром в ресторане на улице
Ришелье: они ужинали, безмятежно болтая. Потом к ним присоединились  две
женщины, ни одна из них никоим образом не была похожа на даму в  шляпке.
Одна - секретарша адвоката, высокая  блондинка  с  повадками  начинающей
актрисы. Другая ушла с Альфонси.
   Они вдвоем отправились в кино возле Оперы, а потом в кабаре на  улице
Бланш, где пробыли до двух часов ночи.
   Затем экс-инспектор повел свою спутницу в гостиницу на улице Дуэ, где
он живет.
   Жанвье снял комнату в той же гостинице и теперь звонил оттуда:
   - Они еще не вставали. Я жду.
   Незадолго до  одиннадцати  Лапуэнт,  сопровождая  Мегрэ,  побывал  на
первом этаже дома на набережной Орфевр, в  помещениях,  о  существовании
которых он и не знал. Они шли по длинному  пустому  коридору,  где  окна
выходили во двор, и на одном  из  поворотов  Мегрэ  остановился,  прижав
палец к губам.
   Полицейский фургон въезжал во двор сквозь арку  "Депо".  Трое-четверо
полицейских курили, поджидая машину. Еще двое вышли из фургона, выпустив
сначала огромную низколобую бабу в наручниках. Мегрэ ее не знал. По  его
делам она не проходила.
   Потом появилась старушонка, которая вполне могла быть прислужницей  в
храме, но ее  уже  раз  двадцать  арестовывали  за  карманничество.  Она
привычно шла рядом с полицейским, мелко семеня в своей  слишком  широкой
юбке; дорога к следователям ей была хорошо знакома.
   Солнце ярко светило, в голубовато-прозрачном  воздухе  пахло  весной,
жужжали проснувшиеся уже мухи.
   Затем из фургона показалась рыжая голова Стёвельса, на нем не было ни
шляпы, ни кепки; костюм был слегка измят. Выйдя, он остановился,  словно
удивившись солнцу, было видно, как за толстыми стеклами очков он  слегка
прищурил свои большие глаза.
   Ему надели наручники, как  и  толстухе;  это  правило  теперь  строго
соблюдалось:  несколько  подсудимых  сбежали  именно  из  этого   двора,
последнему даже удалось удрать из коридоров Дворца правосудия.
   Ссутулившийся Стёвельс несомненно  был  ремесленником-интеллектуалом,
из тех, что читают все подряд и не знают никакой другой страсти,  помимо
работы.
   Один из охранников протянул ему зажженную сигарету, он поблагодарил и
с удовольствием сделал несколько затяжек, наполняя  легкие  одновременно
воздухом и табачным дымом. Наверное, он был тихим и безропотным,  потому
что с ним обходились вежливо, дали немного передохнуть во дворе и только
потом повели в здание, да и он явно не имел никаких  претензий  к  своим
конвоирам, не было в нем ни злобы, ни нервозности.
   Доля истины в интервью Лиотара все же была. В  другие  времена  Мегрэ
нипочем бы не передал человека следователю, не доведя дело до конца.
   Впрочем, не будь  этого  адвоката,  появившегося  под  конец  первого
допроса, Мегрэ не раз встретился бы со Стёвельсом, смог  бы  его  толком
изучить.
   А так он имел о нем весьма поверхностное представление,  только  один
раз часов десять или двенадцать он разговаривал с переплетчиком с  глазу
на глаз, но тогда он ничего еще толком не знал.
   Нечасто  сидел  перед  ним  такой  спокойный   подследственный,   так
прекрасно владевший собой, причем ясно было, что это не избранный способ
поведения, а естественная для него манера.
   Слегка наклонившись вперед, Стёвельс ждал каждого нового  вопроса,  а
на Мегрэ смотрел так, будто тот читает лекцию и говорит о  чем-то  очень
сложном.
   Он долго думал, отвечал приятным, довольно тихим голосом,  фразы  его
были отточены, но аффектации в этом не было.
   Стёвельс не выходил из себя, как большинство подсудимых, и даже когда
вопрос задавался в двадцатый раз, отвечал на него в тех же выражениях, с
поразительным спокойствием.
   Мегрэ хотелось бы узнать его получше, но Стёвельс уже три недели  как
был передан в ведение следователя Доссена, который вызывал  его  к  себе
вместе с адвокатом в среднем два раза в неделю.
   В общем-то Стёвельс был, вероятно,  человеком  застенчивым.  И  самое
забавное, что Доссен тоже был очень робким. Увидев однажды  инициал  "Г"
перед  его  фамилией,  комиссар  рискнул  спросить,  как  его  зовут,  и
почтеннейший юрист залился краской.
   - Не говорите никому, а то меня снова будут звать архангелом,  как  в
коллеже, а потом в Юридическом институте. Меня зовут Габриэль!
   - А теперь пойдем, -  сказал  Мегрэ  Лапуэнту.  -  Сядешь  у  меня  в
кабинете и будешь записывать все сообщения, пока я не приду.
   Он не стал подниматься сразу наверх, а с трубкой в зубах прошелся  по
коридорам, держа руки в карманах, как человек,  чувствующий  себя  здесь
дома, пожимая руку то одному, то другому.
   Через некоторое время, решив,  что  допрос  в  разгаре,  он  пошел  к
следователям и постучал в дверь Доссена.
   - Разрешите?
   - Входите, господин комиссар.
   Субтильный,  очень   субтильный   человечек,   одетый   с   нарочитой
элегантностью, поднялся со  своего  места.  Мегрэ  сразу  узнал  его,  в
последнее время его фотографии появлялись  в  газетах.  Молодой  человек
старался казаться значительным, выглядеть старше своих лет,  и  всячески
подчеркивал уверенность в себе, плохо вязавшуюся с его возрастом.
   У этого довольно миловидного юноши, брюнета  с  матовой  кожей  лица,
подрагивали раздувавшиеся время от времени ноздри, и смотрел он людям  в
глаза так, словно ему во что бы то ни  стало  нужно  было  заставить  их
отвести взгляд.
   - Господин Мегрэ, я полагаю?
   - Он самый, мэтр Лиотар.
   - Если вы ищете меня, я охотно зайду к вам после допроса.
   Франс Стёвельс, сидевший напротив следователя, ждал.
   Он только посмотрел  на  комиссара,  потом  на  судебного  секретаря,
застывшего с ручкой за письменным столом.
   - Вас я, собственно, не ищу. Я, представьте себе, ищу стул.
   И он взял себе стул, уселся на него верхом, так и не выпуская  трубки
изо рта.
   - Вы собираетесь остаться здесь?
   - Если только господин следователь не попросит меня уйти.
   - Оставайтесь, Мегрэ.
   - Я протестую. Если допрос будет продолжаться в таких  условиях,  мне
придется прибегнуть к ограничительным оговоркам,  поскольку  присутствие
здесь  полицейского  несомненно  имеет  цель  воздействовать  на   моего
клиента.
   Мегрэ едва удержался, чтобы не прошептать: "Пой, птичка, пой!"
   И только взглянул, усмехнувшись,  на  молодого  адвоката.  Лиотар  не
думал того, что говорил, - ни одной минуты. У  него  просто  была  такая
установка. На  каждом  допросе  он  что-нибудь  да  изобретал,  выдвигая
ничтожные или экстравагантные, но всегда безосновательные претензии.
   - Никакими  правилами  не  запрещено  присутствие  офицера  уголовной
полиции во время допроса. Если соблаговолите, мы вернемся к тому, о  чем
говорили.
   Доссен и сам не меньше адвоката был смущен присутствием Мегрэ, и  ему
потребовалось некоторое время, чтобы разобраться в собственных записях.
   - Я спрашивал вас, господин Стёвельс, покупаете ли вы готовые костюмы
или шьете их у портного.
   - По-разному, это зависит от обстоятельств, - подумав минуту, ответил
подследственный.
   - Каких именно?
   - Мне совершенно не важно, во что я  одет.  Когда  мне  бывает  нужен
костюм, случается, что я покупаю  готовый,  но  и  на  заказ  шить  тоже
приходилось.
   - У какого портного?
   - Много лет назад у меня был костюм, сшитый соседом, польским евреем,
который с тех пор куда-то исчез. Думаю, в Америку уехал.
   - Это был синий костюм?
   - Нет, серый.
   - И долго вы его носили?
   - Года два или три, я уж теперь не помню.
   - А ваш синий костюм?
   - Я лет десять не покупал синего костюма.
   - Соседи тем не менее видели вас недавно в синем костюме.
   - Должно быть, спутали плащ с костюмом.
   Дома у Стёвельса действительно был найден темно-синий плащ.
   - Когда вы купили этот плащ?
   - Прошлой зимой.
   - Но ведь маловероятно, не так ли, что вы  купили  синий  плащ,  имея
только коричневый костюм? Эти два цвета не очень-то сочетаются.
   - Я за модой не гонюсь.
   Все это время господин Филипп Лиотар смотрел на Мегрэ с  вызовом,  не
отводя от  него  глаз,  словно  хотел  загипнотизировать.  Потом,  будто
работая на  публику  и  стремясь  произвести  впечатление  на  присяжных
заседателей, он с саркастической улыбкой пожал плечами.
   - Почему вы не признаете,  что  костюм,  найденный  у  вас  в  шкафу,
принадлежит вам?
   - Потому что он мне не принадлежит.
   - Как же вы объясните тот факт, что его вам туда подложили,  если  из
дома вы, можно сказать, не выходите, а пройти  к  вам  в  спальню  можно
только через мастерскую?
   - Никак не объясню.
   - Давайте говорить разумно, господин Стёвельс.
   Ловушки я вам не расставляю. Мы уже по  крайней  мере  в  третий  раз
возвращаемся к этому сюжету. Если вам верить, так некто  тайком  от  вас
проник в ваш дом и принес два человеческих зуба, чтобы  подложить  их  в
печку. Заметьте, этот кто-то выбрал именно тот день, когда вашей жены не
было дома, а чтобы ее не оказалось дома,  кому-то  пришлось  съездить  в
Конкарно -  или  послать  туда  приятеля  -  и  отправить  телеграмму  с
сообщением о болезни матери. Погодите! Это еще не все.
   Вы