ожить
имеющийся рапорт, ему неловко перед своим секретарем.
   "Вы понимаете, мой милый Мегрэ..."
   Надо  соблюдать   сдержанность,   чрезвычайную   осторожность.   Никакого
скандала. Самое лучшее, если Мегрэ вообще ничего не заподозрит. Тогда  через
несколько дней, когда он появится в комиссариате, его можно будет  встретить
со снисходительной улыбкой.
   "Пустяки, что там говорить. Не стоит отчаиваться... Вы сделали  все,  что
могли. Не ваша вина, что этот флейтист оказался пустым фантазером  и  принял
воображаемое за действительность. Принимайтесь за  работу,  старина!  Обещаю
вам, что первое же серьезное дело будет поручено вам".
   А теперь комиссар, конечно, волнуется. Как знать, не  сожалеет  ли  он  о
том, что Мегрэ, пригнувшись, ослабил силу обрушившегося  на  него  удара?  И
сколько дней и недель он вынужден будет теперь бездействовать?
   Как только этот тихоня сумел все пронюхать?
   Ле Брэ покашливает и говорит негромко, нарочито безразличным тоном:
   - Итак, вы обвиняете Ришара Жандро в убийстве.
   - Необязательно его. Быть может, стреляла его сестра. А возможно, Луи. Не
забывайте, что флейтисту пришлось звонить, а потом долго стучать в  дверь  и
что дворецкий, наконец-то отворивший ему, был в полном параде.
   Вот он, луч надежды. Как все было бы великолепно, если бы выяснилось, что
стрелял дворецкий!
   - Не кажется ли вам последнее предположение наиболее вероятным?
   И он покраснел,  ибо  взгляд  Мегрэ,  направленный  на  него,  был  очень
красноречив. Тогда он скороговоркой продолжил:
   - Что касается меня, то я охотно представил бы себе такую ситуацию...
   Слово "охотно" он произнес с излишней горячностью, Мегрэ тут  же  обратил
на это внимание.
   - Видите ли, я не знаю, зачем туда приехал граф...
   - Он бывал там и раньше, как вам известно.
   - Да, вы мне уже однажды говорили об этом.  Я  был  очень  удивлен.  Граф
вращался среди подонков. Его отец, потеряв состояние, сохранил  достоинство.
Он жил в маленькой квартире в Латинском квартале и всячески избегал людей, с
которыми встречался в молодости.
   - Он работал?
   - По-видимому, нет.
   - На какие же средства он жил?
   - Продавал кое-какие сохранившиеся вещи: картины, какую-нибудь  старинную
табакерку, семейные реликвии. Возможно, некоторые из его  друзей,  из  числа
тех, что приезжали когда-то в замок на охоту, посылали ему время от  времени
немного денег. Что касается Боба, он махнул рукой на все,  чем  так  дорожил
отец. Он демонстративно  стал  появляться  в  самых  низкопробных  притонах.
Какое-то время служил рассыльным в ресторане "Вуазен" только для того, чтобы
ставить в неловкое положение друзей своей семьи, у которых принимал  чаевые.
В конечном счете он докатился до Люсиль и  Дедэ...  К  чему  же  я  все  это
говорю?
   Мегрэ не пожелал протянуть ему спасательный круг.
   - Ах  да,  вспомнил.  По-видимому,  в  ту  ночь  он  явился  к  Жандро  с
неблаговидной целью.
   - Почему вы так думаете?
   - Тот факт, что его сопровождал Дедэ, который остался на улице и даже  не
выключил мотор своего автомобиля, достаточно показателен.
   - Между тем в доме его ждали.
   - Откуда вам это известно?
   - А как вы считаете, пустили бы  его  в  противном  случае  в  комнату  к
молодой девушке? И почему Луи в такой поздний час был при полном параде?
   - Допустим, его ждали, но ведь это еще не доказывает, что он был желанным
гостем. Может быть, он действительно предупредил о своем приходе.
   - Не забывайте, что все произошло рядом со спальней.
   - Пусть так! Я даже готов допустить, что Лиз поощряла его ухаживания.  Не
нам с вами ее судить. Вот как...
   - Возможно, между ними  что-то  и  было.  Так  или  иначе,  он  оставался
носителем имени д'Ансеваль и его прадеды были  хозяевами  замка,  купленного
старым Бальтазаром, одним из их крестьян.
   - На внучку коробейника это, конечно, могло произвести впечатление.
   - А почему бы и нет? Но ведь могло быть и другое:
   узнав об образе жизни, который он ведет, у нее  могло  появиться  желание
спасти его. Не правда ли, вполне правдоподобная версия?
   Почему Мегрэ вдруг пришел в ярость? У него было такое впечатление,  будто
ему хотят представить все собранные им сведения в  кривом  зеркале.  Ему  не
нравился и вкрадчивый тон комиссара, который словно заучивал с ним урок.
   - Есть еще одно предположение, - тихо произнес он.
   - Какое?
   - Что мадемуазель Жандро-Бальтазар хотела к  своему  состоянию  прибавить
еще и титул. Очень приятно быть владелицей замка д'Ансеваль. Но, может быть,
она чувствовала себя там самозванкой? Я тоже провел детство в замке, где мой
отец был лишь управляющим. Помню,  как  унижались  богатые  выскочки,  чтобы
добиться приглашения на охоту.
   - Вы полагаете, что она хотела выйти замуж...
   - За Боба д'Ансеваля. А почему бы и нет?
   - Не буду обсуждать этот вопрос, но такое предположение кажется мне более
чем смелым.
   - Таково мнение ее горничной.
   - Вы допрашивали горничную, несмотря на... У него чуть было не вырвалось:
"...мои советы". А это должно было означать: "Несмотря на мои распоряжения!"
   Но он промолчал, и Мегрэ продолжал:
   - Я даже, так сказать, похитил ее. Она в двух шагах отсюда.
   - Она вам что-нибудь рассказывала?
   - Ничего определенного она не знает,  кроме  одного,  -  что  мадемуазель
Жандро вбила себе в голову мысль стать графиней.
   Ле Брэ нетерпеливо махнул рукой. По-видимому, ему было  очень  неприятно,
что кому-то из его круга приходилось отказывать в уважении.
   - Допустим. Но это ведь ничего не меняет в ходе событий. Согласитесь, что
Боб мог вести себя, как хам.
   - Мы не знаем, что происходило  в  комнате.  Нам  известно  только  одно:
кто-то стрелял...
   - Однако мы приходим к одному и тому же выводу. Человек ведет  себя,  ну,
скажем... вызывающе. Брат девушки находится в доме... так же  как  и  старый
слуга Луи. Девушка зовет на помощь. Один из мужчин слышит крик, стремительно
взбегает наверх и в порыве справедливого гнева хватает  револьвер,  который,
как вы сами говорите, лежит на ночном столике.
   Казалось, Мегрэ готов согласиться с предположениями своего комиссара. Но,
сделав еще  одну  затяжку  из  своей  трубки,  лучшей  из  всех,  какие  ему
когда-либо приходилось курить, он неторопливо возразил:
   - Как бы вы поступили на месте этого человека? Представьте себе,  что  вы
еще держите в руках дымящийся револьвер, как любят писать в газетах. На полу
лежит убитый или тяжелораненый человек.
   - Если принять гипотезу, что на полу лежит раненый, я бы вызвал врача.
   - Этого никто не сделал.
   - И отсюда вы выводите заключение, что человек был мертв?
   Мегрэ продолжал спокойно развивать свою мысль, словно шел по ее следам.
   - И вот раздается стук во входную дверь. Это стучит прохожий,  услыхавший
крики о помощи.
   - Допустите на минуту, мой милый Мегрэ, что не очень-то приятно посвящать
в свои дела первого встречного.
   - На лестничной клетке слышен  крик:  "Живее,  Луи!"  Что  это  означает,
по-вашему?
   Мегрэ едва отдавал себе отчет в том, что разговором завладел он, что  они
- он и  его  начальник  -  поменялись  ролями  и  что  положение  последнего
становится все более затруднительным.
   - Человек мог быть еще  в  агонии.  А  может  быть,  у  Лиз  был  нервный
припадок?  Не  знаю.  Полагаю,  что  в  подобных  случаях   человек   теряет
самообладание. Но Луи вышвырнул  непрошеного  гостя  на  улицу,  заехав  ему
кулаком по физиономии, - продолжал Мегрэ.
   - Он поступил не очень-то благородно.
   - По-видимому, они не растерялись и сразу сообразили, что  тип,  которого
дворецкий отдубасил, побежит в полицию. Последняя не замедлит явиться к  ним
за объяснениями.
   - Что вы и сделали.
   - В их распоряжении имелось некоторое время. Они могли бы сами  позвонить
в полицию: "Произошло то-то и  то-то.  Это  не  преступление,  а  несчастный
случай. Мы вынуждены были защищаться от громилы, угрожавшего нам".  Полагаю,
что вы действовали бы именно так, господин комиссар.
   Как изменилась ситуация от того, что он был здесь,  в  своей  комнате,  в
своей постели, а не в комиссариате! За обитой дверью кабинета  комиссара  он
не осмелился бы сказать и сотой  доли  того,  что  высказал  здесь.  У  него
разламывалась голова от боли, но какое это  имело  значение!  Госпожа  Мегрэ
там, в кухне, должно быть, пришла в ужас, слушая, с  какой  уверенностью  он
говорит. Он даже наступал.
   - Тем не менее, господин комиссар, именно этого они не сделали. А сделали
они вот что. Перенесли куда-то труп или раненого.  По-видимому,  в  одну  из
комнат, что над конюшнями, - единственное  помещение,  которое  они  мне  не
показали.
   - Это только ваше предположение.
   - Основанное на том факте, что, когда я пришел, тела в доме уже не было.
   - А что, если Боб ушел сам?
   - Тогда у его друга Дедэ не было бы  вчера  пятидесяти  тысяч  франков  в
кармане, и, самое главное, он бы не пытался  уехать  в  Бельгию  в  обществе
Люсиль.
   - Возможно, вы и правы.
   - Следовательно, милейшие обитатели особняка на  улице  Шапталь  имели  в
своем распоряжении приблизительно  полчаса.  Этого  им  хватило,  чтобы  все
привести  в  порядок,  расставить  вещи  по  местам,  устранить  все   следы
преступления. И их осенила почти гениальная мысль: лучший способ  свести  на
нет  показания  флейтиста  -  заставить  поверить,  что  его  рассказ   лишь
галлюцинации пьянчуги, и доказать, что в комнате, на  которую  он  указывал,
никого нет. Это давало еще одно преимущество. Возможно, у  Лиз  Жандро,  при
всем при том, как говорят, разыгрались нервы. Показать ее лежащей в  постели
и якобы спящей? Представить ее мне и утверждать, что она ничего не  слышала?
И то и другое было одинаково рискованным. Ее затолкнули в комнату  служанки,
которая, к счастью, в ту ночь была в  отъезде.  Разве  какой-то  там  жалкий
полицейский разберется в таких тонкостях? Достаточно будет сказать, что  она
отсутствует, что она в своем замке в Ньевре. Ничего не  слыхали!  Ничего  не
видали! Выстрел?  Где?  Когда?  Люди,  которые  ночью  шатаются  по  улицам,
частенько не очень-то отдают себе отчет в происходящем. А утром кто  посмеет
в чем-нибудь обвинить Жандро-Бальтазаров?
   - Как вы суровы, Мегрэ!.. - Ле Брэ, вздохнув, поднялся. -  Но,  возможно,
вы и правы. Я тотчас отправлюсь переговорить с шефом Сыскной.
   - Вы думаете, это необходимо?
   - Если действительно имело место убийство, в чем вы меня в  конце  концов
убедили...
   - Господин комиссар! - обратился к нему Мегрэ, и голос его  звучал  почти
умоляюще.
   - Слушаю вас.
   - Не обождете ли вы немного, ну хотя бы одни сутки?
   - Только сейчас вы укоряли меня в том, что я не начал действовать раньше.
   - Уверяю вас, я могу подняться. Посмотрите.
   И, невзирая на протестующие жесты Ле Брэ, он  сбросил  с  себя  одеяло  и
встал на ноги, смущенный тем, что стоит  перед  своим  начальником  в  одной
сорочке.
   - Это мое первое дело...
   - И я приношу вам свои поздравления по поводу усердия, которое вы...
   - Если вы сейчас поставите в известность Сыскную, то это дело перейдет  в
группу шефа и они сами доведут его до конца.
   - Вероятно. Прежде всего, если Боб был убит, надо разыскать его тело.
   - Поскольку речь идет о мертвом, то он может обождать. Не правда ли?
   Они снова поменялись ролями, и теперь уже смеялся комиссар,  отвернувшись
в сторону.
   Мегрэ, еще минуту назад  такой  властный,  сейчас,  в  ночной  сорочке  с
красной вышивкой по воротнику, был похож на большого ребенка, которого хотят
лишить обещанного удовольствия.
   - Мне совершенно ни к чему эта штуковина. Он попытался  сорвать  бинты  с
головы.
   - Я могу выйти и закончить расследование сам. Дайте мне только разрешение
допросить Дедэ и Люсиль, особенно Люсиль. Что они говорят?
   - Сегодня утром, когда дежурный комиссар допрашивал  Дедэ,  тот  спросил:
"Жюль умер?" Я полагаю, речь шла о вас.
   - Если завтра в это время я ничего не добьюсь, можете передавать  дело  в
Сыскную.
   Госпожа Мегрэ  приоткрыла  дверь,  напуганная  их  громкими  голосами,  и
застыла на месте, увидев мужа на ногах.
   В этот момент позвонили в дверь. Она пошла открывать,  Мегрэ  и  комиссар
слышали, как она с кем-то шепталась на лестнице.
   Когда она вернулась одна, Мегрэ спросил:
   - Кто это?
   Она бросила на него красноречивый взгляд, которого он не  понял,  и,  так
как он продолжал настаивать, ей пришлось признаться:
   - Музыкант.
   - Ну, я пошел, - сказал Ле Брэ. - К сожалению, я не могу найти подходящий
повод для отказа.
   - Простите, господин комиссар. Я хотел бы еще... Принимая во внимание тот
оборот,  который  приняли  события,  принимая  во  внимание   также   и   то
обстоятельство, что делом будет заниматься Сыскная, не позволите ли вы  мне,
если возникнет необходимость, обратиться к мадемуазель Жандро?
   - Полагаю, что вы сделаете это умело? Будьте, однако, очень осторожны.
   Мегрэ сиял. Он услышал, как захлопнулась дверь, и начал одеваться. Но тут
в сопровождении госпожи Мегрэ в комнату вошел Жюстен Мина р. У музыканта был
жалкий, взволнованный вид.
   - Вы ранены?
   - Пустяки.
   - У меня дурные вести.
   - Говорите же.
   - Она удрала.
   Мегрэ чуть не прыснул  со  смеху  -  до  того  растерянное  лицо  было  у
флейтиста.
   - Когда?
   - Вчера вечером или, вернее, нынче ночью.
   Свой рассказ о побеге Жермен он закончил словами1
   - Что мы делаем дальше?
   Глава VIII ОДИН МОЛЧИТ, ДРУГОЙ ГОВОРИТ СЛИШКОМ МНОГО
   - Надень, пожалуйста, теплое пальто, прошу тебя, сделай это для  меня,  -
настаивала госпожа Мегрэ.
   В то время у него было два пальто: теплое черное, с бархатным воротником,
- он носил его уже три года, - и легкий прорезиненный короткий плащ, который
он купил себе совсем недавно и о котором мечтал с самой юности.
   Мегрэ подозревал, что, когда они вдвоем выходили  из  дому,  жена  успела
шепнуть Минару на ухо: "Главное, не оставляйте его одного!"
   Может быть, она в душе и подсмеивалась немного над флейтистом, но была  к
нему искренне расположена, находя его воспитанным, кротким и безобидным.
   Серые тучи медленно заволакивали небо. Судя по  всему,  пойдет  проливной
теплый дождь - первый за последние десять дней, и тяжелое пальто  Мегрэ  так
намокнет, что от него будет разить мокрой псиной.
   Свой котелок он держал в руке - надеть его на голову нельзя до. тех  пор,
пока с нее не снимут повязку. Минар  проводил  его  на  бульвар  Вольтера  к
доктору, от которого Мегрэ добился только одного: тот наложил  более  легкую
повязку.
   - Вам действительно необходимо  идти  в  город?  -  Доктор  протянул  ему
коробочку с  желтыми  пилюлями.  -  На  тот  случай,  если  вы  почувствуете
головокружение.
   - Сколько я могу их принять?
   - Четыре или пять за сегодняшний день. Не больше. Я предпочел  бы  видеть
вас в постели.
   Мегрэ не знал, что делать с музыкантом. Он не хотел обижать его, отсылать
домой, хотя теперь он больше не нуждался в его услугах.  Намекнув,  что  ему
поручается весьма серьезное дело, он послал Минара на улицу Шапталь.
   - Напротив дома, который  вам  известен,  расположен  небольшой  ресторан
"Старый кальвадос". Я бы хотел, чтобы вы  оттуда  понаблюдали  за  тем,  что
происходит у Жандро.
   - А если вы себя плохо почувствуете?
   - Я буду не один.
   Минар расстался с ним лишь у дверей тюрьмы, на набережной  Орлож.  В  тот
момент Мегрэ был еще полон веры в себя и поэтому даже с наслаждением  вдыхал
запах мрачной подворотни. Все здесь было омерзительно, грязно.  Сюда  каждую
ночь полицейские свозили всех подозрительных, какие попадались им на  улицах
города, весь богатый урожай нищеты, подобранной во время облав.
   Он вошел в дежурку Сыскной, в которой пахло казармой, и спросил, может ли
его принять комиссар. Ему казалось, что на него как-то странно  смотрят.  Но
он  не  придал  этому  значения.  По-видимому,  решил   он,   секретаря   из
квартального комиссариата здесь считают личностью весьма заурядной.
   - Присаживайтесь.

   Здесь было трое полицейских: один писал, а двое других сидели  без  дела.
Кабинет комиссара был рядом, но никто и не подумал пойти доложить  ему,  что
его  спрашивают,  никто  не  обращал  на  Мегрэ  никакого  внимания:  с  ним
обращались так, словно бы он не имел ни малейшего отношения к  полиции.  Все
это так сковывало его, что он даже не решался закурить.
   Спустя четверть часа он осмелился спросить:
   - Комиссара нет?
   - Занят.
   - Где люди, которых подобрали сегодня  ночью?  Проходя  по  коридору,  он
никого не увидел в большом зале, куда обычно заталкивали "дичь".
   - Наверху.
   Он  не  стал  просить  разрешения  подняться  туда.  Наверху  был   отдел
антропометрии. Всех задержанных выстраивали в ряд, как в школе.  Раздевшись,
они становились друг другу  в  затылок.  Их  осматривали,  записывая  особые
приметы, после чего, разрешив  им  одеться,  их  фотографировали,  измеряли,
снимали отпечатки пальцев.
   Неужто Дедэ, стоя в хвосте вместе с бродягами и  карманниками,  продолжал
хорохориться?
   Позднее, когда Мегрэ стал работать в группе шефа, он получил право ходить
по всему зданию.
   - Вы уверены, что комиссар все еще занят? Прошло уже более получаса с тех
пор,  как  он  пришел  сюда.  Ему  показалось,  что  все   трое   обменялись
насмешливыми взглядами.
   - Надо дождаться, пока он позвонит.
   - Но он ведь не знает, что я его жду. А у  меня  важное  поручение.  Надо
предупредить его.
   - Вы, кажется, из квартала Сен-Жорж? И один из полицейских, тот,  который
писал, посмотрел на документ, лежавший на его столе:
   - Жюль Мегрэ?
   - Да.
   - Придется обождать, старина. Ничем не могу вам помочь.
   Из кабинета комиссара не доносилось ни  звука.  Прошло  уже  более  часа,
когда наконец появился комиссар, но вовсе не из кабинета, а с улицы.
   - Вы секретарь Ле Брэ?
   Наконец-то им займутся. Довольно ему сидеть на скамейке, как просителю!
   - Вы были, кажется, ранены?
   - Пустяки. Я хотел бы...
   -  Знаю.  Вы  хотите  допросить  некоего  Дедэ.  Мне  кажется,   он   уже
спустился... Жерар, проверьте. Если он там, приведите его ко мне в  кабинет.
- И к Мегрэ: - Входите, пожалуйста. Я предоставлю в  ваше  распоряжение  мой
кабинет.
   - Мне нужно также допросить женщину.
   - Хорошо. Скажете бригадиру.
   Разве в этом было что-то необычное? Мегрэ представлял себе все  несколько
иначе, но пока он еще был совершенно спокоен.
   Просто он не знал еще здешних порядков, и потому все это  производило  на
него такое впечатление.
   Полицейский ввел Дедэ и вышел; комиссар последовал  за  ним,  прикрыв  за
собой дверь.
   - Ну, Жюль?
   Владелец гаража с улицы Акаций был в том же клетчатом костюме.
   С него только сняли, согласно существующим правилам, галстук  и  отобрали
шнурки от ботинок, что придавало  ему  неряшливый  вид.  Мегрэ  нерешительно
уселся за стол комиссара.
   - Я рад, что вас не слишком изувечили, - сказал Дедэ. - Можете  проверить
у этих приятелей: первое, о чем я спросил, когда меня сюда доставили, что  с
вами.
   - Так вы знали, кто я?
   - Еще бы!
   - А я, - сказал Мегрэ просто, - я знал, что вы это знаете.
   - Вы что же, не понимали,  что  вам  морду  набьют?  А  если  бы  с  вами
разделались по-настоящему?
   - Садись.
   - Ладно. Не возражаю, чтобы вы обращались ко мне на "ты".
   Мегрэ знал, что здесь принято именно такое обращение с  подследственными,
но еще не привык к этому.
   -  Мне  еще  многое  известно,  и  я  полагаю,  что  мы  с  тобой  сумеем
договориться.
   - Сомневаюсь, - сказал Дедэ.
   - Граф погиб.
   - Вы думаете?
   -  В  ночь  с  пятнадцатого  на  шестнадцатое  ты  возил  графа  в  своем
"дион-бутоне" на улицу Шапталь и дожидался его, не выключая мотора.
   - Не припоминаю.
   - В одной  из  комнат  открылось  окно,  женщина  закричала,  и  раздался
выстрел. Тогда ты уехал в сторону у