Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
219 -
220 -
221 -
222 -
223 -
224 -
225 -
226 -
227 -
228 -
229 -
230 -
231 -
232 -
233 -
234 -
235 -
236 -
237 -
238 -
239 -
240 -
241 -
242 -
243 -
244 -
245 -
246 -
247 -
248 -
249 -
250 -
251 -
252 -
253 -
254 -
255 -
256 -
257 -
258 -
259 -
260 -
261 -
262 -
263 -
264 -
265 -
266 -
267 -
268 -
269 -
270 -
271 -
272 -
273 -
274 -
275 -
276 -
277 -
278 -
279 -
280 -
281 -
282 -
283 -
284 -
285 -
286 -
287 -
288 -
289 -
290 -
291 -
292 -
293 -
294 -
295 -
296 -
297 -
298 -
299 -
300 -
301 -
302 -
303 -
304 -
305 -
306 -
307 -
308 -
309 -
310 -
311 -
312 -
313 -
314 -
315 -
316 -
317 -
318 -
319 -
320 -
321 -
322 -
323 -
324 -
325 -
326 -
327 -
328 -
329 -
330 -
331 -
332 -
333 -
334 -
335 -
336 -
337 -
338 -
339 -
340 -
341 -
342 -
343 -
344 -
345 -
346 -
347 -
348 -
349 -
350 -
351 -
352 -
353 -
354 -
355 -
356 -
357 -
358 -
359 -
360 -
361 -
362 -
363 -
364 -
365 -
366 -
367 -
368 -
369 -
370 -
371 -
372 -
373 -
374 -
375 -
376 -
377 -
378 -
379 -
380 -
381 -
382 -
383 -
384 -
385 -
386 -
387 -
388 -
389 -
390 -
391 -
392 -
393 -
394 -
395 -
396 -
397 -
398 -
399 -
400 -
401 -
402 -
403 -
404 -
405 -
406 -
407 -
408 -
409 -
410 -
411 -
412 -
413 -
414 -
415 -
416 -
417 -
418 -
419 -
420 -
421 -
422 -
423 -
424 -
425 -
426 -
427 -
428 -
429 -
430 -
431 -
432 -
433 -
434 -
435 -
436 -
437 -
438 -
439 -
440 -
441 -
442 -
443 -
444 -
445 -
446 -
447 -
448 -
449 -
450 -
451 -
452 -
453 -
454 -
455 -
456 -
457 -
458 -
459 -
460 -
461 -
462 -
463 -
464 -
465 -
466 -
467 -
468 -
469 -
470 -
471 -
472 -
473 -
474 -
475 -
476 -
477 -
478 -
479 -
480 -
481 -
482 -
483 -
484 -
485 -
486 -
487 -
488 -
489 -
490 -
491 -
492 -
493 -
494 -
495 -
496 -
497 -
498 -
499 -
500 -
501 -
502 -
503 -
504 -
505 -
506 -
507 -
508 -
509 -
510 -
511 -
512 -
513 -
514 -
515 -
516 -
517 -
518 -
519 -
520 -
521 -
522 -
523 -
524 -
525 -
526 -
527 -
528 -
529 -
530 -
531 -
532 -
533 -
534 -
535 -
536 -
537 -
538 -
539 -
540 -
541 -
542 -
543 -
544 -
545 -
546 -
547 -
548 -
549 -
550 -
551 -
552 -
553 -
554 -
555 -
556 -
557 -
558 -
559 -
560 -
561 -
562 -
563 -
564 -
565 -
566 -
567 -
568 -
569 -
570 -
571 -
572 -
573 -
574 -
575 -
576 -
577 -
578 -
579 -
580 -
581 -
582 -
583 -
584 -
585 -
586 -
587 -
588 -
589 -
590 -
591 -
592 -
593 -
594 -
595 -
596 -
597 -
598 -
599 -
600 -
601 -
602 -
603 -
604 -
605 -
606 -
607 -
608 -
609 -
610 -
611 -
612 -
613 -
614 -
615 -
616 -
617 -
618 -
619 -
620 -
621 -
622 -
623 -
624 -
625 -
626 -
627 -
628 -
629 -
630 -
631 -
632 -
633 -
634 -
635 -
636 -
637 -
638 -
639 -
640 -
641 -
642 -
643 -
644 -
645 -
646 -
647 -
648 -
649 -
650 -
651 -
652 -
653 -
654 -
655 -
656 -
657 -
658 -
659 -
660 -
661 -
662 -
663 -
664 -
665 -
666 -
667 -
668 -
669 -
670 -
671 -
672 -
673 -
674 -
675 -
676 -
677 -
678 -
679 -
680 -
681 -
682 -
683 -
684 -
685 -
686 -
687 -
688 -
689 -
690 -
691 -
692 -
693 -
694 -
695 -
696 -
697 -
698 -
699 -
700 -
701 -
702 -
703 -
704 -
705 -
706 -
707 -
708 -
709 -
710 -
711 -
712 -
713 -
714 -
715 -
716 -
717 -
718 -
719 -
720 -
721 -
722 -
723 -
724 -
725 -
726 -
727 -
728 -
729 -
730 -
731 -
732 -
733 -
734 -
735 -
736 -
737 -
738 -
739 -
740 -
741 -
742 -
743 -
744 -
745 -
746 -
747 -
748 -
749 -
750 -
751 -
752 -
753 -
754 -
755 -
756 -
757 -
758 -
759 -
760 -
761 -
762 -
763 -
764 -
765 -
766 -
767 -
768 -
769 -
770 -
771 -
772 -
773 -
774 -
775 -
776 -
777 -
778 -
779 -
780 -
781 -
782 -
783 -
784 -
785 -
786 -
787 -
788 -
789 -
790 -
791 -
792 -
793 -
794 -
795 -
796 -
797 -
798 -
799 -
800 -
801 -
802 -
803 -
804 -
805 -
806 -
807 -
808 -
809 -
810 -
811 -
812 -
813 -
814 -
815 -
816 -
817 -
818 -
819 -
820 -
821 -
822 -
823 -
824 -
825 -
826 -
827 -
828 -
829 -
830 -
831 -
832 -
833 -
834 -
835 -
836 -
837 -
838 -
839 -
840 -
841 -
842 -
843 -
844 -
845 -
846 -
847 -
848 -
849 -
850 -
851 -
852 -
853 -
854 -
855 -
все люди, и не унывает.
- Твой отец - его правая рука. Он начинал у господина Совера
рассыльным в шестнадцать лет, а теперь он доверенное лицо.
Что же ему доверяют? Позже я узнал, что отец действительно имел
большое влияние и должность его была именно так значительна, как
утверждала мать.
Он поступил на старое место, и мало-помалу мы привыкли к тому, что
живем вдвоем в нашей квартирке, никогда не упоминая о матери, хотя
свадебная фотография по-прежнему стояла на буфете.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, почему настроение
моего отца так меняется со дня на день, а иногда даже от часа к часу.
То он оказывался нежным, ласковым, брал меня на колени, что меня
немного смущало, и со слезами на глазах говорил мне, что на свете у
него нет никого, кроме меня, но ему этого довольно, и остальное не
имеет для него значения, главное-сын...
А через несколько часов он как будто удивлялся, видя меня в доме,
командовал мной, словно я слуга, помыкал мною и кричал, что я ничуть
не лучше, чем моя мать.
В конце концов я услышал от кого-то, что он пьет или, говоря
точнее, что он начал пить с горя, когда, вернувшись домой, не нашел
матери и узнал, что с ней случилось.
Я долго этому верил. Потом задумался. Вспомнил тот день, когда он
вернулся, его блестящие глаза, развинченные движения, запах, бутылки,
за которыми он тут же отправился к бакалейщику.
Я подслушал обрывки разговоров о войне, которые он вел с друзьями,
и у меня забрезжила догадка, что выпивать он начал на фронте.
Я его не осуждаю. И никогда не осуждал, даже когда он, спотыкаясь,
приводил домой женщину, подобранную на улице, и, изрыгая ругательства,
запирал меня в моей комнате на ключ.
Мне не нравилось, что г-жа Жамэ ласкает меня и жалеет. Я ее
сторонился. После школы у меня вошло в привычку бегать за покупками,
стряпать, мыть посуду.
Однажды вечером отца привели двое прохожих - он без чувств валялся
на тротуаре. Я хотел бежать за врачом, но они убедили меня, что этого
не требуется, что отцу нужно просто проспаться. С их помощью я его
раздел.
Г-н Совер держал его только из жалости, это я тоже знал. Много раз
его доверенный говорил хозяину грубости, а назавтра плакал и просил
прощения.
Это все не важно. Я хотел, собственно говоря, подчеркнуть, что вел
не такую жизнь, как мои сверстники, а когда мне исполнилось
четырнадцать, меня пришлось послать в санаторий в Савойе, за Сен-
Жерве.
Я уезжал один - мне впервые предстояло ехать в поезде - и был
убежден, что живым не вернусь. Это меня не печалило, я начинал
понимать безмятежность г-на Севера.
Во всяком случае, таким, как другие, мне никогда не бывать. Еще в
школе я казался настолько хилым, что меня не принимали в игры. И вот
теперь я вдобавок заболел такой болезнью, какая считается чем-то вроде
порока, которого нужно чуть ли не стыдиться. Какая женщина согласится
выйти за меня замуж?
Там, в горах, я жил четыре года, как в поезде; я хочу сказать, что
меня в общем-то не трогало ни прошлое, ни будущее, ни то, что
происходило в долине, ни тем более жизнь в далеких городах.
Когда мне объявили, что я здоров, и отправили обратно в Фюме, мне
было восемнадцать. Отца я нашел почти таким же, каким оставил, только
черты лица его еще больше расплылись, а взгляд стал печальней и
боязливей.
Когда мы встретились, он внимательно следил за выражением моего
лица, и я понял, что ему стыдно и в глубине души он вовсе не рад моему
возвращению.
Мне требовалась сидячая работа. Я поступил учеником в большой
магазин роялей, пластинок и радиоприемников, принадлежавший г-ну
Поншо.
В горах я привык прочитывать за день книгу или две, эту привычку я
сохранил и дома. Каждый месяц, а потом каждые три месяца я ездил в
Мезьер показываться специалисту, не слишком-то веря его добродушным
заверениям.
Я вернулся в Фюме в 1926 году. Отец умер в 1934-м от эмболии, а г-н
Совер был еще хоть куда. Незадолго до того я познакомился с Жанной,
она работала продавщицей в галантерейном магазине Шобле, через два
дома от моей работы.
Мне было двадцать шесть, ей - двадцать два. Мы вместе погуляли по
улице в сумерках. Сходили вдвоем в кино, и я держал ее за руку, а
потом, в воскресенье, под вечер, мне было позволено свозить ее за
город.
Мне казалось, что в это невозможно поверить. Она была для меня не
просто женщина, но символ нормальной, правильной жизни.
И я готов поклясться, что именно во время этой прогулки по долине
Семуа, на которую мне пришлось просить разрешения у ее отца,
зародилась во мне уверенность, что это возможно, что она согласится
выйти за меня замуж, создать вместе со мной семью.
Меня переполняла благодарность. Я готов был упасть перед ней на
колени. Я потому так долго рассказываю обо всем этом, что хочу
объяснить, какое значение в моих глазах имела Жанна.
И вот теперь в вагоне для скота я не думал о ней, которая была на
восьмом месяце беременности и, вероятно, мучительно переносила это
путешествие. Я ломал голову, почему нас загнали на запасный путь,
который никуда не ведет, а может быть, ведет туда, где еще опаснее,
чем у нас дома.
Когда мы остановились в чистом поле, возле переезда, пересекавшего
проселочную дорогу, я услышал, как кто-то сказал:
- Дороги разгружают для войск. На фронте нужны подкрепления.
Поезд не двигался. Больше ничего не было слышно - только внезапное
птичье чириканье да плеск ручья. На насыпь спрыгнул человек, потом
другой.
- Эй, шеф, это надолго?
- На час, на два. Может, и заночевать придется.
- А не может быть такого, что поезд двинется без предупреждения?
- Если паровоз вернется в Монтерме, оттуда нам пришлют другой.
Сперва я убедился, что паровоз действительно отцепили, и тут же
увидел, как он удаляется по расстилающимся вокруг лесам и полям. Я
спрыгнул на землю и первым делом бросился к ручью напиться прямо из
горсти, как в детстве. У воды был тот же вкус, что когда-то, - вкус
травы и моего разогретого тела.
Из вагонов выходили люди. Сперва неуверенно, потом смелей я пошел
вдоль состава, пытаясь заглядывать в вагоны.
- Папа!
Дочка звала меня, размахивая рукой.
- Где мама?
- Здесь!
Две женщины средних лет загораживали ее от меня и, судя по всему,
ни за что не желали подвинуться: возбуждение моей дочки явно их
возмущало.
- Папа, открой! Я не могу. Мама хочет тебе что-то сказать.
Вагон был старого образца. Мне удалось открыть дверь, и на
двухъярусных полках я увидел восемь человек, неподвижных и хмурых, как
в приемной у дантиста. Жена и дочь были там единственные, кому еще не
стукнуло шестидесяти, а одному старику в противоположном углу было уже
наверняка не меньше девяноста.
- У тебя все в порядке, Марсель?
- А у тебя?
- Все хорошо. Я беспокоилась, поел ли ты. Слава богу, что поезд
остановился. Продукты ведь у нас.
Зажатая монументальными бедрами соседок, она едва могла
шевельнуться и с трудом протянула мне батон и целую колбасу.
- А вы?
- Мы не выносим чеснока, ты же знаешь.
- Она с чесноком?
Утром в бакалее я об этом не подумал.
- Как ты устроился?
- Неплохо.
- Ты не мог бы мне принести немного воды? Перед отъездом мне дали
бутылку, но здесь так жарко, что мы уже все выпили.
Она протянула мне бутылку, я побежал к ручью и наполнил ее. Там уже
стояла на коленях и мыла лицо та женщина в черном платье, что
забралась с неположенной стороны, когда пришел бельгийский поезд.
- Где вы раздобыли бутылку? - спросила она. У нее был иностранный
акцент, но не бельгийский и не немецкий.
- Жене кто-то дал.
Больше вопросов она не задавала и стала вытираться носовым платком,
а я пошел к вагону первого класса. По дороге я споткнулся о пустую
бутылку из-под пива и вернулся подобрать ее, как великую
драгоценность. Это ввело мою жену в заблуждение.
- Ты пьешь пиво?
- Нет. Это для воды.
Любопытно: мы разговаривали, как посторонние. Нет, не совсем так,
скорее, как дальние родственники, которые долго не виделись и не
знают, о чем говорить. Может быть, нам мешало присутствие этих старух?
- Можно мне выйти, папа?
- Выходи, если хочешь. Жена забеспокоилась.
- А если поезд тронется?
- Мы без паровоза.
- Значит, мы останемся здесь?
В этот миг мы услышали первый взрыв, глухой, далекий, но все равно
все мы вздрогнули, а одна из старух зажмурилась и перекрестилась, как
при раскате грома.
- Что это?
- Не знаю.
- Самолетов не видно?
Я посмотрел на небо, такое же синее, как утром. По нему медленно
плыли два золотистых облачка.
- Не позволяй ей уходить далеко, Марсель.
- Я с нее глаз не спускаю.
Держа Софи за руку, я шел вместе с ней вдоль путей, ища глазами
вторую бутылку, и мне повезло - я нашел-таки, причем вторая была
больше, чем первая.
- Зачем она тебе?
Я солгал только наполовину:
- Наберу запас воды.
Я как раз подобрал третью бутылку, на этот раз из-под вина. Я
собирался отдать хотя бы одну из бутылок женщине в черном.
Я заметил ее издалека, она стояла перед нашим вагоном в пыльном
атласном платье, и фигура ее с непокорными волосами казалась
совершенно чуждой всему, что ее окружало. Она разминала ноги, нимало
не интересуясь происходящим, и я заметил, что каблуки у нее высокие,
очень острые.
- Маме не было плохо?
- Нет. Там у нас одна женщина все время разговаривает и уверяет,
что поезд обязательно будут бомбить. Это правда?
- Она сама не знает, что говорит.
- Ты думаешь, не будут бомбить?
- Убежден, что не будут.
- А где мы будем спать?
- В поезде.
- Там нет постелей.
Я пошел к ручью и вымыл три свои бутылки, тщательно прополоскав,
чтобы отбить вкус пива и вина, потом наполнил их свежей водой.
По-прежнему вместе с Софи я вернулся к своему вагону и протянул
одну из бутылок молодой женщине.
Она удивленно посмотрела на меня, перевела взгляд на дочку,
поблагодарила кивком головы и поднялась в вагон, чтобы спрятать
бутылку в надежное место.
Кроме домика дежурного по переезду нам был виден только один дом:
это была совсем маленькая ферма довольно далеко от нас, на склоне
холма; во дворе женщина в фартуке кормила домашнюю птицу, как будто
никакой войны не было.
- Твое место вот это? На полу?
- Я сижу на чемодане.
Жюли вовсю кокетничала с краснолицым мужчиной с жесткими, седыми
волосами, он смотрел на нее двусмысленным взглядом, и время от времени
оба они издавали такой смешок, какой слышится подчас из беседки
какого-нибудь ресторанчика. У мужчины была в руках бутылка красного
вина, и он угощал свою соседку из горлышка. При каждом взрыве смеха ее
большие груди под блузкой, покрытой фиолетовыми пятнами, так и ходили
ходуном.
- Пойдем к маме.
- Уже?
Намечалось новое размежевание. По одну сторону оказались обитатели
пассажирских вагонов, по другую - наши, те, кто ехал в вагонах для
скота или товарных. Жанна и дочка принадлежали к первому миру, я - ко
второму, и бессознательно мне захотелось поскорей отстранить от себя
Софи.
- Ты не ешь?
Я поел на травке перед открытой дверью. Мы мало что могли сказать
друг другу перед этими двумя рядами застывших лиц, переводивших
взгляды с меня на жену и на дочь.
- Как ты думаешь, мы скоро поедем?
- Дорога должна пропустить составы с войсками. Как только путь
освободится, очередь за нами. Смотри-ка, паровоз пришел!
Мы его слышали, мы видели, как он один, без вагонов, в клубах
белого дыма, торопится к нам, повторяя изгибы долины.
- Скорей беги в свой вагон. Я так боюсь, чтобы твое место не
заняли!
Чувствуя облегчение оттого, что меня отпускают восвояси, я
поцеловал Софи; целовать прилюдно Жанну я не смел. Язвительный голос
бросил мне вслед:
- Могли бы и дверь за собой закрыть!
Летом почти каждое воскресенье мы ездили сначала с Жанной, а потом
с ней и с дочкой за город, на пикник.
Но сейчас я узнавал запах и вкус не той травы, на которой
происходили эти наши воскресные пикники, а запах и вкус детских
воспоминаний.
Сколько лет уже я по воскресеньям садился на полянку, играл с Софи,
собирал цветы и плел ей венки, но все это ушло на задний план.
Почему же сегодня мир снова обрел исконный вкус? Вот и жужжание ос
напомнило мне прежние времена, когда я, затаив дыхание, наблюдал за
пчелой, кружившей вокруг моего бутерброда.
Когда я вернулся в вагон, лица попутчиков показались мне уже более
знакомыми. Мы немного освоились друг с другом, могли, например,
переглянуться с кем-нибудь, подмигнув в сторону Жюли, вокруг которой
увивался ее барышник.
Я называю его барышником наугад. Имена и профессии уже не имели
значения. Он был похож на барышника, вот я так его и окрестил.
Парочка обнималась, и толстая лапа мужика обхватила грудь Жюли в
тот самый миг, когда состав после нескольких толчков пришел в
движение.
Женщина в черном по-прежнему вжималась в перегородку в глубине
вагона, метрах в двух от меня; ей было не на что присесть. Правда, она
могла бы, как многие другие, сесть прямо на пол. В одном углу четверо
пассажиров даже играли в карты, словно вокруг стола в трактире.
Вскоре мы снова увидели Монтерме, а чуть позже я успел разглядеть
шлюз Леверзи, где на сверкающей воде качалось с десяток моторных
лодок. Речникам не нужен был поезд, но их задерживали шлюзы, и я
представлял себе их нетерпение.
Небо окрашивалось в розовый цвет. Очень низко пролетели три
самолета с успокоительными трехцветными опознавательными знаками. Они
были так близко от нас, что мы различили лицо одного из пилотов. Я
готов поклясться, что он приветственно помахал нам рукой.
Уже сгустились сумерки, когда мы прибыли в Мезьер, и наш поезд, не
подходя к вокзалу, остановился на безлюдных путях. Военный - я не
разглядел, в каком чине, - прошел вдоль состава, крича:
- Внимание! Никому не выходить! Выходить из вагонов строго
запрещается!
Впрочем, перрона все равно не было. Чуть позже мимо нас, совсем
рядом, прошли на полной скорости платформы с орудиями. Едва они
скрылись, раздался вой сирены, и тот же голос снова прокричал:
- Всем оставаться на местах! Выходить из вагонов опасно. Всем...
Теперь был слышен гул нескольких самолетов. Город был темен, на
вокзале все огни потушены, пассажиры наверняка устремились в подземные
переходы.
Мне кажется, что я не испугался. Я сидел на месте, пристально
вглядываясь в лица напротив и слушая рев моторов, который сперва
становился все громче, а после как будто начал стихать.
Воцарилась полная тишина, и наш поезд оставался на месте, словно
забытый посреди запутанного узла рельсов, на которых и там и сям
виднелись пустые вагоны. Я разглядел среди них вагон для перевозки
напитков, на нем крупными желтыми буквами было написано имя
виноторговца из Монпелье.
Все невольно замерли в напряжении, молча ожидая отбоя тревоги,
который последовал только полчаса спустя. Рука барышника все это время
держалась на почтительном расстоянии от груди Жюли. Теперь она еще
настойчивее устремилась на прежнее место, и мужчина влепил своей
соседке крепкий поцелуй.
- Постыдились бы, здесь девочка маленькая! - проворчала какая-то
крестьянка.
И он откликнулся, весь перепачканный в губной помаде:
- Рано или поздно она все равно все узнает, эта твоя девочка! Ты же
в свое время узнала?
К такой грубости, к такой вульгарности я не привык. Это напомнило
мне поток ругательств, который обрушивала моя мать на парней, что с
хохотом шли за ней следом. Я поискал глазами темноволосую девушку. Она
смотрела в сторону, словно ничего не слыша, и не заметила, что я на
нее гляжу.
Я никогда не напивался, хотя бы потому, что не пью ни вина, ни
пива. Но мне кажется, что, когда стемнело, я испытывал приблизительно
те же ощущения, что человек, который хлебнул лишку.
Глаза у меня щипало, веки горели, может быть, из-за солнца, которое
пекло днем в той долине, где был ручей; я чувствовал, что щеки у меня
раскраснелись, руки и ноги затекли, а голова совершенно пуста.
Я привскочил оттого, что кто-то, чиркнув спичкой, посмотрел на часы
и сообщил:
- Половина одиннадцатого...
Время шло быстро и вместе с тем медленно. В сущности, времени
больше не было.
Одни спали, другие тихо разговаривали. А я присел на черный
чемодан, прислонился головой к перегородке, и позже, в полусне, в по-
прежнему неподвижном поезде, окруженном тьмой и тишиной, почувствовал
совсем рядом какие-то ритмичные движения. Я не сразу понял, что это
Жюли и ее ухажер занимаются любовью.
Я не пришел в ужас, хотя мне всегда было свойственно целомудрие,
быть может, из-за моей болезни. Я вслушивался в их ритмичную возню,
как в музыку, и признаюсь, что мало-помалу все мое тело охватило
какое-то неясное тепло.
Засыпая, я слышал, как Жюли бормотала кому-то, может быть, другому
соседу:
- Нет! Не сейчас.
Еще гораздо позже, посреди ночи, мы почувствовали один за другим
несколько толчков, как будто наш поезд маневрировал. Послышались
голоса, вдоль пути взад и вперед ходили какие-то люди. Кто-то сказал:
- Это единственное средство. Другой ответил:
- Я повинуюсь только приказам военного коменданта.
Они удалились, продолжая спорить, и поезд тронулся, но через
несколько минут снова стал.
Я не следил больше за этими непостижимыми для меня передвижениями.
Из Фюме мы уехали, и теперь мне все было безразлично, лишь бы не
возвращаться назад.
И снова паровозные свистки, снова удары буферов, снова остановки и
выбросы пара.
Я не знаю, что происходило в эту ночь в Мезьере и в других местах;
знаю только, что в Голландии и в Бельгии шли сражения, что десятки
тысяч людей спешили по дорогам, что везде самолеты прочерчивали небо и
время от времени наудачу стреляли зенитки.
Порою ветер доносил до нас издалека гул грузовиков, которые
бесконечной вереницей тянулись по шоссе, проходившему вблизи от
железной дороги.
В нашем вагоне было совершенно темно и стоял храп, придававший
обстановке нечто домашнее. Иногда кто-нибудь из спящих, скорчившийся в
неудобной позе или во власти дурного сна, издавал непроизвольный стон.
Когда я окончательно открыл глаза, мы ехали; половина моих
попутчиков не спала. Брезжил молочно-белый свет, освещавший незнакомые
поля, довольно высокие холмы, поросшие лесом, и просторные луга с
рассеянными по ним фермами.
Жюли спала, полуоткрыв рот, расстегнув блузку. Молодая женщина в
черном платье сидела, прислонившись к перегородке, на щеку ей упала
прядка волос. Я спрашивал себя, неужели она просидела так всю ночь и
не спала. Взгляд ее встретился с моим. Она улыбнулась мне, наверно, в
благодарность за бутылку воды.
- Где мы? - спросил, проснувшись, один из моих соседей.
- Не знаю, - ответил тот, кто расположился возле двери, свесив
ноги. - Только что проехали станцию Ла-франшвиль.
Проехали еще одну станцию, безлюдную, в цветах. На сине-белом щите
я прочел: Бульзикур.
Поезд описывал кривую по почти плоской равнине; человек, который
сидел свесив ноги, вынул трубку изо рта и комично вскрикнул:
- Чтоб их черти драли!
- Что?
- Эти сволочи отцепили вагоны от поезда!
- Что ты плетешь?
Все бросились к дверям, а человек, цепляясь за них обеими руками,
протестовал:
- Не толкайтесь, вы, черти! Вы же спихнете меня. Видите, впереди
осталось только пять вагонов? А куда же делись остальные? И где мне
теперь искать жену с малышами? Черти вонючие, чтоб их разорвало!
3
- Так я и знал - паровоз не утащит столько вагонов. Начальство в
конце концов убедилось в этом и было вынуждено разделить состав
пополам.
- Но, прежде всего, они должны были нас об этом предупредить, разве
нет? Что же будут делать наши жены?
- Может быть, подождут нас в Ретеле. Или в Реймсе.
- Главное, чтобы нам, как и солдатам, их вернули, когда эта
треклятая война кончится - если она вообще когда-нибудь кончится!
В этих жалобных и гневных восклицаниях я машинально пы