м?
   - Один-два раза в месяц.
   - Вечерами?
   - Нет, днем. Чаще всего после шести, когда мэтр Гайар возвращался
из Дворца правосудия.
   - Вы сопровождали зятя? Она помотала головой: нет.
   Возможно, это было смешно, но комиссар уже не выглядел брюзгой.
   - Я могу позвонить?
   - Вы хотите подняться наверх или позвоните из кабины?
   - Из кабины.
   Так же, как Эмиль Буле, с той лишь разницей, что покойный начал
звонить только около десяти вечера. Сквозь стекло Мегрэ увидел
гардеробщицу Жермену, которая расставляла в старой коробке от сигар
розовые картонные карточки.
   - Алло! Квартира мэтра Гайара?..
   - Нет, сударь. Это аптека Леко.
   - Извините.
   Должно быть, он ошибся, когда набирал номер. Мегрэ набрал снова,
более внимательно, и услышал отдаленные гудки. Прошла минута, другая,
но никто не ответил.
   Трижды он заново набирал номер, и все безрезультатно. Выйдя из
кабины, он поискал глазами Аду. В конце концов он нашел ее в каморке,
где переодевались две женщины. Они не обратили на него ни малейшего
внимания и даже не попытались прикрыть голые груди.
   - Мэтр Гайар холостяк?
   - Не знаю. Я никогда не слышала о его жене. Но возможно, он женат.
Мне не приходилось бывать у него.
   Немного погодя, стоя у двери, Мегрэ расспрашивал Микки:
   - Вы знаете Жана Шарля Гайара?
   - Адвоката? Слышал это имя. Три года назад он защищал Большого
Люсьена, и того оправдали...
   - Он также адвокат вашего хозяина.
   - Это меня не удивляет. Он слывет докой.
   - Вы не знаете, он женат?
   - Простите меня, господин Мегрэ, но он не из числа моих клиентов, и
при всем своем огромном желании я ничего вам не могу сказать.
   Комиссар вернулся в кабину, снова позвонил, и снова безрезультатно.
   Тогда он наудачу набрал номер Шаванона, члена суда, которого знал с
незапамятных времен, и ему повезло- тот оказался дома.
   - Это Мегрэ... Нет, у меня в кабинете не сидит клиент для вас.
Впрочем, я не на набережной Орфевр. Я хотел бы кое-что узнать. Вы
знакомы с Жаном Шарлем Гайаром?
   - Как и со всеми остальными. Встречаюсь с ним во Дворце правосудия,
однажды нам довелось завтракать вдвоем. Но этот господин слишком
важная персона для такой мелкой сошки, как я.
   - Он женат?
   - Думаю, да. Впрочем, подождите... Да, я уверен в этом. Он женился
вскоре после войны на какой-то не то певичке, не то танцовщице из
"Казино де Пари". Вот, пожалуй, все, что я могу сказать.
   - Вы никогда не видели ее? Не бывали у него дома?
   - Меня туда не приглашали.
   - Они не разведены? Живут вместе?
   - Насколько мне известно, да.
   - Вы знаете, она сопровождает его, когда он едет на защиту в
провинцию?
   - Почти никогда.
   - Благодарю вас.
   Комиссар снова тщетно пытался дозвониться на улицу Лабрюйера, и
гардеробщица смотрела на него со все большим любопытством.
   Наконец он решился покинуть "Лотос" и, кивнув Микки, стал медленно
спускаться по улице Пигаль. На улице Лабрюйера он сразу же нашел
особняк, который, в общем, оказался обычным небольшим жилым домом-
таких много в провинции, и они еще сохранились в некоторых районах
Парижа.
   Все окна были темны. На медной табличке значилось имя адвоката.
Мегрэ нажал кнопку, которая находилась под табличкой, и за дверью
послышался звонок.
   Никакого отклика. Он позвонил во второй раз, в третий, и все так же
тщетно, как и по телефону.
   Почему он перешел на другую сторону улицы, чтобы окинуть взглядом
весь дом?
   В тот момент, когда Мегрэ поднял голову, в темном окне на втором
этаже одна из занавесок колыхнулась, и он мог бы поклясться, что
заметил там чье-то лицо.

5

   Казалось, что Мегрэ разыгрывает роль владельца ночных кабаре и,
несмотря на различие в ширине плеч и весе, старается вообразить себя
Эмилем Буле. Неторопливо прохаживался он по нескольким улочкам,
составлявшим мир бывшего помощника метрдотеля Трансатлантической
компании, и, по мере того как шли часы, улочки эти меняли свой облик.
Одна за другой зажигались неоновые вывески, на порогах ночных
заведений появлялись швейцары в форме с галунами.
   Не только звуки джаза, доносившиеся из кабаре, уже по-иному
сотрясали воздух, но и прохожие стали иными. Ночные такси начали
подвозить клиентов, и какая-то новая девица уже вышагивала из темноты
в свет вывесок и обратно.
   Женщины окликали его. Он шел, заложив руки за спину. Г-н Эмиль тоже
ходил, заложив руки за спину? Но уж, во всяком случае, не дымил
трубкой. Он сосал мятные конфетки.
   Мегрэ спустился по улице Нотр-Дам-де-Лоретт до "Сен-Троп". Некогда
он знавал здесь заведение под другой вывеской, и тогда оно было
любимым местом встреч "дам в смокингах".
   Так ли уж изменился Монмартр? Да, ритмы оркестров были иные. Больше
появилось неоновых вывесок и реклам, но люди напоминали прежних. Лишь
некоторые изменили амплуа, как, например, швейцар "Сен-Троп", дружески
поздоровавшийся с Мегрэ.
   Это был седобородый великан, русский эмигрант, который много лет в
другом кабаре квартала красивым басом пел старинные романсы своей
родины, аккомпанируя себе на балалайке.
   - Вы помните вечер последнего вторника?
   - Я помню все вечера, которые даровал мне Господь! - выспренне
ответил старый генерал.
   - В тот вечер ваш хозяин приходил сюда?
   - В половине десятого с красивой барышней.
   - Вы хотите сказать-с Адой? А потом он не возвращался один?
   - Клянусь святым Георгием, нет!
   Почему святым Георгием? Мегрэ вошел, окинул взглядом бар, круглые
столики на одной ножке, за которыми, окутанные оранжевым светом,
сидели первые посетители. Похоже, о его приходе уже предупредили,
потому что персонал - метрдотель, музыканты и танцовщицы- следили за
ним глазами, в которых читалось любопытство и тревога одновременно.
   Пробыл ли Буле здесь дольше? Мегрэ пошел обратно, у двери "Лотоса"
снова кивнул Микки, затем - девушке-гардеробщице и попросил у нее
жетон.
   В застекленной кабине он еще раз - и опять безуспешно! - попытался
дозвониться на улицу Лабрюйера.
   Потом он заглянул в "Голубой экспресс", внутреннее убранство
которого напоминало пульмановский вагон. Оркестр там играл так
оглушительно, что Мегрэ тут же поспешил уйти и, погрузившись в
спокойствие и темноту другого конца улицы Виктор-Массе, дошел до
Антверпенского сквера, где были открыты всего два кафе.
   То, что находилось под вывеской "Кружка пива из Антверпена",
напоминало старую провинциальную пивнушку. У окон завсегдатаи играли в
карты, в глубине можно было увидеть бильярд, вокруг которого не спеша,
почти торжественным шагом ходили двое мужчин.
   Один из них был г-н Резон. Пиджак он снял. Его толстопузый партнер
в зеленых подтяжках держал в зубах сигару.
   Мегрэ не вошел, остановившись на пороге, словно это зрелище
заворожило его; на самом же деле он думал о другом и вздрогнул, когда
чей-то голос произнес рядом:
   - Добрый вечер, шеф.
   Это был Лапуэнт, получивший задание заняться счетоводом. Он
пояснил:
   - А я как раз собирался домой. Я выяснил, что он делал во вторник
вечером. Из кафе ушел в четверть двенадцатого. Позже половины
двенадцатого он никогда не задерживается. Меньше чем через десять
минут был уже дома. Привратница убеждена в этом. Именно в этот вечер
она долго не ложилась спать: поджидала из кино мужа и дочь. Она
видела, как господин Резон вернулся, и уверяет, что больше он не
выходил.
   Юный Лапуэнт был сбит с толку, потому что Мегрэ, казалось, не
слушал его.
   - У вас есть новости? - рискнул спросить он. - Мне остаться с вами?
   - Нет. Иди спать.
   Комиссар предпочел снова начать свой обход в одиночестве, опять
вошел в "Голубой экспресс" как раз в тот момент, когда там открывали
занавес, и бросил взгляд в глубь зала, как иные посетители, которые,
прежде чем войти, хотят убедиться, что они найдут здесь то, что ищут.
   Потом - снова "Лотос". Снова Микки, занятый таинственным разговором
с двумя американцами, - должно быть, он сулил им запрещенные
развлечения, - подмигнул ему.
   Теперь Мегрэ не нужно было просить жетон для телефона, и звонок -
уже не в первый раз! - опять зазвучал в доме, который внешне отныне
был знаком Мегрэ и в котором, - он был убежден, - колыхнулась тогда
занавеска.
   Он даже растерялся немного, когда ему ответил мужской голос:
   - Слушаю.
   Мегрэ уже не надеялся больше на это.
   - Мэтр Жан Шарль Гайар?
   - Да, это я. Кто говорит?
   - Комиссар Мегрэ из уголовной полиции. Молчание. Потом несколько
нетерпеливо:
   - Так. Я слушаю.
   - Простите, что беспокою вас в такое время.
   - Вы чудом застали меня. Я только сейчас вернулся машиной из Пуатье
и перед сном просматривал корреспонденцию.
   - Могли бы вы принять меня на несколько минут?
   - Вы звоните с набережной Орфевр?
   - Нет, я в двух шагах от вас.
   - Я вас жду.
   Все тот же Микки у двери, еще более оживленная улица, женщина,
которая вынырнула из какого-то закоулка и положила ладонь на руку
комиссара, но внезапно отпрянула, узнав его.
   - Не обижайтесь, - выдохнула она.
   Наконец, словно оазис, он обрел тишину и покой на улице Лабрюйера,
где перед домом адвоката стояла длинная американская машина нежно-
голубого цвета. Над дверью горела лампочка. Мегрэ одолел ступеньки,
ведущие к двери, и прежде чем успел нажать на кнопку звонка, она
отворилась, и он увидел холл, выстланный белыми плитами.
   Жан Шарль Гайар был так же высок, так же широкоплеч, как и русский
швейцар в "Сен-Троп". Лет сорока пяти, розовощекий, крепкий, словно
игрок в регби, он, должно быть, состоял прежде из одних мускулов и
лишь недавно начал обрастать жирком.
   - Входите, комиссар.
   Адвокат закрыл дверь, провел гостя по коридору к себе в кабинет -
довольно просторную комнату, обставленную комфортабельно, но без
кричащей роскоши, и освещенную только лампой под зеленым абажуром,
которая стояла на столе, частью заваленном только что распечатанными
письмами.
   - Садитесь, пожалуйста. У меня был утомительный день, к тому же в
дороге я попал в сильную грозу, и это задержало меня.
   Мегрэ завороженно смотрел на левую руку своего собеседника: на ней
не хватало четырех пальцев. Остался только большой.
   - Я хотел бы задать вам несколько вопросов по поводу одного из
ваших клиентов.
   Адвокат проявил беспокойство? Или просто интерес? Трудно сказать. У
него были голубые глаза и светлые волосы, стриженные ежиком.
   - Если это не профессиональная тайна... - проговорил он.
   Он сел напротив комиссара, правой рукой поигрывая пресс-папье из
слоновой кости.
   - Сегодня утром обнаружили тело Буле.
   - Буле? - переспросил адвокат, словно отыскивая это имя в недрах
своей памяти.
   - Хозяин "Лотоса" и других кабаре.
   - А-а... Да-да, знаю.
   - Он недавно приходил к вам, не так ли?
   - Смотря по тому, что вы называете недавно.
   - Во вторник, например.
   - Во вторник на этой неделе?
   - Да.
   Жан Шарль Гайар покачал головой.
   - Если и приходил, то в мое отсутствие. Возможно, он был, когда я
еще не вернулся из Дворца правосудия. Надо спросить завтра у моей
секратарши.
   И, глядя Мегрэ прямо в глаза, он, в свой черед, задал вопрос:
   - Вы говорите, тело его обнаружили. Сам факт вашего появления здесь
свидетельствует о том, что делом занимается полиция... В таком случае,
речь, по-видимому, идет о насильственной смерти?
   - Он задушен.
   - Странно.
   - Почему?
   - Потому что, несмотря на свое ремесло, он был славный человек, и я
не думал, что у него имелись враги. Правда, он был всего лишь одним из
моих многочисленных клиентов.
   - Когда вы видели его в последний раз?
   - Смогу ответить вам точно. Минутку.
   Гайар встал, прошел в соседний кабинет, зажег там свет, покопался в
каком-то ящике и вернулся с красным блокнотом в руке.
   - Моя секретарша записывает все мои встречи. Подождите.
   Он листал блокнот с конца, шепча про себя имена. Пролистал таким
образом страниц двадцать.
   - Вот! Двадцать второго мая, в пять часов. Еще я вижу пометку о
другом визите - восемнадцатого мая в одиннадцать часов утра.
   - Вы не виделись с ним с двадцать второго мая?
   - Насколько помнится, нет.
   - И он не звонил вам?
   - Если он звонил сюда, то с ним могла разговаривать только моя
секретарша, и только она сможет ответить вам на этот вопрос. Она будет
здесь завтра в девять.
   - Вы вели все дела Буле?
   - Смотря, что вы называете "всеми делами"? - И адвокат добавил,
улыбаясь: - Коварный вопрос. Я отнюдь не посвящен во всю его
деятельность.
   - Но кажется, именно вы составляли его налоговые декларации?
   - Вот на этот вопрос я не вижу причины не ответить. Да, верно, Буле
был не очень-то образован и не мог делать это сам. - Гайар снова
помолчал, затем уточнил: - Добавлю: он никогда не просил меня
жульничать. Конечно, как и все налогоплательщики, он старался платить
как можно меньше, но не преступая закона. Иначе я не стал бы вести его
дела.
   - Вы упомянули о визите, который он нанес вам восемнадцатого мая. А
накануне ночью неподалеку от "Лотоса" был убит некий Мазотти.
   Гайар невозмутимо закурил сигарету, протянул Мегрэ серебряный
портсигар, но, увидев, что тот достал трубку, отвел руку.
   - Не вижу никакой причины скрывать от вас, что заставило его
прийти. Мазотти пытался шантажировать Буле, и тот, дабы отвязаться от
него, заручился поддержкой трех-четырех здоровяков из своего родного
Гавра.
   - Да, я знаю.
   - Узнав о смерти Мазотти, он понял, что полиция будет его
допрашивать. Ему нечего было скрывать, но он боялся, как бы имя его не
попало в газеты.
   - И он просил у вас совета?
   - Совершенно верно. Я сказал ему, чтобы он отвечал со всей
искренностью. Причем убежден: он так и поступил. Если я не ошибаюсь,
вторично он был вызван на набережную Орфевр двадцать второго или
двадцать третьего мая, и он снова пришел посоветоваться со мной перед
этим визитом. Надеюсь, его не заподозрили? На мой взгляд, это было бы
ложным шагом.
   - Вы уверены, что он снова не приходил к вам на этой неделе, во
вторник, например?
   - Абсолютно уверен и еще раз повторяю: имей эта встреча место, она
была бы записана в блокноте секретарши. Вот, взгляните сами.
   Он протянул блокнот комиссару, но тот не коснулся его.
   - Вы были дома во вторник вечером? Теперь уже адвокат нахмурился.
   - Это начинает напоминать допрос, - заметил он, - и, признаюсь, я
уже думаю, что у вас на уме. Пожав плечами, он тем не менее улыбнулся.
   - Покопавшись в памяти, я, разумеется, мог бы вспомнить, чем
занимался во вторник. Большинство вечеров я провожу здесь, у себя в
кабинете: это ведь единственное время, когда я могу спокойно
поработать. По утрам один за другим идут клиенты. После обеда я
зачастую во Дворце правосудия...
   - Вы обедали не в городе?
   - Я почти никогда не обедаю в городе. Я, видите ли, не светский
адвокат.
   - И все-таки во вторник вечером?..
   - Сегодня пятница, не так ли? Вернее, суббота, поскольку уже
перевалило за полночь. Сегодня на рассвете я уехал в Пуатье.
   - Один?
   Похоже, вопрос удивил Гайара.
   - Один, разумеется, я ведь ездил туда на защиту. Вчера я не покидал
своего кабинета весь вечер. Насколько я понимаю, вам нужно мое алиби?
   Он сохранял легкий, иронический тон.
   - Мне любопытно другое: почему алиби нужно на вечер вторника, в то
время как смерть настигла моего клиента, если я правильно вас понял,
этой ночью. Ну, ладно. Я, как и бедный Буле, в делах педантичен.
Четверг - не выходил. В среду вечером... Посмотрим! В среду я работал
до десяти часов, а потом пошел прогуляться около дома, так как у меня
немного разболелась голова. Что же касается вторника... После полудня
я защищал в гражданском суде. Путаное дело, которое тянется уже три
года, и конца ему не видно. Потом вернулся домой пообедать...
   - Вы обедали с женой?
   Гайар остановил на комиссаре тяжелый взгляд и отчеканил:
   - Да, с женой.
   - Она дома?
   - Наверху.
   - Она уходила сегодня вечером?
   - Практически она никогда не выходит - по здоровью. Моя жена уже
много лет больна и очень страдает.
   - Простите.
   - Ничего. Итак, мы пообедали. Я, как обычно, спустился сюда, в
кабинет. Так! Я здесь. Я устал на защите. Сел в машину, решил часок-
другой побыть за рулем, развеяться, это со мной иногда бывает. Когда-
то я много занимался спортом, и мне не хватает свежего воздуха.
Проезжая по Елисейским полям, я увидел, что там идет один русский
фильм, который мне хвалили...
   - Короче, вы пошли в кино.
   - Совершенно верно. Вы видите, никакой тайны. После кино я зашел к
"Фуке" пропустить стаканчик до возвращения.
   - Никто вас не ждал?
   - Никто.
   - Никто не звонил вам по телефону? Казалось, адвокат снова роется в
своей памяти.
   - Нет. Нет. Мне пришлось выкурить перед сном одну или две сигареты,
иначе я с трудом засыпаю. А теперь позвольте сказать вам, что я весьма
удивлен.
   Наступила очередь Мегрэ разыгрывать чистосердечие.
   - Чем?
   - Я ожидал, что вы будете расспрашивать меня о моем клиенте. Вы же
расспрашиваете обо мне, о том, как я провожу время. Я мог бы счесть
себя оскорбленным.
   - И я на самом деле пытаюсь восстановить, где и как провел свой
последний вечер Эмиль Буле.
   - Не понимаю.
   - Он был убит не этой ночью, а в ночь со вторника на среду.
   - Но вы же сказали...
   - Я сказал, что тело обнаружили сегодня утром.
   - Выходит, со вторника оно... С видом послушного ребенка Мегрэ
согласно кивал головой. Казалось, он олицетворяет самое откровенность.
   - Почти наверняка установлено, что во вторник вечером у Буле была
назначена встреча. Возможно, встреча в этом же квартале.
   - И вы вообразили, что он приходил ко мне? Комиссар рассмеялся.
   - Я вовсе не обвиняю вас в том, что вы задушили своего клиента.
   - Он задушен?
   - Таково медицинское заключение. Было бы слишком долго перечислять
вам все признаки, подтверждающие это. Он имел обыкновение приходить к
вам за советом.
   - Я не принял бы его в полночь.
   - Он мог находиться в затруднительном положении. Ну, к примеру,
кто-нибудь шантажировал его.
   Гайар закурил новую сигарету и медленно, выпустил дым.
   - Если судить по его чековой книжке, совсем недавно он снял со
счета в банке весьма солидную сумму.
   - Могу я узнать сколько?
   - Полмиллиона старых франков. А это не в его правилах. Обычно в
случае надобности он брал наличными в кассе одного из кабаре.
   - А это - единственный раз?
   - Насколько нам известно, да. Точно я буду знать завтра, когда
проверят его счет в банке.
   - И все-таки я не понимаю, какова в этом деле моя роль.
   - Сейчас. Предположим, он однажды уступил, и его снова решили
шантажировать, назначили ему встречу в ночь со вторника на среду. Ему
могла прийти в голову мысль посоветоваться с вами. Возможно, он много
раз звонил вам в течение вечера, пока вы были в кино. Кто подходит к
телефону, когда вас нет дома?
   - Никто.
   И так как Мегрэ казался удивленным, добавил:
   - Моя жена, как я уже сказал вам, больна: нервная депрессия,
которая продолжает прогрессировать. Кроме того, она страдает
полиневритом, и врачи бессильны помочь ей. Она почти не спускается со
второго этажа, и при ней всегда под видом горничной находится
медицинская сестра. Жена не знает об этом. Телефон наверху я снял.
   - А прислуга?
   - Их две, и они спят на третьем этаже. Что же касается вашего
вопроса, который теперь мне понятнее, то лично я не представляю себе,
объектом какого шантажа мог бы стать мой клиент, больше того, сам факт
шантажа удивил бы меня: зная дела Буле, я не вижу, на какой почве его
могли бы шантажировать. Итак, он не приходил ко мне за советом во
вторник вечером. И - заявляю априори! - я не знаю, что он делал в ту
ночь. Когда вы сказали мне, что он убит, я не очень поразился: в его
положении на Монмартре не обойтись без серьезных врагов. Гораздо
больше меня удивило то, что он задушен, и еще больше - что тело его
обнаружили лишь сегодня утром. Но где его нашли? Вероятно, вытащили из
Сены?
   - Он лежал на т