последней пивной, где его видели?  У  него  в
кармане лежало нечто, уличающее чехов. Один из них не спускал с  него  глаз.
Бросить на виду у преследователя письмо в почтовый ящик - не  самый  ли  это
верный способ  вынудить  его  отстать?  Вложить  же  документ  в  конверт  -
секундное дело. Но какой адрес Альбер на нем надписал?
   - Алло! - позвонил  Мегрэ  в  уголовную  полицию.  -  Кто  у  телефона?..
Боден?..  Есть  работенка,  малыш.  И  неотложная.  Сколько  инспекторов  на
месте?..  Что?  Всего  четверо?  Да,  одного  придется  оставить   дежурить.
Остальных забирай. Поделите  между  собой  все  почтовые  отделения  Парижа,
включая Шарантонское, с которого ты лично и  начнешь.  Опросите  операторов,
сидящих на корреспонденции до востребования. Где-то должно  быть  письмо  на
имя Альбера Решена, лежащее уже  несколько  дней...  Да,  изъять,  доставить
мне... Нет, не домой. Я буду на службе через полчаса.
   Комиссар, улыбаясь, посмотрел на гостей.
   - Еще по рюмочке?
   Кальвадос им явно не нравился - они согласились только из вежливости.
   - Нам можно идти? - поднялись они скованно,  как  школьники,  отпускаемые
учителем на перемену: им все еще не удалось преодолеть свою  недоверчивость.
- А нас по этому делу не потянут?
   - О вас даже не встанет вопрос. Прошу только - ни слова Нине.
   - У нее тоже не будет неприятностей?
   - Это еще с какой стати?
   - Вы с ней помягче, ладно? Если  бы  вы  знали,  как  она  любила  своего
Альбера!
   Закрыв дверь, Мегрэ поспешил выключить газ: суп уже убежал и залил плиту.
   Комиссар,  конечно,  догадывался:  парни  малость   приврали.   Судя   по
заключению  доктора  Поля,  они  изуродовали  труп  сотоварища  раньше,  чем
отправили Нину в деревню. Но в деле это ничего не меняет, да и вели они себя
достаточно послушно, так что цепляться к ним нет резона. В конце  концов,  у
этой публики, как и у всех людей, тоже есть свое понятие о порядочности.

Глава 9

   Воздух в кабинете  был  синий  от  дыма.  В  углу,  вытянув  ноги,  сидел
Коломбани. Несколько  минут  назад  был  здесь  и  сам  начальник  уголовной
полиции. Инспекторы входили и выходили. Едва  успев  закончить  разговор  со
следователем Комельо, Мегрэ снова снял трубку.
   - Алло, Маршан?..  Говорит  Мегрэ...  Да,  собственной  персоной...  Что?
Что... Ах, у вас есть приятель с такой же фамилией... И даже граф?.. Нет, мы
только однофамильцы.
   Было  семь  вечера,  и  говорил  комиссар   с   главным   администратором
"Фоли-Бержер" .
   - Что вы хотите, дорогой! - картавил Маршан. - Черт  возьми,  но  это  же
очень сложно. Я еле  успею  перекусить  где-нибудь  поблизости:  мы  вот-вот
откроемся... Разве что вы согласитесь заморить червячка вместе со мной?.. До
скорого, дорогой!
   В  кабинете  присутствовал  крайне  возбужденный  Жанвье.  Он  привез  из
Жуэнвиля  отличную  крупноформатную  фотографию  с   заранее   заготовленной
дарственной надписью, какие можно найти в любой  артистической  уборной.  На
ней красовалась подпись беззаботным размашистым почерком: "Франсина  Латур".
Женщина была красивая, молоденькая. На обороте стоял и адрес:  Пасси,  улица
Лоншан, 121.
   - Сегодня она, по-моему, выступает в "Фоли-Бержер", - доложил Жанвье.
   - Служащий ПГТ опознал ее?
   - Безоговорочно. Я привез бы его сюда, да он  и  так  опаздывал,  а  жены
здорово боится. Зато, если понадобится, его можно вызвать в любое время - он
живет в двух шагах отсюда, на  острове  Святого  Людовика,  и  у  него  есть
телефон.
   У Франсины Латур тоже  есть  телефон.  Мегрэ  позвонил  ей  на  квартиру,
намереваясь промолчать и повесить трубку, если ему  ответят.  Но  как  он  и
предполагал, дома у нее никого не оказалось.
   - Поезжай-ка туда, Жанвье. Возьми с собой кого-нибудь  половчей.  К  себе
внимания ни в коем случае не привлекать.
   - Негласный осмотр квартиры?
   - Не сейчас. Ждите моего звонка. Один пусть  сидит  в  каком-нибудь  баре
поблизости. Но обязательно позвонит сюда и даст телефон.
   Мегрэ нахмурился, вспоминая, не упустил ли чего-нибудь. С  Ситроена  тоже
вернулись не без результатов:
   Сергей Мадош работал там в течение двух лет.
   Комиссар прошел в инспекторскую.
   - Вот что, ребята,  сегодня  вечером  или  ночью  мне  понадобится  много
народу. Поэтому оставайтесь-ка лучше здесь. Сходите по очереди  поешьте  или
позвоните, чтобы вам принесли сандвичи и пиво. До скорого. Едем, Коломбани?
   - Мне казалось, ты обедаешь с Маршаном.
   - А ты с ним не знаком?
   Маршан, начавший с торговли контрамарками у дверей  театров,  был  теперь
одним из самых известных людей Парижа. Повадки у него остались  вульгарными,
речь - грубой. Он сидел в ресторане, водрузив локти на столик, держал в руке
пространное  меню  и  в  момент  появления  обоих  комиссаров  совещался   с
метрдотелем.
   - Что-нибудь легонькое, любезнейший Жорж. Ну, скажем... Куропатки  у  вас
есть?
   - С капустой, господин Маршан.
   - Садитесь, дорогой Мегрэ... Ба, да  с  вами  и  Сюрте!  Жорж,  дорогуша,
третий прибор... Как насчет куропаток с  капустой,  друзья?  Минутку!  Перед
куропатками молодая форель, отваренная в вине. Рыба живая, Жорж?
   - Можете сами выбрать в садке, господин Маршан.
   - Еще какую-нибудь закуску, чтобы ждать не так скучно было.  И  суфле  на
десерт, если считаете нужным.
   Подобные пиршества были страстью Маршана. Он устраивал  их  себе  днем  и
вечером, даже  если  ел  в  одиночестве.  И  называл  это  "перекусить".  Не
исключено, что после спектакля он еще отправится поужинать.
   - Итак, мой дорогой, чем могу  быть  полезен?  Надеюсь,  в  моей  лавочке
никакого беспорядка?
   Для серьезного разговора время пока не пришло. Настала очередь  официанта
с картой вин, и Маршан  потратил  еще  несколько  минут  на  консультацию  с
виночерпием.
   - Слушаю, ребята.
   - Вы будете молчать, если я вам кое-что скажу?
   - Не забывайте, милый толстячок, что я набит секретами  безусловно  туже,
чем кто-либо в Париже. У меня в руках  судьба  сотен,  нет,  тысяч  семейных
очагов. Молчать? Да я только и делаю что молчу!
   Забавно! Маршан, говоривший с утра до вечера без остановки, действительно
говорил лишь то, что считал нужным сказать.
   - Франсину Латур знаете?
   - Она выступает у нас в двух скетчах вместе с Дреаном.
   - Что вы о ней думаете?
   - А что мне думать? Покамест она еще  цыпленочек.  Поговорим  о  ней  лет
через десять.
   - Талантлива?
   - При чем здесь талант? - с комическим  удивлением  воззрился  Маршан  на
комиссара. - Не знаю, сколько ей точно, но не больше  двадцати.  А  она  уже
одевается у лучших портных и, похоже, начала обзаводиться  бриллиантами.  Во
всяком случае, на прошлой неделе появилась в норковой шубе. Чего ей больше?
   - У нее есть любовники?
   - У нее, как у всех, есть друг.
   - Вы его знаете?
   - Предпочел бы не знать.
   - Иностранец?
   - В наши дни на такую роль годятся  только  иностранцы.  Во  Франции  нет
больше никого, кроме примерных мужей.
   - Слушайте, Маршан, это бесконечно серьезней, чем вы полагаете.
   - Когда вы его возьмете?
   - Надеюсь, сегодня ночью. И совсем не за то, о чем вы думаете.
   - Аресты ему, во всяком случае, не в новинку. Насколько помнится, его раз
десять привлекали за чеки без обеспечения или  за  что-то  в  том  же  роде.
Сейчас он, кажется, на коне.
   - Имя?
   - За кулисами все его зовут господин Жан. Настоящая фамилия  -  Бронский.
Он чех. Некоторое время подвизался в кино. По-моему, и сейчас еще  крутится,
- продолжал Маршан,  который  мог  бы  наизусть  изложить  curriculum  vitae
  любой  парижской
знаменитости, включая подробности с душком.  -  Красивый,  приятный,  щедрый
парень. Женщины его обожают, мужчины побаиваются его обаяния.
   - Влюблен?
   - Вроде бы да.  Во  всяком  случае,  с  подружкой  почти  не  расстается.
Говорят, ревнует ее.
   - Как вы считаете, где он сейчас?
   - Если сегодня днем где-либо есть скачки, вероятно, повез туда  Франсину.
Женщине, которая уже полгода одевается на улице  Мира  и  щеголяет  в  новой
норковой шубке, ипподромы не надоедают. В данную минуту  они,  видимо,  пьют
аперитив в каком-нибудь баре на Елисейских полях. Выход у малышки  только  в
половине десятого. В театр  она  приезжает  к  девяти.  Значит,  они  успеют
пообедать у Фуке, Максима или Сиро. Если вам нужно с ними увидеться...
   - Не сейчас. Бронский сопровождает ее в театр?
   - Почти всегда. Проводит до уборной, пошатается за кулисами, устроится  в
большом холле бара и болтает с Феликсом. После второго скетча возвращается к
ней в уборную и, как только она соберется, увозит ее. Обычно куда-нибудь  на
вечеринку.
   - Живет у нее?
   - Наверно, дорогуша. Только об этом лучше спросить у привратницы.
   - Видели вы его в последние дни?
   - Его-то? Еще вчера.
   - Он вам не показался более нервным, чем обычно?
   - Знаете, такие субъекты всегда нервны. Когда ходишь по канату...  Ладно.
Насколько я понимаю, канат вот-вот лопнет. Жаль  малышку.  Впрочем,  теперь,
когда у  ней  отросли  перышки,  она  сама  справится  и  даже  найдет  себе
кого-нибудь получше.
   Разговаривая,  Маршан  ел,  пил,  утирал  губы   салфеткой,   запанибрата
здоровался,   прощался   и   успевал   еще    подзывать    метрдотеля    или
официанта-виночерпия.
   - Не знаете, с чего он начинал? -  А  вот  это,  мой  толстячок,  вопрос,
который не задают  джентльмену,  -  суховато  отпарировал  Маршан,  которому
шантажистские газетенки охотно напоминали о его собственном дебюте.  Правда,
почти сразу же спохватился. - Знаю  только,  что  одно  время  у  него  была
контора по найму статистов.
   - Давно?
   - Несколько месяцев назад. Могу навести справки.
   - Не нужно. Предпочел  бы  даже,  чтобы  вы,  особенно  сегодня  вечером,
воздерживались от каких бы то ни было намеков на наш разговор.
   - Вы придете к нам в театр?
   - Нет.
   - Тем лучше, а то я уже собирался вас просить выяснить свои  отношения  с
ним не у нас.
   - Я не желаю ни малейшего риска,  Маршан.  Наши  с  Коломбани  фотографии
слишком часто появлялись в газетах. Судя по вашим отзывам и моим  сведениям,
этот субъект достаточно хитер,  чтобы  учуять  не  только  нас,  но  и  моих
инспекторов.
   - А история-то, старина, похоже,  и  вправду  серьезная...  Кладите  себе
куропатку.
   - Да, может запахнуть порохом.
   - Ото!
   - Уже пахло. И сильно.
   - Прекрасно. Только ничего мне не рассказывайте. Я лучше прочту обо  всем
в завтрашних или послезавтрашних газетах.  Ешьте,  друзья  мои.  А  об  этом
шатонефе что скажете? Здесь его осталось всего пятьдесят бутылок. Я велел их
припрятать для меня, но пусть теперь останется сорок девять.  Я  закажу  еще
одну?
   - Нет, благодарю. У нас ночью работа. Через четверть часа они  расстались
с Маршаном, несколько отяжелев от  слишком  сытного  и  слишком  сдобренного
вином обеда.
   - Лишь бы он промолчал! - буркнул Коломбани.
   - Он промолчит.
   - Кстати, Мегрэ, твоя тетка привезла хорошие вести?
   - Превосходные. Теперь я,  по  правде  говоря,  знаю  почти  всю  историю
Маленького Альбера.
   - Так я и думал. У женщин всегда самая первосортная информация.  Особенно
у тетушек из провинции. Может, поделишься?
   Времени у них хватало. Ночь обещала быть беспокойной, это делало особенно
желательной известную разрядку, и оба комиссара двинулись пешком.
   - Ты был прав. Мы, вероятно, могли взять их разом в Венсене. Эх, лишь  бы
Бронский не догадался, что мы вышли на него!
   К половине десятого они добрались до уголовной  полиции,  где  их  ожидал
взволнованный инспектор с важной новостью.
   - Карел Липшиц убит, комиссар. Можно сказать, у меня на глазах. Я стоял в
неосвещенном закоулке на Севрской улице, метрах в  ста  от  больницы.  Вдруг
слышу справа шорох, словно кто-то осторожно  пробирается  в  темноте.  Потом
человек побежал, и тут же грохнул выстрел. Все произошло так близко,  что  я
сперва решил: стреляют в меня, и автоматически выхватил револьвер. Затем  не
увидел, а скорей догадался, что один упал, а другой убегает, и открыл огонь.
   - Убил?
   - Я метил в ноги, и на втором выстреле мне повезло: попал. Беглец рухнул.
   - Кто это был?
   - Мальчишка, которого зовут Петром. Везти его  никуда  не  потребовалось:
все произошло прямо перед больницей.
   - Значит, Петр пристрелил Карела?
   - Да.
   - Они пришли вместе?
   - По-моему, нет. Похоже, Петр выследил дружка и завалил его.
   - Что он говорит?
   - Мальчишка? Ничего. Губ не разжимает, только глаза лихорадочно  блестят.
Он не то счастлив, не то горд, что угодил в больницу. В коридорах бросал  по
сторонам жадные взгляды.
   - Черт возьми, так это же из-за Марии,  которая  там  находится!  Ранение
тяжелое?
   - Пуля попала в левое колено. Сейчас парня наверняка оперируют.
   - Что в карманах?
   На письменном столе Мегрэ лежали отдельно друг  от  друга  две  тщательно
подобранные кучки вещей.
   - Первая - из карманов Карела. Вторая - из карманов мальчишки.
   - Мере у себя?
   - Предупредил, что пробудет всю ночь в лаборатории.
   - Передайте, чтобы спустился. И пошлите кого-нибудь наверх, в архив.  Мне
нужны учетная карточка и дело некоего Яна Бронского. Пальцевых отпечатков  у
меня нет, но у него две судимости, и отсидел он не меньше полутора лет.
   Комиссар отправил  также  людей  на  Прованскую  улицу  к  "Фоли-Бержер",
строжайше наказав им любой ценой остаться незамеченными.
   - Перед уходом хорошенько присмотритесь к фотографии Бронского. Брать его
только в том случае, если попытается сесть в поезд или самолет.  Но,  думаю,
этого не случится.
   В  бумажнике  Карела   Липшица   лежали   42   тысячефранковые   бумажки,
удостоверения личности  на  его  имя  и  еще  одно  с  итальянской  фамилией
Филиппино. Липшиц не курил, при нем не оказалось ни сигарет, ни  трубки,  ни
зажигалки, но были обнаружены карманный фонарик, два носовых платка,  в  том
числе один грязный, билет в кино, датированный истекшим днем, перочинный нож
и пистолет.
   - Вот видишь! А мы воображали, что все предусмотрели,  -  заметил  Мегрэ,
указывая Коломбани на билет в кино. - Они таки сообразили, что лучше пойти в
кино, чем шастать по улицам. В кино можно часами отсиживаться в  темноте.  А
на Бульварах, где сеансы круглосуточные, - даже вздремнуть.
   В карманах Петра нашлось всего 38 франков мелочью. В бумажнике  хранились
две фотографии - маленькая паспортная карточка Марии, вероятно прошлогодняя,
потому что прическа была у девушки  другая,  и  портрет  крестьянской  четы,
сидящей на пороге своего жилища где-то в Центральной Европе, насколько можно
было судить по внешнему виду  дома.  Удостоверение  личности  отсутствовало.
Сигареты, зажигалка, голубой блокнотик с несколькими страницами, исписанными
карандашом...
   - Вроде бы стихи?
   - Убежден в этом.
   При виде двух объемистых кучек Мере возликовал и тут же утащил все в свою
берлогу под крышей. Вскоре один из инспекторов  положил  комиссару  на  стол
дело Бронского.  Безжалостно  резкая,  как  все  антропометрические  снимки,
фотография  совершенно  не  соответствовала  описанию  Маршана:  у  молодого
человека было усталое лицо, двухдневная щетина, крупный кадык.
   - Жанвье звонил?
   - Сказал, что все спокойно и вы можете вызвать его  по  телефону:  Пасси,
шестьдесят два - сорок один.
   - Соедините меня с ним.
   Мегрэ читал вполголоса.  Из  дела  явствовало,  что  Бронскому,  уроженцу
Праги, сейчас тридцать пять. Учился в Венском университете, потом  несколько
лет жил в Берлине. Там женился на некой  Хильде  Браун,  но  когда  двадцати
восьми лет приехал на законных основаниях во Францию, то был уже  один.  Еще
тогда он указал род занятий - кинематографист; первым  его  местожительством
была гостиница на бульваре Распайль.
   - Жанвье на проводе, шеф.
   - Ты, малыш?.. Пообедал?.. Слушай хорошенько. Посылаю тебе двух человек с
машиной.
   - Нас и так двое! - запротестовал обиженный инспектор.
   - Не важно. Слушай, что я говорю. Когда  они  прибудут,  оставишь  их  на
улице. Нужно, чтобы их присутствия никто не  заподозрил.  Особенно  человек,
возвращающийся домой пешком или на такси. Вы с  напарником  войдете  в  дом.
Предварительно выждите, пока погаснет свет  в  привратницкой.  Как  выглядит
здание?
   - Новое, современное, довольно шикарное. Белый фасад, дверь  из  кованого
железа со стеклом.
   - Хорошо. Пробормочите какую-нибудь фамилию и поднимайтесь.
   - А как мне узнать, какая квартира?
   - Ты прав. Где-то поблизости  должна  быть  лавка,  поставляющая  жильцам
молоко. Разбуди, если нужно, молочника. Сочини какую-нибудь  историю,  лучше
всего любовную.
   - Ясно.
   - С замками  справляться  не  разучился?  Войдите  в  квартиру.  Свет  не
включайте. Спрячьтесь в углу, так чтобы успеть вмешаться, если потребуется.
   - Понятно, шеф,  -  вздохнул  бедняга  Жанвье,  перед  которым  замаячила
перспектива  многочасового  неподвижного  ожидания   в   темной   незнакомой
квартире.
   - Главное, не курить, - и Мегрэ сам  улыбнулся  своей  жестокости.  Потом
выбрал двух человек в засаду на улице Лоншан.  -  Прихватите  пушки.  Трудно
предвидеть, как развернутся события.
   Взгляд на Коломбани... Они поняли друг друга без слов. Не с мошенником, а
с главарем банды убийц - вот с кем предстоит иметь дело,  и  они  не  вправе
рисковать. Задержать  его  в  "Фоли-Бержер"  куда  проще,  но  предусмотреть
реакцию Бронского невозможно. Есть  шанс,  что  этот  тип  вооружен,  а  он,
похоже, не побоится оказать сопротивление и даже  открыть  огонь  по  толпе,
чтобы воспользоваться паникой.
   - Кто сходит в пивную "У  дофины"  за  пивом  и  сандвичами?  Добровольцы
есть?
   Это был первый признак того,  что  надвигающаяся  ночь  войдет  в  анналы
уголовной полиции. Атмосфера  в  обоих  кабинетах,  занятых  отделом  Мегрэ,
наводила на мысль о  командном  пункте  перед  боем.  Все  курили,  всем  не
сиделось на месте. Телефоны освободились.
   - "Фоли-Бержер", пожалуйста.
   Маршана удалось заполучить не  сразу.  Его  вытащили  со  сцены,  где  он
улаживал ссору двух обнаженных танцовщиц.
   - Да, дорогуша... - начал он, даже не спросив, с кем говорит.
   - Это Мегрэ.
   - Слушаю.
   - Он у вас?
   - Только что видел его.
   - Отлично. Не отвечайте мне. Прошу об  одном:  если  он  уйдет  без  нее,
позвоните.
   - Ясно. Не очень его мордуйте, ладно?
   - Этим, вероятно, займется кто-нибудь другой, - загадочно пообещал Мегрэ.
   Через несколько секунд на сцену "Фоли-Бержер" выпорхнет Франсина Латур  в
паре с комиком Дреаном, а ее любовник заглянет на минуту в уже душный зал  и
пойдет с  видом  завсегдатая  гулять  по  фойе,  рассеянно  прислушиваясь  к
диалогу, который давно выучил наизусть, и к взрывам смеха на галерке.  Мария
по-прежнему лежит в больничной палате, встревоженная  и  взбешенная,  потому
что, в соответствии с правилами, у нее на ночь отобрали малыша, а за дверями
дежурят два инспектора. И, наконец, в другом крыле больницы Лаэннека одиноко
забылся сном Петр, которого привезли из операционной.
   Комиссара вызвал к телефону изрядно взвинченный Комельо. Он  в  гостях  у
знакомых на бульваре Сен-Жермен и выскочил на минутку, чтобы позвонить.
   - По-прежнему ничего?
   - Так, мелочи. Убит Карел Липшиц.
   - Вашими?
   - Нет, своим дружком. Один из моих инспекторов прострелил ногу  мальчишке
Петру.
   - Словом, на свободе остался один?
   - Да, Сергей Мадош. И, конечно, главарь.
   - Которого вы до сих пор не установили?
   - Которого зовут Ян Бронский.
   - Он случайно не кинопродюсер?
   - Не знаю, продюсер ли он, но в кино подвизается.
   - Это он около трех  лет  назад  получил  с  моей  помощью  полтора  года
заключения?
   - Совершенно верно.
   - Вышли на след?
   - Сейчас он в "Фоли-Бержер".
   - И вы его не берете?
   - Скоро возьмем. Теперь время работает на нас, а я хочу свести  потери  к
минимуму.
   - Запишите мой