прибыли во Францию, никакой группы еще
не существовало. В то время в районе к югу от Амьена  мы  находим  лишь  его
одного. А как раз в этом районе и были совершены первые три убийства, причем
всегда на богатых и отдаленных фермах с хозяевами-стариками.
   - А четвертое?
   - Оно произошло чуть дальше к востоку, в  окрестностях  Сен-Кантена.  Вот
увидите, скоро  непременно  выяснится,  что  в  этих  краях  у  Карела  была
приятельница или приятель. Он  мог  ездить  гуда  на  велосипеде.  Три  года
спустя, когда банда сформировалась...
   - И где же, по-вашему, она сформировалась?
   - Не знаю, но  следы  большинства  ее  членов  просматриваются  в  районе
набережной Жавель. Виктор Польенский, например, еще за несколько  недель  до
первого преступления работал у Ситроена.
   - Вы упомянули о главаре.
   - Позвольте  мне  сперва  закончить  свою  мысль.  До  смерти  Маленького
Альбера, вернее, до обнаружения его  трупа  на  площади  Согласия,  -  я  не
случайно вношу это уточнение, и дальше вы поймете почему, - банда,  имея  на
счету уже четыре  преступления,  чувствовала  себя  в  полной  безопасности.
Примет ее членов  не  знал  никто.  Единственным  очевидцем  была  маленькая
девочка,  видевшая  женщину,  которая  пытала  ее  мать.  Мужчин  она   едва
разглядела, к тому же лица у них были обмотаны черными тряпками.
   - Вы разыскали эти тряпки на улице Сицилийского Короля?
   - Нет... Итак, банда наслаждалась безнаказанностью. Никому и в голову  бы
не пришло искать пикардийских убийц  в  трущобах  парижского  гетто.  Верно,
Коломбани?
   - Безусловно.
   - Внезапно Маленький Альбер замечает, что ему грозит опасность со стороны
преследующих его незнакомцев. Вспомните:  он  сказал  по  телефону,  что  их
несколько и они сменяют друг друга. Так вот, после того как Маленький Альбер
обратился ко мне за помощью, его закалывают в его же собственном бистро.  Он
хотел прийти ко мне. Значит, имел что сообщить, и негодяи это знали.  Встает
вопрос: зачем они дали себе труд перевезти труп на площадь Согласия?
   Присутствующие молча переглядывались, ища ответа на вопрос, который Мегрэ
столько раз задавал себе.
   -  Я  по-прежнему   опираюсь   на   материалы   Коломбани,   отличающиеся
исключительной  точностью.  При  налетах   на   фермы   банда   пользовалась
автомашинами, преимущественно  ворованными  грузовичками.  Почти  всегда  их
угоняли с  улиц,  прилегающих  к  площади  Клиши,  или,  во  всяком  случае,
расположенных в восемнадцатом округе. В  том  же  районе,  только  чуть-чуть
дальше,  за  Городской  чертой,  отыскивались  на  следующий  день  угнанные
автомобили.
   - Что из этого следует?
   -  Что  у  банды  нет  своей  машины.  Автомобиль   надо   парковать,   а
припаркуешься - наследишь.
   - Таким образом, желтый "Ситроен"...
   - Желтый "Ситроен" никто не  знал.  Мы  знали  бы  об  этом,  потому  как
владелец подал бы жалобу, тем более что автомобиль был почти новый.
   - Понял, - негромко уронил  начальник  уголовной  полиции,  и  ничего  не
понявший Комельо обиженно насупился.
   - Мне следовало догадаться об этом раньше. На  минуту  я  допустил  такую
возможность, но потом отбросил свое предположение: оно казалось мне  слишком
сложным, а я убежден, что истина  всегда  проста.  Труп  Маленького  Альбера
перевезли на площадь Согласия не убийцы.
   - Кто же тогда?
   - Не знаю, но скоро узнаем.
   - Как?
   - Я распорядился поместить в газетах одно объявление. Вы не  забыли,  что
около четырех дня Альбер, поняв,  что  мы  бессильны  ему  помочь,  позвонил
кому-то, кто не имел к нам отношения?
   - По-вашему, он позвал на помощь друзей?
   - Возможно. Во всяком случае, назначил кому-то встречу. И этот кто-то  не
поспел вовремя.
   - Откуда вы знаете?
   - Напоминаю:  на  набережной  Генриха  Четвертого  машина  испортилась  и
застряла довольно надолго.
   - Поэтому два сидевших в ней человека и приехали слишком поздно?
   - Совершенно верно.
   - Минутку. Папка с делом у меня  тоже  перед  глазами.  По  словам  вашей
гадалки, машина стояла у "Маленького Альбера" с половины  девятого  примерно
до девяти. А труп был положен на тротуар площади Согласия лишь в час ночи.
   - Они, наверное, вернулись, господин следователь.
   - Чтобы  погрузить  и  перевезти  в  другое  место  жертву  преступления,
которого не совершали?
   - Возможно. Я ничего не объясняю, а только констатирую.
   - А жена Альбера куда на все это время подевалась?
   - А вы предположите, что они как раз и отвозили ее в безопасное место.
   - Почему ее не убили одновременно с мужем? Она  же,  без  сомнения,  тоже
знала и, уж во всяком случае, видела убийцу.
   - А откуда известно, что она была дома? В  сложных  переплетах  некоторые
мужчины стараются убирать жен подальше.
   - Вам не кажется, господин комиссар, что  все  это  мешает  нам  вплотную
заняться нашими убийцами, которые, как вы сами выразились, бродят сейчас  по
Парижу?
   - Что вывело нас на них, господин следователь?
   - Труп на площади Согласия, разумеется.
   - Отчего бы ему не вывести нас на их след и вторично? Видите ли, когда мы
все поймем, взять банду будет  нетрудно.  Значит,  все  дело  в  том,  чтобы
понять.
   - Вы полагаете, они убили бывшего официанта за то, что он  слишком  много
знал?
   - Возможно. И я постараюсь узнать, как он узнал. Выяснив это, буду знать,
что он знал.
   Начальник уголовной  полиции,  одобрительно  улыбаясь,  кивнул:  он  живо
чувствовал антагонизм между следователем и комиссаром.
   - Быть может, поезд? - вставил Коломбани, которому не  терпелось  принять
участие в разговоре. Дело он знал назубок, и Мегрэ сочувственно встретил его
предположение.
   - Какой поезд? - заинтересовался Комельо.
   - Последний раз, - пояснил  Коломбани,  поощряемый  взглядом  коллеги,  -
преступники дали нам маленькую зацепку, которую  мы  постарались  скрыть  от
прессы, чтобы не насторожить банду. Обратите внимание на приобщенную к  делу
справку номер пять. Девятнадцатого января  преступление  было  совершено  на
ферме супругов Риваль, убитых, к сожалению, вместе с батраком  и  служанкой.
Ферма называется "Монашки" - очевидно, потому, что построена  на  развалинах
старинного монастыря. Находится она в пяти километрах от деревни  Годервиль.
К деревне примыкает  железнодорожная  станция,  где  останавливаются  поезда
местного сообщения,  хотя  это  на  магистрали  Париж  -  Брюссель.  Излишне
говорить, что  парижане  редко  пользуются  такими  поездами  -  кому  охота
трястись в вагоне долгие часы, останавливаясь на каждом полустанке? Так вот,
девятнадцатого января в двадцать семнадцать с поезда сошел человек,  имевший
билет Париж - Годервиль и обратно.
   - Приметами располагаете?
   - Очень общими. Довольно молод, хорошо одет.
   - Акцент иностранный? - решил внести свою лепту следователь.
   - Он ни с кем не заговорил. Прошел по шоссе через деревню, и  больше  там
его не видели. Зато на следующее утро в шесть с  минутами  он  снова  сел  в
поезд в Муше, другой маленькой станции в двадцати  одном  километре  к  югу.
Такси он не брал. Ни один крестьянин его не подвозил. Трудно  поверить,  что
он прошагал всю ночь для собственного удовольствия. Он неизбежно должен  был
пройти поблизости от "Монашек".
   Мегрэ  полузакрыл  глаза,  охваченный  почти  непреодолимой   усталостью.
Засыпать вот так, наполовину, ему случалось  порой  даже  стоя.  Трубка  его
погасла.
   - Получив эти сведения, - продолжал Коломбани,  -  мы  стали  разыскивать
билет через Компанию Северной железной дороги, поскольку  билеты,  сдаваемые
пассажирами по прибытии поезда, хранятся в течение определенного срока.
   - И вы его нашли?
   - На Северном вокзале он не был предъявлен. Иными словами, пассажир  ушел
по путям или, смешавшись с толпой, выходившей  на  какой-нибудь  пригородной
станции, сумел скрыться незамеченным, что нетрудно.
   - Об этом вы и хотели сказать, господин Мегрэ?
   - Да, господин следователь!
   - Что же из этого вытекает?
   - Не знаю. Маленький Альбер мог ехать тем же поездом.  Мог  оказаться  на
вокзале. Впрочем, нет, - покачал головой комиссар, - в таком случае  за  ним
начали бы охотиться раньше. К тому же он  располагал  каким-то  вещественным
доказательством - недаром после убийства дом его перерыли сверху донизу.
   - Но, очевидно, не нашли того, что искали, почему Польенский  и  появился
вторично?
   - Нет, в этом случае они не  послали  бы  туда  полудурка.  Я  поклясться
готов: Виктор пошел туда сам, не спросясь остальных. И  вот  доказательство:
они, не раздумывая, прихлопнули его, как только сообразили, что полиция села
ему на пятки и он рискует всех засветить...
   Простите, господа, простите, шеф, я  валюсь  от  усталости,  -  извинился
Мегрэ и повернулся к Коломбани. - Увидимся в пять?
   - Как хочешь.
   Мегрэ выглядел таким утомленным,  обмякшим,  раскисшим,  что  следователь
Комельо ощутил угрызения совести.
   - Вы добились существенных результатов, - польстил он  и  добавил,  когда
Мегрэ вышел:
   - В его годы нельзя не спать  целыми  ночами.  Почему  он  так  стремится
делать все сам?
   Комельо изрядно удивился  бы,  если  бы  увидел,  что,  садясь  в  такси,
комиссар сначала поколебался и лишь потом назвал адрес:
   - Шарантонская набережная. Где остановиться - скажу.
   Ему не давало покоя появление Виктора в "Маленьком Альбере". Всю дорогу у
него стояли перед глазами рыжий парень и Люкас у него на пятках.
   - Чего налить, шеф?
   - Чего хочешь.
   Шеврие окончательно вошел в роль,  а  его  жена  проявила  себя  неплохой
кухаркой: в зале сидели уже человек двадцать.
   - Я поднимусь наверх. Пришли мне Ирму. Она поднялась вслед  за  Мегрэ  по
лестнице,  вытирая  руки  о  передник.  Комиссар  осмотрелся:  окна  спальни
открыты, в комнате приятно пахнет и чисто.
   - Куда вы дели  вещи,  которые  тут  были  разбросаны?  Список  их  Мегрэ
составил еще вместе с Мерсом. Но тогда  он  искал  то,  что  могли  оставить
убийцы. Сейчас он задавал себе другой вопрос: за  чем  мог  вернуться  лично
Виктор?
   - Я все засунула в верхний ящик комода. Гребни, коробка шпилек,  шкатулка
из ракушек с названием нормандского курорта,  рекламный  разрезной  нож  для
бумаги,   испорченный   автоматический   карандаш,   -    словом,    мелочи,
загромождающие любой дом.
   - Здесь все?
   - Даже недокуренная пачка сигарет и  старая  треснутая  трубка.  Нам  еще
долго тут торчать?
   - Не знаю, малышка. Что, наскучило?
   - Нет, но клиенты начинают фамильярничать, а муж - терять терпение.  Того
гляди заедет кому-нибудь по физиономии...
   Разговаривая, Мегрэ рылся в ящике и  наконец  вытащил  оттуда  старенькую
губную гармонику немецкого производства, которую, к изумлению Ирмы, сунул  в
карман. А еще через несколько минут он по телефону задал г-ну Луазо  вопрос,
повергший того в остолбенение:
   - Скажите, Альбер играл на губной гармонике?
   - Насколько помнится, нет. Петь - пел, но я никогда не слышал,  чтобы  он
играл на каком-нибудь инструменте.
   Мегрэ вспомнилась гармоника,  найденная  на  улице  Сицилийского  Короля.
Минуту спустя он позвонил содержателю "Золотого льва":
   - Виктор играл на губной гармошке?
   - Конечно. Даже на улице, прямо на ходу.
   - Играл только он?
   - Нет. Еще Сергей Мадош.
   - У каждого была своя?
   - По-моему, да... Наверняка своя: им случалось играть дуэтом.
   В номере "Золотого льва", когда Мегрэ делал там  обыск,  отыскался  всего
один инструмент.  Гармошка  -  вот  что  дурачок  Виктор  пришел  искать  на
Шарантонскую набережную без ведома сообщников и в конце концов  заплатил  за
это жизнью.

Глава 8

   То, что произошло во  второй  половине  этого  дня,  пополнило  репертуар
забавных историй,  которые  г-жа  Мегрэ,  улыбаясь,  рассказывала  во  время
семейных встреч.
   В том, что Мегрэ вернулся в два часа  дня  и,  отказавшись  от  завтрака,
сразу лег спать, не было, в общем, ничего необычного, хотя  комиссар,  когда
бы он ни явился домой, первым делом отправлялся  на  кухню  и  заглядывал  в
кастрюли. Правда, на этот раз он заверил жену, что уже поел.  А  когда  чуть
позднее стал раздеваться и она  малость  его  поприжала,  он  сознался,  что
стащил ломоть ветчины  из  кухни  на  Шарантонской  набережной.  Г-жа  Мегрэ
задернула шторы, проверив, под  рукой  ли  у  мужа  все  необходимое,  и  на
цыпочках вышла. Не успела дверь закрыться, как он уже спал глубоким сном.
   Перемыв посуду и приведя кухню в порядок, г-жа Мегрэ  долго  не  решалась
войти в спальню и забрать забытое там вязанье. Наконец  она  прислушалась  к
ровному дыханию, осторожно повернула ручку  и  вошла  беззвучно,  как  ходят
монахини-сиделки. В эту минуту,  все  так  же  ровно  дыша,  он  пробормотал
несколько отяжелевшим языком:
   - Скажи, если бы ты получила два с половиной миллиона за пять месяцев...
   Глаза у комиссара были закрыты, лицо раскраснелось. Жена подумала, что он
говорит во сне, и замерла, боясь его разбудить.
   - На что бы ты их истратила, а?
   - Не знаю, - прошептала она. - Сколько ты сказал?
   - Два с половиной миллиона. Возможно, много больше.  Это  самое  меньшее,
что они взяли на фермах, причем изрядную долю в золоте. Конечно, лошади...
   Мегрэ тяжело повернулся на другой бок, приоткрыл один глаз и уставился на
жену.
   - Понимаешь, каждый раз все упирается в скачки...
   Г-жа Мегрэ понимала, что муж говорит не с ней, а сам с собой, и выжидала,
пока он снова уснет: тогда она исчезнет, как пришла, пусть даже без вязанья.
Комиссар долго молчал, и ей показалось, что он заснул.
   - Слушай, есть деталь, которую мне надо  немедленно  уточнить.  Где  были
скачки в прошлый вторник? Разумеется, в районе Парижа. Звони!
   - Куда?
   - В ПГТ. Номер найдешь в телефонной книге. Аппарат стоял  в  столовой,  и
слишком короткий провод не позволял перенести  его  в  спальню.  Г-жа  Мегрэ
всегда  смущалась,  когда  ей   приходилось   говорить   в   эту   маленькую
металлическую коробку, особенно с незнакомыми.
   - Можно сказать, что я звоню от твоего имени? - Покорно осведомилась она.
   - Пожалуйста, - А если спросят, кто я?
   - Ни о чем тебя не спросят.
   В эту минуту Мегрэ открыл оба глаза, значит,  полностью  проснулся.  Жена
его вышла в  соседнюю  комнату  и  оставила  дверь  открытой  на  все  время
разговора. Он был краток.  Служащий,  ответивший  ей,  привык,  вероятно,  к
подобным вопросам и наизусть знал программу скачек,  потому  что  немедленно
дал  необходимую  справку.  Когда  же  г-жа  Мегрэ  вернулась  в  спальню  с
намерением повторить мужу  то,  что  ей  сказали,  комиссар  уже  спал  сном
праведника, издавая при этом  звуки,  которые  были  слишком  громки,  чтобы
именоваться  храпом.  Поколебавшись,  она  решила  дать  ему   как   следует
отдохнуть, но на всякий случай  не  закрыла  дверь  и  время  от  времени  с
удивлением поглядывала на часы: Мегрэ редко спал днем подолгу.
   В четыре она вышла в кухню и поставила суп  греться.  В  половине  пятого
заглянула в спальню - муж по-прежнему спал, но даже теперь казалось, что  он
продолжает размышлять: брови у  него  были  нахмурены,  лоб  наморщен,  губы
странно искривлены. Однако через несколько минут, когда она опять уселась на
свое место у окна в кухне, раздался нетерпеливый голос:
   - Ну, дозвонилась?
   Она торопливо вошла в спальню и увидела, что муж сидит на постели.
   - Что, до сих пор занято? - с самым серьезным видом посочувствовал он.
   Эти слова произвели на г-жу Мегрэ любопытное действие: она испугалась, уж
не бредит ли ее супруг.
   - Разумеется, дозвонилась. Еще почти три часа назад.
   - Что ты несешь? - недоверчиво вскинулся комиссар. - Который теперь час?
   - Без четверти пять.
   Мегрэ даже не заметил, как снова заснул, хотя собирался  лишь  подремать,
пока она звонит.
   - Где были скачки?
   - В Венсене.
   - Что я  говорил!  -  возликовал  комиссар.  Он,  правда,  никому  ничего
подобного не говорил, но столько думал об этом, что большой разницы  тут  не
было. - Соедини меня с улицей де Соссэ, два нуля девяносто. Попроси  кабинет
Коломбани.
   - Что ему передать?
   - Ничего. Я сам поговорю с ним, если только он уже не выехал.
   Коломбани был еще на месте: его всегда отличала  привычка  опаздывать  на
встречи. Он проявил учтивость и согласился  навестить  коллегу  дома,  а  не
ехать к нему в уголовную полицию.
   По просьбе мужа г-жа Мегрэ приготовила ему  чашку  крепкого  кофе,  но  и
этого оказалось недостаточно, чтобы побороть  сонливость.  Комиссар  столько
недосыпал, что у него покалывали воспаленные веки. Ему казалось, что кожа  у
него слишком натянута. Он так и не набрался решимости одеться, а только влез
в брюки и шлепанцы, набросив  халат  прямо  на  ночную  рубашку  с  воротом,
украшенным красной вышивкой крестом.
   Они с Коломбани удобно устроились в столовой за  графином  кальвадоса,  а
прямо против них на белой стене по ту  сторону  бульвара  виднелась  надпись
черными буквами: "Лот и  Пепен".  Они  были  знакомы  слишком  давно,  чтобы
тратить время на  лишние  слова.  Коломбани,  низкорослый,  как  большинство
корсиканцев, носил обувь с высокими каблуками, галстуки  яркой  расцветки  и
перстень с бриллиантом - настоящим или фальшивым - на безымянном пальце.  По
этой причине его порой принимали не за полицейского, а  за  одного  из  тех,
кого он ловил.
   - Я послал Жанвье по ипподромам, - сказал Мегрэ, пыхнув  трубкой.  -  Где
сегодня скачки?
   - В Венсене.
   - Как и в прошлый вторник. Я все думаю, не в Венсене ли истоки истории  с
Маленьким Альбером. Расследование мы начали именно с ипподромов, хотя и  без
ощутимых результатов. Но  тогда  нас  интересовал  только  бывший  официант.
Сегодня - другое дело.  Задача  в  том,  чтобы  выяснить  в  разных  кассах,
особенно в дорогих, где ставки от  пятисот  до  тысячи,  не  состоит  ли  их
постоянным клиентом сравнительно молодой человек с иностранным выговором.
   - Может быть, его засекли инспекторы, обслуживающие ипподромы?
   - Кстати, он, по-моему, ходит туда не один. Два с половиной  миллиона  за
пять месяцев - это много.
   - На самом деле сумма куда крупнее,  -  поправил  Коломбани.  -  В  своем
донесении я привел только бесспорные цифры. Это деньги, безусловно  попавшие
в руки бандитов. У погибших фермеров были, похоже,  другие  тайники,  секрет
которых они выдали  под  пыткой.  Не  удивлюсь,  если  общий  итог  составит
миллиона четыре с гаком.
   На что тратили деньги голодранцы с улицы Сицилийского Короля? На  одежду?
Ни гроша. Они никуда не ходили, довольствовались тем,  что  пили  и  ели.  А
чтобы даже впятером проесть и пропить миллион, нужно  время.  Тем  не  менее
экспедиции следовали одна за другой в том же темпе.
   - Главарь наверняка набирал себе львиную долю.
   - Интересно, почему остальные безропотно подчинялись?
   Были и другие вопросы, которые Мегрэ задавал себе с такой настойчивостью,
что бывали минуты,  когда  он  уставал  думать  и,  проведя  рукой  по  лбу,
уставлялся на какой-нибудь предмет,  например  на  герань  в  дальнем  окне.
Несмотря  на  все  усилия,  комиссар  даже  дома  не   мог   оторваться   от
расследования, в котором словно увяз,  и  его  ни  на  минуту  не  оставляло
беспокойство о том, что происходит  в  Париже  и  окрестностях.  Он  еще  не
переправил Марию в Санте. Устроил так,  чтобы  дневные  газеты  сообщили,  в
какой больнице она помещена.
   - Наверное, послал уже инспекторов в засаду?
   - Четырех, не считая постовых.  В  больнице  хватает  дверей,  а  сегодня
приемный день.
   - Полагаешь, рискнут? - Не  знаю.  Они  все  сходят  по  ней  с  ума.  Не
удивлюсь, если кто-нибудь сыграет ва-банк. О том, что каждый из  них  вправе
считать себя папашей, уже не говорю. Отсюда неудержимое желание повидать  ее
и ребенка. Но это опасная игра. И не столько по моей милости, сколько  из-за
них самих.
   - Не понимаю.
   - Они у