глаз. Впрочем, если даже все и подтвердится, это вовсе еще не значит,
что двое друзей не могли напасть на Тубиба.
   Но с какой целью? На этот вопрос комиссар пока не мог ответить.
   Ну, а зачем, скажем, госпоже Келлер топить мужа в Сене? И кому она  могла
это поручить?
   Как-то раз при  столь  же  таинственных  обстоятельствах  был  убит  один
чудаковатый бедняк. Тогда Мегрэ сказал судебному следователю:
   "Бедняков не убивают..."
   Бродяг тоже не убивают. И все-таки  кто-то  попытался  же  избавиться  от
Франсуа Келлера.
   Мегрэ стоял на площадке автобуса и рассеянно слушал  перешептывание  двух
влюбленных. И вдруг его осенило, вспомнилась фраза: "Бедняков не убивают..."
Да, да, бедняков не убивают...
   Войдя в свой  кабинет,  он  сразу  же  позвонил  госпоже  Келлер.  Ее  не
оказалось  дома.  Служанка  сказала,  что  мадам  завтракает  с  подругой  в
ресторане, но в каком - она не знает.
   Тогда он позвонил Жаклин Руслэ.
   - Значит, вы виделись с мамой...  Она  звонила  мне  вчера  после  вашего
визита. Сегодня она тоже разговаривала со мной примерно с час назад... Итак,
это действительно мой отец?
   - В этом нет ни малейшего сомнения.
   - И вы по-прежнему не знаете, из-за чего на него  напали?..  Может  быть,
это произошло во время драки?
   - А разве ваш отец любитель драк?
   - Ну что вы, он был самый тихий  человек  на  свете!  Во  всяком  случае,
тогда, когда мы жили вместе. Мне думается, если бы даже его ударили,  он  не
дал бы сдачи.
   - Скажите, вы в курсе дел вашей матери?
   - Каких дел?
   - Когда ваша мать выходила  замуж,  у  нее  ведь  не  было  состояния  и,
вероятно, она не надеялась  когда-либо  разбогатеть...  Как  и  ваш  отец...
Поэтому меня интересует, был ли у них составлен брачный контракт. Если  нет,
значит, все их имущество считается общим, и, следовательно, ваш отец мог  бы
предъявить права на половину состояния.
   - О нет, об этом не может быть и речи, - не  колеблясь,  заявила  госпожа
Руслэ.
   - Вы уверены?
   - Мама вам это подтвердит. Когда я выходила замуж, такой вопрос возник  у
нотариуса.  Оказалось,  мои  родители   оговорили   раздельное   пользование
имуществом...
   - Могу ли я спросить имя вашего нотариуса?
   - Мосье Прижан, улица Бассано.
   - Благодарю вас.
   - Вы не хотите, чтобы я сходила в больницу?
   - А вы сами?
   - Я не уверена, что это доставит ему  удовольствие.  Маме  он  ничего  не
сказал. Кажется, даже сделал вид, будто не узнал ее...
   - Что ж! Быть может, и в самом деле лучше вам не ходить...
   Мегрэ хотелось как-то убедить себя в  том,  что  он  не  бездействует,  и
поэтому  он  позвонил  господину  Прижану.  Ему  пришлось  долго   уламывать
нотариуса, убеждать его и даже припугнуть бумагой, подписанной следователем,
так как тот настаивал на святости профессиональной тайны.
   - Я прошу вас сообщить мне только одно: были ли в брачном контракте мосье
и  мадам  Келлер  из  Мюлуза  оговорены  условия   раздельного   пользования
имуществом и у вас ли их брачный договор?
   После затянувшейся паузы на другом конце провода послышалось сухое  "да",
и трубку повесили.
   Выходило,  что  Франсуа  Келлер  был  действительно  бедняк,  не  имевший
никакого права на состояние, нажитое торговцем металлоломом  и  впоследствии
доставшееся его жене.
   Дежурная на коммутаторе крайне удивилась, когда комиссар попросил:
   - Дайте мне Сюренский шлюз!
   - Шлюз?
   - Да, шлюз. Разве там нет телефона?
   - Есть. Соединяю.
   В трубке раздался голос смотрителя шлюза. Комиссар назвал себя.
   - Я полагаю, вы отмечаете, какие суда проходят из одного бьефа в  другой?
Мне хотелось бы знать, где сейчас может находиться самоходная баржа, которая
должна была пройти через ваш шлюз вчера, к ночи. У нее фламандское  название
"Зваарте Зваан"...
   -  Знаю,  знаю!..  Два  брата,  маленькая  блондиночка  и  младенец.  Они
последними прибыли к шлюзу и ночью прошли в нижний бьеф.
   - Вы не могли бы сказать, где они сейчас?
   - Минутку!.. У них мощный дизель, да и течение здесь довольно сильное...
   Мегрэ ждал, пока его  собеседник  что-то  подсчитывал,  бормоча  под  нос
названия городов и деревень.
   - Если я не ошибаюсь, они  прошли  уже  километров  сто  и,  стало  быть,
достигли Жюзье. Во всяком случае, они наверняка миновали Пуасси. Все зависит
от того, сколько времени баржа  простояла  у  Буживальского  и  Карьерско-го
шлюзов...
   Через несколько минут комиссар вошел в кабинет инспекторов:
   - Кто из вас хорошо знает Сену?
   - Вверх или вниз по течению?
   - Вниз... Возле Пуасси, а может быть, и ниже...
   - Я! - отозвался один из инспекторов. - У меня есть додка, и я каждый год
во время отпуска спускаюсь на ней до Гаара. Лучше всего я  знаю  окрестности
Пуасси, потому что оставляю там лодку.
   Мегрэ  и  не  подозревал,  что  инспектор  Невэ,   серенький,   тщедушный
горожанин, занимается спортом.
   - Возьмите во дворе машину. Вы поедете со мной.
   Однако Мегрэ  пришлось  ненадолго  задержаться.  Пришел  Тора  и  сообщил
результаты произведенного им дознания.
   - Собака действительно околела в понедельник вечером, - подтвердил он.  -
Мадам Гийо все еще плачет, говоря об этом. Мужчины положили  труп  собаки  в
багажник и увезли, чтобы бросить в Сену... Их видели з кафе на улице  Тюрен.
Они заходили туда незадолго до закрытия.
   - В котором часу?
   - Немного позже половины двенадцатого. Кое-кто из посетителей  задержался
за игрой в белот*, и хозяин ждал, когда они кончат, чтобы  опустить  жалюзи.
Мадам Гийо смущенно подтвердила, что  муж  вернулся  поздно  я  был  изрядно
навеселе. В котором часу - она не знает, так как уже спала... При  этом  она
заверила меня, что это  не  в  его  привычках,  что  всему  виной  пережитое
волнение.
   * Белот - вид карточной игры.
   Наконец, комиссар и Невэ уселись в машину и помчались по лабиринту улиц к
Аньерской заставе.
   - По берегу Сены на машине не проедешь, - заметил Невэ. - Вы уверены, что
баржа миновала Пуасси?
   - Так считает смотритель шлюза.
   Теперь на дороге стали попадаться открытые  машины.  Некоторые  водители,
обняв за плечи своих спутниц, вели машину одной рукой. В садиках люди сажали
цветы. Какая-то женщина в голубом платье кормила кур.
   Прикрыв глаза, Мегрэ дремал. Казалось, его не интересует ничего на свете.
Всякий раз, как показывалась Сена, Невэ называл, что это за место.
   Взерх и вниз по течению мирно скользили  суда.  Вот  на  палубе  какая-то
женщина стирает белье. Вот другая стоит за рулем, а  у  ног  ее  примостился
малыш трех-четырех лет.
   В Мелане, где стояло несколько барж, Невэ притормозил машину.
   - Как вы ее назвали, шеф?
   - "Зваарте Зваан". Это означает "Черный Лебедь". Невэ  вышел  из  машины,
пересек набережную и вступил в разговор с речниками. Мегрэ издали видел, как
они оживленно жестикулируют.
   - Баржа прошла здесь с полчаса назад, -  сказал  Невэ,  снова  садясь  за
баранку. - Они делают по десять километров в час, а то  и  больше,  так  что
сейчас они где-нибудь неподалеку от Жюзье...
   И действительно, за Жюзье, у  островка  Монталэ,  показалась  бельгийская
баржа, шедшая вниз по течению.
   Они обогнали ее на несколько  сот  метров,  и  Мегрэ,  выйдя  из  машины,
подошел к берегу. Не  боясь  показаться  смешным,  он  принялся  размахивать
руками.
   У штурвала, с сигаретой в зубах, стоял младший из братьев, Хуберт.  Узнав
комиссара, он тотчас же наклонился над люком и сбавил скорость. Через минуту
на палубе появился длинный и тощий  Жеф  ван  Гут.  Сначала  показалась  его
голова, затем туловище и, наконец, вся его нескладная фигура.
   - Мне нужно с вами поговорить! - крикнул комиссар, сложив ладони рупором.
   Жеф знаками дал понять, что ничего не слышит из-за шума двигателя,  Мегрэ
попытался объяснить ему, что нужно остановиться.
   Вокруг - типично сельский пейзаж. Примерно в километре от  них  виднелись
красные и серые  крыши,  белые  стены,  бензоколонка,  позолоченная  вывеска
гостиницы.
   Хуберт ван Гут дал задний ход.  Жена  Жефа  тоже  выглянула  из  люка  и,
видимо, спросила у мужа, что случилось.
   Братья действовали как-то странно. Со стороны можно было  даже  подумать,
что они не понимают друг друга. Жеф, старший, указывал  вдаль,  на  деревню,
должно быть говоря брату, где нужно  остановиться.  А  Хуберт,  стоявший  за
рулем, уже подводил баржу к берегу.
   Поняв, что ничего другого не остается,  Жеф  бросил  чалку,  и  инспектор
Невэ, как бывалый моряк, ловко подхватил ее. На берегу оказались кнехты  для
причала, и через несколько минут баржа остановилась.
   - Что еще нужно от нас? - в ярости заорал Жеф. Между берегом и баржей еще
оставалась узкая полоска воды, а он, видно, и не собирался спускать сходни.
   - Вы считаете, что можно вот так  взять  да  и  остановить  судно?  -  не
унимался речник. - Этак и до аварии недалеко, ей-ей!
   - Мне нужно с вами поговорить, - сказал Мегрэ.
   - Вы говорили со мной в Париже, сколько вам было угодно. Ничего нового  я
вам не скажу...
   - В таком случае мне придется вызвать вас к себе.
   - Что-что?.. Чтобы я вернулся в Париж, не выгрузив шифер?..
   Хуберт, более покладистый, делал брату знаки, чтоб тот унялся.  Затем  он
сбросил сходни, с ловкостью акробата прошел по ним и закрепил их на берегу.
   - Не обижайтесь, мосье. Ведь он прав... Нельзя  останавливать  судно  где
попало...
   Мегрэ в замешательстве поднялся  на  борт,  не  зная  толком,  о  чем  их
спрашивать. Кроме того, они находились  в  департаменте  Сены-и-Уазы  и,  по
закону, допрос фламандцев должна была вести версальская полиция.
   - Долго вы будете нас держать?
   - Не знаю...
   - Мы не собираемся тут торчать целую ночь. Иначе до захода солнца нам  не
добраться до Манта.
   - В таком случае продолжайте путь!
   - Вы поедете с нами?
   - Отчего бы и нет?
   - Ну, знаете, такого еще не бывало.
   - Вот что, Невэ, садитесь в машину! Встретимся в Манте.
   - Что ты на это скажешь, Хуберт?
   - Ничего не поделаешь, Жеф! С полицией не стоит ссориться...
   Над палубой по-прежнему виднелась светловолосая головка молодой  женщины,
а снизу доносился лепет ребенка. Как и накануне, из каюты неслись аппетитные
запахи.

   Хуберт ван Гут дал задний ход,
   Доску, служившую сходнями,  убрали.  Прежде  чем  сесть  в  машину,  Невэ
освободил чалку, и она упала в реку, взметнув целый сноп сверкающих брызг.
   - Раз у вас есть вопросы, слушаю...
   Снова затарахтел двигатель, заплескалась вода, ударяясь о борт судна.
   Мегрэ стоял на корме и медленно набивал  трубку,  размышляя,  с  чего  же
начать.
   ГЛАВА VI
   - Вчера вы мне сказали, что машина была красная, гак?
   - Да, мосье (он произносил "мосье" на  манер  шталмейстера,  объявляющего
программу в цирке). Такая же красная, как этот флаг.
   Речник указал пальцем на черно-желто-красный  бельгийский  флаг,  который
развевался за кормой.
   Хуберт стоял на руле; молодая женщина снова спустилась к ребенку. Что  же
до Жефа, то в нем, судя по лицу, боролись противоположные чувства.  С  одной
стороны, фламандское гостеприимство требовало принять  комиссара  подобающим
образом, как всякого гостя, и даже поднести ему стаканчик можжевеловой, а  с
другой - он с трудом сдерживал раздражение из-за этой внезапной остановки на
полном ходу. Больше того, он воспринимал предстоящий допрос как оскорбление.
   Мегрэ чувствовал себя весьма неловко и все ломал голову, как бы  половчее
подойти к этому трудному собеседнику. Ему часто приходилось  сталкиваться  с
простыми, малоразвитыми людьми, которые считают, что другие  только  и  ждут
случая, чтобы воспользоваться  их  неосведомленностью.  И  такое  предвзятое
убеждение приводит к тому, что они либо становятся слишком развязными,  либо
замыкаются в упорном молчании.
   Не впервые комиссару приходилось вести расследование на  барже.  Особенно
ему запомнилась "конная" баржа, которую тянула вдоль  каналов  лошадь...  На
ночь ее забирали на борт вместе с возчиком.
   Те давнишние суда были  построены  из  дерева  и  приятно  пахли  дегтем,
которым их время от времени смазывали. Внутреннее убранство рубки напоминало
уютный загородный домик.
   А на барже фламандца в  открытую  дверь  видна  была  вполне  современная
городская обстановка: массивная  дубовая  мебель,  ковры,  вазы  на  вышитых
скатерках, сверкающая медная посуда.
   - Где вы находились в  ту  минуту,  когда  услышали  шум  на  набережной?
Помнится, вы чинили двигатель?
   В светлых глазах Жефа, устремленных  на  комиссара,  промелькнуло  что-то
похожее на замешательство. Видно было, что фламандец  колеблется,  не  зная,
какую позицию занять, и явно старается подавить гнев.
   - Послушайте, мосье... Вчера утром вы были здесь, когда судья задавал мне
вопросы. У вас тоже были вопросы... А тот маленький человечек, что  приходил
вместе с судьей, записал все на бумаге... Днем он заходил еще раз,  чтобы  я
подписал бумагу. Верно?
   - Да, вы правы...
   - И вот теперь вы приходите опять и спрашиваете у меня то же  самое.  Мне
хочется вам сказать, что вы дурно  поступаете...  Если  я  не  ошибаюсь,  вы
убеждены, что я все наврал... Я, мосье, человек  неученый...  Мне  почти  не
пришлось ходить в школу. И Хуберту тоже... Но  мы  оба  -  труженики,  да  и
Аннеке не бездельница.
   - Я хочу только проверить...
   - Проверять-то нечего! До сих пор я  чувствовал  себя  на  барже  так  же
спокойно, как вы у себя в  квартире.  И  вдруг  какого-то  неизвестного  мне
человека бросают в воду... Я прыгаю в ялик, чтобы его спасти... Я не жду  ни
благодарности, ни денег... Но почему же за это донимать меня вопросами?  Вот
так я рассуждаю, мосье!
   - Мы нашли тех двух мужчин, что приезжали на красной машине...
   Действительно ли Жеф изменился в лице или это только показалось Мегрэ?
   - Ну и хорошо! Их бы и спрашивали...
   - Они утверждают, что  вышли  из  машины  не  в  полночь,  а  в  половине
двенадцатого...
   - Может быть, у них отстали часы?
   - Мы проверили их показания... С набережной они  отправились  в  кафе  на
улицу Тюрен и прибыли туда без двадцати двенадцать.
   Жеф взглянул на брата, который стремительно обернулся к нему.
   - Сойдемте лучше вниз, - предложил он Мегрэ.  Довольно  просторная  каюта
служила одновременно и кухней и столовой.  В  белой  эмалированной  кастрюле
тушилось рагу. Аннеке, кормившая грудью ребенка, сразу прошла в спальню -  в
приоткрывшуюся дверь комиссар успел  разглядеть  покрытую  стеганым  одеялом
кровать.
   - Может, присядете?
   Все еще колеблясь и действуя  как  бы  против  собственной  воли,  речник
достал  из  буфета  со  стеклянными  дверцами  темный  глиняный   кувшин   с
можжевеловой водкой и два высоких стакана.
   Сквозь оконный переплет виднелись деревья,  растущие  на  берегу,  иногда
мимо проплывала красная крыша какой-нибудь виллы. Жеф  со  стаканом  в  руке
долго и молча стоял посреди каюты, потом отхлебнул вина и, подержав  его  во
рту, проглотил. Наконец он спросил:
   - Он умер?
   - Нет. Пришел в сознание.
   - Что же он сказал?
   Теперь настала очередь Мегрэ помедлить с ответом. Он рассматривал вышитые
занавески на  окнах,  медные  плетенки  с  цветочными  горшками,  фотографию
толстого пожилого мужчины в свитере и морской фуражке, висевшую в  золоченой
рамке на стене.
   Люди такого типа нередко встречаются на судах: коренастые,  широкоплечие,
с моржовыми усами.
   - Это ваш отец?
   - Нет, мосье. Это отец Аннеке.
   - Ваш отец тоже был речником?
   - Мой отец был грузчиком в Анвере. А это,  сами  понимаете,  неподходящее
занятие для доброго христианина, верно?
   - Потому вы и стали речником?
   - Я начал работать на баржах с тринадцати лет, и до сих пор никто на меня
не жаловался...
   - Вчера вечером...
   Мегрэ рассчитывал расположить к себе собеседника вопросами,  не  имеющими
прямого отношения к делу, но фламандец упрямо качал головой.
   - Нет, мосье!.. Я не темню... Вам стоит только перечитать бумагу, которую
я подписал...
   - А если я обнаружу, что ваши показания не точны?
   - Тогда поступайте, как найдете нужным.
   - Вы видели, как те двое на машине выехали из-под моста Мари?
   - Прочтите, что я говорил...
   - Они уверяют, что не проезжали мимо вашей баржи.
   - Каждый может болтать, что ему взбредет в голову, верно?
   -  Они  еще  утверждают,  что  на  набережной  не   было   ни   души   и,
воспользовавшись этим, они бросили в Сену околевшую собаку.
   - Я здесь ни при чем, если они называют это собакой...
   Аннеке вернулась, но теперь уже без ребенка, которого, вероятно,  уложила
спать. Что-то бросив  мужу  по-фламандски,  на  что  он  кивнул,  она  стала
разливать суп.
   Баржа замедлила ход. Сначала Мегрэ подумал,  что  они  уже  добрались  до
места, но, поглядев в окно, увидел буксир, а за  ним  -  три  баржи,  тяжело
поднимавшиеся вверх по течению. Они проходили под мостом,
   - Судно принадлежит вам?
   - Да, мне и Аннеке.
   - Ваш брат совладелец?
   - А что это такое?
   - Это значит, что ему принадлежит определенная доля в имуществе.
   - Нет, мосье, баржа принадлежит только мне и Аннеке.
   - Значит, брат служит у вас?
   - Да, мосье.
   Мегрэ начал привыкать  к  его  выговору,  к  его  "мосье"  и  бесконечным
"верно?". По глазам фламандки было видно, что она  понимает  лишь  отдельные
французские слова и пытается угадать, о чем говорят мужчины.
   - И давно?
   - Почти два года...
   - А где он работал раньше? На другом судне? Во Франции?
   - Так же, как и я: то в Бельгии, то во Франции. Все зависит от грузов...
   - Почему вы взяли его к себе?
   - Нужен же мне помощник, верно? Сами видите, баржа не маленькая...
   - А как же раньше?
   - Что - раньше?
   - Как же вы обходились без помощи брата? Мегрэ продвигался  вперед  очень
медленно, на ощупь, подыскивая самые безобидные  вопросы  -  и  все  это  из
опасения, как бы его собеседник снова не заартачился.
   - Я вас не понимаю.
   - У вас были другие помощники?
   - Конечно...
   Прежде чем ответить, он покосился на жену, словно  желая  убедиться,  что
она ничего не поняла.
   - Кто же это был?
   Чтобы выгадать время и собраться с мыслями, Жеф опять наполнил стаканы.
   - Я сам, - наконец заявил фламандец.
   - Вы были матросом?
   - Нет, механиком.
   - А кто же был хозяином?
   - Я не уверен, имеете  ли  вы  право  задавать  мне  подобные  вопросы...
Частная  жизнь  есть  частная  жизнь.  К  тому  же,  мосье,  я   бельгийский
подданный... -  Он  начинал  нервничать,  и  его  акцент  сказывался  теперь
сильнее. - Так  не  годится!  Мои  дела  касаются  меня  одного,  и  если  я
фламандец, это еще не значит, что всякий может совать нос в  мою  корзину  с
яйцами.
   Мегрэ не сразу понял последнюю фразу, но, поняв, с трудом подавил улыбку.
   - Я могу опять явиться сюда - на сей раз с  переводчиком  -  и  допросить
вашу жену.
   - Я не позволю беспокоить Аннеке...
   - А придется... если я принесу вам бумагу, подписанную судьей! Вот только
я думаю, не проще ли отвезти вас всех троих в Париж?
   - А что тогда будет с баржей?.. Уверен, что у вас нет никакого  права  на
это!
   - Почему же тогда вы не отвечаете мне прямо? Ван Гут нагнул голову, глядя
исподлобья на Мегрэ, будто школьник, готовящий какую-то каверзу.
   - Потому что это мои личные дела.
   До сих пор он был прав. У Мегрэ не было серьезных мотивов  для  подобного
допроса. Он просто следовал своей интуиции. Его поразило поведение  речника,
когда он в Жюзье поднялся к нему на баржу.
   Это был совсем не тот  человек,  что  в  Париже.  Он  был  явно  озадачен
появлением комиссара и не сумел  это  скрыть.  С  этой  минуты  он  держался
настороженно, замкнуто, и в глазах его уже не было того насмешливого блеска,
того своеобразного юмора, как на набережной Селестэн.
   - Вероятно, вы хотите, чтоб я увез вас в Париж?
   - Для этого нужно основание. Ведь существуют же законы!