зал он,  увидев  Мегрэ.  Казалось,  он  не  очень
обрадовался его приходу, даже слегка смутился.
   -  Давай,  Жюли,  обслужи  господина  комиссара...  Что  я  могу  вам
предложить?
   - Ничего. Если позволите, я закажу как обычный клиент.
   - Я не хотел вас обидеть. Я...
   Неужели день так и закончится  под  знаком  гнева?  Один  из  моряков
что-то бормотал на нормандском диалекте, и Мегрэ  приблизительно  уловил
смысл фразы:
   - Ну вот! Опять запахло жареным. Комиссар посмотрел ему в глаза.  Тот
покраснел и пробормотал:
   - Трефы козыри.
   - Тебе следовало бы сходить пиками, - заметил  хозяин,  только  чтобы
что-то сказать.
 
5. Адель и ее приятель 
 
   Зазвонил телефон. Леон бросился к нему, снял трубку и тут же позвал к
аппарату комиссара.
   - Алло! - раздался недовольный  голос  на  другом  конце  провода.  -
Комиссар Мегрэ? С вами говорит письмоводитель комиссариата. Я только что
звонил вам в гостиницу, и  мне  сказали,  что  вы,  возможно,  сейчас  в
"Кабачке ньюфаундлендцев". Простите, что беспокою, господин комиссар.
   Вот уже полчаса, как я вишу на телефоне. Никак не найти шефа! Что  до
комиссара опербригады, так я уже начинаю  думать,  не  уехал  ли  он  из
Фекана. А у меня тут сидят два чудака. Они только что  явились  сюда  и,
кажется, хотят дать срочные показания. Мужчина и женщина.
   - У них серая машина?
   - Да. Это, вероятно, те, кого вы ищете.
   Десять минут спустя Мегрэ прибыл в комиссариат, все кабинеты которого
были пусты, кроме приемной, разделенной пополам барьером  Письмоводитель
писал, покуривая  сигарету.  Какой-то  человек  ждал,  сидя  на  скамье,
положив локти на колени и подперев подбородок руками.
   По приемной ходила взад и вперед женщина, стуча высокими каблуками.
   Как только комиссар  вошел,  она  направилась  к  нему  навстречу,  а
мужчина со вздохом облегчения поднялся с места, процедив сквозь зубы:
   - Наконец-то!
   Это была, разумеется, парочка из Ипора, еще более ворчливая,  чем  во
время семейной сцены, которую наблюдал комиссар.
   - Не пройдете ли со мной по соседству?
   Мегрэ повел их в кабинет комиссара, где сел  в  его  кресло  и  набил
трубку, не переставая наблюдать за обоими.
   - Можете сесть.
   - Спасибо, - поблагодарила женщина, которая была возбуждена  сильнее,
чем ее приятель. - Впрочем, я вас долго не задержу.
   Мегрэ  смотрел  ей  прямо  в  лицо,  освещенное  яркой  электрической
лампочкой. Ему не надо было долго ее разглядывать, чтобы понять, что она
собой представляет: достаточно было той фотографии, от  которой  остался
только бюст.
   Красивая девка - так определила бы  ее  широкая  публика:  аппетитное
тело, здоровые зубы, вызывающая улыбка, всегда блестящие глаза.  А  если
точнее, красивая шлюха, задиристая, чувственная, всегда готовая  учинить
скандал или оглушительно расхохотаться. На  ней  была  розовая  шелковая
блузка, заколотая золотой брошкой величиной с монету в сто су.
   - Прежде всего я хочу вам сказать...
   - Простите, - перебил ее Мегрэ. -  Будьте  добры  сесть,  как  я  уже
просил. Будете отвечать на мои вопросы.
   Она нахмурилась.
   - Послушайте,  вы  забываете,  что  я  пришла  сюда  по  собственному
желанию.
   Явившийся с ней мужчина поморщился: ему не нравилось ее поведение.
   Они вполне подходили друг другу. Собственно  говоря,  с  виду  он  не
смахивал на проходимца: одет был прилично, хотя и безвкусно, на  пальцах
блестели крупные перстни, в булавке галстука красовалась жемчужина.
   Однако что-то в облике его внушало тревогу: чувствовалось, что он  не
относится ни к одной из  установленных  социальных  категорий.  Это  был
человек, которого в любое время можно встретить в  кафе  или  пивной  за
бутылкой шипучего вина в обществе веселых девиц. Обычно такие люди живут
в третьесортных гостиницах.
   - Сначала вы. Имя, адрес, профессия. Мужчина хотел встать.
   - Сидеть!
   - Я сейчас вам все объясню.
   - Не надо ничего объяснять. Ваше имя?
   - Гастон Бюзье. В настоящее время занимаюсь продажей и сдачей в  наем
загородных домов. Живу чаще  всего  в  Гавре,  в  гостинице  "Серебряный
ягненок".
   - Значит, вы торговец недвижимостью?
   - Нет. Но...
   - Служите в каком-нибудь агентстве?
   - То есть...
   - Достаточно! Короче говоря, случайные заработки.  А  чем  занимались
раньше?
   - Был представителем  велосипедной  фирмы.  А  еще  продавал  швейные
машины в деревнях!
   - Сколько судимостей?
   - Не отвечай, Гастон! - вмешалась женщина. - В конце концов,  это  уж
слишком! Мы сами пришли, чтобы...
   - Замолчи! Два раза. Один раз условно за необеспеченный чек. Второй -
на два месяца: я не отдал владельцу задаток, который получил при продаже
виллы. Как видите, проступки мелкие.
   Чувствовалось, что он  привык  объясняться  в  полиции.  Держался  он
свободно, но в глазах то и дело мелькал злобный огонек.
   - Теперь вы, - сказал Мегрэ, обращаясь к женщине.
   - Адель Нуаром, родилась в Бельвиле.
   - Зарегистрированы как проститутка?
   - Пять лет назад меня зарегистрировали в Страсбурге из-за одной бабы:
она злилась на меня за то, что я увела у нее мужа.
   - Скажите, в качестве кого вы сели на "Океан"?
   - Сначала надо вам объяснить, -  вмешался  мужчина.  -  Мы  потому  и
пришли сюда, что нам как раз не в чем  себя  упрекнуть.  В  Ипоре  Адель
сказала мне, что у вас есть ее фото и вы наверняка ее арестуете. Сначала
мы хотели улизнуть, чтобы избежать всяких историй:  мы-то  здесь  знаем,
чем это пахнет. В Этрета я издали увидел жандармов в засаде и понял, что
нас собираются задержать. Тогда я решил, что  лучше  явиться  по  доброй
воле.
   - Теперь вы, сударыня. Я спрашивал, что вы делали на борту траулера.
   - Ничего особенного. Сопровождала своего любовника.
   - Капитана Фаллю?
   - Да, капитана. Я, так сказать, с ним уже с ноября. Мы встретились  в
Гавре, в кафе. Он влюбился. Приезжал ко мне два-три раза в неделю.
   Вначале я даже приняла его за маньяка, потому что он ничего  от  меня
не требовал. Но нет, он влюбился по-настоящему, все поставил  на  карту.
Снял мне хорошенькую меблированную комнату, и я поняла, что  если  умело
взяться, он в конце концов женится на мне. Моряки хотя и не  купаются  в
золоте, зато ведут правильную жизнь, а потом получают пенсию.
   - Вы никогда не приезжали с ним в Фекан?
   - Нет, он запрещал мне это. Сам приезжал в Гавр. Приключений  у  него
было в жизни вряд ли много, потому что в пятьдесят лет он  был  робок  с
женщинами, как школьник.
   - Простите, в то время вы уже были любовницей Гастона Бюзье?
   - Ясное дело! Но я сказала Фаллю, что Гастон мой брат.
   - Я работал! - запротестовал Бюзье.
   - Знаем мы, как вы работали! Каждую субботу после обеда. Ну а кто это
придумал - взять вас на борт?
   - Фаллю. При мысли о том, что он  оставит  меня  одну  на  все  время
рейса, он сходил с ума. С другой стороны, трусил, потому что  существуют
строгие правила, а это был такой человек, который ни на шаг не отступает
от правил. Он колебался до последней минуты. Потом все-таки  приехал  за
мной. Привел меня к себе в  каюту  в  ночь  перед  отплытием.  Меня  это
забавляло: все-таки что-то новое! Но если бы я знала, что это  такое,  я
сразу отказалась бы.
   - А Бюзье не протестовал?
   - Он колебался. Понимаете? Старику  не  следовало  противоречить.  Он
обещал сразу же после этого рейса уйти в отставку и жениться на мне.  Но
хорошенькую жизнь он мне приготовил. Целый день взаперти, в  каюте,  где
воняет рыбой. Да еще, когда кто-нибудь входил, я должна  была  прятаться
под койку. Едва мы вышли в море, как Фаллю уже начал  жалеть,  что  взял
меня с собой. Мне еще никогда не приходилось видеть, чтобы  человек  так
нервничал. Десять раз в день он подходил к двери и проверял,  хорошо  ли
она заперта. Стоило мне сказать хоть слово, он заставлял меня молчать из
боязни, что кто-нибудь услышит.  Он  был  раздражителен,  угрюм.  Иногда
подолгу смотрел на меня, словно у него появлялось искушение покончить со
мной, выбросив меня за борт.
   Голос у нее был крикливый. Говоря, она жестикулировала.
   - Кроме того, он становился все ревнивее. Расспрашивал  меня  о  моем
прошлом. Пытался узнать... По три дня не разговаривал, следил  за  мной,
словно я ему враг. Потом вдруг его опять разбирала страсть. Были минуты,
когда я его просто боялась.
   - Кто из экипажа видел вас на борту?
   - Это была  четвертая  ночь.  Мне  захотелось  подышать  воздухом  на
палубе. Надоело сидеть взаперти. Фаллю пошел проверить, нет ли  кого  на
палубе. Он позволил мне пройтись, - всего пять шагов назад, пять вперед.
   Но ему пришлось на минутку подняться на мостик, тут  ко  мне  подошел
радист и заговорил со мной. Он был отчаянно смущен и заметно взволнован.
   На следующий день ему удалось пробраться ко мне в каюту.
   - Фаллю его видел?
   - По-моему, нет. Он мне ничего не сказал.
   - Вы стали любовницей Ле Кленша?
   Она не ответила. Гастон Бюзье усмехнулся.
   - Да уж признавайся! - злобно бросил он.
   - Разве я не свободна? А ты что, обходился без женщин, пока  меня  не
было? А малютка с "Виллы цветов"? А фото,  которое  я  нашла  у  тебя  в
кармане?
   Мегрэ оставался серьезен, как авгур.
   - Я вас спрашиваю, стали вы любовницей радиста?
   - А я вам отвечаю: не ваше дело! Адель вызывающе  смотрела  на  него,
улыбаясь влажными губами. Она знала, что нравится мужчинам.
   - Главный механик тоже видел вас?
   - Что он вам наговорил?
   - Ничего. Я просто подвожу итог. Капитан прятал вас у себя в каюте.
   Пьер Ле Кленш и главный механик по очереди тайком навещали вас там.
   Фаллю это заметил?
   - Нет.
   - А все-таки у него были подозрения, он бродил вокруг вас и  оставлял
вас одну только тогда, когда это было совершенно необходимо.
   - Откуда вы знаете?
   - Он по-прежнему говорил, что женится на вас?
   - Не помню.
   И Мегрэ  представил  себе  траулер,  кочегаров  в  трюмах,  матросов,
скученных  на  полубаке,  радиорубку  и  на  корме  каюту   капитана   с
приподнятой койкой.
   Рейс продолжался три месяца.
   И все это время трое мужчин бродили вокруг каюты,  где  была  заперта
женщина.
   - Ну и глупость же я сотворила! - снова заговорила она. - Надо всегда
остерегаться робких мужчин, которые уверяют, что хотят на вас жениться.
   - Если бы ты меня послушала... - вставил Гастон Бюзье.
   - Да заткнись ты! Знаю я, в каком бы доме сейчас находилась, если  бы
тебя слушала! Не хочу говорить плохого о Фаллю - он  умер.  Но  все-таки
был чокнутый. Воображал себе бог знает что. Считал, что  обесчещен  хотя
бы уж потому, что нарушил правила.  С  ним  становилось  все  труднее  и
труднее. Неделю спустя он уже не разжимал зубы, разве чтобы устроить мне
сцену. Или спросить, не входил ли кто в каюту. Особенно он ревновал к Ле
Кленшу. Он говорил:
   - Тебе это понравилось бы, а? Человек-то молодой! Признайся, если  бы
он зашел в мое отсутствие, ты бы его не оттолкнула! - И хихикал так, что
меня просто мутило.
   - Сколько раз приходил к вам Ле Кленш? - медленно спросил Мегрэ.
   - Придется сказать. Один раз, на четвертый день. Я даже не  могла  бы
объяснить, как это случилось. Потом  это  стало  уже  невозможно:  Фаллю
слишком усердно за мной следил.
   - А механик?
   - Никогда! Он пытался. Приходил, глядел на меня через иллюминатор.  И
бледнел как полотно. По-вашему, это можно назвать жизнью? Я  была  точно
зверь в клетке. Во время качки мне становилось плохо, и  Фаллю  даже  не
ухаживал за мной. Он целыми неделями до меня не дотрагивался.  Потом  на
него опять накатывало.
   Гастон Бюзье закурил сигарету. Презрительная гримаса не сходила с его
лица.
   - Заметьте, господин комиссар, я здесь ни при  чем.  Я  в  это  время
работал.
   - Ты уж помолчи, - оборвала его Адель.
   - Что произошло, когда  вы  вернулись?  Фаллю  говорил  вам  о  своем
намерении покончить самоубийством?
   - Он? Ровно ничего не говорил. Когда мы пришли в  порт,  он  уже  две
недели как со мной не разговаривал. Целыми днями смотрел в пространство.
   Я даже решила бросить его. С меня уже  было  довольно,  понимаете?  Я
лучше с голоду помру, но  свободной.  Я  услышала,  что  мы  подходим  к
набережной.
   Фаллю вошел в каюту и сказал мне всего  несколько  слов:  "Подождите,
пока я не приду за вами".
   - Простите, разве он не был с вами на "ты"?
   - Под конец уже нет.
   - Продолжайте.
   - Да больше и нечего рассказывать. Вернее,  остальное  рассказал  мне
Гастон: он был на набережной.
   - Говорите, - скомандовал Мегрэ, обращаясь к Гастону.
   - Как она сказала, я был на набережной. Видел, как матросы входили  в
кафе. Я ждал Адель. Было темно. Но вот капитан сошел на берег, один.  На
набережной стояли вагоны.  Он  сделал  несколько  шагов,  и  тут  кто-то
бросился на него. Что произошло, точно не знаю, но  я  услышал  всплеск,
как будто в воду упало чье-то тело.
   - Вы не узнали бы этого человека?
   - Нет. Было совсем темно, и потом мне почти нищего не  было  видно  -
вагоны мешали.
   - В каком направлении он скрылся?
   - По-моему, пошел по набережной.
   - А вы не заметили радиста?
   - Я его не знаю. Я ведь его никогда не видел.
   - Ну, а вы как сошли с корабля? - обратился к Адели комиссар.
   - Кто-то открыл дверь каюты, где я  была  заперта.  Это  оказался  Ле
Кленш. Он велел мне: "Бегите быстрей!"
   - И все?
   - Я хотела расспросить его. Я слышала, как люди бежали по набережной,
и видела лодку с фонарем, плывшую в гавани. "Бегите!" -  повторил  он  и
вытолкнул меня на мостик. Все смотрели в другую сторону. На  меня  никто
не обратил внимания. Я  заподозрила,  что  случилось  что-то  плохое,  и
решила, что лучше уйти. Гастон стоял немного дальше и ждал меня.
   - Что вы делали потом?
   - Гастон был бледен как полотно. Потом мы пили ром в разных бистро.
   Переночевали в гостинице "Железная дорога". На следующий день во всех
газетах говорилось о смерти Фаллю.  Тогда  мы  сразу  на  всякий  случай
удрали в Гавр: мы не хотели быть замешанными в эту историю.
   - А все-таки она не удержалась: приехала сюда и  болтается  здесь,  -
отчеканил любовник Адели. - Не знаю, из-за радиста или...
   - Ну, хватит! Конечно, меня интересовала эта история. И  вот  мы  три
раза приезжали в Фекан. Чтобы не очень бросаться  в  глаза,  ночевали  в
Ипоре.
   - Главного механика больше не видели?
   - Откуда вы знаете? Видела один раз, в Ипоре.  Он  так  посмотрел  на
меня, что я даже испугалась. Некоторое время он шел за мной следом.
   - А почему вы сейчас ссорились с любовником? Она пожала плечами:
   - Почему? А вы разве не поняли? Он  убежден,  что  я  влюблена  в  Ле
Кленша, что радист стал убийцей из-за меня и так далее. Он устраивал мне
скандалы. А с меня хватит. Довольно уж я хлебнула горя на этом проклятом
траулере.
   - А все-таки, когда на террасе я показал вам ваше фото...
   - Ну, это дело нехитрое. Я, конечно, поняла, что вы из полиции.
   Решила, что Ле Кленш вам все рассказал. Тут я струсила, мы с Гастоном
посоветовались и улизнули. И только по дороге  подумали,  что  этого  не
стоило делать: в конце  концов  нас  все  равно  сцапают  где-нибудь  на
повороте. Не говоря уже о том, что в кармане у  нас  было  ровно  двести
франков... А что вы теперь со мной сделаете? В тюрьму-то не посадишь.
   - Вы думаете, это радист убил капитана?
   - Откуда мне знать?
   - А у вас есть желтые ботинки? - вдруг в упор спросил  Мегрэ  Гастона
Бюзье.
   - У меня?.. Да. А что?
   - Ничего. Просто интересуюсь.  Вы  уверены,  что  не  сможете  узнать
убийцу капитана?
   - Я видел только силуэт в темноте.
   - Так вот, Пьер  Ле  Кленш,  который  тоже  был  там  и  прятался  за
вагонами, утверждает, что на ногах убийцы были желтые ботинки.
   Бюзье  разом  вскочил,  в  глазах  жестокий  блеск,  рот   озлобленно
искривлен.
   - Он это сказал? Вы уверены, что он это сказал?
   Он задыхался от бешенства, говорил запинаясь. Это был  совсем  другой
человек. Он ударил кулаком по столу.
   - Это уж чересчур! Сведите меня к нему. Обязательно, черт побери!  Мы
посмотрим, кто из нас врет. Желтые ботинки!.. Так, значит,  это  был  я,
правда? Он отнял у меня женщину. Он вывел ее с корабля.  И  у  него  еще
хватает наглости говорить...
   - Потише!
   - Слышишь, Адель? - Слезы бешенства брызнули у Бюзье из глаз. -  Будь
все проклято! Выходит, это я... Ха-ха! Вот  это  здорово!  Поинтереснее,
чем в кино! И конечно, при моих двух судимостях поверят ему, а не мне.
   Итак, я убил капитана Фаллю! Может быть, потому, что ревновал к нему?
А еще что? Может быть, я убил заодно и радиста?
   Бюзье лихорадочным жестом провел рукой по волосам и растрепал их. Он,
казалось, похудел: под глазами появились темные круги, лицо побледнело.
   - Тогда почему же вы меня не арестуете?
   - Заткнись! - буркнула его любовница.
   Она  тоже  растерялась.  И  все-таки  бросала  на   своего   приятеля
испытующие взгляды. Неужели она сомневается? Или это игра?
   - Если вы должны арестовать меня, арестуйте сейчас же.  Но  я  требую
очной ставки с этим господином. И тогда посмотрим!
   Мегрэ нажал  кнопку  звонка.  Появился  встревоженный  письмоводитель
комиссара.
   - Задержите обоих до завтрашнего утра,  пока  следователь  не  примет
решения.
   - Подлец! - бросила ему Адель, плюнув на пол. - А мне  вперед  наука:
не говори правду. Впрочем, все, что я рассказала, - выдумки. И протокола
я не подпишу. А вы стройте свои планы. - И,  повернувшись  к  любовнику,
продолжала:
   - Не расстраивайся, Гастон! Мы-то знаем, кто  прав.  Вот  увидишь,  в
конце концов мы одержим верх. Только, конечно, я ведь  женщина,  которая
на учете в отделе охраны нравственности, верно?  Меня  ничего  не  стоит
упечь за решетку. Может быть, это я случайно убила капитана?
   Мегрэ вышел, больше ее не слушая. На улице он полной  грудью  вдохнул
морской воздух, вытряхнул пепел из трубки. Пройдя не более десяти шагов,
услышал, как Адель в участке честит полицейских самой отборной бранью.
   Было два часа  ночи.  Вокруг  царил  почти  ирреальный  покой.  Из-за
прилива мачты рыбачьих баркасов покачивались высоко над крышами домов.
   И все  покрывал  мерный  шум  волн,  одна  за  другой  набегавших  на
прибрежную гальку.
   Вокруг "Океана" горели яркие огни. Его  все  еще  разгружали  днем  и
ночью, и грузчики, сгибая спины, толкали вагоны, по мере  того  как  они
наполнялись треской.
   "Кабачок ньюфаундлендцев" был закрыт. В гостинице  "Взморье"  портье,
натянув брюки поверх ночной рубашки, открыл комиссару дверь.
   В холле горела только одна лампа,  поэтому  Мегрэ  не  сразу  заметил
силуэт женщины, сидевшей в плетеном кресле.
   Это была Мари Леоннек. Она спала, склонив голову на плечо.
   - По-моему, она ждет вас, - прошептал портье.
   Лицо ее побледнело; было заметно, что она малокровна.  Ее  бесцветные
губы и круги  под  глазами  выдавали  сильное  утомление.  Она  спала  с
полуоткрытым ртом, словно ей не хватало воздуха.
   Мегрэ тихонько тронул  ее  за  плечо.  Она  подскочила,  выпрямилась,
смущенно посмотрела на него.
   - Ой, да я заснула!
   - Почему вы не легли? Разве моя жена не отвела вас в ваш номер?
   - Да, но я опять потихоньку спустилась. Хотела узнать... Скажите...
   Она казалась не  такой  хорошенькой,  как  обычно.  Во  сне  кожа  ее
покрылась испариной,  посреди  лба  появилось  красное  пятно  от  укуса
комара. Платье, которое она, должно быть, сама скроила из плотной ткани,
измялось.
   - Вы обнаружили что-нибудь новое? Нет?.. Послушайте. Я много думала.
   Не знаю, как вам это сказать. Прежде чем  я  завтра  увижу  Пьера,  я
хотела бы, чтобы вы поговорили с ним, сказали ему, что  я  знаю  все  об
этой женщине и не сержусь на него. Видите  ли,  я  уверена,  что  он  не
виноват.
   Но только, если я первая заговорю с ним об этом, он будет смущен.  Вы
его видели сегодня утром:  он  не  может  себе  простить.  Да  разве  не
естественно, что