у господина
кюре! Представляете себе! Так что  когда  мне  сказали  про  молитвенник
госпожи графини, я сразу подумала...
   И потом я удивилась, чего это он  вернулся  домой  в  перерыве  между
второй и третьей мессой? Обычно в это время он  перекусывает  в  доме  у
кюре. Я тут же пошла в комнату и под матрасом нашла вот это...
   Тут мать вновь влепила мальчугану оплеуху, а малыш  даже  не  пытался
уклониться или защититься от удара.
   - В его возрасте я и читать-то не умела! Но у меня и без того хватало
совести не красть книги!
   В гостинице воцарилось почтительное молчание. Мегрэ взял молитвенник:
   - Благодарю вас, сударыня.
   Ему не терпелось посмотреть книгу, и он  направился  было  в  дальний
конец зала.
   - Господин комиссар... - вновь окликнула его крестьянка.
   Теперь она вновь выглядела растерянной, сбитой с толку.
   - Мне сказали, что будет вознаграждение... Хоть Эрнест и...
   Она аккуратно спрятала  в  ридикюль  протянутые  комиссаром  двадцать
франков, после чего потащила сына к двери, приговаривая:
   - Уж я тебе задам, ворюга ты эдакий!
   Мальчуган метнул взгляд  на  Мегрэ.  Глаза  их  встретились  лишь  на
несколько мгновений, но этого было вполне достаточно, чтобы понять:  они
друзья.
   Наверное,  потому,  что  когда-то  Мегрэ   тоже   тщетно   мечтал   о
молитвеннике с золотым обрезом, и  чтобы  там  были  не  только  обычные
молитвы, а все  литургические  тексты,  напечатанные  в  две  колонки  -
по-французски и по-латыни.

***

   - Когда вы собираетесь обедать?
   - Не знаю.
   Мегрэ собрался было подняться к себе в комнату, чтобы  там  осмотреть
молитвенник, но вспомнил о тысяче крошечных сквознячков, тянувших из-под
крыши, и передумал, решив пройтись по дороге.
   Неспешно шагая по направлению к замку,  он  раскрыл  молитвенник,  на
переплете которого красовался герб де Сен-Фиакров. Вернее, ему  даже  не
понадобилось его раскрывать: книга сама раскрылась  на  том  месте,  где
между страниц была заложена какая-то бумага.
   Страница 221. Молитва после причастия.
   На самом  деле  там  лежала  небрежно  вырезанная  газетная  заметка,
которая на первый взгляд показалась комиссару какой-то странной,  словно
бы плохо пропечатанной.
   "Париж, 1 ноября. Трагическое самоубийство произошло сегодня утром  в
квартире на улице Миромениль, занимаемой вот уже  на  протяжении  многих
лет графом де Сен-Фиакром и его подругой, русской эмигранткой Мари С.
   Заявив подруге, что  он  стыдится  скандального  поведения  некоторых
членов своей семьи, граф прострелил себе голову  из  браунинга  и  через
несколько минут, не приходя в сознание, скончался.
   Как нам известно, речь идет о  крайне  тягостной  семейной  драме,  а
вышеупомянутый член семьи несчастного самоубийцы - не кто иной, как  его
мать".
   Гусыня, вперевалку шествовавшая по дороге,  вытянула  шею  и  яростно
зашипела на комиссара. Громко зазвонили колокола, и из  церкви  медленно
потекла толпа людей. Слышалось шарканье сотен ног. Из распахнутых дверей
храма тянуло ладаном и паленым воском.
   Мегрэ сунул молитвенник  в  карман  пальто,  но  книга  была  слишком
толстой,  и  карман  у  него  оттопырился.  Он   приостановился,   чтобы
повнимательнее осмотреть роковой клочок бумаги.
   Вот оно, орудие преступления! Клочок газеты  размером  семь  на  пять
сантиметров!
   Графиня де Сен-Фиакр явилась к заутрене, опустилась на  колени  возле
скамьи,  где  уже  двести  лет  молились  ее  родичи.   Она   собиралась
причаститься.  Об  этом  кто-то  знал.  Вот  она  раскрыла  молитвенник,
собираясь прочесть "Молитву после причастия".
   И тут орудие преступления сработало. Мегрэ крутил  в  руках  вырезку.
Что-то здесь было не так. Особенно его заинтересовало  качество  печати:
ему показалось, что отпечаток  изготовлен  не  на  обычном  типографском
станке.
   Это был обыкновенный оттиск, изготовленный вручную, плоской  печатью.
Иначе и быть не могло - ведь  текст  пропечатался  на  обратной  стороне
листка!
   Злодей даже не потрудился сделать фальшивку как следует, а может,  он
просто не успел. Но графине и в голову не  пришло  перевернуть  бумажку.
Она мгновенно умерла - от потрясения, от негодования, от стыда и тоски.

***

   На Мегрэ страшно было смотреть: ему еще не доводилось сталкиваться  с
таким  подлым,  трусливым,  но  в   то   же   время   таким   хитроумным
преступлением.
   Мало того, убийца додумался предупредить полицию!
   Предположим, молитвенник так бы и не нашелся...
   Да, именно так! Молитвенник должен был исчезнуть.
   Тогда не было бы и речи о преступлении и обвинять было бы  некого.  У
графини внезапно отказало сердце, и она умерла. Вот и все.
   Неожиданно Мегрэ повернул обратно. Когда он вернулся в гостиницу, там
только и речи было, что о нем и о молитвеннике.
   - Не скажете, где живет малыш Эрнест?
   - Третий дом за бакалейной лавкой, на главной улице.
   Мегрэ поспешил туда. Одноэтажная хибара. В комнате рядом с буфетом  -
увеличенные фотографии отца и матери. Женщина уже успела снять пальто  и
толклась на кухне, откуда доносился запах жареной говядины.
   - Вашего сынишки нет дома?
   - Он пошел раздеться. Нечего пачкать праздничную одежду. Сами видели,
как ему досталось! У нас в семье никогда ничего такого не было; а он...
   Распахнув дверь, она заорала:
   - Поди сюда, негодник!
   Мегрэ увидел  мальчугана  -  он  был  в  одних  трусиках  и  старался
куда-нибудь спрятаться.
   -  Пусть  он  оденется,  -  проговорил  Мегрэ.  -  Мне  нужно  с  ним
поговорить.
   Женщина вновь занялась обедом.  Муж  ее,  по  всей  видимости,  зашел
пропустить рюмку-другую в заведение Мари Татен.
   Наконец дверь отворилась и появился Эрнест, весь вид которого выражал
настороженность.  На  нем  была  будничная  одежда,  брюки   были   явно
длинноваты.
   - Пойдем-ка пройдемся.
   - Вы собираетесь на улицу? - воскликнула женщина.  -  Тогда,  Эрнест,
поди надень свой воскресный костюм, да побыстрее.
   - Не стоит, сударыня. Ну, идем, приятель.
   На улице было пустынно. Сегодня жизнь  бурлила  лишь  на  деревенской
площади, на кладбище, да и в заведении Мари Татен.
   Завтра я  подарю  тебе  молитвенник  даже  толще  этого:  с  красными
заставками в начале каждого стиха.
   Мальчуган буквально остолбенел. Значит, комиссар  знает,  что  бывают
молитвенники с красными заглавными буквами - как раз такой лежит  обычно
в церкви на алтаре.
   - Только ты должен честно сказать, где нашел молитвенник  графини.  Я
не буду тебя ругать.
   Забавно  было  наблюдать,  как  в  мальчугане   просыпается   древняя
крестьянская осторожность. Он молчал. Даже весь подобрался.
   - Ты нашел его там, где сидела графиня?
   Молчание. Веснушчатая  мордашка  словно  окаменела:  малыш  судорожно
стиснул зубы.
   - Разве ты не понял, что я тебе друг?
   - Да, вы дали маме двадцать франков.
   - Ну так что?
   Вот теперь малыш мог отыграться.
   - Когда мы шли домой, мама сказала, что лишь для вида отхлестала меня
по щекам, и потом даже дала мне двадцать сантимов.
   Так-так... А парень-то, оказывается, своего  не  упустит.  Интересно,
что за мысли бродят в этой головенке, кажущейся  непомерно  крупной  для
такого заморыша.
   - А ризничий?
   - Он ничего мне не сказал.
   - Кто же забрал молитвенник со скамьи?
   - Не знаю.
   - А где же ты его нашел?
   - В ризнице, под моим стихарем... Я собирался идти завтракать к кюре.
Но забыл захватить носовой платок, полез в карман  стихаря  -  чувствую,
там что-то твердое.
   - А ризничий тоже был там?
   - Он был в нефе, гасил свечи... Знаете, свечи с  красными  буквицами,
они очень дорогие.
   Иначе говоря, кто-то взял молитвенник со скамьи и До поры до  времени
спрятал под стихарем служки, чтобы потом его забрать.
   - Ты раскрывал книгу?
   - Не успел. Я не хотел остаться без  завтрака  -  тем  более  что  по
воскресеньям дают яйцо всмятку и еще...
   - Знаю, знаю.
   Тут Эрнест окончательно растерялся: откуда известно этому горожанину,
что по воскресеньям на завтрак у священника подают яйца и варенье?
   - Можешь идти домой.
   - Вы в самом деле подарите мне...
   - Молитвенник? Да. Завтра. До свиданья, мой мальчик.
   Мегрэ протянул мальчугану руку, и тот, чуть поколебавшись, пожал ее.
   - Знаю, знаю, это вы понарошку, - тем не менее хмыкнул он перед  тем,
как уйти.
   Итак, преступление совершено в три этапа: статью  кто-то  набрал  или
велел набрать на  линотипе.  А  линотипами,  как  известно,  оборудованы
только типографии газет или очень крупные издательства.
   Кто-то заложил вырезку в молитвенник на конкретную страницу.
   А потом кто-то забрал молитвенник со скамьи и до времени спрятал  его
под стихарем в ризнице.
   Возможно, все это дело рук одного человека. Однако не исключено,  что
для каждого этапа был свой исполнитель. Хотя вполне возможно, что  текст
набирал один, а все остальное проделал другой.
   Проходя  мимо  церкви,  Мегрэ  увидел,  что  оттуда  вышел   кюре   и
направляется к нему. Комиссар подождал его у тополей  -  возле  старухи,
торговавшей шоколадом и апельсинами.
   - Я иду в замок, - сообщил кюре, подходя к Мегрэ.  -  Мне  впервые  в
жизни довелось служить в таком состоянии: я сам толком не  понимал,  что
делаю. Как подумаю, что это могло быть преступление...
   - Речь идет именно о преступлении, - отозвался Мегрэ.
   Некоторое  время  они  шагали  молча.  Комиссар  протянул  священнику
газетную вырезку. Тот на ходу прочел ее и вернул комиссару.
   Спутники упорно хранили молчание.
   - Зло порождает зло. Но то было  несчастное  существо,  -  проговорил
наконец кюре.
   Ветер задувал с удвоенной силой,  так  что  приходилось  придерживать
шляпу.
   - Я действовал недостаточно энергично, - мрачно добавил кюре.
   - Вы?
   - Она приходила ко мне каждый Божий день. Готова  была  вернуться  на
путь праведный. Но едва она возвращалась в замок...
   Он произнес эти слова с невыразимой горечью.
   - Я не хотел там появляться. Но в конце концов это был мой долг.
   При виде двух мужчин, идущих им навстречу  по  главной  аллее  парка,
Мегрэ и священник приостановились.
   Приглядевшись, они узнали  темную  бородку  Бушардона,  а  худосочный
верзила рядом с ним был не кто иной, как Жан Метейе. Яростно  размахивая
руками, он вновь что-то доказывал  доктору.  Желтая  машина  по-прежнему
стояла во дворе замка. Судя по всему, Метейе боялся  туда  возвращаться,
пока не уехал граф де Сен-Фиакр.
   Над  деревней  брезжил  таинственный,  обманчивый  свет.  И  во  всем
случившемся   было   что-то    обманчивое,    двусмысленное.    Какая-то
невразумительная канитель.
   - Идемте, - проговорил Мегрэ.
   Похоже, врач тоже сказал секретарю что-то в этом Роде и потащил его к
священнику.
   -  Здравствуйте,  господин  кюре.  Представьте,  я  вполне  могу  вас
обнадежить. Даже такому закоренелому нечестивцу,  как  я,  понятна  ваша
тревога при мысли, что в вашей церкви совершено преступление. Однако это
вовсе не  так.  Опираясь  на  научные  факты,  со  всей  определенностью
заявляю, наша графиня умерла от сердечного приступа.
   Мегрэ подошел к Жану Метейе.
   - У меня к вам один вопрос.
   Чувствовалось, что молодой  человек  нервничает,  прямо  обмирает  от
страха.
   - Когда вы в  последний  раз  были  в  редакции  газеты  "Журналь  де
Мулен"?
   - Я... Погодите...
   Он собирался уже  что-то  сказать,  но  спохватился  и  подозрительно
уставился на комиссара.
   - Почему вы спрашиваете меня об этом?
   - Не важно.
   - Я обязан вам отвечать?
   - Не хотите - не надо.
   Выглядел  Метейе  не  то  чтобы  опустившимся,  а  скорее  измученным
глубоким внутренним разладом. Нервозность его переходила все  пределы  и
могла бы стать предметом внимания доктора Бушардона, который в эту самую
минуту беседовал с кюре.
   - Я прекрасно знаю: теперь все будут валить на меня.
   Но я готов защищаться.
   - Договорились. Вы будете защищаться.
   - Прежде всего, я хочу повидаться  с  адвокатом.  Это  мое  право.  И
вообще, кто вы такой?
   - Минуточку. Вы изучали право?
   - Два года.
   Секретарь графини попытался взять себя в руки, даже  выдавил  подобие
улыбки.
   - В полицию никто не обращался. Состава преступления - нет. Значит, у
вас нет ни малейших оснований...
   - Прекрасно! В самую точку.
   - Доктор утверждает, что...
   - А я полагаю, что графиня была убита. И убийца -  самый  что  ни  на
есть отъявленный мерзавец. Прочтите-ка вот это.
   Мегрэ протянул ему  газетную  вырезку.  Метейе  весь  сжался,  словно
одеревенел, и так зыркнул на комиссара, словно собирался плюнуть  ему  в
лицо.
   - Мерзавец? Вы говорите, мерзавец? Я не позволю...
   Комиссар мягко тронул его за плечо:
   - Милый юноша, но ведь вам-то я еще ничего не говорил. Кстати, вы  не
знаете, где сейчас граф? А теперь прочтите и верните мне эту бумагу.
   Глаза Метейе торжествующе блеснули.
   - Граф обсуждает с управляющим какую-то историю с чеками. Вы  найдете
их в библиотеке.
   Доктор  Бушардон  и  священник  слегка  обогнали  комиссара,   и   он
расслышал, как врач произнес:
   - Нет, нет, господин кюре, это вполне соответствует природе человека.
Более, чем соответствует! Если  бы  вы  немножко  занялись  физиологией,
вместо того чтобы без конца мусолить писания Святого Августина!
   Гравий шуршал под  их  шагами.  Все  четверо  медленно  поднялись  по
ступеням крыльца, каменные плиты которого побелели от стужи.

Глава 4
МАРИ ВАСИЛЬЕФФ

   Мегрэ не мог поспеть всюду одновременно.  Замок  был  слишком  велик.
Поэтому он лишь приблизительно представлял себе, что именно  происходило
там в это утро.
   Обычно в праздничные или воскресные дни принарядившиеся крестьяне  не
спешили  расходиться  по  домам  после  торжественной  службы,   радуясь
возможности потолкаться среди друзей-приятелей  на  деревенской  площади
или в кафе. Вот и сейчас кое-кто из них был уже под хмельком. А малыши в
торчащих колом праздничных  костюмах  восторженно  таращились  на  своих
папаш.

***

   Войдя в замок, заметно позеленевший Жан Метейе отделился от спутников
и направился на второй этаж: слышно было, как он забегал,  заметался  по
своей комнате.
   - Может быть, вы пойдете со мной?  -  сказал  тем  временем  Бушардон
священнику.
   И повлек его к спальне, где лежала покойница.
   На первом этаже по всему фасаду был пробит широкий коридор,  по  одну
сторону которого выстроилась  шеренга  дверей.  До  Мегрэ  донесся  звук
голосов. Ну да, ему ведь сказали, что граф де Сен-Фиакр и управляющий  в
библиотеке.
   Он  пошел  было  туда,  но  ошибся  дверью  и  очутился  в  гостиной,
соединявшейся с библиотекой проходной дверью. Дверь эта была распахнута,
и в висевшем напротив двери прямоугольном зеркале в золоченой раме Мегрэ
увидел молодого графа, с удрученным  видом  примостившегося  на  краешке
стола, и рядом с ним - набычившегося коротышку управляющего.
   - Ну как вы не понимаете - настаивать бесполезно, - проговорил Готье.
- Тем более когда речь идет о сорока тысячах франков!
   - Кто разговаривал со мной по телефону?
   - Само собой - господин Жан.
   - Он наверняка даже не передал матери, что я звонил.
   Покашляв для приличия, Мегрэ вошел в библиотеку.
   - О каком телефонном разговоре идет речь?
   Морис де Сен-Фиакр нехотя ответил:
   - Позавчера я звонил в замок. Как  я  вам  говорил,  мне  были  нужны
деньги. Я хотел попросить у матери нужную сумму. Но трубку снял  этот...
ну, в общем, господин Жан, как его тут называют.
   - И он ответил вам, что ничего не выйдет? Но вы все же приехали.
   Управляющий поглядывал то на Мегрэ, то на графа.
   Морис слез со стола.
   - Я вызвал Готье вовсе не для  того,  чтобы  говорить  о  деньгах,  -
заволновался он. - Но вы же знаете, комиссар, в каком положении я теперь
оказался. Завтра же на меня подадут в суд. Однако после смерти матери  я
являюсь единственным  законным  наследником.  Вот  я  и  попросил  Готье
раздобыть мне эти злосчастные сорок тысяч франков к завтрашнему утру. Но
выходит, что это невозможно.
   - Совершенно невозможно, - подтвердил управляющий.
   - Иначе говоря, до прибытия нотариуса - делать нечего. А  он  соберет
всех заинтересованных лиц лишь после похорон. Однако, по  словам  Готье,
даже под залог всего оставшегося имущества занять  сорок  тысяч  франков
будет сложно.
   Молодой граф заметался по комнате.
   - Все совершенно ясно, не так ли? Яснее некуда. Быть может, мне  даже
не удастся проводить в последний путь собственную  мать!  Только  вот...
Еще один вопрос. Вы говорили о преступлении. Так что же теперь?
   - Уголовное дело не возбуждено и, по всей  видимости,  возбуждено  не
будет, - ответил Мегрэ. - Значит, и расследования не будет.
   - Оставьте нас, Готье.
   И едва управляющий вышел за дверь, граф воскликнул:
   - Значит, ее действительно убили?
   - Да, но официальная полиция в данном случае бессильна.
   - Объяснитесь. Я начинаю...
   Но тут из вестибюля послышался женский голос, которому  вторил  басок
управляющего. Морис вздрогнул, направился к двери и резко распахнул ее.
   - Мари? В чем дело?
   - Морис, почему меня не впускают? Это безобразие!
   Я битый час дожидалась в гостинице...
   Незнакомка говорила с сильным  иностранным  акцентом.  То  была  Мари
Васильефф, прикатившая на стареньком такси, видневшемся во дворе замка.
   Молодая женщина была на редкость хороша собой - высокая,  статная,  с
роскошными белокурыми волосами, правда, не исключено, что  цветом  волос
она была обязана искусству парикмахера. Заметив, что  Мегрэ  внимательно
ее разглядывает, она затараторила по-английски, и Морис перешел  на  тот
же язык.
   Она спрашивала, достал ли он деньги. Он ответил, что об  этом  теперь
не может быть и речи, что мать его умерла  и  Мари  должна  вернуться  в
Париж, куда он тоже скоро приедет.
   В ответ она хмыкнула:
   - На какие шиши! Мне даже нечем расплатиться с таксистом.
   Морис де Сен-Фиакр  занервничал.  Пронзительно  визгливый  голос  его
любовницы эхом разносился по замку,  внося  в  происходящее  скандальную
нотку.
   Управляющий все еще стоял в коридоре.
   - Раз ты остаешься, я тоже никуда не поеду, - заявила Мари Васильефф.
   Тогда комиссар распорядился:
   - Готье, заплатите шоферу и отошлите машину.
   Казалось, весь уклад жизни в замке летит в тартарары.
   Но не только уклад жизни материальной - с  этим  еще  можно  было  бы
как-то  справиться.  Рушился  духовный  уклад.  И  этот  развал  казался
особенно заразительным.
   Даже Готье выглядел растерянным и сбитым с толку.
   - Все же нам нужно поговорить, комиссар, - наконец выдавил граф.
   - Не теперь.
   И Мегрэ указал ему на нарядную женщину, расхаживавшую по  гостиной  и
библиотеке с таким видом, словно она делала опись имущества.
   -  Кто  изображен  на  этом  дурацком  портрете,  Морис?  -   смеясь,
воскликнула она.
   На лестнице послышались  шаги.  Мегрэ  увидел  одетого  в  широченное
пальто Жана Метейе, который спускался вниз с дорожной  сумкой  в  руках.
Похоже, Метейе  не  сомневался,  что  его  отпустят  восвояси:  он  даже
приостановился у дверей библиотеки, словно чего-то выжидая.
   - Куда вы направляетесь?
   - В местную гостиницу. Мне кажется, так будет приличнее.
   Стремясь избавиться от  присутствия  любовницы,  Морис  де  Сен-Фиакр
повел ее в правое крыло замка. Молодые люди по-прежнему переговаривались
по-английски, явно что-то обсуждая.
   - Неужели действительно невозможно занять  сорок  тысяч  франков  под
залог замка? - спросил Мегрэ управляющего.
   - Не так-то это просто.
   - Ну что же, завтра прямо с утра займитесь этим делом и  постарайтесь
сделать невозможное.
   Мегрэ намеревался задержаться в библиотеке,  но  в  последний  момент
решил подняться на второй этаж, где его ожидал сюрприз. Пока внизу  люди
предавались бесцельной суете, наверху, в спальне графини  де  Сен-Фиакр,
воцарился идеальный по