от нее. Уж не знаю, каким образом она внушала такие сильные страсти. Ради нее Марсель Вивьен бросил жену и ребенка. А она даже не хотела жить с ним под одной крышей. Она ни разу не провела с ним ночь целиком. С вами, впрочем, тоже. Не знаю, были ли это остатки хорошего воспитания...
     Мегрэ говорил немного глухим голосом, время от времени переворачивая листки лежащего перед ним дела.
     - Возвращаясь ко дню убийства Нины. У Марселя Вивьена, конечно, имелось алиби, но в нем были прорехи...
     Маоссье посмотрел на комиссара внимательнее.
     - Сегодня утром я нашел на полях дела написанную от руки заметку моего коллеги Пьедбёфа. Читаю:
     "Приходил старый завсегдатай бистро на бульваре Ла-Шапель, он был пьян. Имя: Артюр Жильсон, по прозвищу Деревянная Нога (одна нога у него не сгибается, и он ходит как будто на протезе).
     Он утверждает, что в тот день Марсель Вивьен вошел в бистро около половины четвертого и выпил две порции коньяку, одну за другой. Это было тем удивительнее, что обычно краснодеревщик пил только кофе.
     Опять же по его словам, Вивьен затем направился на бульвар Рошешуар".
     Мегрэ помолчал, пристально глядя на Маоссье.
     - Должен вам сразу сказать, что никто из присутствовавших в тот день в бистро не подтвердил этого заявления. Точнее, хозяин подтвердил, что эта сцена имела место, но на следующий день после смерти Нины. Один из двоих ошибался. Мой коллега сделал выбор в пользу хозяина бистро.
     - А вы? - не удержался Маоссье.
     - Я склонен поверить Деревянной Ноге. Он был старым, но из ума не выжил. Он уже умер; но у нас осталась эта заметка комиссара Пьедбёфа... Вивьен был любовником Нины более полугода. Бросив ради нее семью, он считал ее своей собственностью... А она встретила вас и отдалась вам, продолжая поддерживать интимные отношения с Вивьеном... Тот редко виделся с ней в первой половине дня. Они обедали в ресторане и проводили вместе вечера...
     Лицо Маоссье вновь посуровело.
     - Во время расследования консьержка не вспомнила, чтобы видела его входящим в дом или выходящим из него. Ее спросили, чем она занималась в это время, она ответила, что вязала у окна, слушая радио. Но с этого места ей было плохо видно людей, проходивших под аркой...
     - И к чему это вас приводит?
     - К подозрению Вивьена в убийстве любовницы, бывшей одновременно и вашей подругой. Может быть, он даже видел вас выходящим из дома? Мы этого никогда не узнаем. Как бы то ни было, он был оскорблен, боль буквально раздирала его.
     Возможно, он пошел на бульвар Рошешуар не затем, чтобы убить ее. Он не прихватил с собой никакого оружия. Может, он просто хотел застать ее с вами?
     Он застал ее лежащей голой на кровати. Для кого она разделась, если не ждала его визита?
     Он считал, что отдал ей все. Бросил жену и дочь без средств к существованию. А она изменила ему с первым встречным.
     Не знаю, о чем они разговаривали. Во всяком случае, Нина Лассав не сумела его успокоить. Она не боялась, доказательством чему служит поза, в которой ее нашли... А он распалился до того, что задушил ее... Тем самым уничтожил и свою жизнь... Ему казалось невозможным вернуться на улицу Коленкур и даже в мастерскую на улице Лепик... Ничто больше его не интересовало... Возможно, он был бы рад, если бы убийство повесили на вас...
     - Это чуть не произошло, да и вы вначале тоже подозревали меня. А я всегда говорил, что не убивал ее.
     - Когда вы узнали о ее смерти?
     - Через четверть часа после убийства. Я увидел, как Вивьен выскочил из подъезда и чуть ли не бегом устремился к площади Бланш. Мне захотелось спросить Нину, зачем он приходил.
     Я вошел в дом и, поднимаясь по лестнице, встретился с консьержкой. Дверь в квартиру была приоткрыта... Это показалось мне подозрительным... Через две минуты я нашел тело... Тогда я стер отпечатки пальцев со всех предметов, которых касался даже в предыдущие дни. Заодно я, видимо, стер и отпечатки Вивьена...
     - Почему вы не заявили о нем?
     - Потому что решил сам покарать его...
     Бедняга Торранс едва поспевал за все ускоряющимся ритмом допроса, который из монолога Мегрэ превратился в настоящий диалог.
     Комиссар нашел слабое место в обороне Маоссье, и несгибаемость того исчезла.
     - Вы ее так любили?
     - Это единственная женщина, которую я по-настоящему любил...
     - А ваша жена?
     - Я люблю ее, и она меня, думаю, тоже. Но ни о какой большой любви тут речи нет...
     - Но ведь прошло двадцать лет, Маоссье.
     - Знаю. И все равно - не было дня, чтобы я не вспоминал о ней.
     - А вы не думаете, что и Вивьен тоже? Он испытывал к ней такую же сильную страсть, настолько сильную, что пошел на убийство. Он даже не пытался начать жизнь по-новому. Он все бросил... И двадцать лет спустя вы встретили клошара...

Глава 8

     Маоссье молчал, уставившись на свои ботинки. Его лицо изменилось. Наглость пропала, и оно стало более человечным.
     - Вы прожили двадцать лет как честный человек...
     Он бросил на Мегрэ взгляд, и на его губах появилась ироничная улыбка.
     - Я ее не убивал, это верно. Но тем не менее стал косвенной причиной ее гибели...
     - Вы много работали, экономили. Сумели создать собственное дело, добились процветания... У вас симпатичная, милая жена... Вы живете в прекрасной квартире, владеете виллой в Ла-Боле... И все это вы поставили на карту ради убийства человека, которого не видели двадцать лет, человека, совершенно опустившегося за эти годы...
     - Я поклялся себе покарать его.
     - Почему вы не предоставили это правосудию?
     - Он бы сослался на ревность, на состояние аффекта, и отделался бы коротким сроком. Он бы давно уже освободился.
     - Ваш адвокат также будет объяснять ваши действия ревностью.
     - Мне теперь все равно... Еще вчера я решил все отрицать, защищаться...
     - Улики, что бы вы ни думали, слишком серьезны...
     Зазвонил телефон.
     - Это Аскан из I округа. Все нормально?
     - Отлично. Маоссье уже два часа как в моем кабинете.
     - Признался?
     - Да.
     - Даже если бы не признался, теперь бы ему пришлось это сделать. Дети, игравшие на пустыре возле предназначенного на снос дома, где жил Вивьен, принесли мне пистолет тридцать второго калибра. В магазине недостает трех патронов. Один из моих людей уже выехал в уголовную полицию, чтобы передать оружие в ваши руки.
     - Оно станет дополнительной уликой.
     - Нину Лассав убил тоже он?
     - Нет.
     - А кто? Вивьен?
     - Да...
     - Неужели Маоссье так любил Нину Лассав, что через двадцать лет отомстил за нее?
     - Да... Благодарю вас, Аскан... Вы мне очень помогли... Фактически именно вы и ваши люди проделали большую часть работы...
     - Не преувеличивайте... Ну, оставляю вас с вашим собеседником.
     Маоссье пытался понять, о чем идет речь, но Мегрэ отвечал односложно, а слов Аскана он не слышал.
     - Все эти двадцать лет вы искали его по Парижу?
     - Не систематически... Просто всматривался в прохожих... Сам не знаю почему, я был уверен, что однажды встречу его... Я действительно ходил ужинать в "Фарамон". И пришел на рынок пешком. Ресторан вызвал у меня воспоминания о давних временах, когда "Фарамон" был для меня пределом недоступной роскоши...
     Я вошел и поужинал в одиночестве... Теща меня не выносит и постоянно подкалывает... Не может мне простить, что я начинал простым маляром... Она узнала, что я родился в Бельвиле {рабочий район Парижа} и что рос безотцовщиной...
     Через несколько минут в дверь постучал старик Жозеф, секретарь.
     - Инспектор из I округа просит пройти, чтобы вручить вам пакет.
     - Пригласите.
     Инспектор оказался молоденьким пареньком, дрожавшим от возбуждения.
     - Добрался так быстро, как только мог, господин комиссар... Мне поручено передать вам это...
     И он протянул пакет, завернутый в оберточную бумагу, которой уже пользовались, потому что она была измята, и с любопытством посмотрел на Мегрэ.
     - Я вам больше не нужен?
     - Нет. Спасибо...
     Когда инспектор вышел, Мегрэ развернул сверток.
     - Это ваш пистолет?
     - Во всяком случае, похож.
     - Как видите, мы узнали бы истину и без ваших признаний. Оставшиеся патроны отстреляют и сличат пули с теми, что были извлечены из тела Вивьена... Вы так боялись, что вас остановят с оружием, что поспешили избавиться от него и выбросили на пустыре.
     Маоссье пожал плечами:
     - Верно, я дал клошару пятифранковую монету.
     И жирную женщину видел, она мне показалась мертвецки пьяной. Когда я узнал Вивьена, разгружавшего овощи, я вновь ощутил бешенство и бросился домой за пистолетом...
     Я ждал в темноте... Ждать пришлось очень долго, потому что приехал второй грузовик и он вместе с остальными подрядился разгружать его.
     - Ваша ненависть не ослабла?
     - Нет. Мне казалось, что я плачу долг.
     - Перед Ниной?
     - Да... Кроме того, этот человек, этот Вивьен, казалось, был в согласии с самим собой. Разве не сам он выбрал судьбу клошара?.. Я готов был поклясться, что этот поступок дал ему покой, а меня это взбесило...
     - И так вы ждали его до трех часов утра?
     - Не совсем. До двух тридцати... Я последовал за ним, когда он направился в тупик Вьо-Фур... Толстуха, которую я видел на рынке, лежала на пороге и казалась спящей... Я даже не подумал, что она может быть опасна... Мэтр Луазо придет в ярость из-за этой моей исповеди, но мне все равно...
     Я видел, как Вивьен вошел в дом... Последовал за ним и услышал, как он закрыл дверь... С полчаса я просидел на ступеньке...
     - Дожидались, пока он заснет?
     - Нет. Не мог решиться.
     - И что же в конце концов заставило вас решиться?
     - Воспоминания о Нине, точнее, о родинке на ее щеке, которая делала ее такой трогательной...
     - Он проснулся?
     - После первого выстрела он открыл глаза и показался удивленным. Не знаю, узнал он меня или нет...
     - Вы ему ничего не сказали?
     - Нет. Возможно, я жалел, что пришел, но было уже поздно. Два следующих выстрела я сделал, чтобы избавить его от страданий, хотите верьте, хотите нет.
     - Вы пытались выкрутиться.
     - Совершенно верно. Думаю, это происходит автоматически. Вивьен ведь тоже не побежал в полицию признаваться в убийстве любовницы...
     Когда он произносил последние слова, его лицо напряглось. Потом он снова пожал плечами.
     - Кстати, а что стало с мадам Вивьен?
     - Она живет в том же самом доме на улице Коленкур, только сменила квартиру на меньшую, и зарабатывает на жизнь шитьем. Похоже, у нее довольно хорошая клиентура.
     - У него ведь была дочь?
     - Она замужем, у нее двое детей.
     - Она сильно переживала?
     Мегрэ предпочел промолчать.
     - Что вы со мной сделаете?
     - Вас отведут в камеру, в изолятор временного содержания. Завтра вас допросит следователь прокуратуры, который, возможно, выдаст ордер на арест. До окончания следствия вас, очевидно, будут содержать в Сайте, а после, вполне вероятно, переведут во Фрэн до начала слушаний дела в суде.
     - Жену я не увижу?
     - Во всяком случае, некоторое время.
     - Когда газеты сообщат о моем аресте?
     - Завтра. Кстати, мне показалось, что в коридоре уже ждут журналист и фотограф.
     Мегрэ немного устал. Он тоже как-то вдруг расслабился и ощущал душевную пустоту. Разговаривал мягко.
     Он вовсе не выглядел победителем и в то же время испытывал облегчение.
     Вместо одного убийцы было двое. Не это ли он подсознательно искал?
     - Я хочу попросить вас об одном одолжении, в котором вы мне, вероятно, откажете. Не хочу, чтобы жена узнала о моем аресте из газет, а уж тем более благодаря телефонному звонку своей мамочки или какой-нибудь подруги. Сейчас она, скорее всего, ужинает. Я уверен, что она на вилле...
     - Какой номер телефона у вас на вилле?
     - Сто двадцать четыре...
     - Алло, мадемуазель, соедините меня с номером сто двадцать четыре в Ла-Боле... Да, срочно...
     Теперь уже он торопился освободиться. Через три минуты его соединили.
     - Вилла "Зонтичные сосны"?
     - Да.
     - Мадам Маоссье? Это Мегрэ. В моем кабинете находится ваш муж, он хочет вам что-то сказать.
     Мегрэ подошел к окну и встал перед ним, покуривая трубку.
     - Да. Я в уголовной полиции. Ты одна?
     - С горничной.
     - Слушай меня внимательно... Тебе предстоит пережить тяжелый удар...
     - Ты так считаешь?
     - Да. Я только что признался. Я уже не мог поступить иначе.
     Вопреки его ожиданию, она осталась спокойной.
     - В обоих?
     - Что ты хочешь сказать?
     - В обоих убийствах?
     - На бульваре Рошешуар не я, а Вивьен...
     - Я так и чувствовала... И когда ты увидел его через двадцать лет, в тебе вновь вспыхнула ревность...
     - Ты знала?
     - Я сразу об этом подумала.
     - Почему?
     - Потому что я тебя знаю...
     - Что будешь делать?
     - Продолжу отдых здесь, если только меня не вызовут к следователю. А что будет потом - не знаю. Между нами никогда не было большой любви... По сути, я была лишь заместительницей... Мать, скорее всего, будет настаивать, чтобы я потребовала развода...
     - А!
     - Тебя это удивляет?
     - Нет... До свидания Клодетт...
     - До свидания, Луи...
     Когда Маоссье положил трубку на рычаг, он почти шатался. Он не ожидал, что этот телефонный разговор примет такой оборот. И дело было не только в том, что сказано, но и в том, что за этим последует. Пятнадцать лет жизни оказались стертыми за несколько минут.
     Мегрэ открыл шкаф и налил из хранившейся там бутылки коньяка маленькую рюмку.
     - Выпейте...
     Маоссье заколебался, удивленно глядя на Мегрэ.
     - Я не знал... - пробормотал он.
     - Что ваша жена догадалась?
     - Она собирается подавать на развод...
     - А чего вы хотели? Чтобы она ждала вас?
     - Я больше ничего не понимаю.
     Он выпил коньяк залпом и закашлялся. Потом, не садясь, прошептал:
     - Спасибо, что не давили на меня...
     - Отведите его в изолятор, Торранс...
     Толстяк Торранс выглядел потрясенным. Маоссье ждал его в центре кабинета. Как ни странно, но сейчас он уже не казался таким высоким, а черты лица как-то поплыли и стали совершенно банальными.
     Он хотел было протянуть руку, но не сделал этого.
     - До свидания, комиссар.
     - До свидания...
     Мегрэ чувствовал себя отяжелевшим. В ожидании возвращения Торранса он медленно прохаживался по коридору.
     - В какой-то момент я растрогался, - признался инспектор.
     - Пойдете выпить стаканчик в "У дофины"?
     - С удовольствием...
     Они покинули здание уголовной полиции и вошли в знакомый зал. Там сидели многие инспекторы, но только один из уголовной полиции.
     - Что будете пить, комиссар? - спросил хозяин.
     - Большой стакан пива. Самый большой из тех, что у вас есть...
     Торранс заказал то же самое. Мегрэ выпил пиво почти залпом и протянул стакан хозяину, чтобы тот вновь его наполнил.
     - Сегодня меня мучает сильная жажда... - И Мегрэ машинально повторил, как будто не понимая смысла произносимых слов:
     - Да, сильная жажда.
     Домой он вернулся на такси.
     - Даже не знаю, стоит ли ужинать.
     Он рухнул в кресло и вытер со лба пот.
     - Для меня дело закрыто...
     - Арестовал виновного?
     - Да.
     - Того, к кому летал в Ла-Боль?
     - Да.
     - Хочешь, сходим поужинать в ресторан? У меня только холодная говядина и винегрет.
     - Я не голоден.
     - Еда уже на столе, так что поешь все-таки...
     В этот вечер он не стал смотреть телевизор и лег спать в десять часов.



МЕГРЭ И ЛЕНИВЫЙ ВОР

Жорж СИМЕНОН






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


I

     Громкое дребезжание прямо над головой разбудило Мегрэ. Невольно отмахиваясь от этого шума, комиссар открыл глаза. Он осознавал, что находится дома, в собственной постели, рядом с женой, которая, проснувшись раньше, лежит, затаившись, не осмеливаясь пошевельнуться.
     Несколько секунд Мегрэ не мог понять, откуда слышится этот звук - назойливый, агрессивный, торопливый. Он не мог определить его происхождения. Такое случалось с ним только в зимние морозные ночи.
     Ему казалось, что это звонит будильник, хотя с тех пор, как комиссар перестал быть холостяком, он не ставил часы на ночной столик. Ночью к нему приходили туманные воспоминания - уже даже не из ранней молодости, а из раннего детства: как он маленьким мальчиком прислуживал в соборе и должен был вставать очень рано, чтобы успеть к мессе. В церкви надо было быть к шести утра не только зимой, но и летом, весною, осенью. Почему же остались в нем и постоянно всплывали воспоминания лишь зимней темноты, резкого холода, окоченевших пальцев и хрустевшей под детскими ботинками тонкой корочки льда, когда он шел в храм?
     Рука, протянутая в темноте, перевернула стакан, стоявший на ночном столике рядом с кроватью, и тогда госпожа Мегрэ включила лампочку над изголовьем.
     Звонил телефон.
     - Алло? Кто говорит?
     Было четыре часа утра, точнее пять минут пятого, за окном царила тишина, какая обычно бывает в очень холодные зимние ночи.
     - Это я, Фумель, господин комиссар...
     - Кто?
     Мегрэ не расслышал. Кто-то говорил так тихо, что казалось прикрывал рот платком:
     - Фумель, из шестнадцатого...
     Он говорил приглушенным голосом, как бы опасаясь, что его услышит посторонний.
     После непродолжительного молчания - комиссару Мегрэ явно ничего не говорила эта фамилия - голос добавил:
     - Аристид...
     Аристид Фумель - ах, это он! Мегрэ, уже совершенно проснувшийся, наморщил лоб: какого черта инспектор Фумель из шестнадцатого комиссариата будит его в четыре часа утра?
     И почему голос его звучит так таинственно?
     - Не знаю, может быть, я не должен был звонить вам, господин комиссар... я уже сообщил моему непосредственному начальнику, комиссару полиции... Он приказал мне доложить прокурору, и минуту назад я говорил по телефону с дежурным вице-прокурором...
     Госпожа Мегрэ уже встала, нащупала пальцами ног домашние туфли и, закутанная в стеганый халат, направилась на кухню, откуда через минуту раздался звук зажженного газа, а потом шум наливаемой в чайник воды.
     - Не знаю, что делать... Господин вице-прокурор велел мне вернуться на место и ждать его. Тело обнаружил не я, а двое полицейских - патруль на велосипедах...
     - Где?
     - Слушаю.
     - Я спрашиваю: где?
     - В Булонском лесу... Рю-де-Пото... Вы знаете, где это? Эта дорога ведет на аллеи Фонтюнэ, неподалеку от Порт-Дофин... Мужчина... среднего возраста... Примерно моего... Насколько я понял, в карманах ничего нет, никаких документов... Тела я, конечно, не трогал... Не знаю почему, но мне кажется, что здесь что-то не так... И поэтому я позволил себе позвонить вам, господин комиссар... Хотелось бы только, чтобы в прокуратуре не знали, что это я вам звонил...
     - Благодарю тебя, Фумель.
     - Я тотчас же возвращаюсь туда... Они могут появиться с минуты на минуту...
     - Где ты сейчас?
     - В комиссариате на улице Фезанди. Вы приедете? Сейчас?
     Мегрэ с минуту колебался, все еще не в силах расстаться с теплой постелью.
     - Посмотрю.
     - Не понял?
     - Еще не знаю. Посмотрю.
     Он чувствовал себя униженным, разъяренным - и не в первый раз. Так происходит уже полгода. Бедняга Фумель в этом нисколько не виноват.
     Госпожа Мегрэ, стоя в дверях, уже напоминала ему:
     - Оденься потеплее!
     На стеклах, после того как раздвинули занавески, появились цветы из инея. Вокруг фонарей возникли ореолы, которые появляются лишь при очень низкой температуре. На бульваре Ришар-Ленуар царила полная тишина, не было ни души, только в одном-единственном окне, в доме напротив, может быть в комнате больного, светилась лампа.
     Теперь им хорошо придется поломать голову, прежде чем... "Им" - это тем лицам из прокуратуры, из министерства внутренних дел, сторонников новой концепции, обладателям дипломов известных униве