уда  каждое  утро
приходила Глория, чтобы увести ребенка гулять. И вдруг во вторник  около
десяти  утра  Мосс  приходит  в  "Приятный   отдых",   где   раньше   из
осторожности, несомненно, никогда не появлялся.
   Тут же Левин собирает вещи, спешит на  Антверпенскую  площадь,  зовет
Глорию. Та бросает ребенка  и  следует  за  ним.  После  обеда  все  они
бесследно исчезают.
   Что же произошло утром двенадцатого марта? Позвонить Моссу  никто  не
мог, потому что телефона там,  где  он  жил,  не  было.  Ни  я,  ни  мои
инспектора не предприняли тогда ни одного шага, который мог бы  спугнуть
банду, да мы и не подозревали о ее существовании.
   Франс Стёвельс сидел в Сайте. Но что-то все же  произошло.  И  только
вчера вечером, вернувшись домой, я по случайности получил ответ на  этот
вопрос.
   У следователя Доссена так отлегло от сердца, когда он узнал,  что  не
держал в тюрьме  невинного  человека,  что  он  теперь  слушал  Мегрэ  с
блаженной улыбкой, словно тот рассказывал ему сказку.
   - Моя жена прождала меня вчера весь вечер  и  решила  заняться  своим
любимым делом. Она собирает статьи из газет, где речь идет  обо  мне,  и
делает это еще более обстоятельно с тех пор, как  бывший  шеф  уголовной
полиции выпустил свои мемуары. "Вдруг и ты напишешь свои когда-нибудь на
пенсии", - всегда говорит она, если я уж очень  издеваюсь  над  этим  ее
пристрастием. Так вот, вчера вечером,  вернувшись  домой,  я  увидел  на
столе банку с клеем и  ножницы.  Приходя,  что  называется,  в  себя,  я
поглядывал на то, чем занималась жена, и через ее плечо увидел  в  одной
из заметок - она как раз собиралась вклеить ее в альбом - фотографию,  о
существовании которой  не  помнил.  Она  была  сделана  три  года  назад
каким-то нормандским журналистом: мы с женой провели  несколько  дней  в
Дьеппе, и он застиг нас на пороге пансиона, где мы  жили.  Удивило  меня
то, что эта фотография напечатана в иллюстрированном журнале.
   "Ты не читал этой статьи? - спросила жена. - Тут о твоих первых шагах
и методах работы".
   Там были и другие фотографии, на одной из них я даже с длинными усами
- я тогда работал секретарем в комиссариате.
   "Когда это было напечатано?" - спросил я.
   "Да на прошлой неделе. Мне  некогда  было  показать  тебе.  Ты  же  и
дома-то не бывал все это время". Короче говоря, господин Доссен,  статья
появилась в  парижском  еженедельнике,  продававшемся  в  киосках  утром
двенадцатого марта, во вторник. Я немедленно отправил  одного  из  своих
ребят к людям, у которых жил в это время Мосс, и  они  подтвердили,  что
младшая из сестер приносила ему  журнал  вместе  с  молоком  примерно  в
половине девятого утра и что  за  завтраком  Мосс  листал  этот  журнал.
Тут-то все и становится совершенно понятным.
   Ясно, зачем Глория подолгу сидела на скамейке в Антверпенском сквере.
   После двух убийств и ареста Стёвельса банда, разбежавшись  по  разным
углам, затаилась. Без сомнения, Левин сменил не один отель,  прежде  чем
поселился на улице Лепик. Из осторожности он  никогда  не  появлялся  на
людях с Глорией, они даже не ночевали в одном месте. Мосс, должно  быть,
каждое утро отправлялся  за  новостями  на  Антверпенскую  площадь,  ему
достаточно было присесть на другом конце скамейки. И  тут,  как  вы  уже
знаете, моя жена три или четыре раза подряд  усаживается  на  эту  самую
скамейку, ожидая своей очереди  к  зубному  врачу.  Женщины  знакомятся,
болтают. Мосс, возможно, и видел мадам  Мегрэ,  но  не  обратил  на  нее
внимания.
   Судите сами, как он  реагирует,  когда  из  журнала  выясняется,  что
голубушка, сидевшая с ними на лавочке, не кто иная, как жена  комиссара,
который ведет дело Стёвельса. Предположить, что это случайность,  он  не
мог, верно? И, естественно, подумал, что мы напали на след и  я  поручил
жене эту деликатную часть работы. Он бросился на улицу Лепик, к  Левину,
который кинулся предупредить Глорию.
   - Но из-за чего они ссорились?
   - Возможно, из-за  ребенка.  Может,  Левин  не  хотел,  чтобы  Глория
забирала его, рискуя тем, что ее арестуют. А она  настояла  на  своем  и
вернулась за малышом, но сделала это с максимальными предосторожностями.
   Зная все, я склоняюсь к мысли, что, когда мы их найдем, они не  будут
вместе. Они думают, что мы знаем Глорию и ребенка, но не имеем понятия о
Левине. Он, должно быть, уехал в одну сторону, а Мосс - в другую.
   - Вы надеетесь до них добраться?
   - Может быть, завтра, а может быть, и через год. Вы  же  знаете,  как
это бывает.
   - Вы все еще не сказали, где был обнаружен чемодан.
   - Думаю, вы предпочтете не знать, как мы стали  его  обладателями.  Я
действительно был вынужден прибегнуть к не совсем законным методам. Беру
на себя ответственность целиком и полностью, но вы бы этого не одобрили.
Знайте только, что компрометирующий Стёвельса чемодан вынес от него  сам
Лиотар.
   Мосс почему-то принес этот чемодан на улицу Тюренн в ночь  с  субботы
на воскресенье и там его и оставил. Франс Стёвельс засунул  чемодан  под
стол в своей мастерской, полагая, что никто его там не заметит.
   Двадцать первого февраля под каким-то предлогом туда проник Лапуэнт и
осмотрел квартиру.
   Заметьте, Стёвельс не мог связаться с братом, да и ни с кем из банды,
вероятно, и предупредить их не мог.  У  меня  на  этот  счет  есть  свои
соображения. Он, должно быть,  не  знал,  как  избавиться  от  чемодана,
предполагал вынести его, когда стемнеет, и тут пришел Лиотар, о  котором
он никогда и слыхом не слыхивал.
   - Но как Лиотар что-то прознал?
   - Проговорился один из моих ребят.
   - Кто-то из инспекторов?
   - Я на него  не  сержусь,  и  очень  маловероятно,  чтобы  это  могло
повториться. Так вот, Лиотар предложил свои услуги, и даже куда больше -
он унес с собой чемодан, чего нельзя  было  ожидать  от  члена  Коллегии
адвокатов.
   - У него вы чемодан и нашли?
   - У Альфонси, которому он его передал.
   - Так к чему мы в результате пришли?
   - Да ни к чему. Я  хочу  сказать,  что  мы  о  главном,  то  есть  об
убийствах, ничего не знаем. Человек был убит  на  улице  Тюренн,  а  еще
раньше была убита графиня Панетти в своей  машине  неизвестно  где.  Вы,
наверное, получили доклад доктора Поля, обнаружившего пулю  в  черепе  у
старухи. Кое-какие сведения  из  Италии  я  все-таки  получил.  Кринкеры
больше года назад  развелись  в  Швейцарии,  потому  что  в  Италии  это
невозможно. Дочери графини Панетти  понадобилась  свобода,  чтобы  выйти
замуж за американца, с которым она теперь и живет в Техасе.
   - С матерью она не помирилась?
   - Хуже того. Графиня  еще  больше  рассердилась  на  нее.  Кринкер  -
человек из бедной, но благородной венгерской семьи. Часть зимы он провел
в Монте-Карло, безуспешно пытаясь сделать состояние на игре. Он  приехал
в Париж за три недели до смерти своей тещи и жил сначала в "Комодоро", а
затем переселился в маленькую гостиницу на улице Комартен.
   - Как долго была Глория Лотти на службе у графини?
   - Месяца четыре, а может, и пять. Это точно не установлено.
   В коридоре  послышался  шум,  и  судебный  исполнитель  объявил,  что
подследственный прибыл.
   - Я скажу ему все это? - спросил Доссен, на которого снова обрушились
все его обязанности.
   - Одно из двух: он либо заговорит, либо будет молчать дальше. Я  имел
дело  с  несколькими  фламандцами  и  понял,  что   они   очень   трудно
раскрываются. Если он решит молчать, нам придется повозиться  с  ним  не
одну неделю, а то и еще больше. Придется ждать, пока отыщется хоть  один
из четверых, Бог знает, где засевших.
   - Четверых?
   - Мосс, Левин, женщина и ребенок. Быть может, именно ребенок дает нам
самые большие шансы на успех.
   - Если только они от него не избавились.
   - Раз уж Глория отправилась забирать его из рук моей  жены  с  риском
быть арестованной, значит, она очень дорожит им.
   - Вы думаете, это ее сын?
   - Я в этом убежден. Не стоит думать,  что  преступники  не  такие  же
люди, как и все прочие, что они не могут иметь детей и любить их.
   - Сын от Левина?
   - Вероятно.
   Доссен, поднимаясь, улыбнулся, и вышло это у него как-то смиренно и в
то же время лукаво.
   - Похоже, настало время для перекрестного допроса? Я, увы, не большой
специалист по этой части.
   - Если вы сочтете возможным, я попробую кое-что объяснить Лиотару.
   - Чтобы он посоветовал своему клиенту говорить?
   - Сейчас это в их общих интересах.
   - Мне не приглашать их пока?
   - Через минуту.
   Мегрэ вышел и сердечно сказал человеку, сидевшему справа от двери:
   - Здравствуйте, Стёвельс.
   Как раз в эту минуту в  коридоре  появился  Жанвье  с  Фернандой,  от
волнения не находившей себе места.
   Инспектор не решался позволить жене сесть рядом с мужем.
   - У вас будет время поболтать, - сказал им Мегрэ. -  Следователь  еще
не освободился.
   Он увлек за собой Лиотара, и  они  заговорили  вполголоса,  вышагивая
взад-вперед по коридору, где почти у каждой  двери  стояли  полицейские.
Длилось это не больше пяти минут.
   - Когда соберетесь войти, постучите.
   Мегрэ один вошел к следователю, оставив Лиотара, Стёвельса и Фернанду
за разговором.
   - Каков результат?
   - Сейчас узнаем. Лиотар там,  очевидно,  вовсю  старается.  А  я  вам
состряпаю отчет, где все расскажу о чемодане, а о  причастности  Лиотара
даже не упомяну.
   - Это ведь не очень честно, а?
   - Вы хотите поймать преступников?
   - Понимаю вас, Мегрэ. Но мой отец  и  мой  дед  были  судьями,  и  я,
наверное, этим тоже кончу.
   Он покраснел, со страхом и нетерпением ожидая, когда постучат.
   Наконец дверь открылась.
   - Мадам Стёвельс может войти вместе с нами? - спросил адвокат.
   Фернанда плакала и прижимала к лицу платочек.
   Войдя, она нашла глазами  Мегрэ  и  растерянно  посмотрела  на  него,
словно ждала, что  он  еще  сможет  все  уладить.  А  Стёвельс,  тот  не
изменился. Он был все так же покорен и упрям одновременно и тихо сел  на
стул, который ему указали.
   Когда секретарь собрался занять свое место, Доссен сказал ему:
   - Не сейчас. Я позову вас, когда  начнется  протокольный  допрос.  Вы
согласны, мэтр Лиотар?
   - Согласен полностью. Благодарю вас.
   Остался стоять один Мегрэ - лицом к окну, по которому  стекали  капли
дождя. Сена была такая же серая, как небо. На баржах, крышах и тротуарах
отражались мокрые блики.
   Раздалось короткое покашливание, и  слегка  дрожащим  голосом  Доссен
произнес:
   - Стёвельс, мне кажется,  комиссар  хотел  бы  задать  вам  несколько
вопросов.
   Мегрэ, только что раскуривший трубку,  обернулся,  с  трудом  скрывая
насмешливую улыбку.
   - Я полагаю, - начал он, все еще стоя, - что  защитник  вкратце  ввел
вас в курс дела? Нам известно, чем занимались вы и ваш  брат.  Возможно,
что лично за вами другой вины и нет. Синий костюм,  запятнанный  кровью,
действительно не ваш, а вашего брата, который, оставив свой костюм, ушел
в вашем.
   - Мой брат тоже не убивал.
   - Возможно. Вы хотите, чтобы я задавал вопросы, или предпочтете  сами
рассказать нам все, что знаете?
   Теперь союзником Мегрэ был не только Лиотар, но и Фернанда,  взглядом
подбадривавшая Франса, чтобы он говорил.
   - Задавайте вопросы. Посмотрим, как у меня получится отвечать.
   Он протер толстые стекла своих очков и  ждал,  ссутулившись,  немного
наклонив голову вперед, словно она была слишком тяжелой.
   - Когда вы узнали, что графиня Панетти убита?
   - В ночь с субботы на воскресенье.
   - Вы хотите сказать, в ту ночь, когда Мосс, Левин и  третий  человек,
возможно, Кринкер, пришли к вам в дом?
   - Да.
   - Это вы надумали послать телеграмму Фернанде, чтобы  удалить  ее  из
дома?
   - Я даже не был в курсе.
   Это было похоже на правду. Альфред Мосс достаточно  хорошо  знал  все
домашние дела и образ жизни Стёвельсов.
   - То есть когда в девять часов вечера к вам постучались, вы не знали,
в чем дело?
   - Да. Я, впрочем, не собирался пускать их в дом.
   Я спокойно читал у себя внизу.
   - Что вам сказал брат?
   - Что одному из его спутников необходим паспорт - и сегодня  же,  что
он принес все необходимое и я должен немедленно приняться за работу.
   - Он впервые привел к вам незнакомых людей?
   - Он знал, что я никого не желаю видеть.
   - Но вы догадывались, что у него есть соучастники?
   - Он говорил, что работает с человеком по имени Шварц.
   - С тем, который назвался Левином на улице Лепик?
   Довольно полный брюнет?
   - Да. Работать так поздно в мастерской  я  не  мог,  это  удивило  бы
соседей.
   - Расскажите, пожалуйста, о третьем человеке.
   - Я его не знаю.
   - У него был иностранный акцент?
   - Да. Он был венгр. Он очень нервничал,  торопился  уйти  и  требовал
гарантий, что у него не будет неприятностей с фальшивым паспортом.
   - Какой страны?
   - Соединенных Штатов. Их подделывать труднее всего, там  должны  быть
специальные  знаки,  о  которых  договорились  между  собой  консулы   и
иммиграционные службы.
   - И вы принялись за работу?
   - Я не успел.
   - Что же произошло?
   - Шварц обошел весь дом, будто хотел убедиться, что никто не  спугнет
нас. И вдруг, когда я стоял спиной  к  нему  -  как  раз  склонился  над
чемоданом, лежавшим в кресле, - услышал выстрел и, обернувшись,  увидел,
что венгр упал.
   - Стрелял Шварц?
   - Да.
   - Как вам показалось, ваш брат удивился?
   На какие-то секунды он задумался.
   - Да.
   - Что произошло потом?
   - Шварц заявил, что это было единственно возможное решение, и  ничего
другого он сделать не мог. По его мнению, Кринкер был на грани  нервного
срыва и неизбежно попался бы. Попавшись, он бы не молчал.
   "Я ошибался, считая его мужчиной", - добавил он.
   Потом спросил, где у меня печь.
   - Он знал, что она у вас есть?
   - Я полагаю, да.
   От Мосса, - это было очевидно, как было очевидно и то,  что  Стёвельс
сейчас выгораживал брата.
   - Он приказал Альфреду растопить ее, а меня попросил принести  острые
переплетные ножи. "Все мы попали в один переплет, дети мои, - сказал он.
- Если бы я не убил этого идиота, не прошло бы и недели, как мы были  бы
арестованы. Никто его с нами не видел. Никто не  знает,  что  он  здесь.
Семьи, которая стала бы искать, у него нет.  Пусть  он  исчезнет,  а  мы
будем жить спокойно".
   Это  был  неподходящий   момент   для   того,   чтобы   расспрашивать
переплетчика, помогал ли кто-нибудь расчленять труп.
   - Он сказал вам о смерти графини?
   - Да.
   - Вы тогда и узнали об этом?
   - Я не видел никого с тех самых пор, как они уехали на автомобиле.
   Он говорил все менее уверенно, а Фернанда смотрела то на мужа, то  на
Мегрэ.
   - Говори, Франс.  Они  ведь  втянули  тебя  в  эту  историю,  а  сами
скрылись. Какой смысл тебе молчать?
   Лиотар добавил:
   - Как ваш защитник, я могу подтвердить, что рассказать обо всем -  не
только ваш долг, но в ваших интересах. Я думаю,  что  правосудие  оценит
вашу чистосердечность.
   Франс посмотрел на него  своими  большими  мутными  глазами  и  пожал
плечами.
   - Они провели у меня часть ночи, - наконец произнес он.  -  Это  было
очень долго.
   Фернанду начало тошнить, она поднесла платок ко рту.
   - У Шварца или Левина, не важно, как там его зовут, в  кармане  плаща
была бутылка спиртного, и мой брат много выпил. В какой-то момент  Шварц
злобно сказал ему: "Это ты второй раз мне такое устраиваешь!"
   Тогда-то Альфред и рассказал мне о старухе графине.
   - Минутку, - прервал его Мегрэ. - Что  вам,  собственно,  известно  о
Шварце?
   - Это человек, на которого работал мой  брат.  Он  много  раз  о  нем
говорил. Считал его очень сильным, но опасным  человеком.  У  него  есть
ребенок от очень красивой женщины, итальянки, с которой он в основном  и
живет.
   - Глория?
   - Да. Шварц по преимуществу работал в больших  отелях.  Подцепил  эту
богатую  женщину,  очень  эксцентричную,  надеялся  неплохо  заработать,
устроил к ней Глорию.
   - А Кринкер?
   - Я, собственно, видел его только  мертвым.  Выстрел  раздался  через
несколько минут после того, как он переступил мой порог. Я многое  понял
только потом, по размышлении.
   - Что, например?
   - Что Шварц тщательнейшим образом продумал  все  заранее.  Он  хотел,
чтобы Кринкер исчез, и нашел способ отделаться от него, ничем не рискуя.
Он знал, что произойдет, когда шел ко мне.  Это  он  отправил  Глорию  в
Конкарно, чтобы дать телеграмму Фернанде.
   - А что старуха?
   - Я в этой  истории  не  замешан.  Знаю  только,  что  после  развода
Кринкер,  который  жил  на  Лазурном  берегу,  пытался  наладить  с  ней
отношения. Не так давно ему это удалось, и она временами подкидывала ему
небольшие суммы. Они мгновенно  таяли,  потому  что  он  любил  жить  на
широкую ногу. А ему нужны были деньги, чтобы перебраться  в  Соединенные
Штаты.
   - Он все еще любил свою жену?
   - Не знаю. Он познакомился  со  Шварцем,  а  скорее  Шварц,  которого
проинформировала Глория, решил познакомиться с Кринкером в баре,  и  они
более или менее сдружились.
   - Это они вам рассказали после смерти Кринкера, когда горела печь?
   - Мы ведь долго ждали, пока...
   - Понятно.
   - Мне не говорили, чья это была идея: Кринкера  или  Шварца.  Старуха
имела обыкновение путешествовать  с  чемоданчиком,  в  котором  были  ее
драгоценности  -  целое  состояние.  В  это  время   года   она   всегда
отправлялась на Лазурный берег. Речь шла о том, чтобы  уговорить  ее  на
этот раз ехать в машине Кринкера. По  дороге  в  определенном  месте  на
машину должны были  напасть  и  захватить  чемоданчик.  В  представлении
Кринкера все должно было произойти бескровно. Он был убежден, что  ничем
не рискует, потому что будет сидеть в  машине  вместе  со  своей  бывшей
тещей.
   Не знаю, по какой причине, но Шварц выстрелил, и я думаю, что  сделал
он это нарочно, чтобы держать на коротком поводке двух других.
   - В том числе и вашего брата?
   - Да. Нападение было совершено на дороге у Фонтенбло, после чего  они
отправились в Ланьи, чтобы избавиться от машины. Шварц когда-то жил  там
и хорошо знал округу. Что еще вас интересует?
   - Где драгоценности?
   - Они нашли чемоданчик, но драгоценностей в нем не было. Графиня, без
сомнения, до конца им все-таки не доверяла. Глория, которая ехала с ней,
тоже ничего не знала. Может, она оставила их в каком-нибудь банке?
   - Тогда-то Кринкер и взбесился?
   -  Он  хотел  перейти  границу  немедленно,  со  своими  собственными
документами, но Шварц  сказал,  что  он  непременно  попадется.  Кринкер
перестал спать, много пил. В общем, впал в панику, и  Шварц  решил,  что
единственная  возможность  быть  более  или  менее  спокойным,   -   это
избавиться от него навсегда. Он привел его ко мне, пообещав достать  ему
фальшивый паспорт.
   - А как получилось, что костюм вашего брата...
   - Понятно. Альфред споткнулся, и именно на том месте, где...
   - И вы дали ему свой синий костюм, а тот оставили и на следующий день
чистили?
   У Фернанды, должно быть, стояли перед глазами кровавые  картины.  Она
смотрела на мужа, словно впервые видела его, и явно пыталась представить
себе дни и ночи, которые он провел один - в подвале и в мастерской.
   Мегрэ увидел, что ее передернуло, но она тут  же  протянула  дрожащую
руку и положила ее на большую лапищу переплетчика.
   - Может быть, в Центральной тюрьме  есть  переплетная  мастерская,  -
прошептала она, пытаясь улыбнуться.

***

   Левин, который не  был  ни  Левином,  ни  Шварцом,  а  Саркистяном  и
которого разыскивала полиция трех стран, был  арестован  через  месяц  в
маленькой деревушке в окрестностях  Орлеана,  где  он  безмятежно  ловил
рыбку.
   Через два дня в доме неподалеку от Орлеана нашли Глорию Лотти, и  она
категорически отказалась назвать крестьян, которым доверила своего сына.
   Что касается Альфреда Мосса, его приметы четыре  года  оставались  во
всех полицейских бюллетенях.