к  чему,  разве  что
подчеркивали  старомодность  этого  сельского   жилья   и   ненадежность
современного комфорта.
   - Ты из Парижа?
   Еще полусонный, Мегрэ прислонился спиной к камельку. Вопрос  был  так
же нелеп, как и электрическая лампочка без тока: на дороге стояло такси.
Однако бывают минуты, когда  говоришь  просто  для  того,  чтобы  что-то
сказать.
   - Я все вам объясню, дядя. Мое положение ужасно.
   Если вы не поможете и не отправитесь со мной в Париж, я не знаю,  чем
все это для меня кончится. Просто голова кругом идет... Ох, я ведь  даже
не поцеловал тетю!
   Филипп трижды прикоснулся губами к щекам г-жи Мегрэ, накинувшей халат
поверх ночной сорочки. Он исполнил  этот  ритуал  совершенно  по-детски.
Затем тут же плюхнулся за стол и обхватил голову руками.
   Поглядывая на молодого человека, Мегрэ набивал  трубку,  а  его  жена
заталкивала сушняк в камелек. В воздухе было разлито  что-то  тревожное,
гнетущее. С тех пор как Мегрэ вышел в отставку, он утратил былое  умение
просыпаться среди ночи, и происходящее невольно  напомнило  ему  времена
долгих бдений у постели больного или ложа покойника.
   - Не могу понять, как я мог оказаться  таким  дураком!  -  неожиданно
всхлипнул Филипп.
   Волнение его разом выхлестнулось наружу. Он плакал без слез, озираясь
по сторонам и словно ища, на чем бы  сорвать  нервное  напряжение.  Зато
Мегрэ, по контрасту с  беспомощными  метаниями  племянника,  невозмутимо
подкручивал фитиль керосиновой лампы и посматривал на первые заплясавшие
в камельке огоньки.
   - Для начала чего-нибудь выпей.
   Из стенного шкафа, где лежали остатки еды  и  пахло  холодным  мясом,
бывший комиссар извлек бутылку виноградной  водки  и  две  стопки.  Г-жа
Мегрэ надела сабо и вышла в сарай за дровами.
   - Твое здоровье! Главное, постарайся успокоиться.
   Запах разгоревшегося сушняка смешивался с водочными ароматами. Филипп
тупо уставился на тетку, беззвучно  вынырнувшую  из  темноты  с  охапкой
поленьев.
   Он был близорук, и под определенным углом глаза его за стеклами очков
казались огромными, что придавало ему вид растерянного ребенка.
   - Это случилось сегодня ночью. Мне приказали стоять в засаде на улице
Фонтен...
   - Минутку, - перебил Мегрэ, усаживаясь верхом на  соломенный  стул  и
раскуривая трубку. - С кем ты работаешь?
   - С комиссаром Амадье.
   - Продолжай.
   Посасывая трубку и  глядя  прищурившись  поверх  этажерки  с  медными
кастрюлями на выбеленную известью стену, Мегрэ вспоминал такие  знакомые
ему картины. На набережной  Орфевр  кабинет  Амадье,  последний  справа,
располагался в самом конце коридора. Амадье, унылый тощий  человек,  был
произведен в дивизионные комиссары после ухода Мегрэ в отставку.
   - Он по-прежнему носит длинные усы?
   - По-прежнему. Вчера мы получили постановление  о  задержании  Пепито
Палестрино, хозяина кабаре "Флория" на улице Фонтен.
   - Номер дома?
   - Пятьдесят три, рядом с магазинчиком оптика.
   - В мое время заведение содержал  Тореадор.  Что-нибудь  связанное  с
кокаином?
   - Да, в основном. Но и еще кое-что. Шеф слышал, что Пепито замешан  в
истории с Барнабе, тем типом, которого  недели  две  назад  зарезали  на
площади Бланш.
   Вы наверняка читали об этом в газетах.
   - Завари кофе, - бросил Мегрэ жене.
   И с довольным вздохом большого пса,  который,  покружив  по  комнате,
укладывается наконец на место, он облокотился на спинку  своего  кресла,
подперев подбородок сложенными вместе руками. Время  от  времени  Филипп
снимал очки, протирал стекла и на несколько мгновений  становился  похож
на слепца. Это был высокий плотный  рыжий  парень  с  карамельно-розовой
кожей.
   - Вы же знаете, мы больше не можем действовать, как  нам  хочется.  В
ваше время такого Пепито без разговора  взяли  бы  в  любом  часу  ночи.
Сейчас приходится строго соблюдать букву закона. Вот  почему  шеф  решил
осуществить задержание  в  восемь  утра.  А  до  тех  пор  приказал  мне
караулить птичку...
   Филипп то погружался в вязкое спокойствие комнаты,  то  снова  рывком
возвращался к  случившейся  с  ним  трагедии  и  потерянно  озирался  по
сторонам.
   От некоторых фраз на Мегрэ как бы веяло запахом Парижа. Он представил
себе  светящуюся  вывеску  "Флории",   швейцара,   который   выскакивает
навстречу подъезжающим машинам, племянника,  приближающегося  вечером  к
кабаре.
   -  Сними  пальто,  Филипп,  иначе  простынешь  на  обратном  пути,  -
вмешалась г-жа Мегрэ.
   Молодой человек был в смокинге.  В  низенькой  кухне  с  потолком  из
толстых балок и  полом,  вымощенным  красной  плиткой,  это  производило
комический эффект.
   - Выпей еще чуть-чуть...
   Но Филипп неожиданно вскочил и в  новом  приступе  отчаяния  до  боли
заломил себе руки.
   - Если бы вы знали, дядя...
   Ему хотелось расплакаться, но слез не было. Взгляд его еще  раз  упал
на электрическую лампочку. Он топнул ногой.
   - Ручаюсь, меня вот-вот арестуют.
   Г-жа Мегрэ с кастрюлей в руках - она заливала кофе кипятком  -  круто
повернулась.
   - Что ты несешь?
   Мегрэ, продолжая  курить,  слегка  раздвинул  вышитый  красным  ворот
ночной рубашки.
   - Итак, ты сидел в засаде напротив "Флории"...
   - Нет, я вошел туда, - возразил Филипп, продолжая стоять. - В глубине
кабаре есть маленький кабинетик, где Пепито поставил себе койку. Там  он
обычно спал после закрытия.
   По дороге проехала двуколка. Стенные часы стояли.
   Мегрэ взглянул на свои ручные, висевшие на  гвоздике  над  камельком.
Было половина пятого. В хлевах начиналась дойка.  В  Орлеан,  на  рынок,
потянулись телеги.
   На шоссе перед домом все еще ожидало такси.
   - Я перемудрил, - признался Филипп. - На прошлой неделе шеф наорал на
меня и сказал...
   Он покраснел, осекся, поискал, на что бы перевести взгляд.
   - Что он сказал?
   - Уж не помню.
   - А я и так знаю. Раз это Амадье, он должен был произнести что-нибудь
вроде: "Вы - фантазер, милейший, фантазер, как и ваш дядя".
   Филипп не сказал ни да, ни нет.
   - Словом, я перемудрил, - поспешно продолжал он. - Когда, к  половине
второго, клиенты разошлись, я спрятался в туалете. Я подумал,  что  если
Пепито что-нибудь пронюхал, он, вероятно, попытается убрать свой  товар.
И знаете, что из этого получилось?
   Мегрэ с еще более серьезным видом медленно покачал головой.
   - Пепито был один. Уж в этом-то я уверен. Так вот, неожиданно грохнул
выстрел. У меня ушло несколько  секунд  на  то,  чтобы  сообразить,  что
произошло; еще несколько секунд на то, чтобы добежать до зала. Ночью  он
мне показался огромным. Горел  один-единственный  плафон.  Пепито  лежал
между двумя рядами столиков. Падая, он опрокинул соседние стулья. Он был
мертв.
   Мегрэ поднялся и щедро плеснул себе водки, хотя жена  и  сделала  ему
знак - не пей лишнего.
   - Это все?
   Филипп метался по комнате. Обычно он  был  не  из  разговорчивых,  но
сейчас так и сыпал слова сухим и злым голосом.
   - Нет, не все. Вот тут-то я и свалял дурака.  Я  перетрусил.  Потерял
всякую  способность  думать.  Пустой  зал  выглядел   зловеще,   утопал,
казалось, в серых сумерках.
   На полу и столиках валялся серпантин. Пепито лежал в  странной  позе,
на боку, прижав руку к ране, и словно смотрел на меня. Что было  дальше?
Я выхватил револьвер и заговорил. Что-то прокричал, и собственный  голос
перепугал меня еще больше. По  всем  углам,  словно  драпировки,  висела
тьма, и мне казалось, она шевелится. Я сделал над  собой  усилие.  Пошел
осматривать  заведение.  Неожиданно  распахнул  какую-то  дверь,  сорвав
бархатную  портьеру.  За  ней  обнаружил  распределительный  щит.  Хотел
врубить свет,  защелкал  наугад  выключателями  и  окончательно  потерял
голову.  Тут  включился  красный  прожектор.  По  всем  углам   загудели
вентиляторы. "Есть тут кто?" - снова заорал я.
   Филипп прикусил губу. Тетка смотрела на него в таком же  волнении,  в
каком пребывал  племянник.  Сын  ее  сестры,  он  родился  в  Эльзасе  и
устроился на набережную Орфевр с помощью Мегрэ. "Я предпочла  бы  видеть
мальчика на административной службе", - признавалась мать Филиппа.
   Он задыхался.
   - Не сердитесь, дядя. Сам не знаю, как все получилось. Вспоминаю -  и
то с трудом. На всякий случай  я  осмотрелся:  мне  почудилось  какое-то
шевеление. И тут же ринулся вперед, затем остановился.  Мне  показалось,
будто я слышу шаги, шепот. Но  вокруг  все  было  пусто.  Я  никогда  не
предполагал, что зал так велик и  в  нем  можно  наткнуться  на  столько
препятствий. В конце концов я очутился в  кабинетике  Пепито.  На  столе
валялся пистолет. Я машинально схватил его. Ствол  был  еще  горячий.  Я
вытащил обойму и убедился, что одного патрона не хватает.
   - Идиот! - буркнул Мегрэ.
   В чашках дымился кофе, а г-жа Мегрэ стояла с сахарницей  в  руке,  не
сознавая, что делает.
   - Я буквально рехнулся. Со стороны двери мне опять почудился  шум.  Я
побежал туда. И лишь потом сообразил,  что  у  меня  в  обеих  руках  по
стволу.
   - Куда ты дел пистолет?
   Голос Мегрэ звучал жестко.
   Филипп потупился.
   - У меня возникла куча разных мыслей. Если  заподозрят  преступление,
неизбежно подумают, что раз я был наедине с Пепито...
   - О Господи! - простонала г-жа Мегрэ.
   - Это длилось всего несколько секунд.  Я  положил  пистолет  рядом  с
рукой мертвеца - пусть выглядит как самоубийство, потом...
   Мегрэ поднялся, заложил руки за спину  и  в  своей  излюбленной  позе
встал у камелька. Он был небрит и несколько растолстел с тех пор,  когда
вот так же стоял у своей печки на набережной Орфевр.
   - Выходя, ты кого-то встретил. Так ведь?
   Мегрэ был заранее в этом уверен.
   - Как раз в тот момент, когда я закрывал за собой  дверь,  я  толкнул
мужчину, проходившего мимо по  тротуару.  Извинился.  Мы  чуть  было  не
задели друг друга носами. Не знаю даже, закрыл ли я потом дверь. Я дошел
до площади Клиши, взял такси и дал ваш адрес.
   Г-жа  Мегрэ  поставила  сахарницу  на   буковый   стол   и   деловито
осведомилась у мужа:
   - Какой наденешь костюм?
   Полчаса в доме царил беспорядок.
   Слышно было, как Мегрэ бреется и  одевается  в  спальне.  Г-жа  Мегрэ
варила яйца и расспрашивала племянника.
   - Мать пишет?
   - С ней все в порядке. На Пасху приедет в Париж.
   В дом пригласили и шофера, который отказался снять тяжелое коричневое
пальто. На усах у него подрагивали капельки влаги. Он уселся  в  угол  и
больше не шелохнулся.
   - Где мои подтяжки? - прокричал сверху Мегрэ.
   - В верхнем ящике комода.
   Наконец Мегрэ  опять  спустился  вниз  в  своем  пальто  с  бархатным
воротником и котелке. Он отодвинул поданные ему яйца  и,  не  взирая  на
протесты жены, выпил четвертую стопку водки.
   В половине шестого дверь дома распахнулась и трое мужчин  направились
к машине. Мотор долго не заводился.  Г-жа  Мегрэ  дрожала  от  холода  у
приоткрытой двери, и красноватые отблески керосиновой лампы  плясали  на
плитках пола.
   Было так светло, что казалось, день уже занялся. Но  шел  еще  только
февраль, и серебрилась сама ночь. На каждой травинке  поблескивал  иней.
Яблони в соседском саду настолько  побелели  от  мороза,  что  выглядели
хрупкими, словно из стеклянного волокна.
   - Дня через два-три вернусь, - бросил Мегрэ.
   - До свиданья, тетя! - в свой черед, сконфуженно попрощался Филипп.
   Водитель захлопнул дверцу  и  первые  минуты  целиком  посвятил  себя
переключению скрежещущих скоростей.
   - Простите меня, дядя.
   - За что?
   Филипп  не  решился  ответить.  Он  попросил  прощения,  потому   что
чувствовал: в их отъезде  есть  что-то  драматическое.  Он  помнил,  как
выглядел его дядя совсем недавно у камелька  -  ночная  рубашка,  старая
одежда, шлепанцы.
   И теперь  молодой  человек  не  осмеливался  смотреть  на  него.  Да,
бесспорно, рядом с ним сидел Мегрэ: дымящаяся трубка в зубах,  бархатный
воротник пальто поднят, шляпа нахлобучена на лоб. Но это был не  прежний
энергичный, уверенный в себе Мегрэ. Дважды он оборачивался и смотрел  на
исчезавший вдали домик.
   - Амадье прибудет на улицу Фонтен к восьми? - спросил он.
   - Да, к восьми.
   Времени у них хватало. Такси шло довольно быстро.
   Они пересекли Орлеан, где ожили первые трамваи.
   Меньше, чем через час, машина достигла Арпажонского рынка.
   - Что вы обо всем этом думаете, дядя?
   Даже в глубине салона их пробирало сквозняком.
   Небо было светлое. Восток начинал золотиться.
   - Как ухитрились убить Пепито? -  вздохнул  Филипп,  но  и  этот  его
вопрос остался без ответа.
   Машина остановилась на окраине Арпажона, все трое зашли  погреться  в
какое-то бистро, и почти тотчас же рассвело, а за полями, на  горизонте,
медленно стало подниматься бледное солнце.
   - Там же никого, кроме нас с ним, не было...
   - Помолчи, - устало оборвал его Мегрэ.
   С видом застигнутого на месте провинности мальчишки Филипп забился  в
угол, не смея оторвать взгляд от дверцы автомобиля.
   В Париж они въехали, когда на улицах уже царило  утреннее  оживление.
Бельфорский лев, бульвар Распайль, Новый мост...
   Город, казалось, вымыли чистой водой - так ярки были краски. Вверх по
Сене медленно поднимался караван барж,  и  буксир,  гудками  возвещая  о
ведомой им флотилии, выпускал в воздух струи непорочно чистого пара.
   - Скольких прохожих ты заметил, выйдя на улицу Фонтен?
   - Только одного - того, которого толкнул.
   Мегрэ со вздохом выбил трубку, легонько постучав ею о каблук.
   - Куда вас отвезти? -  осведомился  таксист,  опустив  заднее  стекло
кабины.
   - Меня беспокоит не столько то, что случилось  во  "Флории",  сколько
тот, с кем ты столкнулся.
   - Вы полагаете...
   - Ничего я не полагаю.
   Это было одно из любимых выражений Мегрэ, и всплыло оно из прошлого в
тот  самый  момент,  когда  он  повернулся,  чтобы  взглянуть  на  столь
привычный ему в прошлом контур Дворца правосудия.
   - Один раз мне даже захотелось  пойти  и  рассказать  все  начальнику
уголовной полиции, - промямлил Филипп.
   Мегрэ не ответил. До самой улицы Фонтен у него перед  глазами  стояло
видение - Сена в тонком лазурно-золотом тумане.
   Они вылезли в сотне метров от дома номер 53. Филипп  поднял  воротник
пальто, чтобы скрыть свой смокинг, но прохожие все равно оборачивались -
на молодом человеке были лакированные туфли.
   Было всего лишь без десяти семь. В угловом бистро под вывеской "Табак
улицы Фонтен", которое работает всю ночь, мыли окна. Люди, спешившие  на
работу, забегали туда  проглотить  порцию  кофе  с  молоком  и  рогалик.
Обслуживал их подавальщик, молодой волосатый и чернявый овернец,  потому
что хозяин заведения, не ложившийся до пяти-шести утра, спал до полудня.
   На столе для игры в белот вокруг грифельной доски  для  записи  очков
валялись сигарные и сигаретные окурки.
   Мегрэ купил пачку дешевого табака, заказал сандвич.
   Филипп изнывал от нетерпения.
   - Как прошла ночка? - поинтересовался бывший комиссар,  набивая  себе
рот хлебом и ветчиной.
   Получив с него, подавальщик будничным тоном ответил:
   - Говорят, убили хозяина "Флории".
   - Палестрино?
   - Не знаю. Я работаю днем, а в это время не до ночных заведений.
   Дядя и племянник вышли. Филипп не отваживался открыть рот.
   - Ну, видишь? - прогромыхал Мегрэ. И, остановившись на краю тротуара,
добавил:
   - Это работа того, кого ты толкнул, понятно? По логике  никто  ничего
не должен был бы знать до восьми утра.
   Они направились к "Флории", но остановились метрах  в  пятидесяти  от
кабаре. У  дверей  его  можно  было  разглядеть  кепи  полицейского.  На
противоположном тротуаре толпились любопытные.
   - Что мне делать?
   - Твой шеф наверняка уже на месте. Разыщи его и скажи...
   - А вы, дядя?
   Мегрэ пожал плечами и договорил:
   - Скажи ему правду.
   - А если спросит, куда я подевался потом?
   - Ответишь, что ездил ко мне.
   Тон у Мегрэ был безнадежный. Ничего не поделаешь, все не заладилось с
самого начала. История вышла до зубовного скрежета глупая.
   - Простите меня, дядя.
   - Пожалуйста, без сентиментальных сцен на улице.
   Если тебя не возьмут  под  стражу,  встретимся  в  пивной  "У  Нового
моста". В случае, если не смогу прийти, оставлю записку.
   Они даже не обменялись рукопожатием. Филипп устремился  во  "Флорию",
но полицейский, не знавший его, преградил ему дорогу. Инспектор вынужден
был предъявить свой жетон и скрылся за дверью.
   А Мегрэ, засунув руки  в  карманы,  остался  в  отдалении,  вместе  с
зеваками. Он выжидал. Прошло с полчаса, а он так  и  не  узнал,  что  же
происходит в кабаре.
   Первым оттуда вышел  комиссар  Амадье  в  сопровождении  неприметного
человечка, смахивавшего на официанта из кафе.
   Мегрэ не понадобилось  объяснений.  Он  и  без  них  понял,  что  это
прохожий, столкнувшийся с Филиппом.
   Догадывался, о чем спросил незнакомца Амадье.
   - Это вот тут вас толкнули?
   Официант  из  кафе  утвердительно  кивнул.  Амадье  жестом   подозвал
Филиппа,  который  остался  в  кабаре  и  только  теперь  вышел  оттуда,
взволнованный,  словно  выпускник  консерватории  в  день  дебюта.   Ему
наверняка казалось, что вся улица в курсе тяготеющих над ним подозрений.
   - Вот этот господин выходил в ту минуту? -  несомненно,  задал  новый
вопрос Амадье, дергая себя за каштановый ус.
   Собеседник его опять кивнул.
   При сцене присутствовали два других инспектора.
   Дивизионный  комиссар  взглянул  на  часы,  коротко   посовещался   с
подчиненными и отпустил официанта, тут же завернувшего  в  "Табак  улицы
Фонтен", а полицейские чины возвратились во "Флорию".
   Через четверть часа одна за другой  подкатили  две  машины.  Приехала
прокуратура.
   - Видно,  придется  мне  вернуться  и  повторить  свои  показания,  -
разоткровенничался официант с подавальщиком "Табака".  -  Еще  белого  с
виши, да поживей.
   И,  почувствовав   себя   неуютно   под   тяжелым   взглядом   Мегрэ,
опорожнявшего рядом с ним кружку пива, осведомился, но уже потише:
   - Кто этот тип?

Глава 2

   Мегрэ старательно, как  школьник,  вычертил  прямоугольник  и  где-то
посередине его поставил крестик. Слегка набычась, он с недовольной миной
рассматривал  свое  произведение.  Прямоугольник   изображал   "Флорию",
крестик - Пепито.  На  самом  краю  прямоугольника  Мегрэ  вывел  другой
крестик, поменьше, - кабинет Пепито.
   А точка, стоявшая сверху, означала пистолет.
   Занятие было совершенно никчемное. Чертеж ничего не  мог  подсказать.
Уголовное дело не сводится к задачке по геометрии. Тем  не  менее  Мегрэ
упрямо продолжал начатое: скатал бумажку шариком,  взял  другую,  сделал
новый чертеж.
   Вот только он не думал больше о значении прямоугольника и  крестиков.
Наклонив голову, он с прилежным видом пытался то тут, то там перехватить
обрывок фразы или взгляд, зафиксировать с памяти чью-нибудь позу.
   Он одиноко сидел на своем былом месте в пивной "У
   Нового  моста".  Было  поздно  спрашивать  себя,  правильно  или   не
правильно он поступил, появившись здесь.  Все  его  уже  видели.  Хозяин
пожал ему руку.
   - Ну, как там куры и кролики?
   Мегрэ расположился у окна и со своего места видел розовый  от  солнца
Новый мост, главную лестницу Дворца  правосудия,  ворота  предвариловки.
Хозяин пивной, с белой  салфеткой  под  мышкой,  расплылся  в  улыбке  и
добавил, думая, что проявляет вежливость:
   - Наверно, довольны, что приехали повидаться с товарищами?
   Инспектора службы общественного порядка и отдела меблированных комнат
не утратили привычку перекидываться  здесь  в  белот  перед  выходом  на
дежурство.
   Среди них были  новички,  которых  Мегрэ  не  знал,  но  большинство,
поздоровавшись с ним, принимались тут же шептаться с коллегами.
   Тогда-то он и начертил первый прямоугольник и первый  крестик.  Время
шло. К часу аперитива в зале собралось до десятка сотрудников "конторы".
Честняга Люкас, сотни раз работа