надцати часов утра, но те, кто  находились  в  зале
суда, сохранили ли они  ощущение  времени,  думали  ли  о  своих  личных
делах?
   Среди присяжных был продавец птиц с набережной  Межиссерн,  и  хозяин
небольшой слесарной мастерской, работавший с двумя подручными.
   Была ли у кого-нибудь из них такая жена, как Жинетта  Меран?  Был  ли
среди них человек, который, приходя с работы домой, читал  такие  книги,
какие читал обвиняемый?
   - Продолжайте, господин комиссар.
   - Я попросил  его  рассказать  мне,  как  он  провел  время  двадцать
седьмого февраля после полудня.  В  два  часа,  как  обычно,  он  открыл
магазин и повесил табличку с просьбой обращаться в мастерскую.
   Возвратясь на свое рабочее место, он изготовил довольно много  рамок.
В четыре часа Меран зажег лампы в мастерской  и  вышел,  чтобы  осветить
магазин. Он уверяет, что  сидел  в  своей  мастерской,  когда  в  начале
седьмого услышал во дворе чьи-то шаги. Потом кто-то постучал в окно. Это
был старик, которого, как утверждает обвиняемый, он видел впервые.
   Старику понадобилась плоская рамка в  романтическом  стиле,  размером
сорок  на  пятьдесят  пять  сантиметров,   для   итальянской   картинки,
написанной гуашью, которую он недавно приобрел. Меран показал ему багеты
различной ширины. Справясь о цене, старик удалился.
   - Вам удалось найти этого свидетеля?
   - Да, господин председатель. Но только через три недели. Это оказался
некий Жермен Ломбра, учитель музыки, живущий на улице Пикпюс.
   - Вы его допрашивали?
   - Да, господин председатель. Он утверждает, что действительно, как-то
вечером, после шести часов, заходил в  мастерскую  Мерана.  Он  случайно
проходил мимо, увидел в витрине рамки и вспомнил, что накануне  купил  у
антиквара неаполитанский пейзаж.
   - Он вам сказал, как был одет Меран?
   - По его словам, на Меране были  серые  брюки,  а  поверх  -  светлая
рабочая блуза без галстука.
   Прокурор Айвар, поглядев в лежащем перед ним досье  показания  Мегрэ,
сделал знак, что просит слова, и Мегрэ поспешил добавить:
   - Свидетель не смог уточнить, происходило ли это двадцать шестого или
двадцать седьмого февраля.
   Теперь  настала  очередь  защиты.  Молодой  адвокат,   которому   все
предвещали блестящее будущее, выступая  на  этом  процессе,  в  какой-то
степени ставил  на  карту  свою  карьеру.  Любою  ценою  он  должен  был
произвести впечатление человека, уверенного в себе  и  в  правоте  дела,
которое защищал, и поэтому всячески старался взять  себя  в  руки  и  не
выдавать своего волнения.
   А Мегрэ продолжал бесстрастным голосом:
   - Обвиняемый утверждает, что после ухода этого  заказчика  он  закрыл
сначала мастерскую, потом магазин и пошел к остановке автобуса.
   - Следовательно, это было примерно около половины седьмого?
   - Примерно так. Выйдя из автобуса в нижней  части  улицы  Мартир,  он
стал подниматься по улице Манюэль.
   - Он шел к тетке с каким-нибудь делом?
   - Сначала Меран заявил, что пошел просто в гости, - он бывал  там  не
меньше одного раза в месяц.  Однако  через  два  дня,  когда  раскрылась
история с неоплаченным  векселем,  ему  пришлось  отказаться  от  своего
показания.
   - Расскажите же нам об этом векселе.
   - Двадцать восьмого числа Меран  должен  был  погасить  очень  важный
вексель, опротестованный еще в прошлом месяце. Однако денег для этого  у
него не было.
   - Вексель был вам предъявлен?
   - Да.
   - Он был оплачен?
   - Нет.
   Прокурор, махнув рукой, видимо,  хотел  пренебречь  этим  аргументом,
который говорил в пользу  Мерана,  тогда  как  Пьер  Дюше  повернулся  к
присяжным с таким видом, словно призывал их в свидетели.
   Этот факт и раньше тревожил  Мегрэ.  Если  обвиняемый,  зарезав  свою
тетку и задушив малышку Сесиль Перрен, унес бы с собой золотые монеты  и
банкноты, спрятанные в китайской вазе, если он, кроме того, захватил  бы
с собой акции на предъявителя, то почему же, не будучи еще заподозренным
и считая, что его и не, заподозрить, он не погасил вексель, рискуя таким
образом попасть под суд за банкротство?
   -  Мои  инспектора  подсчитали,  сколько  требуется  времени,   чтобы
добраться с улицы Рокет на  улицу  Манюэль.  В  это  время  дня  езда  в
автобусе  займет  полчаса,  а  в  такси   -   двадцать   минут.   Опрос,
произведенный среди шоферов такси, как и среди шоферов автобусов,  ни  к
чему не привел. Никто не мог вспомнить человека, похожего на Мерана.
   Судя по подписанным им последующим показаниям, на  улицу  Манюэль  он
пришел без нескольких минут семь. На лестнице  никого  не  встретил,  не
видел и консьержки. Постучав в квартиру тетки и не  услышав  ответа,  он
был крайне удивлен и вдруг заметил торчащий в замке ключ. Меран вошел  в
квартиру, и тут его глазам представилась уже известная вам картина.
   - Лампы не были погашены?
   - Горела только одна, под розовым абажуром у входа в гостиную.  Меран
думает, что свет горел и в других  комнатах,  но  может  быть,  это  ему
только показалось, потому что он туда не заходил.
   - Как обвиняемый объясняет свое поведение? Почему он не вызвал врача,
не позвонил в полицию?
   - Боялся, что его заподозрят. Увидев, что один из ящиков бюро в стиле
Людовика Пятнадцатого  открыт,  он  закрыл  его.  Он  также  поставил  в
китайскую  вазу  валявшиеся  на  полу  искусственные  цветы.  Собравшись
уходить, Меран вдруг подумал, что мог оставить отпечатки пальцев, и стал
вытирать мебель, потом вазу своим носовым платком. Выйдя из квартиры, он
вытер также дверную ручку, а ключ унес с собой.
   - Куда он его дел?
   - Бросил в канализационный люк.
   - Как он доехал до дому?
   - На автобусе. Маршрут по направлению к бульвару Шаронн  проходит  по
улицам с не слишком оживленным движением, а потому в тридцать пять минут
восьмого он уже вернулся к себе.
   - Жены его не было?
   - Нет. Как я уже говорил, она пошла на пятичасовой сеанс в  ближайший
кинотеатр. Она ходит туда часто, почти каждый день. Пять кассирш  узнали
ее по фотографии. Ожидая ее, Меран разогрел остатки  жаркого  и  зеленых
бобов и накрыл на стол.
   - Часто ему приходилось это делать?
   - Да, очень часто.
   Хотя Мегрэ стоял спиной к публике, ему показалось, что все,  особенно
женщины, заулыбались.
   - Сколько раз вы допрашивали обвиняемого?
   - Пять  раз.  Один  раз  целых  одиннадцать  часов.  Поскольку  своих
показаний  он  с  тех  пор  не  менял,  я  составил  донесение,   вручил
следователю, и с тех пор мне больше не случалось видеть Мерана.
   - Он не писал вам из заключения?
   - Прислал одно письмо. Оно приложено к делу. Меран снова уверял меня,
что невиновен, просил позаботиться о его жене.
   Мегрэ старался не встретиться взглядом с обвиняемым, который при этих
словах слегка вздрогнул.
   - Меран не писал вам, что он под этим понимает  и  почему  боится  за
жену?
   - Нет, господин председатель.
   - Удалось вам найти его брата?
   - Да,  но  только  через  две  недели  после  преступления,  то  есть
четырнадцатого марта.
   - В Париже?
   - Нет, в Тулоне. Там он проводит большую часть времени, а постоянного
места жительства у него нет. Он часто разъезжает  по  Лазурному  берегу,
останавливается то в Марселе, то в Ницце,  то  в  Ментоне.  Сначала,  по
письменному предписанию, он был допрошен полицией в  Тулоне.  Затем  его
вызвали ко мне в уголовную полицию, кула он явился, заранее  потребовав,
чтобы ему были оплачены дорожные расходы. Он  уверял,  что  с  января  в
Париже не был, и представил имена трех свидетелей, с  которыми  играл  в
карты в Бандоле двадцать седьмого февраля. Свидетелей этих допросили.
   Они принадлежат к той же среде, что и сам Альфред Меран,  то  есть  к
кругу подозрительных лиц.
   - Какого числа вы вручили свой рапорт следователю?
   - Окончательный вариант рапорта  вместе  с  протоколами,  содержащими
показания,  подписанные  обвиняемым,  был  вручен  следователю  двадцать
восьмого марта.
   Теперь подошло время коснуться очень тонкого вопроса, о котором  было
известно только трем лицам, играющим решающую роль в  ведении  процесса:
во-первых, прокурору Айвару, в кабинете которого накануне в  пять  часов
вечера  побывал  Мегрэ,  во-вторых,  самому  комиссару,   а   в-третьих,
председателю суда Бернери, тоже  накануне  поставленному  в  известность
заместителем прокурора.
   Были в зале и другие лица, о которых публика  лаже  не  догадывалась,
тоже дожидавшиеся сенсационного сообщения. Речь идет о пяти инспекторах,
нарочно выбранных Мегрэ из  менее  известных.  Они  входили  в  "бригалу
нравов", которую обычно называли "светской".
   Эти инспектора находились зале с самого начала процесса,  затерявшись
в  толпе,  на  своих   стратегических   постах,   наблюдая   за   лицами
присутствующих, за их реакцией.
   - Итак, господин комиссар, ваше расследование официально  закончилось
двадцать восьмого марта?
   - Это так.
   -  Случалось  ли  вам  после  этого  интересоваться  поведением   или
действиями лиц, близко или отдаленно связанных с обвиняемым?
   Защитник вскочил с места, готовый опротестовать вопрос. Он,  конечно,
собирался возразить, что факты, не указанные в деле и  говорящие  против
его подзащитного, не подлежат обсуждению в суде.
   - Успокойтесь, коллега,  -  сказал  ему  председатель,  -  сейчас  вы
убедитесь, что если я и собираюсь воспользоваться своими неограниченными
правами, чтобы показать, какой  неожиданный  поворот  приняло  дело,  то
совсем не во вред обвиняемому.
   Прокурор посмотрел на молодого  адвоката  слегка  покровительственным
взглядом, в котором сквозила ирония.
   - Итак, я повторяю свой вопрос. Комиссар Мегрэ, вы  продолжали  вести
следствие? Скажите же нам, пожалуйста, делали ли вы это официально?
   - Да, господин председатель.
   - По собственной инициативе?
   - С согласия начальника уголовной полиции, - Прокуратура была в курсе
дела?
   - Прокуратуре мы сообщили об этом только вчера.
   - Знал об этом судебный следователь?
   - Я ему вскользь упомянул.
   -  Однако  вы  действовали  без  его  инструкции,  равно  как  и  без
инструкции генерального прокурора?
   - Да, господин председатель.
   - Вот почему я  не  расценивал  как  официальное  это,  так  сказать,
дополнительное  расследование.  Что  побудило  вас,  господин  комиссар,
поручать  вашим  инспекторам  расследование,  когда   дело,   переданное
обвинительной камерой суду присяжных, этого уже не требовало?
   Теперь  в  зале  воцарилась  мертвая  тишина.  Не  слышно   было   ни
покашливания, ни скрипа половиц под ногами.
   - Меня не удовлетворили результаты  следствия,  -  пробормотал  Мегрэ
ворчливым тоном.
   Он не  мог  высказать  всего,  что  было  у  него  на  сердце.  Слово
"удовлетворить" полностью не выражало его мысли. Факты, по  его  мнению,
не вязались с  замешанными  в  деле  лицами.  Но  как  объяснить  это  в
торжественной обстановке суда присяжных,  где  требуются  только  точные
определения?
   У председателя Бернери было не меньше опыта в уголовных делах, чем  у
Мегрэ, а может быть, и больше. Каждый день, уходя из суда, он  уносил  с
собой кипы лел, которые продолжал изучать дома, на бульваре  Сен-Жермен,
в своем кабинете, где свет нередко горел до двух часов ночи.
   Перед его глазами прошли в качестве подсудимых и свидетелей  десятки,
сотни людей, мужчин и женщин, самого разного типа.
   И все же он соприкасался с жизнью только чисто теоретически. Ведь  он
не побывал ни в мастерской на улице Рокет, ни  в  странной  квартире  на
бульваре Шаронн. Он не знал ни этих кишащих жильцами доходных домов,  ни
этих многолюдных улиц с их бистро и танцульками.
   К нему доставляли обвиняемого в сопровождении двух  жандармов,  и  он
знал о нем не больше того, что мог прочесть на страницах дела.
   Факты. Фразы. Слова. А кроме этого?
   Не больше знали и его помощники, да и сам прокурор. Высокое положение
отделяло этих чиновников от остального мира, в  котором  они  составляли
обособленный островок.
   Конечно, среди присяжных, среди публики были и такие,  которые  лучше
могли понять человека вроде Мерана, но либо их мнение не играло  никакой
роли, либо они ничего не понимали в сложном механизме правосудия.
   А сам Мегрэ,  разве  он  одновременно  не  принадлежал  к  этим  двум
категориям?
   - Перед тем, как продолжить, расскажите нам, господин  комиссар,  что
показал анализ пятен крови. Я имею в виду те,  что  были  обнаружены  на
синем костюме, принадлежащем обвиняемому.
   - Это была человеческая кровь. Тщательное исследование в  лаборатории
подтвердило затем, что данные этой крови и крови  жертвы  в  достаточной
мере совпадают, и с научной точки зрения можно считать, что это  одна  и
та же кровь.
   - И, тем не менее, вы продолжали расследование?
   - Может быть, отчасти именно из-за этого, господин председатель.
   Молодой адвокат, приготовившийся возражать Мегрэ, не верил своим ушам
и встревожился, а комиссар продолжал монотонно:
   - Свидетельница, которая  видела,  как  человек  в  синем  костюме  и
коричневом плаще выходил из квартиры Леонтины Фаверж, точно  определила,
когда это было. Это  также  подтвердил  торговец,  в  магазине  которого
побывала дама перед тем, как отправиться на улицу Манюэль к портнихе.
   Если же принять во внимание  показания  Жермена  Ломбра  (впрочем,  в
смысле даты - менее точные), то на обвиняемом в шесть часов вечера  были
серые брюки и он  находился  в  своей  мастерской  на  улице  Рокет.  Мы
подсчитали время, необходимое, чтобы добраться  из  мастерской  до  дома
Мерана на бульваре Шаронн, и  время,  нужное,  чтобы  попасть  на  улицу
Манюэль. Это составляет самое меньшее пятьдесят минут.  Поразил  меня  и
тот  факт,  что  вексель,  предъявленный  на  следующий  день,   остался
неоплаченным.
   - Итак, вы занялись личностью Альфреда Мерана, брата обвиняемого?
   - Аа,  господин  председатель.  Но,  кроме  этого,  мы  приступили  к
расследованию и в других направлениях.
   - Перед тем, как вы начнете излагать свои выводы, я хочу увериться  в
том, что эти расследования имеют прямое отношение  к  делу,  которое  мы
слушаем.
   - Так оно и есть, господин председатель. В течение нескольких  недель
инспектора бригады, обслуживающей  гостиницы  и  меблированные  комнаты,
показывали некоторые фотографии во многих отелях Парижа.
   - Какие фотографии?
   - Ну, прежде всего, Альфреда Мерана. И еще Жинетты Меран.
   Тут обвиняемый с возмущенным видом вскочил со  своего  места,  а  его
адвокат вынужден был тоже подняться, чтобы успокоить своего подзащитного
и заставить его снова сесть.
   - Теперь как можно короче изложите ваше заключение.
   - Альфред  Меран,  брат  обвиняемого,  хорошо  известен  в  некоторых
районах Парижа, особенно близ площади Терн и ворот  Сен-Дени.  В  разных
отелях оказались карточки на его имя, и среди них в маленьком  отеле  на
улице Этуаль, в котором он останавливался чаще, чем в других. Однако нам
не удалось получить каких-либо сведений, подтверждающих, что он приезжал
в Париж после первого  января.  Хотя  свидетели  указывали  на  то,  что
неоднократно встречали Альфреда Мерана в обществе разных женщин,  однако
в обществе невестки его видели только больше двух лет назад.
   Мегрэ чувствовал направленный на него враждебный взгляд  подсудимого,
который сидел, сжимая кулаки, а молодой адвокат все время поглядывал  на
своего подзащитного, опасаясь нового взрыва.
   - Продолжайте.
   - Жинетту Меран тут  же  узнали  по  фотографии  не  только  служащие
кинотеатров,  особенно  в  соседнем  с  ее  домом  квартале,  но   и   в
танцевальных залах - как на улице Лап, так и в квартале на ля Шапель.
   Она бывала там уже в течение многих лет, всегда днем. В последний раз
ее видели в подобном заведении на улице Гравилье.
   - Она ходила туда одна?
   - У нее был там определенный круг друзей,  мужчин,  которые  довольно
часто   менялись.   Однако   в   последние   месяцы,    предшествовавшие
преступлению, ее там почти не видели. - Разве эти показания не объяснили
атмосферу, царившую  на  бульваре  Шаронн,  иллюстрированные  журналы  и
пошлые пластинки, так контрастирующие с книгами, которые Меран покупал у
букинистов? - С тех пор, как я месяц назад уехал в отпуск,  -  продолжал
Мегрэ, - в уголовную полицию никаких новых сведений  по  этому  делу  не
поступало.
   - Пока шло дополнительное расследование,  за  госпожой  Меран  велось
наблюдение?
   - Систематически не велось. Иначе говоря, не всякий  раз,  когда  она
выхолила из дома, за ней следили, и не всегда по ночам близ ее  квартиры
дежурил инспектор.
   В  зале  послышался  смех.  Председатель  оглядел  публику,  и  снова
воцарилась тишина. Мегрэ вытирал со лба пот. Мешала шляпа,  которую  все
время приходилось держать в руках.
   -  Явилось  ли  причиной  подобного  наблюдения,  допустим,  даже  не
постоянного, то письмо, которое обвиняемый  прислал  вам  из  тюрьмы?  И
просил ли он в этом письме оберегать его жену? - не без  иронии  спросил
прокурор.
   - Этого я не утверждаю, - ответил Мегрэ.
   - Если я вас правильно понял, вы хотели узнать, с какими  людьми  она
встречалась?
   - Прежде всего мне необходимо было узнать, видится ли  она  тайком  с
деверем. На этот счет узнать ничего не удалось. Тогда я решил проверить,
где она бывает и как проводит время.
   - Еще один вопрос, господин комиссар. Вы допрашивали Жинетту Меран  в
уголовной полиции. Если я не ошибаюсь, она  вам  заявила,  что  двадцать
седьмого февраля, когда она вернулась домой около восьми  часов  вечера,
муж ее был дома и уже успел приготовить ей ужин. Спросили вы у нее,  как
он был одет?
   - Он был в серых брюках и в рубашке без пиджака.
   - А в каком костюме пошел на работу после завтрака?
   - В сером.
   - В котором часу она ушла из дому?
   - Около четырех.
   - Значит, Меран мог в ее отсутствие прийти домой, переодеться,  потом
вернуться и переодеться снова?
   - Практически это возможно.
   - Теперь вернемся к вашему дополнительному следствию.
   - Наблюдение за Жинеттой Меран ни к чему  не  привело.  После  ареста
мужа она большую часть времени проводила дома, иногда только  выходя  за
покупками или в тюрьму, чтобы снести передачу, да  еще  раза  два-три  в
неделю холила в кино. Правда, повторяю, наблюдение не  было  постоянным,
оно велось только время от  времени.  Не  больше  мы  смогли  узнать  от
соседей и рассыльных. Позавчера, вернувшись из отпуска, я нашел на своем
столе в полиции рапорт. Нужно заметить, что мы никогда не  выпускаем  из
виду дело,  даже  уже  законченное,  и  иногда  возникает  необходимость
кого-нибудь арестовать через два, а то и через три года после совершения
преступления.
   - Иначе говоря, в последние  месяцы  систематического  наблюдения  за
Жинеттой Меран не велось?
   - Совершенно точно. Но инспектора, прикрепленные к отелям, инспектора
из "бригады нравов" и мои помощники по-прежнему  носили  в  карманах  ее
фото и фото ее деверя  и  при  случае  кое-кому  их  показывали.  И  вот
двадцать шестого сентября один из свидетелей узнал в  мадам  Меран  свою
постоянную клиентку.
   Обвиняемый снова заволновался, Но на этот раз на него строго взглянул
председатель. В зале послышался чей-то  возмущенный  возглас,  вероятно,
Жинетты Меран.
   - Этот свидетель - Николя Кажу, содержатель меблированных  комнат  на
улице Виктор-Массэ, в двух шагах от площади Пигаль. Обычно  он  сидит  у
себя  в  конторке,  но  через  стеклянную  дверь  наблюдает  за  людьми,
входящими и выходящими из дома.
   - Его не допрашивали  в  марте  или  апреле,  когда  выбывали  других
содержателей меблированных комнат такого типа?
   - Нет. Тогда ему делали какую-то операцию и его заменяла свояченица.
   Затем он на три месяца уехал на поправку в Морван, он оттуда ролом, и
только в конце сентября один из инспекторов на всякий случай показал ему
фото.
   - Фото Жинетты Меран?
   - Ла. Он ее сразу узнал и заявил,