аются неизвестными, но как раз сейчас  у  меня
есть один парень, приехавший три дня назад. Он прибыл из Бреста и должен
серьезно заняться военным портом. Его, конечно, еще не засекли.
   - Пошлите его в "Эвкалипты".
   - Понятно. Он будет  там  раньше  Мерана,  так  как  тот,  то  ли  из
экономии, то ли не представляя себе расстояния, отправился пешком. Можно
надеяться, что он немало поплутает среди дорог, ведущих к холму.
   Мегрэ жалел, что не мог быть на месте Блана. Несмотря на  быстроту  и
точность получаемых им донесений, это были все-таки сведения  из  вторых
рук.
   В  тот  день  ему  также  не  терпелось  пойти  на  улицу  Деламбр  и
побеседовать с Жинеттой Меран.
   Он  почувствовал  без  особой  на  то  причины,  что  начинает  лучше
разбираться в ней. Возможно, теперь он найдет такие вопросы, на  которые
она вынуждена будет ответить.
   Если Меран не колеблясь направился в Тулон, у него должны  были  быть
свои причины.
   В период расследования полиции ничего не удалось вытянуть  из  брата,
но это не значило, что у него нечего было разузнать.
   Гастон  Меран,  как  известно,  не  был  вооружен,  и  потому   Мегрэ
оставалось только выжидать.
   Он вернулся домой в ворчливом настроении. Мадам Мегрэ не решилась его
расспрашивать. Пообедав, он в халате  и  домашних  туфлях  погрузился  в
чтение газет, затем включил радио, поискал не слишком  громкую  передачу
и, не найдя ее, с удовлетворенным вздохом выключил приемник.
   В девять вечера его по  телефону  вызвал  Тулон.  Это  был  не  Блан,
присутствовавший на каком-то банкете, а молодой инспектор из Бреста,  по
имени Ле Гоенек,  которого  комиссар  оперативг  ной  бригады  послал  в
"Эвкалипты".
   - Я звоню с вокзала.
   - Где Гастон Меран?
   - В зале ожидания. Он уедет ночным  поездом  через  полтора  часа.  В
гостинице он рассчитался.
   - Он был в "Эвкалиптах"?
   - Да.
   - Встретился с братом?
   - Да. Когда он пришел около шести часов, мужчины и хозяйка  играли  в
карты. Там были Кюбик, Фалькони и Альфред Меран, все трое тепленькие.
   Придя  раньше  Гастона,  я  спросил,  можно  ли  здесь  пообедать   и
заночевать.
   Хозяин вышел из кухни и, оглядев меня, сказал, что можно. При мне был
вещевой мешок, я объяснил, что двигаюсь вдоль Лазурного берега с помощью
автостопа и ищу работу.
   - Они поверили?
   - Не знаю. В ожидании обеда я уселся в углу, заказал  белого  вина  и
стал читать. По временам они поглядывали на меня, но  вряд  ли  что-либо
заподозрили. Гастон Меран явился спустя  четверть  часа.  Уже  стемнело,
когда отворилась стеклянная дверь, ведущая  в  сад.  Он  остановился  на
пороге и смотрел вокруг себя, щуря круглые, как у совы, глаза.
   - Как повел себя брат?
   - Он недовольно взглянул на прибывшего,  поднялся,  бросил  карты  на
стол и подошел к нему. "Зачем тебя принесло сюда? Кто тебе проболтался?"
   Остальные притворились, что не  слушают.  "Мне  надо  переговорить  с
тобой, - сказал Гастон Меран и поторопился добавить:
   - Не бойся. Посчитаться мне надо, но  не  с  тобой".  -  "Пойдем",  -
бросил ему брат, направляясь к лестнице, ведущей в  номера.  Я  не  смог
пойти за ними. Сидевшие  за  столом  насторожились,  замолчали  и  стали
по-иному поглядывать в мою сторону.
   Верно, установили связь между  моим  приходом  и  появлением  Мерана.
Итак, я продолжал прихлебывать вино и читать.  Ломик,  хоть  и  выкрашен
заново, старый, плохо сколоченный, и слышен в  нем  любой  звук.  Братья
заперлись в комнате на втором этаже, и  вначале  голос  Альфреда  Мерана
звучал громко и резко. Слов нельзя было различить, но ясно было, что  он
злился. Потом заговорил второй, парижанин,  более  глухим  голосом.  Это
продолжалось  долго,  без  перерыва,  будто   он   рассказывал   заранее
приготовленную историю. Подмигнув присутствующим, хозяйка  принесла  мне
прибор, наверно, чтоб отвлечь внимание. Потом игроки заказали  аперитив,
а Кюбик пошел к Фредо на кухню, и больше  я  его  не  видел.  Думаю,  из
предосторожности дал стрекача, потому как я услышал шум мотора.
   - Вам хоть что-либо известно о том, что произошло наверху?
   - Лишь то, что они  пробыли  там  полтора  часа.  Под  конец,  видно,
парижанин, Гастон Меран, взял верх, так как брат говорил теперь тихо.  Я
кончил обед, когда они спустились. Альфред Меран казался мрачным,  будто
все обернулось не так, как он хотел, в то время как другой выглядел куда
веселее, чем когда пришел. "Выпьешь стаканчик?" - предложил Альфред.
   "Нет, спасибо". - "Уже уходишь?" - "Ла". Оба, нахмурившись,  смотрели
на меня. "Я провожу тебя до города на машине". - "Не стоит".  -  "Может,
вызвать такси?" - "Не надо, спасибо". Они говорили,  почти  не  разжимая
губ, и чувствовалось, что слова должны были лишь заполнить паузы. Гастон
Меран вышел. Брат закрыл за ним дверь, собрался что-то сказать хозяйке и
Фалькони, но, взглянув на меня, сдержался. Я не знал, что делать.
   Позвонить шефу и спросить - не посмел. Решил, что лучше  не  упускать
Гастона Мерана. Вот почему я вышел за ним, не захватив с  собой  вещевой
мешок, словно хотел подышать  после  обеда  воздухом.  Я  вскоре  догнал
нашего героя, он шел ровным шагом по дороге, спускающейся к  городу.  Он
остановился перекусить  на  бульваре  Республики,  потом  отправился  на
вокзал  узнать  расписание  поездов,   а   оттуда   -   в   "Отель   для
путешественников", где заплатил за номер  и  забрал  чемоданчик.  Теперь
Меран ждет, он не читает газет, только смотрит перед  собой,  полузакрыв
глаза. Вид у него не очень-то бодрый, но, кажется, он  все-таки  доволен
собой.
   - Дождитесь, пока он сядет в поезд, и сообщите мне номер вагона.
   - Слушаюсь. Завтра утром передам донесение  комиссару.  Инспектор  Ле
Гоенек хотел повесить трубку, но Мегрэ поспешил добавить:
   - Я хотел  бы,  чтобы  проверили,  не  смылся  ли  Альфред  Меран  из
"Эвкалиптов"?
   - Вернуться туда? А вы не думаете, что я уже погорел?
   - Пусть  кто-либо  из  ваших  последит  за  домом.  Надо  их  телефон
подключить для прослушивания. Если по междугородной закажут Париж, любой
номер, сообщите мне немедленно.
   Теперь привычная процедура разворачивалась в обратном направлении.
   Марсель, Авиньон, Лион,  Дижон  были  предупреждены.  Гастону  Мерзну
позволили путешествовать, как взрослому, самостоятельно, но в  некотором
роде его передавали из рук в руки.
   Он должен был приехать в Париж в половине двенадцатого дня.
   Мегрэ лег спать и проснулся, когда жена принесла ему  чашку  кофе,  с
ощущением, что не выспался. Небо наконец  очистилось,  и  напротив,  над
крышами домов, показалось солнце. По улице люди шли более бодрым шагом.
   - Придешь завтракать?
   - Вряд ли. Позвоню тебе до двенадцати.
   Жинетта Меран не отлучалась с улицы Деламбр. Большую  часть  дня  она
проводила в постели, спускалась вниз только поесть  да  пополнить  запас
романов и модных журналов.
   - Ничего нового, Мегрэ? - тревожился прокурор.
   - Пока ничего определенного, но я не  удивлюсь,  если  скоро  новости
появятся.
   - Что делает Меран?
   - Он в поезде.
   - В каком?
   - В тулонском. Он возвращается, ездил повидать брата.
   - Что между ними произошло?
   - Они долго беседовали, сначала, кажется, бурно, потом спокойнее.
   Брат недоволен, а  Гастон  Меран,  наоборот,  производит  впечатление
человека, который наконец знает, что ему делать.
   Что мог Мегрэ еще сказать? У него не было никаких точных  данных  для
прокуратуры. Два дня он блуждал, как в  тумане,  но,  как  и  у  Гастона
Мерана, у него возникло ощущение, что что-то проясняется.
   Мегрэ хотелось сразу поехать на вокзал и самому дождаться Мерана.
   Нельзя. Лучше  ему  оставаться  в  полиции,  в  центре  операции.  Не
рисковал ли он, следуя за Мераном по улицам, все испортить?
   Комиссар выбрал Лапуэнта, зная, что доставит ему удовольствие,  потом
вызвал другого инспектора, Неве, который еще не занимался этим делом.
   Десять  лет   Неве   прослужил   инспектором   уличного   порядка   и
специализировался на ловле карманников. Лапуэнт отправился на вокзал, не
зная, что Неве, получив точные распоряжения от Мегрэ, последует за ним.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

   Годами Гастон Меран, бледный, рыжеволосый, голубоглазый, кроткий  как
ягненок, был робким и в то же время упорным человеком, который стремился
среди трех миллионов жителей Парижа создать себе свое маленькое  счастье
сообразно своим  возможностям.  Он  старательнейше  изучил  свое  тонкое
ремесло, требующее вкуса и усердия, и  можно  предположить,  что  в  тот
день, когда открыл собственную мастерскую, - пусть даже на задворках,  -
он  почувствовал  удовлетворение,   словно   преодолел   самое   трудное
препятствие.
   Робость, осторожность или боязнь обмана долгое время  заставляли  его
избегать женщин.
   На одном из допросов он признался Мегрэ, что до  встречи  с  Жинеттой
довольствовался немного краткими связями. Они казались  ему  постыдными,
за исключением близости с женщиной значительно  старше  его,  когда  ему
было около  восемнадцати  лет,  и  тоже  продолжавшейся  лишь  несколько
недель.
   В тот день, когда багровый от смущения  он  решился  просить  Жинетту
выйти за него замуж, ему перевалило за тридцать, и судьбе  было  угодно,
чтобы его  избранницей  оказалась  потаскушка.  Он  с  нетерпением  ждал
будущего ребенка, а через несколько месяцев  жена  призналась  ему,  что
детей у нее быть не может.
   Меран не возмутился. Он примирился,  как  примирился  и  с  тем,  что
Жинетта далека от той спутницы жизни, о которой он мечтал.
   Несмотря ни на что,  они  были  супругами.  Он  больше  не  испытывал
одиночества, даже если не всегда в окне горел свет, когда он возвращался
вечером домой, даже если часто ему приходилось самому стряпать, а  после
ужина им нечего было сказать друг другу.
   Ее мечтой было жить среди людской толчеи, она хотела  стать  хозяйкой
ресторана, и он уступил ей, будучи уверенным, что эта  попытка  кончится
крахом.
   В дальнейшем, ничем не выказывая огорчения, он вернулся в мастерскую,
к своим рамкам и был вынужден время от времени просить помощи у тетки.
   За голы  семейной  жизни,  как  и  в  течение  тех  лет,  которые  ей
предшествовали, в нем не проявилось ни озлобленности, ни вспыльчивости.
   Он тихо и упрямо шел своим путем,  склоняя,  когда  это  требовалось,
свою большую рыжую голову, и поднимал ее, как только судьба казалась ему
помилостивее.
   В общем, он воздвиг крохотный мирок вокруг своей любви и цеплялся  за
нее изо всех сил.
   Не этим ли объяснялась внезапная ненависть, от которой посуровели его
глаза, когда Мегрэ, давая показания в суде присяжных, выставил Жинетту в
ином свете, чем она представлялась Мерану.
   Оправданный помимо своей воли, в связи с подозрениями, которые теперь
ложились на его жену, он тем  не  менее  вместе  с  ней  покинул  Дворец
правосудия, и они, хотя и не под руку, все-таки вместе вернулись в  свою
квартиру на бульваре Шаронн.
   Однако он не лег спать с ней. Два или три раза жена приходила за ним,
может быть, пыталась соблазнить его, но  все  же  ей  пришлось  спать  в
одиночестве, а он большую часть ночи просидел в столовой. В те  часы  он
еще сопротивлялся, упорно продолжая сомневаться. Возможно,  он  был  еще
способен поверить ей. Но надолго ли? Могла ли возобновиться  их  прежняя
жизнь? Не пришлось ли бы ему  долго  мучиться  всякими  предположениями,
прежде чем окончательно переломить себя?
   Один, небритый,  он  отправился  посмотреть  на  фасад  отеля  и  для
храбрости хватил три рюмки  коньяку.  Он  долго  колебался,  прежде  чем
вступил под леденящие своды здания на набережной Орфевр.
   И был ли Мегрэ не прав, когда говорил с  ним  так  резко,  до  отказа
спуская пружину, которая все равно рано или поздно распрямилась бы?
   Даже если бы комиссар и не хотел этого, поступить иначе он не мог.
   Да, Меран оправдан, Меран невиновен, но где-то на свободе разгуливает
человек,  который  перерезал  горло  Леонтине  Фаверж  и  затем  задушил
четырехлетнюю девочку, убийца, который обладал достаточным хладнокровием
и коварством, чтобы отправить вместо себя  другого  человека  на  скамью
подсудимых, и который в этом чуть было не преуспел.
   Мегрэ произвел срочную операцию, раскрыв Мерану глаза и заставив  его
посмотреть в лицо правде. И после этого из  его  кабинета  вышел  совсем
другой человек, человек, для которого теперь ничто  не  имело  значения,
кроме всецело завладевшей им идеи.
   Он шел прямо, не сворачивая,  не  ощущая  ни  голода,  ни  усталости,
пересаживался из одного поезда в другой, не в силах  остановиться,  пока
не доберется до цели.
   Подозревал ли он, что комиссар установил над ним  постоянный  надзор,
что его ожидают на вокзалах и кто-то неизменно  следует  за  ним,  может
быть, для того, чтобы помешать в решающий момент?
   Казалось, он не был  этим  озабочен,  уверенный,  что  все  ухищрения
полиции бессильны против его воли.
   Телефонные звонки следовали один за другим, донесения за донесениями.
   Напрасно  Люка  просмотрел  уйму  объявлений.   Пост   прослушивания,
следящий  за  телефонными  разговорами  Жинетты  Меран,  по-прежнему  не
покидавшей номер на улице Деламбр, ничего не установил. Адвокат  Ламблен
не  звонил  на  Юг  и  не  вызывал   какой-либо   другой   номер   через
междугородную.
   В Тулоне Альфред Меран не уехал из  "Эвкалиптов"  и  тоже  никому  не
звонил. Все очутились как  бы  в  безвоздушном  пространстве,  в  центре
которого находился молчаливый человек, действующий, как во сне.
   В 11 часов 40 минут Лапуэнт позвонил с Лионского вокзала:
   - Он только что приехал, патрон. Ест в  буфете  сэндвичи,  чемоданчик
при нем. Это вы послали Неве на вокзал?
   - Я. А что?
   - Да я подумал, не хотите ли вы, чтоб он сменил  меня.  Неве  тоже  в
буфете, рядом с Мераном.
   - Не обращай на него  внимания.  Делай  свое!  Четверть  часа  спустя
позвонил инспектор Неве и в свою очередь доложил:
   - Готово, патрон. Я  столкнулся  с  ним  при  выходе.  Он  ничего  не
заметил. Он вооружен. Большой автоматический пистолет в  правом  кармане
пиджака, должно быть, "Смит-Вессон". Под плащом не очень заметен.
   - Он ушел с вокзала?
   - Да. Сел в автобус, вслед за ним - Лапуэнт. Я сам видел.
   - Возвращайся.
   Меран не заходил ни в одну оружейную лавку. Стало быть,  пистолет  он
раздобыл не иначе как в Тулоне у брата.
   Что же в самом деле произошло между  этими  людьми  на  втором  этаже
странного пансиона, служившего местом встреч всяким подонкам?
   Теперь Гастон Меран знал, что и брат состоял в близких  отношениях  с
Жинеттой, и однако не для того, чтоб требовать от  него  объяснений,  он
отправился в Тулон.
   Не надеялся ли  он  собрать  там  сведения  о  чернявом,  низкорослом
мужчине, который несколько раз в неделю сопровождал его  жену  на  улицу
Виктор-Массэ. Была ли у него причина полагать, что  его  брат  знает  об
этом? И нашел ли, наконец, Меран то, что искал какой-нибудь след, имя, в
общем, все то, что полиция со своей стороны тщетно пыталась обнаружить в
течение нескольких месяцев.
   Возможно и вполне  вероятно,  поскольку  Меран  потребовал  от  брата
оружие. Если  Альфред  Меран  заговорил,  то  во  всяком  случае  не  из
родственных  чувств.  Может,  он  испугался?  Грозил   ли   ему   Гастон
каким-нибудь  разоблачением  или  тем,  что  в  один   прекрасный   день
расправится с ним?
   Мегрэ заказал Тулон и не без труда дозвонился до комиссара Блана.
   - Это снова я, дружище! Извините, что взвалил на вас работу.  Альфред
Меран может очень скоро понадобиться. Нельзя, чтобы именно в этот момент
его не оказалось  на  месте.  Я  не  удивился  бы,  если  бы  ему  вдруг
захотелось путешествовать. Не  могли  бы  вы  вызвать  его  к  себе  пол
каким-либо  более  или  менее  благовидным  предлогом  и  задержать   на
несколько часов.
   - Договорились. Это не сложно. К таким людям  вопросы  у  нас  всегда
найдутся.
   - Спасибо. Постарайтесь узнать,  был  ли  у  него  пистолет  довольно
крупного калибра и у него ли он сейчас.
   - Понятно. Ничего нового?
   - Пока нет.
   Мегрэ чуть было не добавил, что ждать осталось недолго Он предупредил
жену, что не прилет завтракать, и, не желая уходить из  кабинета,  велел
принести бутерброды из пивной Дофин.
   Комиссар по-прежнему сожалел, что не может сам  следить  за  Гастоном
Мераном. Он  курил  трубки  одну  за  другой,  поминутно  поглядывая  на
телефон.  Светило  солнце,  и  желтеющая   листва   деревьев   придавала
набережной Сены веселый вид.
   - Это вы, патрон? Я тороплюсь. Звоню с Восточного  вокзала.  Он  сдал
чемоданчик в камеру хранения и взял билет до Шелла.
   - Департамент Сена и Марна?
   - Да. Пассажирский отходит через несколько минут. Ведь я должен ехать
с ним?
   - Еще бы, черт побери!
   - Никаких особых указаний?
   Что имел в виду Лапуэнт? Заподозрил ли  он,  для  чего  находился  на
Лионском вокзале Неве? Комиссар буркнул:
   - Ничего особенного. Действуй по обстоятельствам.
   Мегрэ представлял себе Шелл, расположенный в двадцати  километрах  от
Парижа, на берегу  канала  и  Марны.  Комиссар  вспомнил  большой  завод
каустической  соды,  перед  которым  всегда  стояли  груженые  баржи,  а
однажды, когда он был в том районе воскресным утром,  то  заметил  целую
флотилию гичек.
   За  сутки  температура  воздуха  повысилась,  но   ответственный   за
отопление здания уголовной полиции не изменил тепловой режим  котельной,
и в кабинете можно было задохнуться от жары.
   Стоя  перед  окном  и  рассеянно  поглядывая  на  Сену,  Мегрэ  жевал
бутерброд. Иногда он отпивал глоток пива и вопросительно  поглядывал  на
телефон.
   Поезд, останавливающийся на всех станциях, дойдет до Шелла  не  менее
чем за полчаса, если не за час.
   Первым позвонил инспектор, дежуривший на улице Деламбр.
   - Все по-прежнему, патрон. Она только что вышла и завтракает,  словно
по привычке, в том же ресторане, за тем же столиком.
   Насколько можно было проследить, она упорно воздерживается от  встреч
со своим возлюбленным.
   Может, он уже в феврале, до двойного убийства на улице  Манюэль,  дал
ей соответствующие распоряжения? А не боялась ли она его?  Кому  из  них
двоих пришла мысль о телефонном звонке, который повлек обвинение Гастона
Мерана?
   Вначале он был вне подозрения, ведь Меран сам сразу явился в  полицию
и заявил, что он племянник Леонтины Фаверж, о смерти  которой  узнал  из
газет.
   Не имелось никаких оснований делать обыск у него на дому.
   Однако  кому-то   не   терпелось.   Кто-то   явно   торопился,   чтоб
расследование пошло по намеченному им направлению.
   Прошло  три  или  четыре  дня  до  анонимного   Телефонного   звонка,
сообщившего, что в шкафу  на  бульваре  Шаррон  висит  синий  костюм  со
следами крови.
   Лапуэнт все еще не давал о себе знать.
   Позвонили из Тулона.
   - Он в кабинете моих инспекторов.  Ему  залают  пустячные  вопросы  и
задержат  до  нового  распоряжения.  Предлог  всегда  найдется.  Комнату
Альфреда Мерана обыскали, но оружия в  ней  не  обнаружили.  Однако  мои
ребята утверждают, что он обычно  носил  пистолет  и  имел  за  это  два
привода.
   - А помимо этого он привлекался к суду?
   - Ничего серьезного, если не считать обвинения в сводничестве.  Хитер
он очень.
   - Спасибо. До скорого. Я вынужден  прервать  разговор,  с  минуты  на
минуту жду важный звонок.
   Мегрэ заглянул в соседний кабинет, куда недавно вернулся Жанвье.
   - Готовься к выезду и проверь, есть ли во дворе свободная машина.
   Мегрэ начал упрекать себя за то, что не все сказал Лапуэнту. Внезапно
он вспомнил фильм о Малайском  архипелаге.  В  нем  показывали  туземца,
впавшего вдруг в состояние амока, то есть охваченного священной яростью.
   С расширенными зрачками, с кинжалом в руке, он шел  напролом,  убивая
каждого встречного.
   Гастон Меран - не малаец и не в состоянии амока. Т