азными углами.
   -  Вы  ожидали,  что  это  случится?  -  наконец  осмелился  спросить
маленький комиссар в машине, которая везла их в комиссариат.
   Мегрэ ответил ему, как бы вернувшись откуда-то издалека:
   - Кое-чего я действительно ожидал...
   - Поднимемся ко мне. в кабинет?
   Комиссариат между тем принял свой  обычный  вид,  наполнился  людьми,
которые хотели получить всякого рода свидетельства, подписи или  бумаги.
Сидели на скамьях разные типы, ожидая, когда начальство обратит  на  них
внимание. Требовали Мансюи - нужен был сразу в нескольких кабинетах,  но
он поднялся в первую очередь наверх.
   - Пуатье на проводе, - сообщил ему инспектор. - Нам послали  Пьешо  и
Буавера. Они уже час назад выехали на машине и прибудут к десяти. С ними
эксперт по идентификации. Они  попросили,  чтобы  мы  поставили  заслоны
вокруг города и проверяли всех подозрительных.
   - Это уже сделано, - проговорил Мансюи.
   При этом он посмотрел на Мегрэ, но без всякой гордости, что означало:
"Что я еще мог сделать? Обычная рутина, и я должен ей следовать".
   - Доктор Жама звонил?
   - Нет еще.
   - Свяжитесь-ка с ним по телефону. В это время он должен находиться  в
больнице. Это судебный медик, который  совмещает  работу  со  службой  в
муниципальной  больнице.  Доктор  Жама?  Это  Мансюи...  Да...   Да,   я
понимаю... Прокуратура будет здесь около одиннадцати. Я полагал, что  не
стоит вас беспокоить, поскольку поднял рано утром. А эти могут опоздать.
Я тогда вам позвоню и  подошлю  машину.  Конечно...  Когда  случилось?..
Между одиннадцатью вечера и двумя часами утра. Благодарю вас. Нет, я  не
руковожу расследованием. Жду специалистов из Пуатье. Что? - Взглянул  на
Мегрэ и на  мгновение  заколебался.  -  Не  думаю,  что  он  этим  будет
заниматься. Во всяком случае, официально.
   - Правильно, - подтвердил Мегрэ, кивнув.
   Он все понимал. Мог бы дословно повторить фразы судмедэксперта,  хотя
и не слышал, как тот их произносил.
   Точное время смерти после внешнего осмотра установить  трудно,  можно
только сделать это приблизительно.
   Итак, значит, между одиннадцатью вечера и двумя часами утра.
   - Вы уходите?
   - Иду на похороны.
   - Я попытаюсь попасть туда, приду или в дом, или в церковь. Однако не
знаю, как у меня будет со временем.
   Извинитесь за меня перед доктором Беллами.
   Опять этот тревожный взгляд в  сторону  Мегрэ,  когда  он  произносил
последние слова, но комиссар оставался непроницаемым.
   - До встречи.
   - А если те господа спросят о вас?
   - Скажите им, что я в отпуске.
   Было еще рано идти в дом, где готовились к похоронам, и он отправился
вдоль по набережной. Но не для того, чтобы выпить вина.  Хотя,  впрочем,
зашел, чтобы пропустить стаканчик, но, главное,  он  хотел  увидеться  с
Попин.
   В ее лавочке было полно народу.
   Засучив рукава, любовница Франсиса погружала свои розовые пухлые руки
в корзины с  рыбой  и  другой  морской  живностью,  взвешивая  и  щелкая
кассовым аппаратом.
   - А вам что, моя крошка?
   Так она называла всех своих клиенток. Смотрела на них ясным  взглядом
и выглядела столь же свежей, как и те продукты, которые ее окружали.
   - Что ты мне говоришь, девочка!  Да  этому  мерзавцу,  который  такое
сотворил, я бы глаза вырвала, да и еще кое-что.
   Тут она заметила Мегрэ, перестала взвешивать, вытерла руки о фартук и
позвала помощницу:
   - Замени-ка меня на минутку, Мелани. Проходите сюда, месье Мегрэ.
   И наконец, в маленьком помещении гостиной, куда  доносились  кухонные
запахи, заговорила:
   - Вы считаете, что Это он ее убил? Кто бы мог вчера подумать, а? Мы в
то время как раз болтали втроем.
   Если бы вы мне вчера сказали, что речь о дочке Марты. Мы ведь  вместе
с ней ходили в школу. Правда, это было очень давно...
   - Вы знаете горничную мадам Беллами?
   - Жанну? Полагаю, что знала ее еще тогда, когда она бегала по  улицам
босоногой девчонкой. Ее мать работала в цехе по переработке сардин.  Лет
в тринадцать Жанну тоже туда пристроили. Но она потом сумела перебраться
в господский дом. С тех пор и работает горничной у доктора. Теперь  даже
глядеть ни на кого не хочет. Не верите, спросите у Франсиса.
   - Не знаете, где бы я мог с ней поговорить?
   - Это довольно трудно, разве что в самом доме доктора. Она ведь  даже
со своей матерью не встречается после того, как та вторично вышла замуж.
На танцульках тоже не бывает. Сходит с  ума  по  своей  хозяйке,  просто
влюблена в нее. Холит и лелеет, даже спала бы, как собачонка, на коврике
у ее двери, если бы позволили.
   Разговаривает со  всеми  надменно,  особенно  с  Франсисом.  Скажите,
пожалуйста, какая цаца! А вы что, хотите арестовать доктора?
   - Не думаю, чтобы вопрос так стоял. Благодарю вас.
   - Вы еще зайдете  к  нам,  да?  Просто  сейчас  мало  времени,  чтобы
поболтать. А то приходите сегодня вечерком.
   Выпьем по стаканчику. Мне очень хочется узнать, чем же все кончится.
   Несмотря на свое чувствительное сердце, она действительно бы наказала
убийцу именно так, как говорила в лавочке, если бы он попался ей в руки.
   А отдыхающие на пляже ни о чем не подозревали.
   Все так же там находились мамаши с детьми  в  купальных  костюмчиках,
торчали зонтики, катались разноцветные  мячи,  а  на  волнах  колыхались
головы купающихся.
   В Рембле же была видна череда людей, направляющихся  к  дому  доктора
Беллами.  Все  это  были  коренные  жители  Сабль,  одетые   в   черное.
Останавливаясь на тротуарах, они здоровались  друг  с  другом  за  руку,
образовывали небольшие группки, смотрели на  часы  и  переступали  порог
затянутой черной материей двери.
   Среди них Мегрэ узнал Лурсо, Перретта и других  завсегдатаев  пивной,
которые уже исполнили свой долг и теперь беседовали, стоя снаружи.
   Он тоже вошел в дом. Не  было  необходимости  устраивать  прощание  в
одном из траурных залов, поскольку вестибюль достаточно вместителен.
   Ни лестница, ни другие двери больше не видны  были,  только  сплошная
чернота, в которой горели свечи вокруг богатого гроба, окруженного морем
белых цветов.
   Один только доктор Беллами стоял  неподвижно,  и  каждый  по  очереди
проходил перед ним, склоняя голову, после чего мочил пальцы в сосуде  со
святой водой.
   Доктор производил сильное впечатление выделяющейся  на  общем  черном
фоне белизной своего пластрона, воротничка и  манжет.  Черты  его  лица,
казалось, еще больше заострились. Принимая  соболезнования,  он  отвечал
легким поклоном, выпрямлялся и смотрел уже на следующего.
   Мегрэ прошел, как и остальные, поклонился и поймал обращенный на него
взгляд. В этом взгляде не было ни намека на тревогу или волнение.  Ничто
не указывало на то, что для доктора Беллами комиссар  был  кем-то  иным,
нежели все остальные.
   Супрефект приехал на своей машине, оставив ее за несколько  домов  до
жилища Беллами, там же. поставил машину  мэр  со  своими  помощниками  и
кое-кто еще.
   Прибыли  похоронные  дроги.  Понадобилось  некоторое   время,   чтобы
образовался кортеж, длинная вереница, тянущаяся  до  церковной  паперти.
Мужчины занимали места справа, доктор Беллами стоял один в первом  Ряду.
Во втором  Мегрэ  заметил  человека  неопределенного  возраста,  который
накануне сопровождал мадам Годро. Сама же она держалась слева, одетая  в
траур, с черной вуалью на лице. Без конца  подносила  к  лицу  маленький
носовой платочек, чтобы промокнуть глаза.
   Запах духов, которыми платочек был пропитан, доносился до комиссара.
   Заиграл органист, приглашенный из Ла-Рош-сюр-Йон.
   В отпевании участвовал баритон в  сопровождении  детского  церковного
хора. Церковь мало-помалу  заполнилась.  Отпевание  длилось  с  четверть
часа.
   Из-за катафалка Мегрэ плохо видел  мать  Беллами,  которая  держалась
рядом с мадам Годро, и лишь доносился стук ее палки по плитам.
   Одетта Беллами отсутствовала. Франсис в процессии участвовал,  как  и
кухарка. Горничная Жанна, наверное, осталась подле хозяйки.
   Когда вышли из церкви, из-за облаков появилось солнце и улицы приняли
свой обычный вид, так что понадобилось некоторое время,  чтобы  вновь  к
этому привыкнуть.
   Во время медленного шествия к кладбищу Мегрэ  издали  заметил  своего
коллегу Мансюи,  потного  и  все  еще  не  бритого.  Он  все-таки  сумел
ненадолго вырваться сюда.
   Несколько близких сопровождали Беллами до ограды кладбища.
   Потом он сел в машину доктора Буржуа, который, наверное,  должен  был
отвезти его домой.
   Имел ли место семейный сбор? Принимали ли в белом доме в Рембле мадам
Годро с ее спутником?
   Мегрэ потерял Мансюи из виду и  вынужден  был  добираться  до  центра
города пешком. Взглянув на часы, он  обнаружил,  что  уже  десять  минут
первого. Он кое о чем запамятовал, нарушил некий ритуал...
   Он и представить  себе  не  мог,  что  эта  его  забывчивость  станет
причиной настоящей маленькой драмы.
   На самом деле мадам Мегрэ в клинике в первый раз получила  разрешение
покинуть постель. Она еще не ходила, но все же на  час,  не  более,  как
требовал доктор, ее поместили в кресло с колесиками.
   Впервые она  могла  прокатиться  по  коридору,  взглянуть  на  другие
палаты, на лица тех, чьи голоса и оханье иногда доносились до нее.
   С  сестрой  Мари-Анжеликой  они  устроили  целый  заговор.   Говорили
шепотом, чтобы не вызывать чувства зависти у мадемуазель Ринкэ,  которая
и так была более холодной и недовольной,  чем  обычно.  Но  им  хотелось
преподнести сюрприз Мегрэ, который ранее неизменно звонил в одиннадцать.
Телефонный аппарат находился в конце коридора в переговорной с  широкими
оконными проемами, которую здесь называли солярием.
   Сестру Аурелию предупредили. Когда месье номер шесть  позвонит,  она,
вместо того чтобы ответить, должна переключить телефон на  переговорную.
Он явно будет ошарашен, услышав голос жены.
   Кресло на колесиках стояло наготове четвертью часа  ранее.  Однако  в
половине двенадцатого сестра Мари-Анжелика  настояла  на  возвращении  в
палату.
   Таким образом, в полдень мадам Мегрэ вынуждена была занять свое место
в постели, а монахиня безуспешно пыталась ее утешить, в то время как  на
лице мадемуазель Ринкэ светилась торжествующая улыбка.
   - Вас тут ожидают двое господ. Кажется, ваши  друзья.  Поскольку  они
торопились, я их посадил за ваш столик. Они просили у меня номера, но, к
сожалению, свободных нет...  -  И  месье  Леонар,  прямо-таки  умоляюще,
добавил:
   - Может быть, выпьете аперитив, а?
   Те двое, что еще ели за столиком Мегрэ, были  инспекторами  мобильной
бригады  из  Пуатье,  Пьешо  и  Буавером,  с  которыми   комиссару   уже
приходилось работать ранее.  Они  одновременно  встали,  держа  в  руках
салфетки.
   - Извините, патрон. Сейчас  как  раз  время  перекусить  До  прибытия
прокурорских.
   - Я полагал, что они должны приехать в одиннадцать?
   - Так бы и случилось, если бы  нашли  следователя.  Но  он  находился
где-то за городом у  знакомых,  а  у  тех  там  нет  телефона.  Пришлось
посылать курьера. Короче говоря, все будут здесь через час.  Вы  примете
участие в расследовании?
   Кто-то, может быть даже Мансюи, видимо, уже сообщил им о той позиции,
которую занял Мегрэ, поскольку они переглянулись как заговорщики.
   - Зачем?
   - Вы, конечно, в отпуске. Мы это знаем. Правда, Буавер?
   Одному из них было тридцать, другому -  тридцать  пять.  Оба  опытные
полицейские, люди, о которых на набережной Орфевр говорили  как  о  тех,
кто разбирается в своем ремесле. Пьешо, тот, что постарше, вполне мог  в
свое время расстаться  с  собственной  шкурой  во  время  ареста  одного
поляка, в память  об  этом  у  него  на  правой  щеке  остался  шрам  от
револьверной пули.
   Мегрэ рассеянно сел за стол, расправил салфетку. Он положил  себе  на
тарелку закуску и вполуха слушал то, что ему говорили.
   - Вы ведь знаете, что убитая не была изнасилована?
   Мы-то поначалу об этом подумали.  Садистское  преступление,  как  нам
сказали в Пуатье. Местная полиция арестовала  с  полдюжины  бродяг.  Для
этого района такое преступление довольно скверная реклама. Впрочем, будь
это дело простым, вы бы вряд ли стали им заниматься накануне, не так ли?
   Эти хитрецы старались выудить из него хоть какую-нибудь информацию.
   - Будет, конечно, так, как вы  пожелаете.  Но  месье  из  прокуратуры
знают, что вы здесь... в общем... Короче...
   Видя, что Мегрэ молчит, они уж и не знали, что еще сказать.
   - Я в отпуске, - повторил Мегрэ, наливая себе воды.
   - Конечно...
   - Если я что-нибудь узнаю, то сообщу вам.
   - Вы всегда были человеком правильным и обязательным...
   При этих словах он даже не улыбнулся, лицо его продолжало  оставаться
хмурым. Ко  всему  прочему,  он  плохо  себя  чувствовал,  как  если  бы
начинался грипп.
   - Во всяком  случае,  если  вам  нужно  будет  установить  за  кем-то
наблюдение или что-нибудь еще...
   - Спасибо.
   - Нам пора. Уже время.
   В коридоре месье  Леонар  посоветовал  им  остановиться  в  маленьком
отеле, где, может быть, повезет с номерами.
   Уже на пороге Пьешо обронил:
   - А ведь патрон не шутит!

Глава 6

   Он позвонил в дверь клиники тогда,  когда  еще  не  было  и  половины
третьего, не дожидаясь звона колокола и не вынимая часов из кармана.
   Сестра Аурелия удивленно и даже как-то недоуменно смотрела  на  него,
колеблясь, снимать ли трубку. Он адресовал ей механическую улыбку,  что,
впрочем, не смягчило хмурого выражения ее лица.
   - Это не касается моей жены, - объявил  он.  -  Я  сначала  хотел  бы
поговорить с сестрой-настоятельницей.
   - Вы уверены, месье номер шесть, что вам нужна именно настоятельница?
Что касается больных и клиники в целом, как  и  жалоб,  этим  занимается
сестра-экономка, которая...
   - Не могли  бы  вы  предупредить  настоятельницу,  что  с  ней  хочет
поговорить комиссар Мегрэ?
   Сестра Аурелия предпочла не настаивать, и, пока она звонила, Мегрэ  с
чем-то вроде раздражения смотрел на гладкие стены и чистую лестницу.
   - К вам сейчас выйдут, - объявила монахиня.
   - Спасибо.
   Он мерил шагами вестибюль вдоль и  поперек,  держа  руки  за  спиной,
заранее сердясь при мысли, что его долго заставят  ждать.  И  был  очень
удивлен, когда увидел перед собой благочестивую сестру,  которую  раньше
не Встречал. Она его ждала.
   - Не хотите ли проследовать за мною, месье?
   Они прошли не по лестнице. В  глубине  находилась  дверь,  украшенная
блестящими головками гвоздей.
   Пройдя через нее, они оказались  совсем  в  другом  мире,  еще  более
напоминающем вату, еще более мягком и тихом, чем клиника. Должно быть, у
монахинь туфли были на войлоке или мягкой резине, поскольку он не слышал
шума шагов.
   Дважды, когда они вступали в сложную сеть коридоров, он оборачивался,
заслышав позади слабое шуршание широких юбок, перестук  четок  и  вообще
шелест, похожий на поток воздуха. Благочестивые сестры перемещались так,
что сразу думалось о полете летучих мышей.
   Он заметил часовенку с искусственными цветами на  алтаре.  Потом  они
вошли в приемную, где  вдоль  стен  стояли  черные  кресла  с  бархатной
малиновой обивкой.
   - Преподобная матушка сейчас придет...
   Опять все тот же шелест юбок и звук перебираемых четок, перемещение в
воздухе накрахмаленных чепцов.
   - Месье?..
   Он  вздрогнул,  поскольку  другие  монахини  были  для  него   просто
монахинями, когда эта, которая, хотя и носила такую  же  одежду,  держа,
как и они, руки в широких рукавах, была женщиной, явно  занимающей  иное
социальное положение.
   Высокая, сероглазая и породистая, она спокойно смотрела на него.
   - Речь не идет о моей  жене,  -  начал  он,  -  мне  необходимо  было
увидеться с вами, сестра...
   Мегрэ подозревал, что следует сказать "преподобная мать" или что-то в
этом роде, но у него не получалось.
   - Нужно ваше  разрешение  для  того,  чтобы  переговорить  с  сестрой
Мари-Анжеликой.
   Может быть, ему показалось, что она вздрогнула, но смотрела  все  так
же спокойно и невозмутимо, а он уже снова стал раздражаться.
   - Вы знаете, месье, что существует правило...
   - Извините меня, сестра, но в данный  момент  вопрос  о  правилах  не
стоит.
   Он покраснел, потому что вспылил первым.
   - Я собиралась вам сказать, месье, что правила, - продолжала она  все
тем же ровным голосом, - позволяют вам  встретиться  с  одной  из  наших
сестер только в присутствии другой сестры.
   - Даже если я приду с ордером от следователя?
   Он обещал себе быть дипломатом, но  эта  породистая  дама  очень  его
раздражала, хотя причину объяснить он бы не смог. Просто чувствовал, что
в это время господа из прокуратуры топтались  вместе  с  инспекторами  в
маленьком домике Дюфье. А супруги Дюфье,  которые  всю  жизнь  работали,
собирая по грошу, ничего не могли с этим поделать.  Маленькая  покойница
лежала на постели, и, вместо того чтобы остаться  со  своею  болью,  они
должны были отвечать на вопросы о своих самых интимных делах. А в это же
время любопытные плющили носы о стекла окон,  и  журналисты  слепили  их
своими вспышками магния.
   - Сестра Мари-Анжелика очень молода, месье, и очень эмоциональна.
   Он ограничился тем, что пожал плечами.
   - Я сейчас пошлю, чтобы ее позвали.
   Она вышла и что-то сказала одной из монахинь, находившихся за дверью,
потом вернулась к нему.
   - Я ожидала вашего визита. Сестра Мари-Анжелика вчера  исповедовалась
мне.  Она  серьезно  нарушила   правила,   написав   вам   записку,   не
посоветовавшись со мной.
   Он был поражен, сбит с толку, узнав,  что  его  собеседница  в  курсе
дела.
   - Совершенно случайно ей несколько часов пришлось находиться в палате
номер пятнадцать. Она еще не имеет опыта обращения с  тяжелобольными,  и
бред несчастной девушки произвел на нее очень сильное впечатление.
   Мегрэ недоверчиво спросил:
   - Вы знакомы с доктором Беллами?
   - Да. Я его знаю.
   - Я хотел спросить, знаете ли вы его как врача или  общаетесь  просто
по-человечески?
   Ведь они должны принадлежать к одному кругу.
   - Я знаю его только как медика. Сама я из Бордо.
   Поскольку вы требуете, сестра Мари-Анжелика повторит вам  текстуально
те слова, которые она слышала. Я ей так приказала...
   Конечно, это она, а не ей приказывают!
   -  ...Приказала  повторить  слова,  которые  она  слышала,   или   ей
показалось, что слышала. Задавать наводящие вопросы, чтобы  освежить  ее
память, бесполезно. Я  этим  уже  занималась.  Фразы,  которые  она  вам
повторит, ничем не отличаются от тех, которые произносят в бреду  многие
больные. Боюсь все же, что она по неопытности может  попытаться  придать
им то важное значение, которого в них нет. Сестра Мари-Анжелика взяла на
себя ужасную ответственность. Вы тоже, выслушав ее, и я молю Бога, чтобы
он внушил вам осторожность и мудрость.
   Шуршание в коридоре.
   - Войдите, сестра. Я разрешаю вам повторить месье Мегрэ  то,  что  вы
рассказали мне.
   - Вы можете остаться, - вдруг решительно проговорил комиссар.
   Сестра Мари-Анжелика, покраснев, смотрела то на одну, то на другого.
   - Девушка была в коме... - пробормотала она. - Но один раз, во  время
моего  дежурства,  она  вдруг  ожила  и  даже  попыталась  сесть.  Потом
вцепилась мне  в  руку  и  закричала:  "Скажите!.."  -  Тут  рассказчица
прервалась, как бы ожидая одобрения со стороны настоятельницы.
   Мегрэ же сохранял на лице брюзгливое выражение.
   "...Его арестовали? Не нужно его арестовывать. Слышите? Я не хочу. Не
хочу".
   Она опять смолкла,  но  Мегрэ  догадывался,  что  не  сказано  самого
главного, и настоятельница это подтвердила. Именно она сказала:
   - Продолжайте, сестра. Вы знаете, что я записала все  слова,  которые
вы мне пересказали,  и  передам  эту  запись  комиссару,  если  он  того
пожелает.
   - Она еще сказала, - продолжала Мари-Анжелика:
   - "Не нужно ей верить... Она - чудовище..."
   - И это все?
   - Да, все, что я смогла понять в тот