- И что вы мне сказали?
     - То, что могла сказать.
     - Это значит?
     - То, что я знаю.
     - Вы уверены, что поведали мне все? Вы уверены, что ваша дочь и зять ничего от меня не скрывают?
     - Вы обвиняете нас во лжи?
     Ее губы слегка дрожали. Вероятно, она делала страшное усилие, чтобы сохранять достоинство и гордо стоять перед Мегрэ. Только ее щеки слегка порозовели. Смущенный Лапуэнт не знал, куда ему смотреть.
     - Нет, не во лжи, а в том, что вы что-то утаиваете.
     Например, у меня есть точные доказательства, что ваш муж играл на тотализаторе...
     - При чем здесь это?
     - Если вы ничего об этом не знаете, если вы ни разу это не заподозрили, выходит, он мог что-то скрывать от вас. И если скрыл одно...
     - Может быть, ему просто в голову не приходило рассказывать о таких вещах...
     - Верно, если бы он играл раз или два случайно, но он-то был завсегдатаем и тратил на скачки несколько тысяч франков в неделю.
     - К чему вы клоните?
     - Вы произвели на меня впечатление, а затем и подтвердили его, что знаете все о своем муже и что со своей стороны у вас тоже не было от него секретов...
     - Не понимаю, какое это имеет отношение к...
     - Допустим, во вторник или в среду он с кем-то встречался в кафе на бульваре Монпарнас...
     - Его там видели?
     - По крайней мере, есть один свидетель, который в этом уверен.
     - Возможно, он встретил старого приятеля или бывшего подчиненного и угостил его пивом...
     - Вы же сказали, что в кафе он не ходил...
     - Я не могу ручаться, что в подобной ситуации...
     - И он вам ничего не рассказал?
     - Нет.
     - И не сказал, вернувшись: "Да, кстати, я встретил такого-то..."
     - Не помню.
     - А если бы сказал, вы бы запомнили?
     - Вероятно.
     - Ну а если бы вы сами встретили человека, которого знаете настолько, чтобы пойти с ним в кафе, и провели там минут десять, пока он пил виски...
     У него на лбу выступил пот, он со злостью крутил в руках погасшую трубку.
     - Я все-таки не понимаю...
     - Простите, что побеспокоил... вероятно, мне придется прийти еще раз... прошу вас, подумайте. Кто-то убил вашего мужа и находится на свободе... Он может совершить новое убийство...
     Она сильно побледнела, но сохранила спокойствие, проводила их к выходу, сухо кивнула на прощанье, затем заперла за ними дверь...
     В лифте Мегрэ вытер лоб платком. Похоже, он старался не встречаться взглядом с Лапуэнтом, словно боясь прочесть упрек, и прошептал:
     - Так было нужно.

Глава 6

     Двое мужчин стояли на тротуаре в нескольких шагах от дома, как люди, которые никак не могут расстаться. Начал моросить мелкий, едва заметный дождь; мелодично зазвенели колокола в конце улицы, где-то вдалеке им вторили другие, затем вступили новые.
     В двух шагах от Монпарнаса с его кабачками, за Люксембургским садом находился островок не только спокойствия и благоденствия, но и настоящее средоточие монастырей. Кроме монастыря Сестер милосердия, здесь находился монастырь Служанок Девы Марии, в двух шагах, на улице Вавен - монастырь Сестер храма Сиона, а в другом конце улицы Нотр-Дам-де-Шан - монастырь августинок.
     Казалось, Мегрэ прислушивался к звону колоколов, впитывая влажный воздух, затем, вздохнув, сказал Лапуэнту:
     - Слетай на улицу Сен-Готар. На такси доберешься за несколько минут. В субботу контора и цеха, вероятно, закрыты. Но если Жуан похож на своего бывшего хозяина, можно надеяться, что он на месте - заканчивает какую-нибудь срочную работу. Если его нет, найдешь консьержку или сторожа. Спроси его домашний телефон и позвони ему.
     Мне нужно, чтобы ты принес фотографию в рамке, которую я видел у него в кабинете. Вчера, когда мы разговаривали, я машинально ее рассматривал, не подумав, что она может нам пригодиться. Это групповой снимок - Рене Жослен в центре, Жуан и, скорее всего, Гуле - слева и справа от него, другие сотрудники, мужчины и женщины, стоят во втором ряду, - всего человек тридцать. Там не все работницы, только те, кто давно здесь служит или самые лучшие. Вероятно, снимок сделан по случаю какого-нибудь юбилея или в связи с уходом Жослена на пенсию.
     - Вы будете у себя в кабинете?
     - Нет. Приходи в пивную на бульваре Монпарнас, где я уже был.
     - Где эта пивная?
     - По-моему, она называется франко-итальянской.
     Рядом с магазином, где продают товары для художников и скульпторов.
     И он пошел, ссутулясь, покуривая трубку, которая впервые за год имела привкус осени.
     Ему было немного стыдно, что он так резко разговаривал с мадам Жослен. Он понимал, что эта история лишь начинается. Ведь только она могла что-то от него скрывать или лгать ему. А его ремесло состояло в том, чтобы узнавать истину.
     Мегрэ всегда было тяжело опровергать чьи-то доводы. Впервые это произошло в детстве, когда он только пошел в школу в своей деревне Алье. Тогда он первый раз в жизни соврал. В школе ученикам раздавали уже не новые, более или менее потрепанные учебники, но у некоторых учеников были совсем новые книги, и он ужасно им завидовал.
     Ему выдали катехизис в зеленоватой обложке, с уже пожелтевшими страницами, а дети из более зажиточных семей купили себе новые книги последнего издания в обложке заманчиво розоватого цвета.
     - Я потерял катехизис... - сказал он как-то вечером отцу. - Я пожаловался учителю, и он выдал мне новый...
     На самом же деле он его не терял, а спрятал на чердаке, не осмелившись выбросить.
     В тот вечер он не мог заснуть, он чувствовал себя виноватым и не сомневался, что в один прекрасный день его обман выплывет наружу. Назавтра он уже пользовался новым учебником без всякой радости, а потом три или четыре дня страдал, пока не подошел к учителю, держа в руках книгу.
     - Я нашел старый, - прошептал он пересохшим от волнения языком, весь красный от стыда, - отец велел мне отдать этот вам.
     Он до сих пор помнит взгляд учителя - проницательный и доброжелательный одновременно. Без сомнения, тот обо всем догадался, все понял.
     - Доволен, что нашел?
     - О да, господин учитель...
     Он на всю жизнь сохранил благодарность учителю за то, что тот не заставил его сознаться во лжи и тем самым избавил от унижения.
     Мадам Жослен тоже лгала, но она была не ребенком, а взрослой женщиной, матерью, вдовой. Вероятно, она была вынуждена лгать. А другие члены ее семьи тоже лгали по той или иной причине.
     Мегрэ хотел протянуть ей руку, спасти ее от этого ужасного испытания - отбиваться от истины. Это были порядочные люди, ему хотелось в это верить, впрочем, он и не сомневался в этом. Ни мадам Жослен, ни Вероника, ни Фабр не убивали.
     И все они тем не менее что-то скрывали, то, что, вероятно, позволило бы схватить убийцу.
     Он взглянул на дома на противоположной стороне улицы и подумал, что потребуется по очереди опросить всех живущих здесь, тех, кто из окна мог наблюдать какую-нибудь интересную сцену накануне или в день смерти.
     Жослен встретил какого-то мужчину (официант точно не помнил когда именно). Мегрэ скоро узнает, какая женщина приходила днем в пивную на свидание к тому же мужчине.
     На сей раз Мегрэ пришел в пивную чуть попозже, и обстановка там изменилась. Посетители пили аперитив, и многие столики были накрыты скатертями и сервированы для обеда.
     Мегрэ сел на то же место, что и утром. Официант, который тогда его обслуживал, подошел к нему, как к старому клиенту, и комиссар достал из бумажника фотографию.
     - Это она?
     Официант надел очки, чтобы рассмотреть маленький кусочек картона.
     - Здесь она без шляпы, но я все равно почти уверен, что это та самая женщина...
     - Почти уверены?
     - Уверен. Вот разве что, если мне придется выступать свидетелем на суде перед судьями, адвокатами, которые начнут задавать кучу вопросов...
     - Думаю, вам не придется выступать свидетелем.
     - Это наверняка она или какая-то другая женщина, очень на нее похожая... Она была в темном шерстяном платье, не в чисто черном, а как бы с проседью, и в шляпе, отделанной белым.
     По описанию платье походило на то, в котором была мадам Жослен не далее как этим утром.
     - Где здесь телефон?
     - В глубине зала, налево, напротив туалета. Возьмите жетон в кассе...
     Мегрэ зашел в кабину и стал искать номер телефона доктора Ларю, хотя не был до конца уверен, что застанет врача дома. У него даже не было конкретной причины звонить ему.
     Он просто решил отмести все второстепенные версии, как с фотографией из конторы на улице Сен-Готар. Он старался исключить все гипотезы, даже самые невероятные.
     Ему ответил мужской голос.
     - Это вы, доктор? Говорит Мегрэ.
     - Я только что вернулся и подумал о вас.
     - Почему?
     - Не знаю. Подумал о следствии, которое вы ведете, вообще о вашей профессии... Вы случайно застали меня в такое время... По субботам я заканчиваю обход раньше, чем в остальные дни, поскольку большинство моих клиентов уезжает за город.
     - Вас не затруднит зайти выпить со мной стаканчик во франко-итальянскую пивную?
     - Знаю... Сейчас приду... У вас новости?
     - Еще не уверен...
     Маленький пухлый Ларю не соответствовал описанию спутника Жослена, которое дал официант. Жуан тоже, он был скорее рыжим и не походил на человека, привыкшего пить.
     И все же Мегрэ не хотел упустить ни единого шанса.
     Чуть позже врач уже выходил из машины и, войдя в зал, обратился к официанту, словно к старому знакомому:
     - Как поживаете, Эмиль?.. Как шрамы?
     - Почти незаметно... Порто, доктор?
     Они знали друг друга. Ларю объяснил, что несколько месяцев назад лечил Эмиля, когда тот опрокинул на себя горячий кофейник.
     - Другой раз, лет десять назад, он порезался сечкой... А как движется следствие, господин комиссар?
     - Мне не очень-то помогают, - ответил тот с горечью.
     - Вы имеете в виду семью?
     - Мадам Жослен, в частности. Я бы хотел задать вам несколько вопросов на ее счет. Я уже спрашивал о ней вчера вечером. Меня беспокоят некоторые детали.
     Насколько я понял, вы с женой были их единственными близкими друзьями...
     - Это не совсем так... Как я уже говорил вам, я давно лечу эту семью, знал Веронику еще совсем крошкой... Но в то время меня приглашали к ним в дом лишь от случая к случаю...
     - Когда же вы стали другом дома?
     - Гораздо позже... Как-то раз, несколько лет назад, нас пригласили на ужин вместе с другими гостями. Там была чета Ансельм, я прекрасно их помню, знаменитые фабриканты шоколада... Вы, должно быть, знаете шоколад Ансельм... Они также производят драже для крестин...
     - Вам показалось, что они близкие друзья Жосленов?
     - Они были довольно дружны... Ансельм чуть старше... Жослен поставлял Ансельму коробки для шоколада и драже...
     - Они сейчас в Париже?
     - Это было бы странно... Сам Ансельм четыре-пять лет назад отошел от дел и купил виллу в Монако... Они живут там круглый год...
     - Постарайтесь вспомнить, кто еще бывал у Жосленов?
     Чаще всего мне доводилось встречать на улице Нотр-Дам-де-Шан неких Морне - у них две дочери, - сейчас они, кстати, совершают плавание где-то в районе Бермудских островов. Это торговцы бумагой...
     В конечном счете Жослены бывали лишь у своих лучших клиентов и у некоторых поставщиков...
     - Не помните мужчину лет сорока?
     - Нет, пожалуй, не помню...
     - Вы хорошо знаете мадам Жослен... Что вы можете о ней сказать?
     - У нее очень слабые нервы, и, не скрою, я лечу ее всякими успокоительными, хотя она умеет поразительно владеть собой...
     - Она любила мужа?
     - Убежден в этом... У нее была довольно суровая юность, как я узнал... Отец рано овдовел, а был он человеком тяжелым, крайне сурового нрава...
     - Они жили где-то неподалеку от улицы Сен-Готар?
     - В двух шагах... На улице Даро... Она познакомилась с Жосленом, состоялась помолвка, и через год они поженились.
     - А какова судьба отца?
     - У него оказался рак, особенно мучительная форма, и несколько лет спустя он покончил с собой...
     - Что бы вы сказали в ответ на предположение, что у мадам Жослен есть любовник?
     - Я бы в это не поверил. Видите ли, в силу своей профессии, мне приходится хранить секреты многих семей. В этой среде число жен, изменяющих мужьям, гораздо меньше, чем можно предположить, исходя из книг или пьес. Я не стану утверждать, что эти женщины более добродетельны. Быть может, у них просто меньше возможностей или они боятся пересудов...
     - Ей случалось одной уходить из дому днем?
     - Как и моей жене, как и большинству женщин... Это вовсе не значит, что они отправляются куда-то в отель или, как поговаривали в старину, в гарсоньерку к любовнику... Нет, господин комиссар, если вы всерьез задаете мне этот вопрос, я отвечу вам решительно - нет... Вы на неверном пути...
     - А Вероника?
     - Мне хотелось бы повторить вам то же самое, но я предпочту промолчать... Это маловероятно... Но нельзя сказать, что абсолютно исключено... Она могла иметь какие-то приключения до свадьбы. Она училась в Сорбонне... В Латинском квартале и познакомилась с мужем... Должно быть, до него у нее были и другие... Вероятно, она несколько разочарована тем, как сложилась ее жизнь... Головой не поручусь... Она думала, что выходит за мужчину, а вышла за врача...
     Понимаете?
     - Да...
     Этот разговор не продвинул его к истине. Это было просто топтание на месте. Мегрэ казалось, что он сбился с пути, и с мрачным видом он потягивал пиво.
     - Но кто-то же убил Рене Жослена... - вздохнул он.
     Пока что только этот факт не вызывал у него сомнений. И еще он твердо знал, что какой-то человек почти что тайком встречался с бывшим владельцем картонажной фабрики в том же самом кафе, где потом у него было свидание с мадам Жослен.
     Другими словами, муж и жена что-то скрывали друг от друга. Что-то было связано с одним и тем же человеком.
     - Не представляю, кто бы это мог быть... Простите, что не в силах вам помочь... Мне пора к жене и детям...
     Тем временем в зал вошел Лапуэнт с плоским пакетом под мышкой и стал искать глазами Мегрэ.
     - Жуан в конторе?
     - Нет. И дома его тоже нет. Они уехали на выходные к какой-то родственнице за город... Я пообещал сторожу вернуть фотографию сегодня же, поэтому он не слишком возражал...
     Мегрэ подозвал официанта и вытащил фотографию:
     - Узнаете кого-нибудь?
     Официант снова водрузил очки и пробежал глазами череду лиц:
     - Разумеется, месье Жослен в центре... На фотографии он толще того человека, которого я видел здесь несколько дней назад, но это все равно он...
     - А другие?.. Те, кто стоят справа и слева от него?
     Эмиль покачал головой:
     - Нет. Ни разу их не видел... Узнаю только его...
     - Что будешь пить? - спросил Мегрэ у Лапуэнта.
     - Все равно... - Он посмотрел на рюмку доктора, на дне которой темнела красноватая жидкость. - Это порто?.. Официант, мне то же самое.
     - А вам, господин комиссар?
     - Больше ничего... спасибо... Думаю, мы здесь и перекусим...
     Ему не хотелось ехать обедать на бульвар Ришар-Ленуар, и чуть позже они перешли в зал, где подавали обеды.
     - Она ничего не скажет, - ворчал Мегрэ, заказав себе овощной суп. - Даже если я вызову ее на набережную Орфевр, она все равно будет молчать...
     Он сердился на мадам Жослен, но в то же время жалел ее. Внезапно потеряв мужа при драматических обстоятельствах, перевернувших ее жизнь, она со дня на день должна была остаться одна в слишком большой для нее квартире, а тут еще полиция из-за чего-то ополчилась на нее.
     Какую тайну стремилась она скрыть во что бы то ни стало? В конце концов, каждый имеет право на личную жизнь, на собственные тайны, но лишь до того дня, когда случается нечто драматическое, и тогда уже в это вмешивается государство.
     - Как вы собираетесь действовать, патрон?
     - Не знаю... Разумеется, отыскать этого человека...
     Это не вор... Если это он пришел в тот вечер убить Жослена, должно быть, у него были на то, по его разумению, веские причины... Консьержка ничего не знает... За шесть лет, что она работает в этом доме, она ни разу не заметила какого-нибудь подозрительного посетителя... Возможно, это связано с еще более давними временами... Кажется, она упомянула, что бывшая консьержка, ее тетка, где-то доживает свой век... Не помню, где именно... Узнай у нее, разыщи эту женщину и допроси.
     - А если она сейчас живет у черта на куличках? Где-нибудь в провинции?
     - Что ж, дело стоит того, чтобы поехать туда или попросить местную полицию переговорить с ней... Разве что кто-то здесь, в Париже, наконец заговорит.
     Теперь Лапуэнт отправился под мелким пронизывающим дождем, держа под мышкой застекленную фотографию. Тем временем Мегрэ ехал в такси на бульвар Брюн. Дом, в котором жили Фабры, был именно таким, как он себе представлял: большое унылое здание, построенное всего несколько лет назад, но уже порядком облупившееся.
     - Доктор Фабр. На пятом слева. На двери медная табличка... Если вы к мадам Фабр, то она только что вышла... Наверное, поехала к матери разослать наконец извещения о смерти.
     Он неподвижно стоял в слишком тесной для него кабине лифта, затем отыскал нужную дверь и нажал на кнопку звонка. Невысокого роста горничная, открывшая ему дверь, сразу же по привычке посмотрела вниз, словно ища глазами ребенка.
     - Вы к кому?
     - К доктору Фабру.
     - Сейчас он принимает больных.
     - Будьте добры, передайте ему мою визитную карточку. Я надолго его не задержу.
     - Пожалуйста, сюда...
     Она открыла дверь приемной, где сидело с полдюжины мамаш и детей всех возрастов. Все, как один, посмотрели на него.
     Он опустился на стул, испытывая некоторую неловкость. На полу были разбросаны кубики, на столе лежали книжки с картинками. Одна из женщин качала на руках младенца, ставшего почти фиолетовым от крика, и непрерывно поглядывала на дверь кабинета. Мегрэ догадывался, что они думают: "Неужели он вызовет его без очереди?"
     Но в его присутствии они молчали. Ожидание длилось около десяти минут, и, когда доктор открыл наконец дверь кабинета, он сразу же обратился к комиссару.
     Фабр был в очках с толстыми стеклами, за которыми был еще заметнее усталый взгляд.
     - Входите... Простите, что не могу уделить вам много времени... Вы не к жене? Она у матери.
     - Знаю.
     - Садитесь.
     В кабинете стояли детские весы, застекленный шкафчик с никелированными инструментами и нечто вроде мягкой кушетки, накрытой простыней и клеенкой. На письменном столе были беспорядочно свалены бумаги, а стопки книг лежали на камине и даже на полу в углу комнаты.
     - Слушаю вас.
     - Простите, что беспокою в разгар приема, но я хотел поговорить с вами без свидетелей.
     Фабр нахмурил брови.
     - Почему без свидетелей? - спросил он.
     - По правде сказать, не знаю. Я нахожусь в довольно затруднительном положении, и мне казалось, что вы сможете мне помочь... Вы регулярно бываете в доме родителей жены... Знаете их друзей...
     - У них очень мало друзей...
     - Не доводилось ли вам встречать у них в доме темноволосого мужчину лет сорока, приятной наружности?
     - А о ком идет речь?
     Было похоже, что и он занял оборонительную позицию.
     - Не знаю. У меня есть причины считать, что и ваш тесть, и ваша теща были знакомы с человеком, который соответствует этому схематическому описанию.
     Доктор через очки устремил взгляд на какую-то точку в пространстве, и Мегрэ, дав ему некоторое время на раздумье, наконец вышел из терпения:
     - Ну, так что?
     Фабр снова очнулся ото сна:
     - Что? Что вы хотите узнать?
     - Вы его знаете?
     - Я не знаю, о ком вы говорите. Чаще всего я ходил к ним по вечерам, и мы проводили время вдвоем с тестем, пока женщины ходили в театр.
     - И все-таки вы должны знать их друзей.
     - Некоторых... Но не всех...
     - Я думал, что они редко принимали гостей.
     - Да, очень редко