разразилась самой отборной бранью. О Жюльене она  говорила  в  не  менее
грубых выражениях, обозвав его рогатой скотиной, поскольку она  уверена,
что он все знает и даже извлекает из этого пользу.
   - Вы защищали его?
   - Я приказала ей замолчать.
   - Каким образом?
   - Глядя ей прямо в глаза, я потребовала, чтобы она замолчала. Но  она
продолжала свое, и я дала ей пощечину. Это настолько ее  ошеломило,  что
она тотчас же успокоилась.
   - Она ждет вас?
   - Она, конечно, не ляжет до моего прихода.
   - Вы действительно собираетесь там ночевать?
   - Вы знаете обстановку и должны согласиться, что мне трудно поступить
иначе. Перед отъездом я должна знать наверняка, что она ничего не скажет
Жюльену и ничего не сделает, что встревожило бы его.  -  Она  помолчала,
потом, догадываясь о беспокойстве Мегрэ, добавила с усмешкой:
   - Не бойтесь. Никакой драмы не произойдет!
   Они добрались до самой вершины скалы. Молочная завеса тумана отделяла
их от моря, которое билось о прибрежные камни.
   - Спуститься мы можем, свернув направо. Дорога здесь лучше и  выведет
нас прямо к "Гнездышку". Вы уверены, что у вас больше  нет  вопросов  ко
мне?
   Должно быть, взошла луна, туман стал  прозрачнее,  и,  когда  Арлетта
остановилась, он увидел бледное пятно ее лица и темную полосу рта.
   - Пока вопросов нет, - ответил он.
   - Признайтесь: вы думаете, что я пыталась убить мою мать?
   - Пока не думаю.
   - Вы хотите сказать, что не вполне уверены?
   - Я хочу сказать то, что говорю. Я пока ничего не знаю.
   - Когда вы сочтете меня виновной, вы мне скажете?
   - Вероятно.
   - Скажете мне с глазу на глаз?
   - Это я могу вам обещать.
   - Но я ведь не виновна.
   - Мне бы хотелось, чтобы это было так.
   Ему уже претил этот затянувшийся, напряженный разговор,  назойливость
Арлетты стала его раздражать.
   Ему казалось, что, рассказывая о себе, она слишком уж охотно грязнила
себя.
   - Мамаша еще не легла, - сказала Арлетта.
   - Как вы это узнали?
   - Видите свет? Это окно гостиной.
   - Когда завтра отходит ваш поезд?
   - Мне бы хотелось успеть на восьмичасовой. Если, конечно, вы меня  не
задержите здесь. Тогда я позвоню Жюльену и скажу, что я еще нужна маме.
   - Он знает, что вам отвратительна ваша мать?
   - Она мне не отвратительна. Я не люблю ее, вот и все. Так  можно  мне
уехать восьмичасовым поездом?
   - Да.
   - Вас я не увижу до отъезда?
   - Пока еще не знаю.
   - Вы, наверное, захотите  удостовериться  перед  моим  отъездом,  что
мамаша жива?
   - Может быть.
   Они миновали еще более крутой склон, нечто вроде насыпи, и  вышли  на
дорогу в пятидесяти метрах от ограды "Гнездышка".
   - Вы не зайдете?
   - Нет.
   Окна виллы были скрыты кустами, и свет едва  проникал  сквозь  густую
листву.
   - Спокойной ночи, господин Мегрэ.
   - Спокойной ночи.
   Сунув руки в карманы, он широко зашагал к городу!
   Мысли беспорядочно теснились в его голове. Теперь, когда он расстался
с Арлеттой,  ему  приходили  на  ум  десятки  вопросов,  которые  он  не
додумался задать ей. Он упрекал себя  в  том,  что  позволил  ей  уехать
завтра утром, и готов был сейчас же вернуться и отменить ее отъезд.
   И не допустил ли он ошибку, дав возможность  этим  женщинам  провести
ночь вместе? Не повторится ли между ними сегодняшняя сцена, только с еще
большей резкостью и более опасным неистовством? Хорошо бы снова повидать
Валентину, побеседовать с ней, посидеть в ее  крошечной  гостиной  среди
невинных безделушек.
   В девять часов у него встреча с этим громогласным Шарлем Бессоном, от
которого могут лопнуть барабанные перепонки.
   Город словно вымер. В казино за отсутствием посетителей тоже потушили
огни. На углу одной из улиц светились еще окна бара или. скорее, бистро,
которое, видимо, работало и зимой для местных жителей.
   Мегрэ нерешительно потоптался на  тротуаре  -  его  мучила  жажда.  В
желтоватом свете за окном он увидел уже знакомую фигуру Тео Бессона, как
всегда похожего на англичанина в своем костюме из шотландского букле.
   В руке он держал  стакан  и  разговаривал  со  стоящим  рядом  сильно
загорелым  парнем  в  черной  паре,  какую  по   воскресеньям   надевают
крестьяне, белой рубашке и темном галстуке.
   Мегрэ нажал на дверную ручку, подошел к стойке и спросил кружку пива.
Теперь он увидел этих двоих  в  зеркале,  висевшем  за  стойкой,  и  ему
показалось, что он  перехватил  взгляд  Тео,  приказывающий  собеседнику
замолчать.
   Тишина воцарилась в баре, где их было четверо включая хозяина, да еще
черный кот растянулся на стуле возле печи.
   - Опять туман, - произнес наконец хозяин. - Такое уж время настало. А
дни все же солнечные...
   Молодой  человек  обернулся  и  стал  разглядывать  Мегрэ,   который,
выколотив трубку о каблук, затаптывал ногой теплый  пепел  в  опилки  на
полу.  Смотрел  парень  вызывающе,  напоминая  тех  деревенских  забияк,
которые, подгуляв на свадьбе или похоронах, ищут повода для драки.
   - Не вы ли приехали утром из Парижа? - спросил хозяин, чтобы завязать
разговор.
   Мегрэ лишь кивнул утвердительно, отчего парень запетушился еще больше
и еще пристальнее уставился на комиссара.
   Так продолжалось несколько минут. Тео Бессон безразлично  разглядывал
бутылки, стоящие перед ним на столе.  Цвет  его  лица,  глаза,  особенно
мешки под глазами свидетельствовали о том, что пьет он много, постоянно,
с самого  утра.  У  него  было  отсутствующее  выражение  лица  и  вялые
движения.
   - Еще две порции! - приказал он хозяину.
   Тот взглянул на молодого человека, который кивнул  в  знак  согласия.
Значит, они были вместе.
   Тео  залпом  выпил  свой  стакан.  Парень  поступил  так  же.   Затем
Бессон-старший небрежно бросил несколько ассигнаций на прилавок,  и  оба
пошли к двери. Молодой парень, выходя, дважды обернулся на комиссара.
   - Кто это?
   - Вы разве его не знаете? Это месье Тео - приемный сын Валентины.
   - А парень?
   - Один из братьев бедняжки Розы, покойницы. Она  выпила  яд,  которым
хотели отравить ее хозяйку.
   - Старший брат?
   - Да. Его зовут Анри. Он промышляет сельдь в Фекане.
   - Сюда они пришли вместе?
   - Как будто да. Впрочем, позвольте... В то время в  зале  было  много
народу. Во всяком случае, если и не вместе, то почти одновременно,  один
за другим.
   - Вы не знаете, о чем они говорили?
   - Нет. Вначале было шумно, разговаривали все сразу. Потом  я  выходил
заряжать бочку.
   - А прежде вы их не видели вместе?
   - Как будто нет. Впрочем, я не уверен. Зато я видел Тео с барышней.
   - Какой барышней?
   - Розой.
   - Где вы их видели, на улице?
   - Я видел их здесь, в моем баре. Два раза по меньшей мере.
   - Он за ней ухаживал?
   - Смотря по тому, что вы  подразумеваете  под  этим  словом.  Они  не
обнимались, и он не щупал ее, если вы это имеете в  виду.  Но  они  мило
болтали, смеялись, и было ясно, что она охотно пила с ним. С  Розой  это
было просто - с первого стакана она начинала хохотать, а  после  второго
была готова.
   - Давно вы их видели?
   - Погодите-ка... Последний раз с неделю назад. Да, это было в  среду,
как раз в тот день моя жена ездила в Гавр. Она всегда отправляется  туда
по средам.
   - А когда они здесь были в первый раз?
   - Примерно за неделю или две до этого.
   - Тео Бессон - ваш постоянный клиент?
   - Нельзя сказать, чтобы он был только моим  клиентом.  Он  бывает  во
всех заведениях, где можно выпить.
   Ведь ему нечего делать, вот он и прогуливается. Не может пройти  мимо
открытого бара  или  кафе.  Правда,  никогда  не  шумит,  ни  с  кем  не
задирается. Бывает, что к вечеру у него заплетается язык, вот и  все.  -
Хозяин вдруг спохватился, словно испугавшись, что наговорил  лишнего.  -
Надеюсь, вы не подозреваете, что он пытался отравить мачеху? За  кого  я
поручусь, так это за него. К тому же люди, пьющие как он, не способны на
злой умысел. Много  опаснее  те,  которые,  напившись  случайно,  теряют
рассудок и не ведают, что творят.
   - Часто бывает у вас брат Розы?
   - Редко. Рыбаки из Ипора неохотно  приезжают  в  Этрета.  Это  особые
люди. Они скорее поедут в Фекан: он ближе и больше подходит им по  духу.
Рюмочку кальвадоса, чтобы сдобрить пиво? За мой счет.
   - Нет. Еще кружку пива.
   Пиво было несвежее, и Мегрэ чувствовал его в желудке всю ночь.  Часто
просыпался. Во сне его мучали кошмары. Какие именно, он не помнил, но  в
сознании они оставляли мучительный, неприятный осадок. Когда он  наконец
поднялся, сирена по-прежнему хриплым воем оповещала  о  тумане.  Прилив,
должно быть, достиг уже высокого уровня, потому что отель содрогался  от
могучих ударов волн.
 
Глава 5 
СУЖДЕНИЯ ДОСТОЙНОГО ЧЕЛОВЕКА 
 
   Туман почти рассеялся, но притихшее море  медленно,  словно  вздыхая,
все еще дымилось. В мглистых облаках над морем стояла радуга.
   Всходившее солнце золотило дома, воздух был чист, свеж,  и  все  поры
жадно впитывали его. Вкусно пахли лавки зеленщиков,  бутылки  с  молоком
еще ждали  у  порогов  хозяек,  а  в  пекарнях  был  жаркий  час,  когда
румянились корочки.
   И снова, как в детстве, мир предстал перед ним не таким, как он есть,
а  каким  хотелось  бы  его  видеть.  Городок  Этрета  с  его   чересчур
маленькими,  чересчур  красивыми,  чересчур   свежевыкрашенными   домами
казался не правдоподобно чистым и невинным для случившейся  трагедии.  И
скалы выступали из тумана точно такими, как на открытках, выставленных у
ворот рынка, а мясник, булочник, торговец овощами вполне могли сойти  за
персонажей детских сказок.
   Свойственно ли это только ему, Мегрэ? Или и другие люди  воспринимают
мир так же, только не признаются в этом? Ему бы так хотелось, чтобы  мир
был именно таким, каким он являлся в  раннем  детстве!  Про  себя  Мегрэ
называл это "как на картинках". И не только внешне, но чтобы такими были
сами люди: отец, мать, примерные дети, добрые седые бабушки и дедушки...
   Когда он начинал работать в  полиции,  ему,  например,  долгое  время
городок Везинэ представлялся самым гармоничным местом в мире. Это было в
двух шагах от Парижа, но до 1914 года там редко встречались автомобили.
   У богатых буржуа в  Везинэ  были  загородные  виллы,  дома  кирпичной
кладки, просторные и удобные, с заботливо ухоженными садами,  фонтанами,
качелями и  огромными  посеребренными  шарами.  Слуги  носили  ливреи  с
галунами, а горничные - обшитые кружевами белые чепцы и фартуки.
   Казалось,  что  здесь  могли   жить   только   самые   счастливые   и
добродетельные  семьи,  в  которых  царят  мир  и  радость.  И  он   был
разочарован в душе, когда вдруг на одной из  этих  вилл  с  прилизанными
аллеями разразился непристойный скандал - гнусное убийство мачехи  из-за
денег.
   Теперь он, конечно, не обольщался. Долгие годы он сталкивался главным
образом с изнанкой жизни; но  словно  сохранилось  в  нем  навсегда  это
детское восприятие мира, "как на картинках".
   Небольшой вокзал выглядел  так,  словно  его  старательно  разрисовал
акварельными красками примерный ученик, даже  розовый  дымок  вился  над
трубой. Он снова застал игрушечный поезд, служащего, проверявшего билеты
(мальчиком он мечтал стать контролером на железной дороге). И он  увидел
только что приехавшую Арлетту. Она была так же изящна и  элегантна,  как
накануне, в парижском туалете, с саквояжем крокодиловой кожи в руке.
   Только что он чуть было не отправился ей навстречу по пыльной дороге,
на которой, должно быть,  приятно  пахло  скошенной  травой  и  полевыми
цветами. Его отпугнула мысль, что  будет  похоже,  будто  он  спешит  на
свидание. Медленно спускаясь с холма на своих высоких каблуках  по  этой
дороге, она, вероятно, чувствовала себя чересчур светской дамой.
   Почему же все-таки в  действительности  все  выглядит  другим?  Иначе
говоря, зачем детей пичкают иллюзиями о мире несуществующем, а потом они
всю   жизнь   пытаются   сопоставлять   этот   мир   с   окружающей   их
действительностью?
   Она сразу же заметила, что он ждет ее на перроне у газетного  киоска,
и, протягивая билет контролеру,  чуть  неуверенно  улыбнулась  ему.  Она
выглядела усталой, и во взгляде ее читалось беспокойство.
   - Я была уверена, что встречу вас здесь, - сказала она.
   - Как там все обошлось?
   - Это было мучительно.
   Взглядом она искала свободное купе. Только в одном  из  купе  первого
класса не оказалось попутчиков.
   - А ваша мать?
   - Она жива. Во всяком случае, была жива, когда я уходила.
   Поезд должен был вот-вот тронуться. Положив саквояж  на  скамью,  она
встала в дверях у самой подножки.
   - Вы снова ссорились?
   - Спать мы легли очень поздно. Я кое-что должна сказать вам, господин
Мегрэ. Это, правда, только мое предчувствие. Но оно терзает  меня.  Роза
умерла. Но чутье мне подсказывает, что этим не кончится. Готовится новая
драма.
   - Ваше предположение основано на том, что говорила мать?
   - Нет. Я сама не знаю, на чем.
   - Вы считаете, что жизнь ее по-прежнему под угрозой?
   Она не ответила. Ее светлые глаза были обращены к киоску.
   - Инспектор уже ждет вас, - заметила она, словно  давая  понять,  что
интимность их разговора нарушена.
   Она поднялась в купе.  Начальник  станции  поднес  к  губам  свисток,
локомотив пустил пары.
   Это был действительно Кастэн. Он приехал раньше, чем обещал накануне,
и, не застав Мегрэ в отеле, решил поискать его на вокзале. Вышло  как-то
неловко. Но почему, собственно говоря, неловко?
   Поезд медленно тронулся. Комиссар пожал руку инспектору.
   - Что нового?
   - Ничего особенного, - ответил Кастэн. - Но я тревожился  без  всяких
на то причин. Мне снились две женщины - мать и дочь, - они были  одни  в
небольшом домишке.
   - И кто из них кого убивал?
   Пришла очередь Кастэну смутиться.
   - Как вы догадались? Мне снилось, что мать убивала дочь. И  чем,  как
вы думаете? Поленом, выхваченным из печи.
   - К девяти должен подъехать Шарль Бессон. У него  умерла  теща.  Люка
что-нибудь сообщил вам по телефону?
   - Очень немного. Но он еще перезвонит  в  Гавр,  как  только  получит
новые сведения. Я распорядился, чтобы его соединили с вашим отелем.
   - Что там известно о Тео?
   - У Тео не раз были неприятности с неоплаченными  векселями.  Но  ему
всегда удавалось расплатиться до вызова в суд. У него много друзей среди
богатых кутил, которым  требуются  собутыльники.  Время  от  времени  он
пристраивается к какому-нибудь коммерческому делу, но,  как  правило,  в
роли посредника.
   - У него нет женщин?
   - Судя по всему, он не слишком увлекается женщинами,  иногда  заводит
любовницу, но ненадолго.
   - Это все?
   Из небольшого бара так вкусно пахло кофе и коньяком, что оба они,  не
устояв перед соблазном, зашли и  уселись  за  стол,  на  котором  стояли
пустые чашки, пахнущие спиртным.
   - Меня встревожил не столько сон, - продолжал вполголоса инспектор, -
сколько размышления, которыми я даже поделился с женой,  перед  тем  как
заснуть. Я  часто  думаю  вслух,  так  у  меня  лучше  получается.  Жена
согласилась со мной. Пять лет прошло с того  времени,  как  умер  старик
Бессон, так ведь?
   - Примерно так.
   - И насколько нам известно, с тех пор мало что изменилось, но  только
в прошлое воскресенье кто-то пытался  отравить  Валентину.  И  заметьте,
чтобы рассеять подозрение, был выбран единственный день,  когда  в  доме
оказалось много народу.
   - Да, это имеет значение. Что же дальше?
   - И умерла не Валентина, а несчастная Роза. Значит, если были  мотивы
для убийства Валентины, они существуют и по сей день. И до тех пор, пока
мы не узнаем эти мотивы...
   - Опасность не устранена, вы это хотите сказать?
   - Да. И возможно, ваше присутствие еще более усугубляет опасность.  У
Валентины нет состояния,  следовательно,  убить  ее  пытались  не  из-за
денег. Значит, кто-то пытается помешать разоблачению того, что  известно
Валентине. Значит, Валентине  что-то  известно,  и  кто-то  пытается  не
допустить разоблачения. В этом случае...
   Мегрэ  не  слишком  внимательно  слушал  рассуждения  инспектора.  Он
смотрел в окно и наслаждался утром, смакуя то особое трепетание воздуха,
какое бывает, когда солнечные лучи разгоняют ночную влагу.
   - Люка что-нибудь говорил о Жюльене?
   - Супруги Сюдр живут очень скромно, снимают квартиру из пяти комнат в
дешевом доме, держат горничную.
   У них есть автомобиль. Субботу и воскресенье они проводят за городом.
   - Все это мне известно.
   - Виноторговец Эрве  Пейро  богат,  у  него  большое  предприятие  на
набережной Берси, все свободное время он прожигает  с  женщинами  самого
разного пошиба.
   У него три автомобиля, один - марки "Бугатти"...
 
*** 
 
   "Семейный  пляж",  -  прочел  как-то  Мегрэ  в  одном  из   рекламных
проспектов. Так оно и есть. Матери с детьми, мужья, приезжающие к ним  в
субботний вечер, старики  и  старухи  с  бутылками  минеральной  воды  и
коробочкой пилюль на столике в отеле, всегда встречающие  друг  друга  в
казино в одних и тех же креслах; кондитерская сестер  Серэ,  где  подают
пирожные и мороженое; старые  рыбаки,  всегда  одни  и  те  же,  которых
фотографируют на фоне лодок, вытащенных на берег...
   Фернан  Бессон  также  был  респектабельным  старым   господином,   а
Валентина - самой очаровательной старушкой. Арлетта сегодня утром  могла
бы позировать для почтовой открытки, муж ее - уважаемый дантист, а Тео -
эталон джентльмена, которому прощают его пристрастие к спиртному, потому
что он всегда спокоен и держится с достоинством.
   У Шарля Бессона - жена,  четверо  детей,  младшему  только  несколько
месяцев; в ожидании  траурного  костюма  по  случаю  смерти  тещи  Шарль
повязал себе черную ленту на рукав. Он депутат, с министром на "ты",  во
время предвыборной кампании, должно быть, дружески пожимает руки, целует
ребятишек и чокается с рыбаками и крестьянами...
   Он оказался одним из тех, кого называют "милейшими людьми", а матушка
комиссара Мегрэ назвала бы, пожалуй, "достойным человеком",  -  высокий,
широкоплечий,  чуть  располневший,  с  обозначившимся  брюшком,  немного
наивным взглядом и усиками на пухлой верхней губе.
   - Я не заставил вас ждать, комиссар? Здравствуйте, Кастэн, рад  снова
вас видеть.
   Его автомобиль был недавно выкрашен заново.
   - Никаких дурных новостей?
   - Никаких.
   - А как мачеха?
   - У нее как будто все в порядке. Только что уехала Арлетта.
   - А! Она опять приезжала? Как это мило с ее стороны! Я не сомневался,
что она приедет успокоить мать.
   - Вы позволите, господин Бессон?
   Мегрэ отвел Кастэна в сторону и поручил  ему  отправиться  сначала  в
Ипор, а затем в Фекан.
   - Прошу прощения, - сказал  комиссар,  возвращаясь  к  Бессону.  -  Я
должен был дать инспектору кое-какие распоряжения. Признаюсь, я даже  не
представляю, где принять вас. В такую рань моя комната, наверное, еще не
убрана.
   - Я охотно выпью что-нибудь, а затем,  если  вы  не  боитесь  свежего
ветра, мы могли бы посидеть на террасе казино. Надеюсь,  вы  не  слишком
сердитесь, что я не смог встретить вас? Моя жена в отчаянии, из  Марселя
приехала ее сестра, супруга судовладельца, - их теперь  только  двое,  в
семействе Монте не было сына, - и  вот  на  меня  свалились  теперь  все
неприятности...
   - Вы полагаете, что вас ждут неприятности?
   - О теще я  не  могу  сказать  ничего  плохого.  Она  была  достойной
женщиной, но к старости у нее появились странности. Вы слышали,  что  ее
муж  занимался  строительным  делом?  Половина  жилых  домов  и   немало
общественных зданий в Дьеппе сооружены им. Большую  часть  состояния  он
оставил в недвижимости. Моя теща сама всем управляла после смерти  мужа.
Она никогда не давала согласия на ремонт зданий. Отсюда несчетное  число
тяжб с жильцами, муниципалитетом и даже с налоговой инспекцией.
   -  Разрешите  вопрос,  месье  Бессон.  Встречалась  ли  ваша  теща  с
Валентиной?
   Мегрэ выпил вторую чашку