вал комиссара, и тот,  злясь
на себя за свою ворчливость, отвечал.
   Движение на улицах было  спокойным.  Машина  преступников  ехала  быстро
водитель, казалось, не замечал, что за ними следят. У  Шатильонской  заставы
он притормозил, и стоявший у края тротуара высокий брюнет непринужденно  сел
в машину.  Теперь  все  трое  были  в  сборе.  Действовали  они  по-военному
слаженно. Машина прибавила скорость, и Жанвье пришлось ехать так,  чтобы  не
потерять их из виду, но и не позволить себя обнаружить. Свернув на дорогу  в
Версаль, они, почти не замедляя хода, проехали Пти-Кламар.
   - Где вы? - регулярно спрашивал Грожан. - Не потеряли их из виду?
   - Выезжаем за пределы моей территории, - проворчал Мегрэ.  -  Теперь  ваш
ход.
   - Вот прибудем на место...
   Свернули налево, на Шатне-Малабри, потом направо, в сторону Жуи-ан-Жозас.
По небу плыли большие тучи,  иные  довольно  низко,  однако,  в  общем,  оно
оставалось  чистым   время  от  времени  проглядывала  луна.  Черная  машина
замедлила ход, свернула еще раз налево  послышался скрип тормозов.
   -  Остановиться?  -  спросил  Жанвье.  -  Они,  кажется,  тормозят.   Да,
остановились.
   Лурти вылез из машины и пошел осмотреться. Вернувшись, сообщил:
   - Они с кем-то встретились и вошли не то в большой сад, не то в парк  там
виднеется крыша виллы.
   Отставший Грожан спросил, где они, и Мегрэ ответил.
   - Значит, где вы, говорите?
   - Дорога Акаций, я видел надпись, - шепотом подсказал Лурти.
   - На Дороге Акаций.
   Лурти занял пост на углу, где  Мила  с  сообщниками  вылезли  из  машины,
которую  оставили  у  поребрика.  Дозорный  преступников  стоял  на   посту,
остальные, похоже, проникли в дом. За автомобилем Мегрэ остановилась  машина
службы безопасности, чуть позже - внушительная машина, набитая полицейскими.
   - Теперь вы, - шепнул Мегрэ, набивая трубку.
   - Где они?
   - Очевидно, внутри  виллы.  Вон,  на  углу,  видна  решетка.  Человек  на
тротуаре - их дозорный.
   - Пойдете со мной?
   - Нет, останусь здесь.
   Несколько  мгновений  спустя   машина   Грожана   рванулась   влево   так
стремительно, что захваченный врасплох дозорный не успел поднять тревогу. Он
еще даже не понял, что происходит, как двое полицейских уже  набросились  на
него и надели ему наручники. Выскочившие из машины  полицейские  ринулись  в
парк  и  окружили  виллу,  взяв  под  контроль  все  выходы.   Здание   было
современное, довольно большое  за деревьями поблескивала вода  плавательного
бассейна.
   Свет нигде не горел, ставни были закрыты. Однако внутри  слышались  шаги
когда сотрудники службы безопасности с Грожаном во главе открыли дверь,  они
увидели троих мужчин в  резиновых  перчатках,  встревоженных  подозрительным
шумом и собравшихся дать тягу. Они не сопротивлялись, молча подняли  руки  и
через несколько секунд тоже оказались в наручниках.
   - Этих в машину. Я допрошу их у себя.
   Мегрэ прохаживался взад и вперед, разминая ноги. Он  издали  рассматривал
людей, которых сажали в машину, когда к нему подошел Грожан.
   - Не хотите вместе со мной осмотреть дом?
   Прежде всего, на решетке, справа, они увидели доску розового мрамора,  на
которой золотыми буквами было  написано:  "Золотая  Корона".  Вырезанная  на
камне корона что-то напомнила Мегрэ, но что, - он никак не  мог  сообразить.
Коридора в доме не было. На уровне с крыльцом находился  огромный  холл   на
стенах из белого камня висели охотничьи трофеи и картины. Одна из них  лицом
вниз лежала на столике красного дерева.
   - Сезанн, - перевернув ее, прошептал Грожан.
   В углу стоял  письменный  стол  эпохи  Людовика  XV.  На  кожаном  бюваре
виднелась такая же корона, как при входе. В ящике стола  лежали  конверты  и
почтовая бумага, тоже с короной и надписью: "Филипп Лербье".
   - Взгляните, Грожан, - произнес Мегрэ, указывая на  корону  на  бюваре  и
почтовой бумаге.
   - Понятно. Известный торговец кожаными изделиями с улицы Руайаль.
   Шестидесятилетний  мужчина  с  густой  белоснежной  шевелюрой,  благодаря
которой его лицо кажется моложе и свежее. У него  самый  элегантный  магазин
кожаных изделий в Париже  филиалы его фирмы  расположены  в  Канне,  Довиле,
Лондоне, Нью-Йорке и Майами.
   - Что делать? Позвонить ему?
   - Это ваша забота, старина.
   Грожан снял трубку и набрал номер, напечатанный на почтовой бумаге.
   - Алло! Квартира господина Лербье?  Да,  господина  Филиппа  Лербье.  Нет
дома? А вы не знаете, где можно его найти? Что?  У  господина  Лежандра,  на
бульваре Сен-Жер-мен? Дайте, пожалуйста, телефон.
   Достав из  кармана  карандаш,  он  записал  несколько  цифр  на  красивой
почтовой бумаге с короной.
   - Благодарю вас.
   Фамилия адвоката Лежандра тоже значилась в справочнике "Весь Париж".
   Мегрэ рассматривал картины: еще два Сезанна, Дерен, Сислей. Открыв дверь,
он очутился в небольшой, по-женски обставленной гостиной, стены которой были
обтянуты желтым штофом. Она напоминала ему набережную Анжу.  Мегрэ  попал  в
тот же мир  эти двое были  безусловно  знакомы,  хотя  бы  уже  потому,  что
посещали одни и те же места. Имя Филиппа Лербье часто  мелькало  в  газетах,
особенно в связи с его  браками  и  разводами.  Его  называли  чемпионом  по
разводам среди французов. Сколько было таких разводов?  Пять?  Шесть?  Самое
интересное, что через полгода после каждого  он  женился  опять.  И  все  на
женщинах одного типа! Все они, кроме одной, которая работала в театре,  были
манекенщицами с длинным и гибким  телом  и  застывшей  улыбкой.  Можно  было
подумать, что он женится только затем, чтобы роскошно их одеть  и  заставить
играть при нем чисто декоративную роль.
   - Да... Благодарю вас... Алло! Господин Лербье? Говорит  комиссар  Грожан
из службы безопасности. Я нахожусь на вашей вилле в Жуи-ан-Жозас. Что я  тут
делаю? Задержал троих грабителей, собиравшихся похитить ваши картины.
   - Смеется! - прикрыв трубку рукой, шепнул Мегрэ Грожан. Потом  продолжал,
уже громко:
   - Что вы сказали? Застрахованы? Прекрасно. Сегодня не приедете? Но  я  не
могу оставить дверь открытой и не могу ее запереть. Это означает,  что  один
из моих людей подождет на вилле, пока вы  не  пришлете  кого-нибудь,  в  том
числе слесаря. Я...
   Несколько секунд он слушал, потом сильно покраснел.
   - Повесил трубку, - выдавил он наконец и, задыхаясь от ярости, добавил:
   - И для этих людей мы.., мы...
   Он явно хотел продолжить: "Рискуем своей шкурой",  но  промолчал,  поняв,
что при данных обстоятельствах это было бы совершенно излишне.
   - Не знаю, может, он  под  мухой,  но  вся  эта  история  показалась  ему
забавной шуткой.
   Приказав одному из своих людей оставаться на вилле впредь  до  дальнейших
распоряжений, он повернулся к Мегрэ:
   - Пошли?
   Он никак не мог опомниться.
   - Сезанн... Еще кто-то там... На сотни тысяч  франков  картин  на  вилле,
куда приезжают только на уик-энд...
   - На мысе Антиб у  него  вилла  еще  повнушительней.  И  тоже  называется
"Золотая Корона". Если верить газетам, его сигары и сигареты  тоже  помечены
золотой короной. И яхта называется "Золотая Корона"...
   - Неужели, правда? - недоверчиво выдохнул Грожан.
   - Похоже.
   - И никто над ним не смеется?
   - Люди добиваются как чести приглашения в одну из его резиденций.
   Они вышли и остановились у бассейна: он, видимо, был с подогревом, потому
что над водой поднимался легкий пар.
   - Поедете на улицу де Соссэ?
   - Нет. Ограбление меня не касается - оно произошло не на моей территории.
Если можно, я завтра  допросил  бы  их  по  другому  поводу.  Думаю,  что  и
следователь Пуаре не против их послушать.
   - В связи с делом на улице Попенкур?
   - Мы же благодаря ему напали на их след.
   - А ведь и верно...
   Дойдя до машин, мужчины пожали друг другу руки  оба одинаково  тучные,  у
обоих за плечами одинаковая карьера, одинаковый опыт.
   - Я пробуду здесь до утра. В конце концов... Мегрэ уселся рядом с Жанвье.
На заднем сиденье курил Лурти: в темноте светилась красная точка.
   - Ладно, ребята! До сих пор мы работали только  на  службу  безопасности.
Попробуем завтра поработать на себя.
   Жанвье,  намекая  на  не  очень-то  сердечные   отношения   между   двумя
ведомствами, спросил:
   - Думаете, нам дадут их взаймы?

Глава 4

   Этой ночью на улице де Соссэ было, по-видимому, неспокойно:  в  коридорах
толпились предупрежденные  неизвестно  кем  журналисты  и  фотографы.  Мегрэ
поднялся в половине восьмого и машинально включил радио. Передавали новости
как он и ожидал, шел разговор о вилле в Жуи-ан-Жозас и знаменитом миллионере
Филиппе Лербье, имевшем шесть жен и золотые короны.
   "Задержаны четверо, однако комиссар Грожан убежден, что ни один из них не
является настоящим главарем шайки, ее мозгом. С другой стороны, ходят слухи,
что в дело может вмешаться комиссар Мегрэ, но не в связи с кражей картин,  а
по поводу других действий злоумышленников. Эта тема пока держится в тайне".
   Слушая радио, комиссар узнал одну подробность: трое грабителей и тот, кто
стоял на стреме, не были вооружены. К девяти часам он уже  сидел  у  себя  в
кабинете  сразу после доклада начальнику позвонил Грожану.
   - Вам удалось хоть немного поспать?
   - Всего часа три. Хотелось допросить их еще тепленькими. Не раскололся ни
один. А этот бармен, Жюльен Мила, самый умный из всей троицы, просто выводит
меня из себя. Задаешь ему вопрос, а он ехидно глядит на  тебя  и  сладеньким
голосом отвечает: "К сожалению, мне нечего сказать".
   - Они потребовали адвоката?
   - Ну, еще бы! Мэтра Гюэ, понятное дело. Жду его сегодня утром.
   - Когда вы сможете переправить этих субчиков ко  мне?  Следователь  Пуаре
тоже их дожидается.
   - Думаю, в течение дня. Их, видно, нужно будет  вернуть  нам:  я  с  ними
провожусь  долго.  За  два  года  таких  ограблений  в  окрестностях  Парижа
совершено было много, не меньше дюжины, и я убежден, что почти все, если  не
все, - дело рук этих молодчиков. А как у вас? Что с улицей Попенкур?
   - Ничего нового.
   - Полагаете, мои фрукты замешаны в этом?
   - Не знаю. Один из грабителей - маленький,  широкоплечий,  со  шрамом  на
щеке, носит светлый плащ с поясом, верно? И коричневую шляпу?
   - Да, его зовут Демарль. Сейчас выясняем насчет его  судимостей.  Похоже,
он стреляный и не раз входил в конфликт с законом.
   - А Браншю, по кличке Мимиль? Рамочный мастер?
   - Не судим. Долго проживал в Марселе, но сам родом из Рубэ.
   - Ну, пока.
   На первой полосе газеты поместили фотографии грабителей в  наручниках,  а
также снимок  миллионера  на  ипподроме  в  Лонашне:  он  был  в  визитке  и
светло-сером цилиндре. Мила уставился  в  объектив  с  иронической  улыбкой.
Демарль, матрос со шрамом, казалось,  удивлен  тем,  что  с  ним  произошло
рамочник закрыл лицо руками. Дозорный,  одетый  в  мешковатый  костюм,  всем
видом доказывал, что он всего лишь второстепенный персонаж на подхвате.
   "Расследование, которое терпеливо вел в течение двух лет старший комиссар
службы национальной безопасности Грожан, увенчалось успехом".
   Мегрэ пожал плечами. Он думал сейчас не столько о пойманных  проходимцах,
сколько, сам того  не  желая,  об  Антуане  Батийле.  Комиссар  часто  любил
повторять: изучая жертву, дойдешь до убийцы.
   В светло-голубом небе светило тусклое солнце. Термометр показывал градуса
три  тепла   в  большей  части   Франции,   исключая   Западное   побережье,
подмораживало. Мегрэ натянул пальто, взял шляпу и заглянул к инспекторам.  -
Буду примерно через час, ребята. На этот раз он  в  одиночестве.  Ему  очень
хотелось побывать на набережной Анжу одному. Он пошел по  набережным,  потом
свернул на мост Мари. В зубах у него была трубка, руки засунуты  в  карманы.
Он мысленно проделывал маршрут, по которому шел  юноша  с  магнитофоном  той
ночью с 18 на 19 марта, ставшей для него последней.
   Еще издали комиссар увидел обрамляющие подъезд  полосы  черного  крепа  с
огромными буквами "Б", бахромой и серебряными блестками.  Входя  в  дом,  он
увидел привратницу,  наблюдавшую  за  посетителями.  Она  была  молоденькая,
аппетитная. Белый ворот и манжеты платья придавали ему вид форменного. Перед
привратницкой Мегрэ помедлил - просто так,  потому  что  искал  он  наудачу.
Пройдя мимо нее, он поднялся на лифте.  Дверь  Батийлей  была  напротив.  Он
вошел и направился в небольшую гостиную, где стоял гроб. Стоявшая  у  дверей
старая дама с большим достоинством кивнула ему.  Какая-нибудь  родственница?
Знакомая или экономка,  представляющая  семью?  Мужчина  со  шляпой  в  руке
шевелил губами, читая про себя молитву. Женщина - вероятно,  коммерсантка  и
соседка по кварталу - стояла на коленях на  молитвенной  скамеечке.  В  гроб
Антуана еще не водворили: он покоился на погребальном  столе  со  сложенными
руками, вокруг которых были обвиты четки. В пляшущем свете свечей  лицо  его
казалось очень юным. Ему можно было дать скорее лет пятнадцать, чем двадцать
один. Его не только  побрили,  но  и  подстригли  ему  длинные  волосы:  без
сомнения, для того, чтобы посетители не принимали его за хиппи.
   Мегрэ тоже пошевелил губами, но сделал это машинально, без  убежденности,
потом вернулся в холл, ища, к кому  бы  обратиться.  Навстречу  ему  попался
камердинер в полосатом жилете, везший в большую гостиную пылесос.
   - Я хотел бы видеть мадемуазель Батийль, - сказал комиссар. - Меня  зовут
Мегрэ.
   Камердинер поколебался, но все же удалился, пробормотав:
   - Если только она встала.
   Мину, видимо, уже проснулась, но готова еще не была: Мегрэ прождал добрых
десять минут, прежде чем она вышла в пеньюаре  и  домашних  туфлях  на  босу
ногу.
   - Вы что-нибудь обнаружили?
   - Нет, я только хотел побывать в комнате вашего брата.
   - Извините, что принимаю вас в таком виде, но я плохо спала да  и  вообще
не привыкла рано вставать.
   - Ваш отец здесь?
   - Нет, ему пришлось поехать в контору. Мать у себя, но я ее  сегодня  еще
не видела. Пойдемте.
   Они проследовали по одному коридору, потом  свернули  в  другой.  Проходя
мимо открытой двери, за которой Мегрэ заметил неприбранную постель и  поднос
с завтраком, она объяснила:
   - Это моя комната. Там беспорядок, не обращайте внимания.
   Они миновали еще две двери и очутились в  комнате  Антуана.  Через  окно,
выходящее во двор, в комнату  падали  косые  солнечные  лучи.  Скандинавская
мебель выглядела просто и естественно. Книжные полки во всю  стену:  на  них
книги, пластинки, на двух - магнитофонные кассеты.  На  письменном  столе  -
книги, тетради, цветные карандаши   в  стеклянном  блюде  -  три  карликовые
черепашки, плавающие в двух сантиметрах воды.
   - Ваш брат любил животных?
   - Это уже почти прошло. Раньше он притаскивал  сюда  всяческую  живность:
ворону со сломанным крылом, хомяков, белых мышей, метрового  ужа.  Собирался
их приручить, но ничего не выходило.
   В комнате стоял также огромный глобус  на  ножке,  на  маленьком  столике
лежали флейта и ноты.
   - Он играл на флейте?
   - Взял несколько уроков. Где-то  тут  должна  быть  еще  электрогитара...
Учился он играть и на рояле...
   - Наверное, недолго? - улыбнулся Мегрэ.
   - Все его увлечения длились недолго.
   - Кроме магнитофона.
   - Вы правы. Он занимался им уже больше года.
   - Он строил планы на будущее?
   - Нет. Во всяком случае, ни с  кем  не  делился.  Папа  хотел,  чтобы  он
записался  на  естественнонаучный  факультет,  занялся  химией  и  продолжил
отцовское дело.
   - Антуан не согласился?
   - Торговля внушала ему отвращение. Мне кажется, он стыдился, что он - сын
фабриканта духов "Милена".
   - А вы?
   - Мне все равно.
   Было приятно находиться в этой комнате, среди вещей хоть и разношерстных,
но, казалось, знакомых. Чувствовалось, что здесь жили долго и  устроили  все
по-своему. Мегрэ взял наудачу с полки одну из кассет, но на ней  был  только
номер.
   - Здесь где-то должна быть тетрадь, в которой он вел каталог,  -  сказала
Мину. - Погодите.
   Она принялась выдвигать ящики стола, в большинстве своем  набитые  всякой
всячиной. Некоторые бумаги и вещи лежали здесь, видимо, с первых лет лицея.
   - Вот. Надеюсь, здесь записано все: он вел каталог очень тщательно.
   Простая школьная тетрадь в  клеточку.  На  обложке  цветными  карандашами
Антуан прихотливо вывел: "Мои опыты".
   Первая запись гласила: "Кассета 1. Семья за воскресным столом".
   - Почему воскресным? - поинтересовался Мегрэ.
   - Потому что в другие дни отец редко завтракает с нами. А по вечерам  они
с матерью часто обедают в городе или принимают гостей.
   Значит, первую запись он все-таки посвятил семье.
   "Кассета 2. Южная автострада в субботу вечером".
   "Кассета 3. Лес Фонтенбло, ночью".
   "Кассета 4. Метро в 8 вечера".
   "Кассета 5. Полдень на площади Оперы".
   Дальше шли антракт  в  театре  Жимназ,  кафе  самообслуживания  на  улице
Понтье, аптечный магазин на Елисейских полях.
   "Кассета 10. Кафе в Пюто".
   Любопытство юноши росло, и незаметно для себя он изменил социальную сферу
своих исследований: проходная завода, танцульки на улице Лапп, бар на  улице
Гравилье, окрестности канала Сен-Мартен,  бал  цветов  в  Лавиллет,  кафе  в
Сен-Дени. Его интересовал уже не центр Парижа, а окраины, почти трущобы.
   - Это в самом деле было опасно?
   - Более или менее. Ходить туда, скажем  так,  не  рекомендуется   он  был
прав, что не брал вас с собой. Люди, которые бывают в этих местах, не любят,
когда в их дела суют нос чужаки, тем более с магнитофоном.
   - Думаете, из-за этого..?
   - Не знаю... Не уверен... Чтобы ответить  определенно,  нужно  прослушать
все кассеты. Судя по тому, что я вижу, это займет часы, если не дни.
   - Так вы не будете их слушать?
   - Если бы можно было забрать их на время, я поручил бы  одному  из  своих
инспекторов...
   - Я не могу взять на себя такую ответственность. Понимаете, после  смерти
брат стал чем-то вроде святыни, и все его  вещи  приобрели  новую  ценность.
Раньше с ним обращались, как со взрослым мальчишкой  это его страшно  злило.
Но он и в самом деле в некоторых отношениях оставался ребенком.
   Взгляд Мегрэ скользил по стенам, по фотографиям  обнаженных  красоток  из
американских журналов.
   - Ив этом смысле, - прервала она, -  брат  тоже  был  совсем  мальчишкой.
Убеждена, что он ни разу не спал с девушкой. Ухаживал за некоторыми из  моих
подруг, но дело ни до чего не доходило.
   - У него была машина?
   - На двадцатилетие родители подарили ему небольшой английский автомобиль,
В течение двух  месяцев  он  проводил  все  свободное  время  за  городом  и
оборудовал машину всеми мыслимыми приспособлениями. После  этого  потерял  к
ней всякий интерес и ездил лишь по необходимости.
   - А в свои ночные экспедиции?
   - Никогда... Пойду спрошу у мамы, можно ли отдать вам  кассеты.  Надеюсь,
она уже встала.
   Была половина одиннадцатого. Девушка отсутствовала довольно долго.
   - Разрешила, - сообщила  она,  вернувшись.  -  Единственное,  о  чем  она
просит, - это чтобы вы поймали убийцу. Отец,  кстати  говоря,  подавлен  еще
больше, чем она. Это его единственный сын. С тех пор, как это произошло,  он
перестал с нами говорить, уезжает в контору ни свет ни заря. Как бы нам  все
это упаковать? Нужен чемодан или большая коробка. Лучше чемодан... Постойте,
я, кажется, знаю, где его взять.
   На чемодане, который она  принесла  через  минуту,  была  золотая  корона
торговца кожаными изделиями с улицы Руайаль.
   - Вы знаете Филиппа Лербье?
   - Его знают родители. Они обедали у него несколько раз,  но  дружбой  это
назвать нельзя. Это человек, который занимается в основном разводами, да?
   - Этой ночью едва не ограбили его загородный дом. Вы не слушаете радио?
   - Только на пляже, музыку.
   Она помогла Мегрэ уложить кассеты в чемодан и сунула сверху каталог.
   - Больше вас ничего не интересует? Можете приходить и спрашивать в  лю