о   установить,   каким   оружием
пользовались в данном случае.
   Мегрэ понимающе кивнул.
   - Вы знакомы, господин комиссар, с карабином 22-го калибра?
   - Более или менее.
   Скорее менее, чем более, ибо он не припомнил ни одного преступления в
Париже, совершенного с помощью такого оружия.
   -  Из  него  можно  стрелять  выборочно  -  короткими  или   длинными
патронами.  Короткие  предназначены  для  стрельбы  на   очень   близком
расстоянии, но пули длинного патрона поражают цель даже на расстоянии  в
сто пятьдесят метров и больше.
   На  мраморной  каминной  доске  лежали  кучкой  еще  двадцать  других
свинцовых кусочков.
   - Н-да... Вчера мы проделали опыт  с  несколькими  карабинами.  Пуля,
которой убили Леони Бирар, была, вероятно, длинная, 22-го калибра, и вес
ее соответствовал весу тех, которые мы испытали.
   - А патрон не нашли?
   - Мои люди  тщательно  обыскали  сад  за  домом.  Они  и  сейчас  еще
продолжают поиски. Вряд ли стрелявший подобрал гильзу... Как  видите,  я
пытаюсь объяснить вам, что у нас крайне мало вещественных доказательств.
   - Скажите, а давно ли пользовались этими ружьями?
   - Недавно. Но установить это точно трудно, так как  мальчишки  обычно
не заботятся о чистке и смазке  ружья  после  употребления.  Медицинская
экспертиза - взгляните, вот справка -  тоже  не  очень-то  нам  помогла,
потому что врач  не  может  определить  даже  приблизительно,  с  какого
расстояния произведен был выстрел. Это могло быть и с  пятидесяти  и  со
ста метров...
   Стоя у окна, Мегрэ набивал  трубку  и  рассеянно  слушал  лейтенанта.
Напротив церкви он видел  мужчину  с  всклокоченными  черными  волосами,
который подковывал лошадь, и молодого парня, державшего ее ногу.
   - Вместе со следователем мы рассмотрели  многие  возможные  гипотезы.
Первая,  пришедшая  нам  на  ум,  может  показаться  вам  странной:  это
несчастный случай.
   Преступление настолько невероятно, так мало возможностей убить старую
почтальоншу из карабина 22-го  калибра,  что  мы  невольно  задали  себе
вопрос: не произошло ли это случайно? Кто-нибудь в саду, как  это  часто
делают мальчишки, мог стрелять по воробьям. Бывают  еще  более  странные
совпадения... Вы понимаете, что я хочу сказать?
   Мегрэ утвердительно кивнул. Чувствовалось, что  лейтенант  испытывает
почти детское желание добиться его одобрения, и трогательно было видеть,
как он старался.
   - Мы отнесли эту гипотезу к разряду теории чистой  случайности.  Если
бы смерть Леони Бирар произошла в другое время дня, или в выходной день,
или в  каком-либо  другом  месте,  то  мы  бы  и  остановились  на  этом
предположении, как на наиболее вероятном. Однако старуха была убита в то
время, когда все дети были в школе.
   - Все?
   - Почти все. В этот день  в  школе  отсутствовало  трое  или  четверо
учащихся, и все они живут довольно далеко. Кроме  того,  в  это  утро  в
деревне их не видели. Еще один - сын мясника - уже целый месяц  лежит  в
постели. Мы обсудили также и второе предположение  -  недоброжелательное
отношение к покойной. Допустим,  кто-то  из  соседей,  кого  она  сильно
разозлила, выстрелил издалека, чтобы попугать  ее  или  разбить  окно...
разумеется не помышляя при этом об убийстве. Я еще не отказался от  этой
второй версии, ибо третья - преднамеренное  убийство  -  потребовала  бы
первоклассного стрелка. Если бы пуля попала не  в  глаз,  а  куда-нибудь
еще, старуха бы отделалась легким ранением. А  чтобы  попасть  именно  в
глаз, да еще с  большого  расстояния,  надо  быть  исключительно  метким
стрелком... Не забывайте, что все это произошло среди бела дня,  посреди
деревни, в тот час, когда большинство женщин дома.
   Стояла хорошая погода, и многие окна были раскрыты настежь.
   - Вы пытались установить, где находился каждый из  ее  соседей  около
четверти одиннадцатого утра?
   - Вы слышали показания Марии  Шмелкер.  Показания  остальных  так  же
неубедительны, как и ее. Все дают  показания  очень  неохотно,  а  когда
вдаются в подробности, то это только больше запутывает дело.
   - Помощник полицейского был в своем саду?
   -  По-видимому,  да.  Все  зависит  от  того,  на  какое  время  надо
ориентироваться - на радио или  на  церковные  часы,  так  как  часы  на
церковной башне спешат на пятнадцать - двадцать минут.  Кто-то  из  тех,
кто слушал радио, сказал, что  видел,  как  Тео  направлялся  в  "Уютный
уголок" в начале одиннадцатого. А в "Уютном уголке" утверждают,  что  он
пришел туда уже после половины одиннадцатого. Жена мясника, сушившая  на
дворе белье, утверждает, что видела, как он  вошел,  по  обыкновению,  в
свой погребок пропустить стаканчик вина.
   - У него есть карабин?
   - Нет. Только охотничье ружье - двустволка. Я рассказываю вам все это
лишь для того, чтобы показать,  насколько  мне  трудно  получить  точные
сведения. Только мальчишка стоит на своем.
   - Сын полицейского?
   - Да.
   - Почему он ничего не сказал при первом допросе?
   - Я задал ему такой вопрос, но  он  ответил  весьма  уклончиво.  Вам,
конечно, известно, что его отец, Жюльен  Селье,  женился  на  племяннице
старухи.
   -  Я  знаю  также,  что  Леони  Бирар  объявила  ей,  что  лишает  ее
наследства.
   - Марсель Селье сказал, что он не хотел впутывать своего отца  в  это
дело. Только вчера вечером он рассказал отцу об  этом.  И  Жюльен  Селье
привел его к нам только в четверг утром. Вы их увидите. Это симпатичные,
честные люди.
   - И Марсель видел, как учитель выходил из сарая?
   - Так он утверждает. В классе дети были предоставлены самим себе, они
баловались, а Марсель Селье, серьезный,  спокойный  мальчик,  подошел  к
окну и увидел Жозефа Гастена, выходившего из сарая.
   - А он видел, как тот туда входил?
   - Нет, только как он выходил. В этот момент  выстрел  уже  прозвучал.
Учитель же продолжает отрицать, что в то утро он входил в сарай. Или  он
врет, или мальчишка все выдумал. Но зачем?
   - В самом деле, зачем? - спросил Мегрэ.
   Перемена в школе кончилась. Мимо окна прошли две женщины с сумками  в
руках, направляясь в кооператив.
   - Могу я осмотреть дом Леони Бирар? - спросил Мегрэ.
   - Я провожу вас. Ключ у меня.
   Ключ также лежал на каминной полке. Лейтенант  сунул  его  в  карман,
застегнул китель и надел фуражку. Они вышли. В лицо  им  пахнуло  морем.
Правда, запах моря был едва уловим, и это огорчило Мегрэ.
   Они завернули за угол и перед заведением Луи  Помеля  комиссар  вдруг
сказал:
   - Не выпить ли нам по стаканчику?
   - Вы полагаете?.. - смущенно пробормотал лейтенант.
   Пить в бистро или в харчевне было не в его правилах.
   Предложение комиссара смутило его, и он не знал, как отказаться.
   - Я думаю, только...
   - О, всего один глоток белого вина.
   Тео сидел в углу за стойкой, вытянув длинные  ноги,  бутылка  вина  и
стакан стояли поблизости. Напротив него стоял  почтальон,  вместо  левой
руки у него был железный крюк. Когда они вошли, оба замолчали.
   - Что вам предложить, господа? - спросил Луи, стоявший за  стойкой  с
засученными рукавами.
   - По стаканчику белого вина.
   Смущенный  Даньелу  старался   держаться   с   достоинством.   Может,
поэтому-то помощник полицейского и  смотрел  на  них  обоих  насмешливо.
Высокий, громоздкий, он был, видимо, раньше толстяком, а теперь похудел,
и его  дряблая  кожа  покрылась  морщинистыми  складками,  напоминавшими
чем-то смятую одежду.
   В его взгляде читалась  насмешливая  самоуверенность  крестьянина,  к
которой  добавлялась  самоуверенность  политикана,  привыкшего   вносить
сумятицу в муниципальные выборы.
   - Так что же стало с этим канальей Гастеном? - спросил он будто ни  к
кому не обращаясь.
   И Мегрэ, не зная почему, ответил ему в том же тоне:
   - Он ждет, когда кто-то другой займет его место.
   Такой ответ шокировал лейтенанта. А почтальон быстро обернулся.
   - Вам удалось что-то открыть? - спросил он.
   - Вы должны знать эти места  лучше,  чем  кто-либо  другой.  Ведь  вы
ежедневно совершаете обход всей округи.
   - И какой обход! Прежде было не так: тогда люди не  получали  за  всю
свою жизнь ни одного письма. Я  вспоминаю,  что  на  некоторые  фермы  я
заходил только раз в год,  с  календарем.  А  сейчас  не  только  каждый
получает газету, которую надо приносить ему на дом, но есть еще и такие,
кто получает пособия или пенсии. Если бы вы знали, сколько на это уходит
бумаги... - С удрученным видом он повторил:
   - Сколько бумаги! Сколько бумаги!.. - Он проговорил это таким  тоном,
словно сам заполнял все эти бумаги. -  Сначала  ветераны  войны.  Это  я
понимаю. Затем вдовьи  пенсии.  Потом  социальное  страхование,  пособия
многодетным семьям. И пособия... - Он повернулся к полицейскому:
   - Ты ведь знаешь, небось в деревне не найдется  ни  одного  человека,
который за что-нибудь не получал бы пособия от  государства.  Я  уверен,
что некоторые и детей рожают лишь для того, чтобы получать пособия...
   С запотевшим в руке стаканом Мегрэ весело спросил:
   - Вы думаете, что пособия имеют какое-то  отношение  к  смерти  Леони
Бирар?
   - Кто знает!
   Это была, конечно, его навязчивая идея. Он тоже  получал  пособие  за
свою руку. Его бесило, что и другие их получают. В общем, он завидовал.
   Глаза Тео по-прежнему смеялись. Мегрэ потягивал  маленькими  глотками
вино, и это почти совпадало с его представлением о поездке  на  взморье.
Воздух был того же цвета и того  же  привкуса,  что  и  белое  вино.  На
площади две курицы долбили клювом твердую как  камень  землю.  На  кухне
Тереза чистила лук и вытирала время от времени глаза уголком передника.
   - Пошли?
   Даньелу, едва пригубив вино, с чувством облегчения последовал за ним.
   -  Вам  не  кажется,  что  эти  крестьяне  насмехаются  над  нами?  -
озадаченно спросил он, выйдя на улицу.
   - Черт возьми!
   - Можно подумать, что это вас забавляет.
   Мегрэ ничего не ответил. Ему  начинало  нравиться  его  пребывание  в
деревне, и он ничуть не жалел, что уехал с  набережной  Орфевр.  Сегодня
утром он даже не позвонил по телефону жене, как обещал. Он еще не  видел
здесь почтового отделения. Надо бы спросить, где оно находится.
   Они прошли мимо  галантерейной  лавки,  за  окнами  которой  комиссар
увидел такую старую и такую тощую женщину, что было удивительно, как это
она еще ухитряется жить.
   - Кто это?
   - Одна из двух сестер. Обе они почти одного возраста. Девицы Тевенар.
   В детстве в его деревне тоже лавочку держали две старые  девы.  Можно
было  подумать,  будто  во   всех   деревнях   Франции   люди   как   бы
взаимозаменяемы.  Прошли  годы.  На   дорогах   появились   быстроходные
автомобили. На смену повозкам пришли автобусы и грузовики.
   Почти всюду появились кинотеатры. Изобрели радио  и  пропасть  других
вещей. А между тем здесь, в  Сент-Андре,  Мегрэ  встречал  людей  своего
детства, застывших в неподвижности, как на переводных картинках.
   - Вот дом Леони!
   Это  был  старый,  единственный  на  этой  улице  дом,   который   не
ремонтировался уже много лет. Лейтенант вставил огромный  ключ  в  замок
двери, выкрашенной зеленой краской, толкнул ее, и на них  сразу  пахнуло
тем сладковатым, затхлым запахом, который встречаешь  только  в  местах,
где уединенно живут старые люди.
   Первая комната немного походила на ту, в которой его принимала  мадам
Гастен,  с  той  только  разницей,  что  отполированная  дубовая  мебель
потускнела, кресла изрядно потерлись и что  здесь  имелся  медный  набор
каминных принадлежностей. В одном из углов стояла все еще не  застланная
кровать.
   - Спальни находятся наверху, - пояснил лейтенант.  -  Последние  годы
Леони Бирар не могла уже подниматься наверх. Она жила на первом этаже  и
спала в этой комнате. Здесь ни к чему не прикасались.
   За полуотворенной дверью видна была довольно большая кухня с каменным
очагом, рядом с которым поставили когда-то угольную печь. Повсюду грязь,
пыль, копоть...
   На печке ржавые круги от кастрюль.  Все  стены  в  грязных  пятнах  и
подтеках. Перед окном стояло кожаное кресло, в котором старуха проводила
большую часть дня.
   Мегрэ сразу понял, почему она охотнее торчала здесь, а не в  передней
комнате. Ведь по дороге к морю почти никто не ходил,  тогда  как  позади
дома можно было видеть и обитателей домов,  и  дворы,  и  сады,  и  даже
школьный двор.
   Для нее это был привычный замкнутый круг. Сидя в своем кресле,  Леони
Бирар ежедневно принимала участие в жизни десятка семей, и если бы у нее
было хорошее зрение, она могла бы разглядеть, что именно они едят.
   - Вряд ли стоит говорить, что меловая черта показывает место, где она
была найдена. Пятно, которое вы видите...
   - Понимаю.
   - Крови было не так уж много.
   - Где сейчас тело?
   - Его перевезли в морг Ла-Рошели для вскрытия.
   - До сих пор неизвестно, кто будет ее наследником?
   - Я всюду искал завещание и даже звонил по телефону ее поверенному  в
Ла-Рошели. Она не раз говорила ему, что собирается  написать  завещание,
но так и не сделала этого.  У  него  находятся  на  хранении  документы,
облигации, свидетельства на владение этим домом и на другой дом, в  двух
километрах отсюда.
   - Таким образом, если мы ничего не найдем,  ее  наследницей  окажется
племянница. Так?
   - По-видимому.
   - Что говорит по этому поводу сама племянница?
   - Она не рассчитывала на это. Селье не нуждаются.
   Они не богачи, но в их руках хорошее дело. Вы их увидите. Я, конечно,
не такой знаток людей, как вы,  но  эти  люди  мне  кажутся  честными  и
трудолюбивыми.
   Мегрэ стал копаться в ржавой кухонной  утвари,  открывал  и  закрывал
бесчисленные ящики... Чего там только не было: пуговицы, гвозди, черепки
вперемешку с катушками без ниток, шпильки, кнопки...
   Он  вернулся  в  первую   комнату,   где   стоял   старинный   комод,
представлявший известную ценность, и тоже выдвинул ящики.
   - Вы осмотрели эти бумаги?
   Лейтенант слегка покраснел,  будто  его  уличили  в  провинности  или
поставили перед неприятной очевидностью.
   У него был точно такой же вид, что и в  гостинице  Луи,  когда  Мегрэ
предложил ему стаканчик белого вина.
   - Это письма.
   - Вижу.
   - Все они десятилетней давности. Как раз в это  время  она  была  еще
почтальоншей...
   - Насколько я могу судить, письма эти адресованы не ей.
   - Так точно. Я присоединю письма  к  делу.  Я  уже  говорил  об  этом
судье... Не могу же я сделать все сразу!..
   Каждое письмо хранилось в конверте, и можно было без труда  прочитать
имена самых различных  адресатов,  в  том  числе  имена  многих  женщин,
включая даже двух сестер Тевенар, владелиц галантерейной лавочки.
   -  Насколько  я  понимаю,  Леони  Бирар,  будучи   почтальоншей,   не
доставляла всю корреспонденцию адресатам.
   Он наскоро прочитал некоторые письма.
   "Дорогая мамочка, я пишу тебе это письмо, чтобы сказать, что чувствую
я себя хорошо. Надеюсь, что ты тоже. Мне очень  нравится  у  моих  новых
хозяев, вот только старый дед, который живет вместе с  ними,  весь  день
кашляет и плюет на пол..."
   В другом говорилось:
   "Я встретила на улице двоюродного брата Жюля, и  он  очень  смутился,
увидев меня. Он был навеселе, и сначала  я  подумала,  что  он  меня  не
узнал..."
   По-видимому,  Леони  Бирар   распечатывала   не   все   письма.   Она
интересовалась только некоторыми семьями, в частности семействами  Корню
и Рато, которых было в деревне очень много.
   На многих письмах были наклеены  марки  сената.  Они  были  подписаны
известным политическим деятелем, умершим два года назад.
   "Дорогой друг, я  получил  ваше  письмо  с  описанием  бури,  которая
разрушила ваши заграждения и унесла более двухсот стоек. Я готов сделать
все   необходимое,   чтобы   денежные   фонды,    предусмотренные    для
удовлетворения жертв национальных бедствий..."
   - Я навел справки, - пояснил лейтенант, - это были  сосновые  стойки,
установленные в море и связанные друг с другом  с  помощью  фашин.  Туда
запускают партии молодых ракушек, чтобы они там жирели.
   При каждом сильном приливе часть этих стоек уносится  в  море.  Стоят
они дорого, так как их привозят издалека.
   - А ловкие люди оплачивают эту потерю за счет государства  под  видом
национального бедствия!
   - Сенатор был очень популярен, - заметил Даньелу кисло-сладким тоном.
- Он без труда добивался переизбрания.
   - Вы прочитали все письма?
   - Я бегло просмотрел их.
   - Нет ли в них какой-нибудь зацепки?
   -  К  сожалению,  нет.  Они  просто  объясняют,  почему  вся  деревня
ненавидела Леони Бирар. Она слишком много знала о каждом. И всем  резала
в глаза правду-матку. Но я не обнаружил в этих письмах ничего такого, за
что можно было ее убить спустя десять лет. Большинство писем  адресованы
тем, кто уже давно умер, а их детей не очень-то беспокоит прошлое.
   - Вы возьмете письма с собой?
   - Сегодня они мне ни к чему, я могу вам оставить ключ от  дома...  Вы
не хотите подняться наверх?
   Для очистки совести Мегрэ поднялся на второй этаж.
   Две комнаты, набитые старыми вещами и старой мебелью,  ничего  нового
ему не рассказали.
   Выйдя из дома, он взял ключ, который предлагал ему лейтенант.
   - Что вы теперь будете делать?
   - В котором часу кончаются уроки в школе?
   - Утренние уроки кончаются в половине двенадцатого.  Некоторые  дети,
живущие поблизости, уходят на завтрак домой.  Ну  а  те,  кто  живет  на
фермах  или  на  побережье,  приносят  завтрак  в  школу.  Уроки   снова
начинаются в половине второго и кончаются в четыре часа.
   Мегрэ вынул из кармана часы. Было десять минут одиннадцатого.
   - Вы остаетесь в деревне?
   - Мне  нужно  еще  повидаться  со  следователем,  который  допрашивал
сегодня утром учителя, но после полудня я вернусь.
   - До скорого.
   Мегрэ пожал лейтенанту руку, постоял немного  на  солнце,  посмотрел,
как легким шагом уходит лейтенант, будто сбросив с себя тяжелую ношу,  и
вернулся в гостиницу.
   Тео, по своему обыкновению, был у Луи. В противоположном  углу  сидел
оборванный старик бродяга с седыми всклокоченными волосами. Наливая себе
вино дрожащей рукой, он равнодушно взглянул на Мегрэ.
   - Вы будете у нас обедать? - спросил Луи у комиссара. - Тереза  жарит
кролика.
   Тереза вышла из кухни:
   - Любите ли вы кролика в белом вине, господин Мегрэ?
   Она вышла только для того, чтобы бросить на него признательный взгляд
заговорщика. Он ее не предал.
   Теперь, успокоившись, она даже похорошела.
   - Убирайся на кухню!
   У гостиницы остановился грузовичок,  и  в  комнату  вошел  человек  в
одежде мясника. В отличие от большинства мясников он был худ, бледен,  с
кривым носом и гнилыми зубами.
   - Стаканчик перно, Луи, - бросил он  хозяину  и  повернулся  к  глупо
улыбавшемуся Тео:
   - Привет, старый бродяга.
   Помощник полицейского едва кивнул.
   -  Не  очень  устал?  Подумать  только,  есть  же  на   свете   такие
бездельники, как ты!.. - И обратился к Мегрэ:
   - Так это вы, по-видимому, пытаетесь раскрыть тайну?
   - Пытаюсь.
   - Старайтесь. Если вам это удастся, то вас надо будет наградить.
   Он обмочил свои длинные усы в стакане с вином.
   - Как поживает твой сын? - спросил Тео из своего угла, лениво вытянув
вперед ноги.
   - Доктор считает, что ему уже можно ходить.  Хорошо  ему  говорить  -
ходить! Как только мы его ставим на ноги, он падает. Доктора понимают не
больше, чем помощники полицейских.
   Он делал вид, что шутит, но в голосе его угадывалась горечь.
   - На сегодня ты уже закончил?
   - Пока нет, надо еще съездить в Бурраж.
   Он заказал себе еще стаканчик, выпил его сразу, вытер  усы  и  сказал
Луи:
   - Запиши это на мой счет. - Потом комиссару:
   - Желаю удачи!
   Проходя мимо Тео, он нарочно задел его ногу:
   - Ну бывай, непутевый!
   Слышно было, как он завел мотор и сделал полкруга по площади.
   - Его отец и мать умерли от туберкулеза, - пояснил Луи. - Сестра