вовал, что они принадлежали к другому миру, отличному от
мира его и Мегрэ, от квартала Пикпюс, где они оба жили.
   Много раз комиссару приходилось  заниматься  людьми  подобного  рода,
которые^ непринужденно чувствуют себя как в Лондоне, так в  Нью-Йорке  и
Риме, садятся в самолет, как другие в  вагон  метро,  останавливаются  в
роскошных гостиницах, и в  какой  бы  стране  это  ни  происходило,  они
сохраняют прежние привычки и встречают друзей, с которыми как бы создают
некое своеобразное международное сообщество.
   Принадлежность к нему определяется не только тугим  кошельком.  Такие
люди ведут определенный образ жизни, имеют свою манеру  поведения,  даже
мораль, отличающуюся от морали простых смертных.
   Мегрэ никогда не чувствовал себя непринужденно в  их  присутствии,  и
ему трудно было справиться с раздражением, которое можно было принять за
чувство зависти.
   - О чем ты думаешь?
   - Ни о чем.
   Казалось, он действительно ни  о  чем  не  думал.  В  голове  у  него
возникали неясные мысли, и он вздрогнул, услышав телефонный звонок. Было
уже без десяти минут девять, и он собирался подняться из-за стола, чтобы
надеть пальто.
   - Алло!..
   - Это Люка-Люка, который должен был уйти с дежурства в девять часов.
   -  Мне  только  что  позвонил  комиссар  Маникль  из   четырнадцатого
округа... Прошлой ночью в небольшом частном доме на  авеню  Парк-Монсури
убит человек... Некий Наур, ливанец...  Приходящая  служанка  обнаружила
его в восемь часов...
   - Лапуэнт пришел?
   - Я, кажется, слышу его  шаги  в  коридоре...  Минутку...  Да...  Это
действительно он...
   - Скажи ему, чтобы заехал за мной... Сообщи Маниклю, что я постараюсь
приехать как можно скорее... А ты иди спать...
   - Спасибо, шеф...
   Мегрэ повторил вполголоса:
   - Наур... Наур...
   Еще один иностранец. Этой ночью - голландка и колумбиец. Теперь  Наур
с Ближнего Востока.
   - Что, новое дело? - спросила его жена.
   - Преступление на авеню Парк-Монсури...  Он  обмотал  толстым  шарфом
шею, надел пальто и взял в руки шляпу.
   - Разве Лапуэнт не поднимется сюда?
   - Мне нужно несколько минут подышать свежим воздухом...
   Лапуэнт ждал его перед домом. Мегрэ уселся в маленькую черную машину.
   - У тебя есть точный адрес?
   - Да, шеф. Это последний дом перед парком, он окружен садом...
   Кажется, вам не удалось выспаться этой ночью...
   Машины двигались медленно, с трудом. Несколько автомобилей занесло, и
они остановились поперек улицы, прохожие шли с большой осторожностью.
   Сена, по которой медленно плыла шуга, отливала темно-зеленым цветом.
   Они остановились у дома с громадными окнами на первом  этаже.  Здание
было построено, видимо, в  конце  двадцатых  годов,  когда  в  некоторых
районах Парижа, главным образом в Отей и на Монпарнасе, вырос целый  ряд
домов, похожих на этот.
   Полицейский, расхаживавший взад и вперед,  отдал  честь  комиссару  и
открыл перед ним железную дверцу, ведущую в небольшой сад.
   Мегрэ и Лапуэнт, пройдя по аллее, поднялись по ступенькам на  крыльцо
и встретили второго полицейского, который провел их в гостиную.
   Маникль  находился  там  с  одним  из  своих  инспекторов.  Это   был
небольшого роста сухощавый человек с усами, которого Мегрэ знал вот  уже
лет двадцать. Они пожали друг другу руки, и комиссар полиции  указал  на
тело, распростертое на полу позади письменного стола красного дерева.
   - Служанка, некая Луиза Воден, вызвала нас по телефону в восемь часов
пять минут. Ее рабочий день начинается в восемь утра. Она живет  в  двух
шагах отсюда.
   - Кто он, Наур?
   - Феликс Наур, сорока двух лет, гражданин Ливана, профессии не имеет.
   Вот уже шесть месяцев как поселился в этом доме, он  снимает  его  со
всей обстановкой у художника, который уехал в Соединенные Штаты...
   В комнате было очень жарко, несмотря  на  огромные  окна,  наполовину
покрытые изморозью, как и в квартире Мегрэ на бульваре Ришар-Ленуар.
   - Когда вы приехали, шторы были открыты?
   - Нет, задернуты... Эти  плотные  шторы  с  подкладкой  из  фетра  не
позволяют холоду проникать в комнату.
   - Врач приехал?
   - Квартальный врач только  что  заходил  и  подтвердил  факт  смерти,
которая и без того очевидна... Я вызвал  судебно-медицинского  эксперта,
жду его и представителя прокуратуры с минуты на минуту...
   Мегрэ повернулся к Лапуэнту.
   - Позвони-ка Моэрсу, пусть сейчас же приедет со своими людьми... Нет,
не отсюда... Здесь на телефонных трубках могут быть отпечатки пальцев...
   Поищи какое-нибудь кафе или автомат поблизости.
   Он снял пальто, затем шарф, так как после  почти  бессонной  ночи  от
стоявшей в комнате жары у него кружилась голова.
   Комната была просторной. Пол покрывал светло-голубой ковер, а мебель,
хотя и разного стиля, была дорогой и подобрана со вкусом.
   Обходя кругом письменный стол в стиле ампир, чтобы  лучше  разглядеть
убитого, комиссар заметил возле бювара фотографию в серебряной рамке.
   Это был портрет молодой женщины с  печальной  улыбкой,  державшей  на
коленях годовалого ребенка, рядом стояла девочка лет трех.
   Нахмурив брови, он схватил портрет, чтобы разглядеть его  поближе,  и
увидел на лице женщины шрам, идущий от левого глаза к уху.
   - Это его жена?
   - Полагаю, что да. Я попросил посмотреть наши реестры.  Она  записана
под именем Эвелины Наур, до замужества Виемерс, родилась в Амстердаме.
   - Она находится в доме?
   - В ее комнату  стучали  и,  не  получив  ответа,  открыли  дверь.  В
помещении некоторый беспорядок, но постель не смята...
   Мегрэ наклонился над скрюченным телом, но увидел лишь  половину  лица
убитого. Насколько он мог судить, ни к чему не прикасаясь  руками,  пуля
проникла в горло, разорвав сонную артерию,  отчего  на  ковре  разлилась
впечатляющая лужа крови.
   Наур был небольшого роста, полноватый, начинающий  лысеть  человек  с
короткой черной бородкой. На холеной левой руке было обручальное кольцо,
а правой он сжимал горло, словно пытаясь остановить кровотечение.
   - Вам известно, кто жил в этом доме?
   - Я задал служанке лишь несколько  вопросов,  предпочитая,  чтобы  вы
сами допросили ее. Я попросил мадам Боден и секретаря остаться  наверху,
с ними один из моих людей.
   - Где эта мадам Боден?
   - Позвать ее?
   - Да, прошу вас.
   Лапуэнт вернулся в комнату и сообщил:
   - Я позвонил, шеф... Моэрс сейчас приедет...
   Луиза Боден вошла с выражением упрямства и вызова на лице. Мегрэ знал
этот  тип  парижской  прислуги,  видевшей  в  жизни  лишь  страдания   и
неприятности. Такие люди без всякой надежды ждут наступления  еще  более
мучительной  старости.  Характер  у  них  ожесточается,  они  становятся
недоверчивыми и злятся на весь мир из-за своих несчастий.
   - Вас зовут Луиза Боден?
   - Да, я мадам Боден.
   Она подчеркнула слово  "мадам",  что,  очевидно,  представляло  в  ее
глазах признак женского достоинства. Одежда висела на ее тощем  теле,  а
темные  глаза  смотрели  пристально   и,   казалось,   горели   каким-то
лихорадочным огнем.
   - Вы замужем?
   - Была...
   - Ваш муж умер?
   - Если вам так хочется знать, то он во Френе, и поделом ему...
   Мегрэ предпочел не уточнять, что привело ее мужа за решетку.
   - Вы давно работаете в этом доме?
   - Завтра будет пять месяцев...
   - Каким образом вас приняли на работу?
   - Я пришла наниматься по объявлению.  Раньше  я  работала  приходящей
прислугой то в одном месте, то в другом...
   Она ухмыльнулась, взглянув на тело убитого, и пробурчала:
   - И они еще утверждали в объявлении - постоянное место!
   - Вы не оставались здесь ночевать?
   - Никогда. Я уходила в восемь вечера и приходила в восемь утра...
   - У господина Наура была какая-нибудь профессия?
   - Должно быть, он что-то делал, ведь у него есть  секретарь,  который
часами возится с его бумагами...
   - Кто этот секретарь?
   - Какой-то тип из его же страны, господин Фуад...
   - Где он сейчас?
   Она повернулась к комиссару квартала.
   - В своей комнате...
   Ее голос звучал вызывающе.
   - Вам он не нравится?
   - Почему он должен мне нравиться?
   - Вы пришли сегодня утром в восемь  часов...  и  сразу  вошли  в  эту
комнату?
   - Вначале я пошла  на  кухню,  поставила  греться  воду  на  плиту  и
повесила пальто...
   - Сначала вы открыли эту дверь?
   - Я всегда начинала уборку отсюда...
   - Когда увидели тело, что вы сделали?
   - Позвонила в комиссариат...
   - Не сообщив о случившемся господину Фуаду?
   - Я никому об этом не сообщала...
   - Почему?
   - Потому что я не доверяю людям, и особенно тем, которые живут в этом
доме...
   - По какой причине вы им не доверяете?
   - Потому что они ненормальные...
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Я-то знаю, что имею в виду... Никто не  может  помешать  мне  иметь
свое мнение, правда?
   - Ожидая полицию, вы не поднялись, чтрбы предупредить секретаря?
   - Нет. Я пошла на кухню варить себе кофе, утром у  меня  нет  времени
приготовить его дома...
   - Господин Фуад уже был внизу?
   - Он редко спускается вниз раньше десяти...
   - Он спал?
   - Говорю вам, я не поднималась на второй этаж.
   - А горничная?
   - Это горничная мадам. Она не занимается хозяином. Мадам  остается  в
постели до полудня, и ничто не мешало горничной тоже поспать подольше...
   - Как ее зовут?
   - Нелли какая-то... Раз  или  два  я  слышала,  как  ее  называли  по
фамилии, но не запомнила... Голландская фамилия... Она голландка, как  и
мадам...
   - Она вам тоже не нравится?
   - А что, это преступление не любить кого-то?
   - На этой фотографии я вижу, что у вашей хозяйки  двое  детей...  Они
находятся в доме?
   - Ноги их никогда не было в этом доме...
   - Где они живут?, - Где-то на Лазурном берегу, со своей няней...
   - Родители часто навещали их?
   - Мне ничего об этом  неизвестно.  Они  много  путешествовали,  почти
всегда врозь, но я никогда не спрашивала, ку да они направлялись...
   Фургончик полицейской лаборатории остановился перед садом, и из  него
вышли Моэрс и его сотрудники.
   - Много ли гостей принимал господин Наур?
   - Что вы подразумеваете под словом "принимал"?
   - Приглашал ли он друзей обедать или ужинать?
   - Нет, не приглашал, во всяком случае, пока я здесь работаю.  К  тому
же он сам чаще всего обедал в городе.
   - А его жена?
   - И она тоже.
   - Они вместе обедали?
   - Я за ними никогда не следила.
   - К хозяевам кто-нибудь приходил?
   - Иногда господин встречался с кем-то в кабинете...
   - С кем-то из друзей?
   - У меня нет привычки  подслушивать  под  дверью...  Это  были  почти
всегда иностранцы,  люди  из  его  страны,  с  которыми  он  говорил  на
непонятном языке.
   - Господин Фуад присутствовал на этих беседах?
   - Иногда.
   - Минутку, Моэрс, вы не можете начать свою работу, пока  не  прибудет
судебно-медицинский эксперт... Благодарю вас, мадам Бодан...  Прошу  вас
оставаться на кухне и не делать уборку до тех пор, пока все помещения не
будут осмотрены... Где находится комната мадам Наур?
   - Наверку, на втором этаже...
   - Господин Наур и его жена занимали одну общую комнату?
   - Нет. Комната хозяина на первом этаже, с другой стороны коридора...
   - В этом доме есть столовая?
   - Эта комната и есть столовая...
   - Благодарю вас за помощь.
   - Не за что.
   И она с достоинством вышла.
   Минуту спустя Моэрс поднимался по лестнице,  которая  была  застелена
ковром того же цвета лаванды, что и пол гостиной. За ним шли  Маникль  и
Лапуэнт. На лестничной площадке второго этажа они встретили квартального
инспектора в штатском, курившего сигарету.
   - Где комната мадам Наур?
   - Вот эта, как раз напротив...
   Комната была просторной, обставленной в стиле Людовика Шестнадцатого.
   Хотя постель и не была разобрана, вокруг  царил  беспорядок.  Зеленое
платье и какое-то белье  валялись  на  ковре.  Широко  раскрытые  дверцы
шкафов наводили на мысль о поспешном отъезде. Несколько вешалок, одна из
которых лежала на кровати, а другая - на обитом шелком кресле, говорили,
казалось, что кто-то торопливо хватал одежду, чтобы сунуть ее в чемодан.
   Мегрэ небрежно открыл несколько ящиков.
   - Лапуэнт, позови, пожалуйста, горничную.
   Через несколько минут  появилась  молодая  женщина,  почти  такая  же
белокурая, как и мадам Наур, с удивительно голубыми глазами. За  ней,  в
проеме двери, стоял Лапуэнт.
   На ней не было ни рабочей блузки, ни традиционного черного  платья  с
белым передником. Она была одета в облегающий костюм из твида.
   Это была голландка вроде тех, которых рисуют на банках какао,  и  для
этого ей не хватало национального чепчика с загнутыми вверх уголками.
   - Входите... Садитесь...
   Ее лицо ничего не выражало, и она, казалось, не понимала ни того, что
происходило, ни того, что за люди стояли перед ней.
   - Как вас зовут?
   Она покачала головой и прошептала:
   - Не понимать...
   - Вы не говорите по-французски? Она знаком показала, что нет.
   - Только по-голландски?
   Мегрэ уже предвидел, насколько сложно будет отыскать переводчика.
   - Вы говорите по-английски?
   - Йес...
   Мегрэ немного знал  этот  язык,  но  для  ведения  допроса,  возможно
важного, этого было недостаточно.
   - Не хотите ли, шеф, чтобы я перевел? - скромно предложил Лапуэнт.
   Комиссар удивленно посмотрел на него, ведь молодой инспектор  никогда
не говорил, что знает английский.
   - Где ты ему научился?
   - Я им занимаюсь каждый  день  вот  уже  в  течение  года...  Девушка
смотрела то на одного, то на другого. Когда ей за давали вопрос, она  не
отвечала сразу, а немного медлила, словно ей  нужно  было  время,  чтобы
осмыслить услышанное.
   В ее ответах не было недоверчивой агрессивности, как у  Луизы  Боден,
скорее она казалась какой-то безучастной, и было непонятно, естественная
это безучастность или наигранная. Не старалась ли  она  выглядеть  более
глупой, чем была на самом деле?
   Фразы на английском языке доходили до нее с  трудом,  и  ответы  были
слишком краткими и простыми.
   Ее звали Нелли Фелтхеис. Ей двадцать четыре  года.  Она  родилась  во
Фрисландии, на севере Нидерландов,  откуда  в  возрасте  пятнадцати  лет
уехала в Амстердам.
   - Она сразу же поступила на работу к  мадам  Наур?  Лапуэнт,  который
перевел этот вопрос, получил в качестве ответа лишь слово "ноу".
   - Когда она стала ее горничной?
   - Шесть лет назад...
   - Каким образом?
   - По объявлению, появившемуся в одной амстердамской газете.
   - В то время мадам Наур уже была замужем?
   - Да.
   - Сколько времени?
   - Не знаю.
   Мегрэ с большим трудом удавалось сохранять хладнокровие, так как  все
эти "да" и "нет", а вернее, "йес" и "ноу" угрожали затянуться надолго.
   - Скажи ей, что мне не нравится, когда меня принимают за дурака.
   Смущенный Лапуэнт перевел, и девушка посмотрела на комиссара с легким
удивлением,  но  затем  ее  лицо   вновь   приняло   выражение   полного
безразличия.
   Две автомашины остановились у края тротуара, и Мегрэ пробурчал:
   - Прокуратура прибыла... Оставайся здесь с ней... Постарайся  извлечь
из допроса максимум возможного...

***

   Заместитель  генерального  прокурора  Нуара,   немолодой,   с   седой
старомодной бородкой, успел  поработать  почти  во  всех  провинциальных
судах до того, как был наконец назначен на должность в Париже  и  ожидал
выхода на пенсию, старательно избегая всяческих неприятных историй.
   Судебно-медицинский эксперт,  некий  Колинэ,  склонился  над  трупом,
сейчас он замещал доктора Поля, с которым Мегрэ проработал столько лет.
   Со временем исчезли  и  другие  -  такие,  как  судебный  следователь
Камельо, которого комиссар мог бы назвать своим задушевным врагом  и  об
уходе которого ему все-таки случалось сожалеть.
   Что касалось следователя Кайота, то он  принципиально  давал  полиции
возможность трудиться  несколько  дней,  прежде  чем  сам  вмешивался  в
расследование.
   Врач дважды поменял положение тела убитого, его руки были липкими  от
загустевшей крови. Он посмотрел на Мегрэ.
   - Разумеется, я не могу ничего окончательно утверждать до вскрытия.
   Входное отверстие пули дает основание  полагать,  что  речь  идет  об
оружии среднего, если не крупного  калибра,  выстрел  был  произведен  с
расстояния более двух метров. Учитывая,  что  нет  выходного  отверстия,
можно  считать,  что  пуля  осталась  в  теле.  Маловероятно,  что   она
задержалась в горле, где не могла встретить достаточного  сопротивления,
и я думаю, что выстрел скорее  всего  произведен  снизу  вверх,  и  пуля
застряла в черепной коробке...
   - Вы хотите сказать, что жертва стояла, в то время как убийца  сидел,
например, по другую сторону письменного стола?
   - Не обязательно сидел, он  мог  выстрелить,  не  поднимая  руки  или
приложив ее к бедру...
   И только когда люди из похоронного бюро подняли тело, чтобы  положить
его на носилки, присутствовавшие заметили на ковре пистолет с рукояткой,
инкрустированной перламутром, калибра 6,35.
   Заместитель  генерального  прокурора  и   следователь   вопросительно
взглянули на Мегрэ, словно желая знать, что он  думает  по  поводу  этой
находки.
   -  Как  я  полагаю,  -  обратился  комиссар  к   судебно-медицинскому
эксперту, - выстрел вряд ли был сделан из этого пистолета?
   - Думаю, да, хотя пока нет достаточных данных.
   - Моэрс, вы не хотите посмотреть оружие? Моэрс достал салфетку,  взял
оружие в руки, и вынул обойму.
   - Здесь не хватает одного патрона, шеф...
   Как только унесли  тело,  специалисты  из  лаборатории  приступили  к
работе, фотограф тем временем делал заключительные  снимки.  Убитого  он
уже сфотографировал. Теперь все  разделились  на  группы  и  сновали  по
квартире. Заместитель генерального прокурора Нуара тронул  комиссара  за
рукав:
   - Какой национальности, вы полагаете, был убитый?
   - Ливанец...
   - Не считаете ли вы, что речь идет о политическом преступлении?
   Эта перспектива страшила его, он помнил несколько дел подобного  рода
- они закончились плачевно для тех, кто ими занимался.
   - Думаю, вскоре я смогу вам ответить...
   - Вы допросили прислугу?
   - Я беседовал со служанкой, но она не была слишком разговорчивой.
   Задал несколько вопросов горничной, которая рассказала еще меньше.
   Правда,  она,  кажется,  не  знает  ни  слова  по-французски,  и   ее
допрашивает сейчас на английском языке Лапуэнт, там, наверху...
   - Я прошу вас информировать меня обо всем, что будет нового...
   Он искал  следователя,  чтобы  уехать  с  ним,  так  как  этот  визит
представителя прокуратуры был всего лишь формальностью.
   - Вам еще нужны я и мои люди?
   - Нет, старина,  но  я  попросил  бы  оставить  мне  в  помощь  ваших
инспекторов еще на некоторое  время,  а  заодно  полицейского  сержанта,
который охраняет вход...
   - Они в вашем распоряжении...
   Комната понемногу опустела, и Мегрэ остался один перед книжным шкафом
- сотни три книг или больше. Он удивился, увидев, что почти все они были
научного содержания, причем большинство относилось к математике, а целый
ряд полок занимали труды по теории вероятностей.
   Открыв ящики, расположенные под полками,  Мегрэ  обнаружил  множество
листочков, заполненных колонками цифр. Часть из них была  отпечатана  на
ротаторе.
   - Моэрс, не уходи, мы с тобой еще  раз  поговорим  о  деле...  Оружие
отправь на экспертизу к Гастин-Ренетту... Да, и приложи к пистолету  вот
эту пулю...
   Он вынул из кармана завернутую в  кусочек  ткани  пулю,  которую  ему
передал Пардон.
   - Где вы это взяли?
   - Расскажу об этом потом... Хотелось бы побыстрее узнать, была ли она
выпущена из этого пистолета...
   Закуривая трубку, он начал подниматься по лестнице, затем заглянул  в
комнату, где друг против друга сидели Лапуэнт  и  молодая  голландка,  и
увидел, что инспектор записывает  что-то  в  блокноте,  положив  его  на
туалетный столик.