него были две псарни, в верхнем и нижнем парке: нижняя, как ее  называли,  -
для сторожевых собак, верхняя - для охотничьих.
   - А Эрнест Малик не охотится?
   - Как же, случается, но только не здесь. Тут ему не хватает дичи. У  него
есть еще охотничий домик и собаки в Солони.
   Однако что-то беспокоило Мегрэ.
   - А помещение это в хорошем состоянии? Я имею в виду верхнюю псарню.
   - Не помню. Я уже давно не заходила в парк. Там был подвал, где...
   - Вы уверены, что там подвал?
   - По крайней мере был. Мне об этом  рассказывали.  Ходили  слухи,  что  в
парке спрятаны сокровища. Надо вам сказать, что сорок, а может, и больше лет
назад, еще до того,  как  господин  Аморель  построил  себе  дом,  там  были
развалины какого-то маленького замка. Ходили слухи, что во времена революции
владельцы замка спрягали свои сокровища в парке. Одно время господин Аморель
искал их и даже нанял рабочих, чтобы произвести раскопки. Все  его  уверяли,
что надо искать в подвале верхней псарни.
   - Это несущественно, - буркнул Мегрэ. - Важно, что там есть подвал. И вот
в этом-то подвале, детка, должно быть, и заперли Жоржа  Анри...  -  Внезапно
его глаза сверкнули. - В котором часу идет поезд на Париж?
   - Через двадцать минут. А следующий только в двенадцать тридцать  девять.
Проходят и другие, только в Орсене не останавливаются.
   Но Мегрэ уже поднимался по лестнице к себе в комнату. Не теряя времени на
бритье, он живо оделся и уже через несколько минут быстро  шагал  в  сторону
вокзала.
   Тут хозяйка застучала в пол своей комнаты, и Ремонда поднялась наверх.
   - Он уехал? - спросила старая Жанна, по  обыкновению  лежавшая  на  своей
измятой постели.
   - Только что убежал.
   - Ничего не сказал?
   - Нет, мадам.
   - И не уплатил?.. Помоги мне встать!
   - Нет, мадам, не уплатил, но оставил здесь чемодан и все свои вещи.
   - Ах так... - произнесла  Жанна  разочарованно,  но,  пожалуй,  несколько
встревоженно.

Глава пятая

Сообщник Мегрэ

   Париж показался Мегрэ  величественно  просторным  и  пустынным.  Из  кафе
Лионского вокзала  доносился  приятный  запах  пива  и  размоченных  в  кофе
рогаликов. Комиссар  провел  четверть  часа  в  парикмахерской  на  бульваре
Бастилии, незабываемо легких четверть часа,  потому  что  попал  в  Париж  в
августе, потому что сейчас было утро, а может быть, еще и потому, что  скоро
ему предстояло встретить старых друзей на набережной Орфевр.
   - Сразу видно, что вы вернулись из отпуска. И здорово же вы загорели!
   Так оно и было. Но загорел он, должно быть, вчера, бегая по Орсену, чтобы
удостовериться, что Жорж Анри не уехал из поселка.
   Любопытно,  что  теперь,  издали,  эта  история  не  казалась  ему  такой
значительной. Свежевыбритый, с  подстриженным  затылком  и  легкими  следами
пудры за ушами, Мегрэ поднялся на площадку автобуса и через несколько  минут
уже входил в подъезд здания уголовной полиции.
   Здесь тоже чувствовалось,  что  наступило  время  отпусков.  В  безлюдных
коридорах все окна были открыты настежь, и тем не менее в  воздухе  ощущался
едва уловимый и так хорошо знакомый ему специфический запах. Многие кабинеты
пустовали. В своем прежнем кабинете  за  своим  столом,  он  застал  Люкаса,
казавшегося слишком маленьким в этом  просторном  помещении.  Увидя  бывшего
шефа, тот поспешно вскочил, словно стыдясь, что занял его место.
   - Вы в Париже, шеф?
   Он сразу заметил, как загорел Мегрэ. В тот  день  это  всем  бросалось  в
глаза,  и  по  крайней  мере  девять  человек  из  десяти  не  преминули   с
удовлетворением заметить:
   - Сразу видно, что вы приехали из деревни! Как будто он не  жил  там  уже
два года!
   - Скажи, Люкас, ты помнишь Мимиля?
   - Какого Мимиля? Из цирка?
   - Вот именно. Я хотел бы сегодня же разыскать его.
   - Можно подумать, что вы расследуете какое-то дело...
   - Вряд ли оно стоит  того,  чтобы  его  называть  делом.  Главное,  можно
подумать, что я выгляжу идиотом! Ну да ладно, подробно я  расскажу  тебе  об
этом в другой раз. Так ты согласен заняться Мимилем?
   Люкас приоткрыл дверь инспекторской и что-то  тихо  сказал.  По-видимому,
сообщил, что бывший  шеф  сидит  у  него  в  кабинете  и  что  ему  зачем-то
понадобился Ми-миль. В течение получаса почти  все  прежние  сотрудники  под
разными предлогами заглядывали в кабинет и сердечно пожимали комиссару руку.
   - Прекрасный загар, шеф! Сразу видно, что...
   - Есть еще одно дело, Люкас. Я мог бы им заняться и сам, но мне что-то не
хочется. Нужны сведения о  фирме  "Аморель  и  Кампуа",  что  на  набережной
Бурбон. Песчаные карьеры на Сене, буксиры и тому подобное.
   - Я поручу Жанвье, шеф. Это срочно?
   - Хотелось бы закончить к полудню.
   Он побродил по знакомым коридорам" заглянул  в  финансовый  отдел.  Фирма
"Аморель  и  Кампуа"  была  достаточно  известна,  хотя  никаких  конкретных
сведений о ней не имелось.
   - Огромное предприятие.  Много  филиалов.  Люди  солидные,  с  нами  дела
никогда не имели.
   Как было приятно снова очутиться в  знакомой  обстановке,  пожимать  руки
старым друзьям, видеть неподдельную радость на их лицах!
   - Ну, как ваш сад, шеф? А рыбка ловится?
   Мегрэ поднялся в картотеку. О Маликах - ничего. Он уже собрался  уходить,
но в последнюю минуту ему вдруг пришло в голову посмотреть на букву "К".
   Кампуа... Роже Кампуа... Смотри-ка, нашлось досье  Кампуа.  Роже  Кампуа,
сын Дезире Кампуа, промышленника. Пустил  себе  пулю  в  лоб  в  гостиничном
номере на бульваре Сен-Мишель.
   Комиссар выверил даты, адреса, имена. Дезире Кампуа! Да это же  компаньон
старого Амореля! Тот, кого Мегрэ видел в Орсене. От брака с некоей  Армандой
Тенисье, дочерью подрядчика-строителя, ныне покойной,  имел  двоих  детей  -
сына и дочь.
   И вот, оказывается, его сын Роже в возрасте двадцати двух лет покончил  с
собой.
   "В течение многих месяцев посещал игорные дома  в  Латинском  квартале  и
проигрывал крупные суммы".
   Что касается дочери старого Кампуа, то она была  замужем  и  имела  сына.
Видимо, это и был тот молодой человек, который  сопровождал  своего  деда  к
Маликам.
   Может быть, и ее нет в живых? А что стало с ее мужем, неким Лориганом? Об
этом в досье не упоминалось.
   - Не пойти ли нам выпить кружечку пива, Люкас? Как в былые  времена,  они
отправились  в  пивную  "У  дофины",  рядом  с  Дворцом  правосудия.  Воздух
благоухал, как спелый плод. Иногда, сквозь палящий зной, прорывались  свежие
порывы ветра. Приятно было  смотреть,  как  поливочная  машина  разбрасывает
широкие ленты воды на раскаленный асфальт.
   - Хочешь знать, чем я занимаюсь? И я об этом же думаю. А ведь этой  ночью
я мог иметь серьезные неприятности. А вот и Торранс!
   Толстяк Торранс, которому  поручили  разыскать  Ми-миля,  знал,  где  его
найти. Он быстро справился с поручением.
   - Если только за последние два дня он еще раз  не  сменил  профессию,  то
работает служителем в зверинце, и вы, шеф, можете его найти в  Луна-парке...
Официант, кружку пива!
   Затем к ним подсел Жанвье, славный Жанвье. Какие все  они  были  милые  в
этот день, и как приятно было снова их всех увидеть, поработать вместе,  как
прежде! На круглом столике, за которым они сидели, выросла уже  целая  горка
тарелок.
   - Что именно вы хотите узнать о фирме "Аморель и Кампуа", шеф?
   - Все.
   - Минутку...
   Жанвье вытащил из кармана клочок бумаги.
   - Начнем со старого Кампуа. В восемнадцать лет приехал в Париж из родного
Дофине. Хитрый и упрямый крестьянин. Сначала служил у подрядчика-строителя в
квартале Вожирар, потом у какого-то архитектора, наконец, снова у подрядчика
из Вильнев-Сен-Жорж. Там и познакомился с Аморелем.
   Аморель, родом из Берри, женился  на  дочери  своего  хозяина.  Вместе  с
Кампуа они скупили земли вдоль берегов Сены, вверх по течению от Парижа, где
и создали свой первый песчаный карьер. С тех пор прошло сорок лет...
   Люкас и Торранс с лукавой улыбкой поглядывали  на  своего  бывшего  шефа,
который бесстрастно слушал Жанвье, и казалось, по мере  того  как  инспектор
выкладывает сведения,  Мегрэ  постепенно  становится  все  больше  похож  на
прежнего комиссара.
   - Мне удалось это выяснить при  помощи  их  старого  служащего,  дальнего
родственника моей жены. Я с ним едва знаком, но  несколько  рюмок  развязали
ему язык.
   - Продолжай!
   - Обычная история всех крупных предприятий. Несколько лет спустя  Аморель
и Кампуа стали обладателями полудюжины песчаных карьеров в  верховьях  Сены.
Не довольствуясь транспортировкой песка на баржах, они обзавелись буксирами.
Кажется, тогда это наделало много шуму,  потому  что  тем  самым  Аморель  и
Кампуа разорили владельцев судов на конной тяге. Перед конторой  компаньонов
на острове Сен-Луи происходили демонстрации  протеста.  Эта  контора,  пусть
более скромная, тогда уже помещалась там же,  где  и  сейчас.  Аморель  стал
получать  угрожающие  письма.  Но  он  держался  стойко,  и  постепенно  все
утряслось. В  настоящее  время  это  огромное  предприятие.  Я  не  очень-то
представлял себе, насколько оно велико, а когда  узнал,  просто  обалдел.  К
песчаным карьерам прибавились каменоломни.  Потом  Аморель  и  Кампуа  стали
акционерами судоверфи в Руане, где строились для  них  буксиры.  Теперь  они
владеют большинством акций не менее  чем  десяти  предприятий,  занимающихся
речными перевозками, каменоломнями, постройкой судов, а также берут  подряды
от государства на строительные работы и участвуют еще в одном  крупном  деле
по производству бетономешалок.
   - Ну а братья Малики?
   - К ним я и перехожу. Мой старичок мне о  них  тоже  рассказал.  Кажется,
Малик-первый...
   - Кого ты называешь первым?
   - Того, который первым вошел в семью Аморелей. Подождите, я посмотрю свои
записи... Эрнест Малик из Мулена.
   - Точно. хозяину зверинца, сошел с поезда за одну станцию до Орсена.
   Несколькими минутами  позже  Мегрэ  спокойно  вышел  из  вагона  с  видом
человека, которому все здесь  знакомо,  перекинулся  несколькими  словами  с
путевым обходчиком, исполнявшим обязанности начальника станции.
   Он сразу заметил, что в деревне еще жарче, чем в Париже. В самом деле,  в
долине в эти дни можно было задохнуться от зноя.
   - Скажите, в этом бистро не очень скверное белое вино?
   Вскоре оба они сидели за столиком.
   Через час Мегрэ стало ясно, что путевой обходчик будет в эту  ночь  спать
сном праведника. Ничего другого от него и не требовалось.
   Что до комиссара, то он большей частью незаметно выливал содержимое своих
рюмок, и когда несколько позже входил в садик гостиницы "Ангел", его  отнюдь
не клонило ко сну.
   Ремонда удивилась, что он так быстро вернулся.
   - А как хозяйка? - спросил он.
   - По-прежнему не выходит из своей комнаты. Кстати, вам  тут  письмо.  Его
принесли вскоре после вашего ухода. Наверное, поезд тогда еще не  отошел,  и
будь я не одна в доме, я успела бы отнести его вам на вокзал.
   Конверт, как и положено, с траурной каймой.

   "Сударь,
   Прошу Вас прекратить  расследование,  порученное  Вам  мною  в  состоянии
депрессии, вполне, впрочем, понятной, принимая во  внимание  мой  возраст  и
тяжкое горе, которое на меня обрушилось.
   Не исключено, что по  этой  причине  я  могла  дать  некоторым  печальным
событиям толкование, противоречащее подлинным фактам, и  теперь  жалею,  что
побеспокоила Вас.
   Ваше пребывание в Орсене только усугубляет и без того  тяжелое  состояние
членов моей семьи, и я позволю себе добавить, что нескромность, с  какой  Вы
выполняете доверенную Вам мною задачу, бестактность, которую Вы  уже  успели
проявить, заставляют меня просить, чтобы Вы уехали отсюда как можно скорее.
   Надеюсь, Вы меня поймете и больше не станете беспокоить семью, испытавшую
и без того так много горя.
   Во время моего неосмотрительного визита в Мен-сюр-Луар я оставила  у  Вас
на столе пачку денег - десять тысяч франков,  предназначенных  для  покрытия
первых расходов. Прилагаю к этому письму чек на такую же сумму и  прошу  Вас
считать дело законченным. С наилучшими пожеланиями
   Бсрнадетта Аморель".

   Почерк крупный, заостренный, принадлежал Бернадетте Аморель, но стиль был
явно не ее, и Мегрэ с  лукавой  улыбкой  положил  в  карман  письмо  и  чек,
нисколько не сомневаясь, что прочитанное им сочинено Эрнестом Маликом, а  не
старой дамой.
   - Я должна предупредить вас, что хозяйка недавно спрашивала у меня, когда
вы собираетесь уехать.
   - А что, она хочет выставить меня за дверь? Толстая Ремонда  от  смущения
залилась краской.
   - Вы не так меня поняли. Просто она  говорила,  что  больна,  что  у  нее
сейчас приступы...
   Мегрэ бросил взгляд на стоящие в углу бутылки  -  основную  причину  этих
приступов.
   - А еще что?
   - Дом со дня на день будет продан.
   - Так! А еще что, милая Ремонда?
   - А еще прошу вас со мной не разговаривать. Я  предпочла  бы,  чтобы  она
сама сказала вам все это. Она говорила, что мне  неприлично  находиться  под
одной крышей с  мужчиной.  Она  слышала,  как  мы  вместе  ели  в  кухне,  и
набросилась на меня с упреками.
   - Когда ей угодно, чтобы я убрался?
   - Сегодня вечером. Самое позднее - Завтра утром.
   - Но ведь здесь нет другой гостиницы?
   - Есть, только в пяти километрах отсюда.
   - Ладно, Ремонда. Вернемся к этому вопросу завтра утром.
   - Но мне нечем вас кормить сегодня, и мне запрещено...
   - Я поужинаю у шлюза.
   Так он и сделал. Возле шлюзов обычно имеются лавки для  речников.  В  тот
день в бьефе как раз пришвартовалось много катеров,  и  женщины,  окруженные
малышами, закупали провизию в лавчонке, служившей одновременно таверной.
   Все эти речники работали на Аморелей и Кампуа.
   - Дайте мне, пожалуйста, пол-литра белого вина, колбасы и полфунта хлеба,
- попросил Мегрэ.
   Но это был не ресторан, а всего только лавчонка. Он уселся у края стола и
стал глядеть на воду,  бурлившую  у  подъемного  затвора  шлюза.  В  прежние
времена крепкие лошади медленно  тянули  баржи  вдоль  берега,  а  маленькая
босоногая девочка шла по бечевнику и погоняла их кончиком длинного прута.
   Конная тяга и теперь еще иногда  встречается  на  некоторых  каналах,  но
Аморель и Кампуа с их дымящимися буксирами и моторными баржами изгнали ее  с
верховий Сены.
   Колбаса оказалась вкусной, вино -  легким,  слегка  кисловатым.  В  лавке
пахло корицей и керосином. Ворота шлюза  открылись,  и  буксир,  ведущий  за
собой баржи, как курица цыплят, продвигался к  верхнему  шлюзу.  Смотритель,
освободившись, подсел за стол к Мегрэ.
   - А я думал, что вы сегодня вечером уезжаете.
   - Кто это вам сказал? Смотритель немного смутился.
   - Ну, знаете, если верить всему, что говорят!..
   Малик не  терял  времени  даром:  он  защищался.  Неужели  он  уже  успел
спуститься к шлюзу?
   Издалека, сквозь  зелень  парков,  просвечивали  крыши  горделивых  домов
Аморелей и Кампуа - дом старухи Бернадетты Аморель  и  ее  зятя,  за  ним  -
выделяющаяся из всех кичливой роскошью  вилла  Эрнеста  Малика  и,  наконец,
посреди холма - особняк Кампуа, скорее похожий на жилище крестьянина, чем на
дом солидного буржуа, но очень добротный, со стенами, выкрашенными в розовый
цвет. На другом берегу высилась старая, запущенная дворянская  усадьба  Гру,
предпочитавшего  закладывать  свои  земли,  чем   видеть,   как   его   леса
превращаются в карьеры.
   Кстати, сам г-н Гру оказался неподалеку. Мегрэ разглядел  на  солнце  его
лысую голову и холщовый костюм цвета хаки. Старик сидел с удочкой в  зеленой
лодке, привязанной между двумя шестами.
   Воздух был неподвижен, вода - как зеркало.
   - Скажите, пожалуйста, - обратился Мегрэ к смотрителю, - ведь  вы  должны
разбираться в таких вещах. Будет сегодня луна?
   - Смотря в какое время. Взойдет она около полуночи над лесом,  что  виден
отсюда вверх по течению.
   В общем, Мегрэ был доволен собой,  и  все  же  его  не  покидала  смутная
тревога, не ослабевавшая, а, напротив, нараставшая по  мере  того,  как  шло
время.
   Он провел целый час на  набережной  Орфевр  с  хорошо  знакомыми  людьми,
которые по старой привычке продолжали называть его шефом. И все-таки...
   О чем они говорили после его ухода?  Не  о  том  ли,  что  ему  недостает
прежней работы и что он вовсе не так уж счастлив в деревне, как уверял  всех
и каждого. Недаром он ухватился за первый представившийся случай.
   А теперь он всего лишь любитель. Да, не более чем любитель.
   - Еще по  стаканчику  белого?  Смотритель  шлюза  не  отказывался.  После
каждого глотка он привычным жестом утирал рот рукавом.
   - А что, молодой Малик, Жорж Анри, часто рыбачит с вашим сыном?
   - Да, сударь.
   - Он любит рыбачить, не так ли?
   - Да, он любит реку, любит лес, животных.
   - Славный мальчик!
   - Очень славный! И совсем не заносчивый. Посмотрели бы вы на них вдвоем с
барышней!.. Они часто  спускались  вниз  по  реке  в  своей  лодке.  Я  даже
предлагал им открыть шлюз, хотя обычно для небольших лодок это не  делается.
Но они всегда отказывались, предпочитая переносить лодку. А возвращались они
обычно поздно вечером.
   С наступлением ночи или, вернее, посреди нее Мегрэ  предстояло  выполнить
неприятную задачу. Ее  нужно  выполнить,  а  там  будет  видно,  ошибся  он,
превратился в старого дурака, годного только сидеть дома, или еще на  что-то
способен.
   Мегрэ расплатился  и  медленно  пошел  вдоль  берега,  посасывая  трубку.
Дожидаться ему пришлось долго. Казалось, в этот вечер  солнце  и  не  думает
заходит!. Слегка подернутая рябью река медленно и чуть  слышно  катила  свои
воды, а вьющаяся над ней мошкара обрекала  себя  на  погибель,  опускаясь  к
самой воде, где ее тут же заглатывали рыбы.
   Никого не было видно - ни братьев Малик, ни их  слуг.  В  тот  вечер  все
словно замерло. Около десяти часов,  покинув  гостиницу  "Ангел",  где  были
освещены только окна в комнате Жанны и в кухне - там еще копошилась Ремонда,
- Мегрэ, как и накануне, направился в сторону станции.
   Белое вино, несомненно, возымело действие: путевого обходчика на этот раз
не оказалось на обычном месте. Мегрэ проскользнул незамеченным и поднялся на
железнодорожную насыпь.
   За деревцами орешника, примерно на том же месте,  где  комиссар  прятался
вчера вечером, его, как было условленно, уже дожидался Мимиль.  Он  спокойно
стоял, расставив ноги, с погасшей сигаретой во рту, будто вышел  перед  сном
подышать воздухом.
   - Еще не появлялся?
   - Нет.
   И они стали молча ждать, время от времени переговариваясь шепотом. Как  и
накануне, окно в комнате Бернадетты Аморель было открыто,  в  тусклом  свете
можно было разглядеть старую даму, шагавшую взад и вперед по комнате.
   Около половины одиннадцатого в парке Маликов возникла мужская  фигура,  и
все произошло точь-в-точь как прошлой ночью. К человеку с  пакетом  в  руках
подбежали  собаки  и  проводили  его  до  дверей  верхней  псарни.  Войдя  в
помещение, он оставался  там  значительно  дольше,  чем  накануне,  а  потом
вернулся наконец в дом, где сразу осветилось окно на втором этаже.  Окно  на
минутку открыли, а затем задернули занавески.
   Перед тем как улечься спать, собаки некоторое время бродили  по  парку  и
нюхали воздух у стены, чуя присутствие посторонних.
   - Не пора ли начинать, шеф? - прошептал Ми-миль.
   Один из догов уже готов был зарычать,  но  человек  из  Луна-парка  успел
бросить ему какой-то предмет, мягко ударившийся о землю.
   - Только бы они не оказались натасканными по всем правилам, - пробормотал
Мимиль.  -  Впрочем,  этого  опасаться  не  следует.  Обыватели   не   умеют
дрессировать собак,  и  если  им  даже  попадает  в  руки  хорошо  обученное
животное, они его быстро портят.
   Мимиль был прав. Обе собаки уже вертелись вокруг брошенного им  предмета,
с любопытством обнюхивая его. Озабоченный Мегрэ даже не заметил, как погасла
его трубка. Наконец один из псов, завладев куском мяса,