кухню,
на чужой прибор, который ему подсунули вместо  его  собственного,  на  белое
вино, которое ему подали вместо привычного красного.
   - Лавочка становится похожа на все остальные.  Всюду  одно  и  то  же,  -
пробурчал он, уходя.
   Шеврие утратил свою утреннюю оживленность. Одна  лишь  Ирма  воспринимала
жизнь в розовом свете, весело жонглируя блюдами и  стопками  тарелок,  а  за
мытьем посуды даже замурлыкала песенку.
   К половине второго в кафе остались только  Мегрэ  с  Люкасом.  Начинались
пустые часы, когда в заведении не бывает  посетителей,  разве  что  завернет
утолить жажду прохожий да заглянет пара речников, ожидающих конца погрузки.
   Мегрэ переел -  вероятно,  чтобы  сделать  приятное  Ирме,  -  и  теперь,
выставив живот, неторопливо покуривал трубку. Луч солнца  грел  ему  ухо,  и
комиссар, казалось, блаженствовал, как вдруг его  ботинок  чуть  не  отдавил
Люкасу пальцы на ноге.
   По  тротуару  прошел  человек.  С  любопытством  заглянул  в  окно  кафе,
помедлил, повернул назад и направился к двери. Роста  он  был  среднего.  На
голове ни шляпы, ни кепки. Волосы рыжие, лицо  веснушчатое,  глаза  голубые,
губы мясистые. Он повернул ручку и все так же неторопливо вошел.  В  походке
его  чувствовалось  что-то  звериное,  в  каждом   движении   -   предельная
настороженность. Его вконец стоптанные ботинки были нечищены уже много дней.
Костюм поношенный, рубашка сомнительной свежести, галстук плохо повязан.
   Он напоминал кота, который входит в незнакомую комнату и  озирается,  чуя
неведомую опасность. Интеллект у него  был,  видимо,  ниже  среднего:  такие
глаза, где читаются только инстинктивная хитрость  и  недоверчивость,  часто
бывают у деревенских дурачков.
   Мегрэ и Люкас явно встревожили его.  Не  сводя  с  них  глаз,  он  бочком
подобрался к стойке и постучал  монетой  об  оцинкованное  железо.  Появился
Шеврие, подкреплявшийся в кухне.
   - Что желаете?
   Незнакомец опять заколебался. Он, вероятно, потерял  голос,  потому  что,
выдавив из себя хриплый звук,  отказался  от  попыток  объясниться  и  ткнул
пальцем в направлении бутылки с коньяком, стоявшей на стеллаже.
   Шеврие в свой черед посмотрел ему в глаза. В них было  что-то  непонятное
инспектору,  недоступное  его  пониманию.  Мегрэ,  внешне   все   такой   же
бесстрастный, пригвоздил ботинком ногу Люкаса к полу.
   Сцена длилась всего мгновение, хотя  показалась  бесконечной.  Незнакомец
левой рукой нащупал в кармане деньги, правой поднес рюмку к губам,  выпил  и
закашлялся. На ресницы  у  него  навернулись  слезы.  Он  бросил  на  стойку
несколько монет, сделал несколько не очень крупных, но быстрых шагов,  вышел
и, оглядываясь на ходу, устремился к набережной Берси.
   - Давай! - крикнул Мегрэ Люкасу. - Боюсь только, уйдет.
   Люкас выскочил на улицу. Комиссар скомандовал Шеврие:
   - Лови такси! Живо!
   Набережная Берси длинная, прямая, поперечных улиц  нет.  Быть  может,  на
машине он успеет догнать незнакомца, прежде чем тот ускользнет от Люкаса.

Глава 5

   По мере того как погоня набирала темп, Мегрэ все упорнее казалось, что он
вторично переживает происходящее. Такое иногда случалось с  ним  во  сне,  и
подобных снов он еще в детстве боялся больше всего. Он как бы двигался неким
сложным путем, и внезапно у него появлялось ощущение, что он уже здесь  был,
делал те же движения, говорил те же слова. От этого у него начиналось что-то
вроде головокружения, особенно  в  момент,  когда  он  сознавал,  что  вновь
переживает время, прожитое им в прошлом. Охоту на  человека,  начавшуюся  на
Шаратонской набережной, он уже  наблюдал  во  всех  ее  перипетиях  из  окна
собственного кабинета  в  день,  когда  в  его  ушах  ежечасно  звучало  эхо
нарастающего страха - отчаянный голос Маленького Альбера.
   Страх нарастал и сегодня. Незнакомец, шедший упругим размашистым шагом по
бесконечной  и  почти  пустынной  набережной   Берси,   время   от   времени
оборачивался и, неизменно видя позади маленькую фигуру Люкаса, ускорял  ход.
Мегрэ, сидя в такси рядом с шофером,  нагонял  их.  Какая  все-таки  разница
между обоими! У первого и в глазах, и в походке есть что-то  звериное.  Даже
когда он припускается бегом, его движения  остаются  слаженными.  Висящий  у
него на пятках Люкас шагает, выпятив уже заметное брюшко и  напоминая  собой
таксу-бассета, которая хоть и смахивает на сардельку с  лапами,  а  все-таки
держит звериный след лучше самых породистых гончих.
   Любой прозакладывал бы голову, что рыжий уйдет. Сам  Мегрэ,  увидев,  как
незнакомец, воспользовавшись безлюдностью набережной, рванулся вперед, велел
шоферу газануть. Но это оказалось излишним,  хотя,  как  ни  странно,  Люкас
вроде бы и не бежал, сохраняя  вид  маленького  парижского  буржуа,  который
степенно прогуливается и никуда не спешит.
   Когда незнакомец услышал  за  спиной  шаги  и,  слегка  повернув  голову,
заметил поравнявшееся с ним такси, он понял,  что  ему  нет  смысла  нестись
сломя голову и обращая на себя внимание  прохожих,  и  убавил  шаг.  И  хотя
преследуемый и преследователь разминулись в тот день с  тысячами  встречных,
никто из последних, как и в случае с Маленьким Альбером, не догадался, какая
драма разыгрывается перед ними.
   Уже на Аустерлицком мосту лицо иностранца, - а Мегрэ  нутром  чувствовал,
что рыжий - иностранец, - стало тревожным. Теперь  они  были  на  набережной
Генриха Четвертого. Судя по всему,  парень  что-то  задумал.  Действительно,
добравшись  до  квартала  Сен-Поль,  но  так  и  не  сумев  ускользнуть   от
наседавшего сзади такси, незнакомец сделал новый бросок, на  этот  раз  -  в
сеть улочек, раскинутую между улицей Сент-Антуан и набережными.  Мегрэ  едва
не потерял его из-за грузовика, загородившего въезд в один из переулков.
   Дети, игравшие на  тротуарах,  недоуменно  смотрели  на  бегущих  мужчин,
которых Мегрэ нагнал через  две  улицы.  Люкас,  почти  не  запыхавшийся,  в
застегнутом на все пуговицы пальто, покамест до такой степени владел  собой,
что даже подмигнул комиссару, словно просигналив: "Не беспокойтесь!" Он ведь
еще не знал, что эта охота, за которой, не утруждая себя, Мегрэ  наблюдал  с
сиденья машины, займет долгие часы, с каждой  минутой  становясь  все  более
жестокой.
   Уверенность незнакомца в себе поколебалась лишь после телефонного звонка,
который он сделал в маленьком баре на улице Сент-Антуан.  Люкас  зашел  туда
вслед за ним.
   - Он его возьмет? - полюбопытствовал шофер, узнавший Мегрэ.
   - Нет.
   - Почему?
   Для таксиста человек, которого  преследуют,  был  человеком,  которого  в
конце концов арестуют. К чему же эта погоня,  эта  излишняя  жестокость?  Он
реагировал так, как реагировал бы любой непосвященный при виде мчащейся мимо
него псовой охоты.
   Не обращая внимания на инспектора, неизвестный взял жетон  и  закрылся  в
телефонной кабине, чем воспользовался Люкас, чтобы пропустить кружку пива, и
Мегрэ, наблюдавшему за сценой через окно, тоже захотелось пить. Разговор был
долгий - почти пять  минут  Раза  два-три  обеспокоенный  Люкас  подходил  и
смотрел в окошечко кабины,  проверяя,  не  стряслось  ли  что-нибудь  с  его
подопечным.
   Затем, не обменявшись ни словом и словно впервые увидев друг  друга,  оба
примостились бок о бок у стойки. Выражение лица у незнакомца изменилось.  Он
растерянно  озирался,  словно  выжидая  благоприятного  момента,  хотя,  без
сомнения, уже понял, что такой момент больше ему не представится.
   Наконец неизвестный расплатился и вышел. Направился к  площади  Бастилии,
сделал по ней почти полный круг, проследовал по бульвару Ришар-Ленуар в трех
минутах ходьбы от дома Мегрэ и свернул направо по улице  Рокетт.  Еще  через
несколько  минут  потерял  ориентировку:  квартал  явно  был  ему  незнаком.
Несколько раз он порывался  скрыться,  но  либо  улица  оказывалась  слишком
людной, либо он замечал на ближайшем углу кепи постового.
   Тогда он принялся пить. Заглядывал подряд во все бары, но уже  не  звонил
по телефону, а залпом опрокидывал рюмку дешевого коньяку, и Люкас  предпочел
не входить вслед за ним, а ждать снаружи. В одном  из  баров  с  неизвестным
кто-то заговорил, но тот не ответил, как не отвечает любой из нас,  когда  к
нему обращаются на незнакомом языке.
   Неожиданно Мегрэ понял, почему он почуял в этом человеке иностранца, едва
лишь незнакомец зашел в бар "У Маленького  Альбера".  Дело  не  в  том,  что
покрой костюма и черты у него не французские, а  скорее  в  настороженности,
присущей человеку, который попал в чужую среду, не понимает окружающих и  не
может с ними объясниться.
   Погода стояла солнечная, очень теплая. Преследуемый долго петлял,  прежде
чем добраться до бульвара Вольтер, а затем до  площади  Республики,  которую
наконец узнал. Он спустился в метро, все еще, вероятно,  надеясь  оторваться
от Люкаса. Однако вскоре убедился в бесплодности своего маневра, потому  что
Мегрэ увидел, как оба они опять поднялись на улицу со стороны выхода.
   Улица Реомюра... Опять петляет... Улица Тюрбиго... Потом  улицы  Шапон  и
Бобур.
   "Он в своем квартале", - подумал комиссар.
   Это  чувствовалось.  По  взглядам,  которые  бросал  вокруг  неизвестный,
нетрудно было угадать, что он узнает  любую  лавку.  Тут  он  у  себя.  Тут,
вероятно, и живет в одной из бесчисленных дешевых гостиниц.
   Он колебался. То и  дело  останавливался  на  углах.  Что-то  мешало  ему
сделать то, чего хотелось. Так он добрался до улицы  Риволи,  границы  этого
убогого района. Но не пересек ее, а  по  Архивной  улице  вновь  повернул  в
гетто, затем двинулся по улице Розье.
   - Не хочет, чтобы мы узнали его адрес.
   - Но зачем и кому он звонил? Просил  помощи  у  сообщников?  И  на  какую
помощь мог рассчитывать?
   -  Жаль  беднягу!  -  вздохнул  шофер.  -  Вы  хоть   уверены,   что   он
злоумышленник?
   Нет, даже в этом уверенности не  было.  Но  охотиться  на  него  все-таки
следовало. Это был  единственный  способ  узнать  что-либо  новое  о  смерти
Маленького Альбера.
   Неизвестный отчаянно потел. Из носу у него текло.  Время  от  времени  он
вытаскивал из кармана большой зеленый платок. И опять заходил выпить, упорно
держась на  дистанции  от  сердцевины  района,  которую  образовывали  улицы
Сицилийского Короля, Экуф и Веррери, около которой он кружил и в которую  не
решался  войти.  Он  то  отдалялся   от   нее,   то,   повинуясь   какому-то
непреодолимому зову, приближался к ней. В таких случаях шаги его становились
медленней, неуверенней. Он оборачивался и смотрел на Люкаса. Потом отыскивал
глазами машину и злобным взглядом провожал ее. Почем знать, не попытался  ли
бы он избавиться от Люкаса, не следуй за ними такси? Завлек бы инспектора  в
какой-нибудь темный уголок, и дело с концом.
   Надвигались сумерки, и улицы становились все оживленнее.  Тротуары  вдоль
низких и мрачных домов кишели гуляющими: с  самого  начала  весны  обитатели
этих  кварталов  как  бы  переселяются  на  улицу.  Двери   магазинов   были
распахнуты, окна квартир открыты. От запаха грязи и  бедности  перехватывало
дыхание, кое-где женщины выплескивали помои прямо на мостовую.
   Люкас наверняка сдавал, хотя и не показывал этого. Мегрэ решил при первой
же возможности подменить его. Комиссару было немножко стыдно, что он следует
за ним в такси, как гость, приглашенный на охоту, но следующий за охотниками
на автомобиле.
   Им все чаще попадались перекрестки, где они  побывали  уже  по  несколько
раз, и тут неизвестный придумал новую хитрость. Он нырнул в какую-то  темную
подворотню, и Люкас остановился перед ней.  Мегрэ  знаком  приказал  ему  не
отставать и вдогонку крикнул из машины:
   - Осторожно!
   Минуту спустя оба вновь выскочили на тротуар. Сомнений не  оставалось:  в
надежде сбить полицейских со следа неизвестный забежал в  первый  попавшийся
дом. К этой уловке он прибег дважды. Во второй раз Люкас нашел  его  сидящим
на верхней площадке лестницы.
   Около шести  они  вновь  оказались  на  перекрестке  улиц  Вьей-Тампль  и
Сицилийского Короля. Неизвестный опять заколебался, затем  нырнул  в  улицу,
запруженную нищей толпой. По обеим ее сторонам над дверями  гостиниц  тускло
посвечивали матовые плафоны. Магазинчики были узенькие, подворотни упирались
в таинственные дворы.
   Далеко неизвестный не ушел. Он не пробежал и десяти метров,  как  щелкнул
выстрел, сухой, негромкий,  похожий  на  хлопок  лопнувшей  шины.  Толпа  по
инерции продвинулась еще на несколько шагов и замерла. Такси - тоже,  словно
оно от удивления остановилось само по себе. Затем  раздался  топот  бегущего
человека: Люкас рванулся вперед. Грохнул второй выстрел.
   Разглядеть ничего не удалось - люди в толпе заметались.  Мегрэ  не  знал,
цел инспектор или нет. Он выскочил из машины и ринулся к  неизвестному.  Еще
живой, тот сидел на  тротуаре,  одной  рукой  опираясь  об  асфальт,  другой
держась за грудь. Его голубые глаза с упреком уставились на комиссара.
   - Какой ужас! - вскрикнул женский голос. Неизвестный  качнулся  и  рухнул
поперек тротуара. Он был мертв.

***

   Люкас вернулся несолоно хлебавши, зато невредимый. Вторая пуля не  задела
его. Убийца пытался выстрелить в третий раз, но оружие, видимо, дало осечку,
Разглядеть его инспектор не успел.
   - Опознать не смогу. Сдается только, он брюнет.  Толпа  невольно  помогла
убийце скрыться: Люкасу как нарочно все время преграждали дорогу.  И  теперь
сыщиков  окружало  кольцо  осуждающих,  почти  враждебных  лиц.  В   здешних
кварталах люди нюхом чуют полицейских в штатском.
   Вскоре к комиссару и Люкасу подоспел постовой, отстранивший любопытных.
   - "Скорую помощь"! Но сначала свисток  соседним  постам,  -  распорядился
Мегрэ и с озабоченным видом проинструктировал  Люкаса,  которого  оставил  с
полицейскими на месте происшествия. Потом  еще  раз  взглянул  на  мертвеца.
Комиссару не  терпелось  обшарить  карманы  убитого,  но  какая-то  странная
стыдливость  помешала  ему  осуществить  в  присутствии  зевак  эту  слишком
откровенную, слишком профессиональную процедуру, которая выглядела бы  здесь
кощунством, а то и вызовом.
   - Осторожно! Остались другие, - тихо бросил он инспектору.
   От места происшествия было рукой подать до набережной Орфевр, куда  такси
и подбросило комиссара. Он быстро поднялся в кабинет начальника,  вошел  без
доклада и объявил:
   - Еще один труп. Этого подстрелили, как кролика, прямо на улице, у нас на
глазах. Как только тело увезут, Люкас прибудет сюда. Могу  я  взять  человек
двадцать? Придется перевести на осадное положение целый квартал.
   - Какой?
   - Улицу Сицилийского Короля.
   Мегрэ  прошел  в  инспекторскую,   отобрал   нескольких   сотрудников   и
проинструктировал их.  Потом  заглянул  к  комиссару,  возглавляющему  отдел
охраны нравственности.
   -  Можешь  одолжить   мне   инспектора,   основательно   знающего   улицу
Сицилийского Короля, улицу Розье и соседние кварталы?  Там  ведь  тоже  есть
публичные девки?
   - Более чем достаточно.
   - Через полчаса твоему инспектору вручат фотографию.
   - Еще один жмурик?
   - К несчастью, да. Но лицо у него не изуродовано.
   - Ясно.
   - Эти типы прячутся где-то  там.  Их  несколько.  Только  осторожно:  они
убийцы.
   Затем Мегрэ  проследовал  в  отдел  меблированных  комнат,  где  попросил
коллегу о примерно такой же услуге.
   Действовать  надлежало  быстро.   Комиссар   проверил,   отправились   ли
инспекторы на указанные им посты вокруг квартала. Потом позвонил в  Институт
судебной медицины.
   - Как с фотографиями?
   - Через  несколько  минут  присылайте  за  ними.  Тело  привезли.  С  ним
работают.
   Мегрэ, казалось, что-то забыл. Он стоял, готовый к уходу,  и  в  раздумье
потирал подбородок, как вдруг перед его мысленным взором  встал  следователь
Комельо.
   - Алло... Добрый вечер, господин следователь. Говорит Мегрэ.
   - Ну, что с вашим хозяином маленького кафе, господин комиссар?
   - Он действительно содержал маленькое кафе, господин следователь.
   - Он опознан?
   - Точнее не бывает.
   - Расследование продвигается?
   - У нас уже новый мертвец.
   Мегрэ живо представил себе, как подскочил в кресле следователь.
   - Что такое?
   - У нас новый мертвец. Только на этот раз из враждебного клана.
   - Вы хотите сказать, что его убила полиция?
   - Нет, эти господа.
   - Какие еще господа?
   - По всей видимости, сообщники.
   - Они задержаны?
   - Нет,  господин  следователь,  -  понизил  голос  Мегрэ.  -  Боюсь,  это
потребует труда  и  времени.  Дело  очень,  очень  серьезное.  Они  убивают,
понятно?
   - Я думаю, не будь они убийцами, не было бы и дела вообще.
   - Вы не поняли меня. Они убивают с полным хладнокровием,  чтобы  спастись
самим. А это, знаете ли, бывает нечасто, хотя публика и другого мнения.  Они
без колебаний прикончили одного из своих.
   - Зачем?
   - Вероятно, затем, что он засветился и мог вывести нас на  их  логово.  А
скрываются они в скверном районе, одном из самых скверных в Париже. Он кишит
иностранцами вообще без документов или с поддельными.
   - Что вы собираетесь предпринять?
   - Следовать рутине, потому что  я  обязан  это  сделать  -  на  кону  моя
репутация. Ночью проведу облаву, хотя она ничего не даст.
   - Надеюсь, по крайней мере она не будет стоить новых жертв?
   - Я тоже надеюсь.
   - В котором часу начнете?
   - Как обычно - в два ночи.
   - Сегодня у меня бридж. Постараюсь задержаться  подольше.  Позвоните  мне
сразу после облавы.
   - Слушаюсь, господин следователь.
   - А когда вы пришлете мне донесение?
   - Как только позволит время. Вероятно, не раньше завтрашнего дня.
   - Как ваш бронхит?
   - Какой бронхит?
   Комиссар начисто забыл о своей болезни, тем более что в кабинете появился
Люкас с красной книжечкой в руке.  Мегрэ  знал,  что  это  такое.  Это  была
профсоюзная карточка на имя Виктора  Польенского,  по  национальности  чеха,
разнорабочего на заводах Ситроена.
   - Адрес, Люкас?
   - Набережная Жавель, сто тридцать два.
   - Погоди-ка, что-то знакомое. По-моему, это грязная  меблирашка  на  углу
набережной и какой-то улицы. Года два назад мы там  уже  побывали.  Проверь,
есть ли в доме телефон.
   Да, это была убогая меблирашка дальше по течению  Сены,  расположенная  в
мрачном заводском районе и набитая недавно прибывшими иностранцами, которые,
в обход полицейских предписаний, селились порой по несколько человек в одной
комнате. Самое удивительное, что заведение принадлежало женщине, несмотря ни
на что умело управлявшейся с подобными жильцами. Они даже столовались у нее.
   - Алло... Дом сто тридцать два по набережной Жавель?
   Хриплый женский голос.
   - Польенский у вас? Виктор Польенский? Женщина помолчала, соображая,  что
ответить.
   - А вы кто такой?
   - Я его друг.
   - Шпик - вот вы кто.
   - Ладно, я из полиции. Польенский все еще живет у  вас?  Имейте  в  виду,
ваши слова будут проверены.
   - Не стращайте. Он вот уже полгода как съехал.
   - Где он работал?
   - У Ситроена.
   - Давно он во Франции?
   - Откуда мне знать?
   - По-французски говорит?
   - Нет.
   - Долго у вас прожил?
   - Месяца три.
   - Приятели у него были? В гости кто-нибудь приходил?
   - Нет.
   - Документы у него были в порядке?
   - Наверно, потому как ваш отдел  меблированных  комнат  не  имел  ко  мне
претензий.
   - Еще один вопрос. Питался он у вас?
   - Обычно да.
   - По девкам таскался?
   - По-вашему, свинья вы этакая, я суюсь в подобные пакости?
   Комиссар положил трубку и скомандовал Люкасу:
   - Позвони в службу регистрации иностранцев. В делах префектуры полиции на
Польенского не оказалось и  намека.  Иными  словами,  чех  въехал  в  страну
нелегально, как многие до него, как десятки  тысяч  ему  подобных,  которыми
переполнен трущобный Париж. Естественно,  по  примеру  большинства  раздобыл
себе поддельное удостоверение личности. В районе улицы  Сен