на
меня?
   - За что?
   - За все те глупости, что я тебе тут наплел.
   - Ты мне говорил о вещах, исполненных глубокого смысла. Мы ведь  тоже
в столице должны принимать в расчет конкретные  ситуации  и,  работая  с
высокопоставленными лицами, надеваем перчатки.
   Шабо сразу же почувствовал себя лучше:
   - Сегодня после обеда  я  займусь  опросом  тех  свидетелей,  которых
откопал для меня Шабирон. Большинство из  них  ничего  не  видели  и  не
слышали, но я не хочу пренебрегать даже малейшим шансом.
   - Будь полюбезнее с женой Шалю.
   - Признайся, что эта публика вызывает у тебя симпатию.
   - Безусловно!
   - Так ты пойдешь со мной?
   -  Нет.  Предпочитаю  побродить  по  улицам,  выпить  пивка  там-сям,
почувствовать, чем дышит город.
   - Кстати, я ведь так не вскрыл полученное письмо.
   Не хотел делать это перед матушкой.
   Он вытащил из кармана  светло-розовый  конверт,  и  Мегрэ  тотчас  же
распознал почерк. Да, все верно, оба листка - тот, что держал  сейчас  в
руках Шабо, и утреннее ему послание - брали из одной пачки.
   "Пастарайтесь узнать, что дохтур делал у девки Сабати"
   - Ты знаешь, кто это?
   - Слыхом не слыхивал о такой фамилии.
   - Припоминаю, ты говорил, что доктор Верну не бегает за юбками.
   - Такая у него репутация. Ну, сейчас анонимки посыплются как из  рога
изобилия. Эту явно написала женщина.
   - Как и вообще большинство анонимок! Тебя не  затруднит  позвонить  в
комиссариат?
   - Насчет этой Сабати?
   - Да.
   - Прямо сейчас?
   Мегрэ кивнул.
   - Тогда пойдем в кабинет.
   Шабо подошел к телефону и набрал номер комиссариата полиции.
   - Это вы, Ферон? С вами говорит следователь. Вам что-нибудь  известно
о некоей Сабати?
   Потянулись  минуты  ожидания.  Ферон  осведомлялся   у   полицейских,
возможно, проверял какие-то списки. Когда он появился  на  линии  снова,
Шабо, слушая его, стал что-то помечать на своем бюваре.
   - Нет. Вероятно, никакой связи. Как? Наверняка нет.
   Пока ею не занимайтесь.
   Произнося эту фразу,  он  вопросительно  взглянул  на  Мегрэ,  и  тот
энергично закивал.
   - Буду у себя через полчаса. Да. Благодарю.
   Он повесил трубку:
   - Да, в Фонтэне-ле-Конт действительно  обитает  некая  Луиза  Сабати.
Дочь итальянского каменщика, должно быть работающего  в  Нанте  или  его
окрестностях. Какое-то время она была горничной в  гостинице  "Франция",
затем официанткой в кафе "У почты". Но в  течение  последних  нескольких
месяцев ничем не занимается. Если недавно куда-нибудь не  переехала,  то
проживает у поворота дороги на Ла-Рошель, в квартале казарм,  в  большом
заброшенном доме вместе с еще шестью-семью семьями.
   Мегрэ поднадоела сигара, он ткнул ее раскаленным концом в пепельницу,
а сам принялся набивать трубку.
   - Намерен навестить ее?
   - Не исключено.
   - Ты по-прежнему полагаешь, что доктор?..  -  Он  запнулся,  нахмурил
брови. - Слушай, а чем займемся сегодня  вечером?  Обычно  в  этот  день
недели я хожу  к  Верну  сыграть  партию-другую  в  бридж.  Кажется,  ты
упомянул как-то, что Юбер Верну ждет нас вместе.
   - И что?
   - Думаю,  а  стоит  ли,  учитывая  нынешнее  состояние  общественного
мнения...
   - Ты привык бывать у них каждую субботу?
   - Да.
   - Следовательно, стоит тебе не прийти к ним,  как  сразу  же  сделают
вывод о том, что семейство находится под подозрением.
   - Но если я разделю их компанию, то станут говорить...
   - ...Что ты  им  составляешь  протекцию,  и  все.  Так  об  этом  уже
суесловят. Так что чуть более или меньше...
   - Ты намерен меня сопровождать?
   - Само собой разумеется.
   - Если хочешь... - Бедняга Шабо уже настолько  обмяк,  что  полностью
отдал инициативу Мегрэ. - Пора и во Дворец правосудия.
   Дом они покинули вместе; небо было все такое же яркое, переходящее  в
голубизну, - таким оно отражается л луже  воды.  По-прежнему  шквалистый
ветер туго обтягивал платьями фигуры женщин и на перекрестках улиц  иной
раз срывал шляпу с головы какого-либо мужчины, и тот бежал вслед за ней,
смешно дрыгаясь.
   Они расстались, разойдясь в противоположные стороны.
   - Когда увидимся?
   - Я, может статься,  загляну  к  тебе  в  кабинет.  А  если  нет,  то
встретимся у тебя за ужином. В котором часу бридж у Верну?
   - В восемь тридцать.
   - Сразу же предупреждаю, что я играть в него не умею.
   - Ничего, сойдет и так.
   Мегрэ шагал по тротуару - трубка в зубах,  руки  в  карманах  пальто,
голова наклонена вперед, чтобы  не  слетела  шляпа;  судя  по  шевелению
занавесок на окнах, за ним все время наблюдали. Комиссар  ни  в  чем  не
кривил душой во время последнего разговора  с  Шабо.  Именно  так  он  и
понимал сложившуюся ситуацию.  И  тем  не  менее  сегодня  утром,  когда
вмешался в допрос Шалю, он повиновался какому-то внутреннему импульсу, а
за  ним  стояло  желание  вытащить   следователя   из   затруднительного
положения, в которое тот попал.
   Атмосфера в городе продолжала внушать тревогу. Напрасно  люди  делали
вид, что занимаются, как обычно, своими повседневными делами - все равно
во взглядах прохожих угадывался определенный  страх,  и  они,  казалось,
непроизвольно ускоряли шаги, будто опасались, как бы откуда-нибудь вдруг
не выскочил убийца. Мегрэ был стопроцентно убежден,  что  в  другие  дни
хозяйки  не  группировались  бы  в  кучки   на   порогах   домов,   тихо
переговариваясь о чем-то, как они это делали сегодня.
   Его провожали взглядами, и комиссару казалось, что он  читает  на  их
лицах молчаливый вопрос. Предпримет ли он что-нибудь эффективное? Или же
незнакомец и впредь будет безнаказанно убивать людей?
   Некоторые робко приветствовали его,  словно  бы  желая  сказать:  "Мы
знаем, кто вы. У вас репутация человека, который успешно завершал  самые
трудные расследования. И вы не позволите некоторым видным горожанам дать
себя охмурить".
   Он чуть было не заскочил в кафе "У почты" выпить пива.  К  сожалению,
там уже оказалось не меньше дюжины посетителей, и все они повернулись  в
сторону Мегрэ, стоило тому приблизиться  к  двери,  а  у  него  не  было
никакого желания уже сейчас начинать отвечать на  вопросы,  которые  ему
непременно начнут задавать.
   Стремясь попасть в квартал казарм, следовало пересечь Марсово поле  -
обширный пустырь, окаймленный  недавно  посаженными  деревьями,  которые
зябко вздрагивали от порывов ветра.
   Он пошел по той же улочке, что и доктор накануне вечером, той  самой,
на которой лишился жизни  Гобийяр.  Пройдя  мимо  одного  из  домов,  он
услышал громкие голоса, доносившиеся с третьего этажа. Здесь,  вероятнее
всего, и жил учитель Шалю. А сейчас  к  нему  подтянулись  дружки,  дабы
узнать новости, и они жарко о чем-то спорили.
   Комиссар прошел по Марсову полю, обогнул казарму, повернул направо  и
стал рыскать взглядом в поисках большого  запущенного  дома,  описанного
ему Шабо.
   Действительно, таковой имелся  -  на  безлюдной  улице,  между  двумя
пустырями. Сейчас уже было трудно угадать, что в нем размещалось  раньше
- то ли склад, то ли мельница, если не маленькая  фабрика?  На  тротуаре
играла стайка ребятишек. Другие, совсем еще  малыши  с  голыми  попками,
ползали  по  коридору.  В  приоткрывшуюся   дверь   просунулась   голова
женщины-толстухи со спадавшими на спину волосами, она о комиссаре  Мегрэ
уж точно ничего и никогда не слышала.
   - Чего вы ищете?
   - Мадемуазель Сабати.
   - Луизу?
   - Да, кажется, так ее и зовут.
   - Тогда обогните дом  и  заходите  с  черного  хода.  Поднимитесь  по
лестнице. Упретесь в дверь, она одна, других нет. Там и живет Луиза.
   Комиссар сделал все в  точности  так,  как  ему  посоветовали,  задел
походя баки для мусора, перешагнул через отбросы, в этот момент во дворе
казармы пропела труба.
   Дверь, о которой ему говорили, была  распахнута.  Крутая,  без  перил
лестница привела его на этаж на другом, чем остальные квартиры,  уровне,
и он постучал в окрашенную голубым филенку.
   Сначала никто не ответил. Стукнул посильнее,  услышал  женские  шаги,
передвигались в старых туфлях со стоптанными задниками; он был  вынужден
еще раз двинуть кулаком, пока изнутри не послышался голос:
   - В чем дело?
   - Мадемуазель Сабати?
   - Что вам надо?
   - Поговорить с вами. - И добавил на всякий случай:
   - Я от доктора.
   Она опять куда-то удалилась, наверное, накинуть на себя что-то  более
подходящее  случаю.  Когда  наконец  дверь  открылась,  выяснилось,  что
женщина была одета в  домашний  с  цветастыми  узорами  халат  из  плохо
выделанного хлопка, под  которым,  кроме  ночной  рубашки,  по-видимому,
ничего не  было.  На  голых  ногах  болтались  шлепанцы,  черные  волосы
взлохмачены.
   - Вы спали?
   - Нет.
   Она недоверчиво  осмотрела  его  с  ног  до  головы.  Позади  нее,  с
крохотной лестничной площадки, просматривалась  комната,  пребывавшая  в
полнейшем беспорядке, хозяйка так и не приглашала его зайти.
   - Что он велел мне передать?
   При этом она повернула голову чуть в  сторону,  и  стал  виден  синяк
вокруг левого глаза - отнюдь не первой свежести, уже начавший желтеть.
   - Не бойтесь. Я ваш друг. Всего лишь хотел бы  немного  поговорить  с
вами.
   Она все же решилась  пропустить  незнакомого  ей  мужчину,  но,  надо
полагать, только потому, что  внизу,  на  ступенях  лестницы,  появились
двое-трое мальчишек, наблюдавших за происходившим.
   Квартира состояла из спальной с неудобной кроватью - это  он  углядел
еще с порога - и кухни. Там, на столе, лежал раскрытый  томик  какого-то
романа, рядом стояла чашка с остатками кофе с молоком, на тарелке  лежал
кусочек масла.
   Луизу Сабати нельзя было назвать красавицей. В черном платье с  белым
передником она,  должно  быть,  выглядела  всегда  утомленной,  как  это
типично для большинства горничных в провинциальных гостиницах. И все  же
в ней проглядывало  что-то  привлекательное,  нечто  почти  патетическое
таилось в ее лице с темными, полными внутренней напряженности глазами.
   Она освободила для него стул.
   - Вас действительно послал Ален?
   - Нет.
   - Ему неизвестно, что вы тут?
   Произнося эти слова, он бросила испуганный взгляд на дверь, сама и не
собиралась садиться, держалась сторожко,  в  полной  готовности  оказать
сопротивление.
   - Не надо меня бояться.
   - Вы из полиции?
   - И да, и нет.
   - Что случилось? Где Ален?
   - Вероятно, у себя дома.
   - Вы уверены в этом?
   - А почему должно быть иначе?
   Она прикусила губу так сильно, что выступила кровь.
   Было  заметно,  что  она  очень  нервничает,  причем  болезненно.  На
какое-то мгновение у Мегрэ промелькнула даже мысль, уж не  принимает  ли
Луиза наркотики.
   - Кто вас навел на меня?
   - Вы давно любовница доктора?
   - Кто-то смолол языком, да?
   Он напустил на  себя  самый  благодушный,  какой  только  смог,  вид,
впрочем, принуждать себя выказать ей симпатию надобности у  Мегрэ  вовсе
не было.
   - Вы только что встали? - спросил он вместо ответа.
   - А вам-то какое дело?
   Она говорила с легким, почти незаметным итальянским акцентом. На  вид
- чуть более двадцати  лет,  под  плохо  скроенным  халатом  угадывалось
гибкое тело, лишь грудь, надо  полагать,  весьма  вызывающая,  несколько
потяжелела.
   - Вы не против сесть рядом?
   Женщина не могла найти себе места. Лихорадочно дергаясь из стороны  в
сторону, она выхватила из пачки сигарету, закурила:
   - Вы уверены, что, чего доброго, не нагрянет Ален?
   - Вы страшитесь этого? Почему?
   - Он ревнив.
   - Но у него нет никаких оснований ревновать ко мне.
   - Он видит соперника в каждом мужчине,  -  выпалила  она  и  добавила
странновато прозвучавшим голосом:
   - И поделом.
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Что это его право.
   - Он любит вас?
   - Думаю, да. Знаю, что не стою этого, но...
   - Вы действительно не желаете присесть?
   - Кто вы такой?
   - Комиссар Мегрэ из парижской уголовной полиции.
   - Слышала о вас. А что вы тут забыли?
   Почему бы не потолковать с ней откровенно?
   - Приехал в ваш город совершенно случайно навестить друга, с  которым
не виделся много лет.
   - Это он вам рассказал обо мне?
   - Нет. Я познакомился также и с вашим другом Аленом. Кстати,  сегодня
вечером приглашен к нему в гости.
   Она чувствовала, что Мегрэ не лгал, но все еще не могла  успокоиться.
Тем не менее пододвинула к себе стул, хотя села на него не сразу.
   - Если он пока еще и не попал в затруднительное положение, то рискует
оказаться в нем с часу на час.
   - С чего бы это?
   По тону, каким она произнесла эту фразу, комиссар понял,  что  Сабати
уже знает обо всем.
   - Некоторые считают, что он, возможно, и есть тот  человек,  которого
сейчас разыскивают.
   - Из-за этих злодеяний?  Вранье!  Это  не  он.  У  него  нет  никаких
причин...
   Комиссар перебил ее, протянув анонимное письмо, которое  передал  ему
следователь. Она ознакомилась с ним, лицо напряглось, брови нахмурились.
   - Интересно, кто же такое сморозил?
   - Какая-то женщина.
   - Это уж точно. И явно из тех, кто проживает в этом бараке.
   - Это почему же?
   - Никто о нас знать не знает. Но даже и здесь, ручаюсь,  никому  было
невдомек, что он за  птица.  Кто-то  сводит  счеты,  гнусь  такая!  Ален
никогда...
   - Да вы присаживайтесь.
   Она в конечном счете все же уступила ему, при этом тщательно прикрыла
полами халата оголившиеся ноги.
   - Как давно вы его любовница?
   Она выпалила не задумываясь:
   - Восемь месяцев и одну неделю.
   Комиссар едва не улыбнулся такой точности.
   - И как все началось?
   - Я работала тогда официанткой в кафе "У  почты".  Он  нет-нет  да  и
забегал туда, сядет, как всегда, на одно  и  то  же  место,  у  окна,  и
глазеет на прохожих. Его все знали, здоровались, но сам он в разговор не
вступал. А потом я приметила, что он стал вдруг пялиться на меня. -  Она
с вызовом взглянула на комиссара. - Вам и в самом деле охота узнать, как
все у нас началось? Ладно! Расскажу, сами потом докумекаете, что  он  не
такой человек, каким вы его себе представляете. Дальше  -  больше,  Ален
стал захаживать и вечерами пропустить рюмочку. Как-то раз задержался  до
закрытия. Поначалу я все подтрунивала над  его  громадными  из-за  очков
глазищами, которыми он так и высматривал меня, где бы я ни находилась  в
зале. А тут еще свидание у меня было оговорено с одним виноторговцем,  с
ним вы еще столкнетесь. Так вот мы повернули направо в улочку и...
   - Что потом?
   - Как что? Улеглись на лавочку на Марсовом поле!
   Смекаете для чего? Обычно раз-два и готово. Разделались с этим,  и  я
потрусила одна через площадь домой, вдруг слышу - шаги позади.  Это  был
доктор. Немного струхнула. Обернулась и спрашиваю: чего, мол, надо. А он
сконфузился, не  находит,  что  ответить.  А  потом,  знаете,  тихо  так
пробормотал: "Ну зачем вы это сделали?" Я чуть со смеху не упала: "А вам
что, завидно?" - "Меня это опечалило". - "Это отчего  же?"  А  кончилось
все объяснением в любви, в которой он,  дескать,  никак  не  решался  до
этого мне признаться, заверениями, что он  человек  глубоко  несчастный.
Вам смешно, да?
   - Нет.
   Все верно. Мегрэ не улыбался. Он  прекрасно  представлял  себе  Алена
Верну в подобной ситуации.
   - Так мы и колобродили до часу, а то и до двух ночи.
   Я не выдержала и к концу разревелась.
   - Он вас проводил до дому?
   - Не в тот вечер. Это длилось еще целую неделю.
   И почти все эти дни Ален просиживал в кафе, так и зыркая  мне  вслед.
Ревновал даже  тогда,  когда  я  благодарила  какого-нибудь  мужчину  за
чаевые. Таким остался и до сих пор. Требует, чтобы я сидела  дома  и  не
высовывалась.
   - Бьет?
   Женщина инстинктивно подняла руку к  синяку  на  щеке,  рукав  халата
сполз, обнажив другие следы  насилия,  видимо  оставшиеся  после  сжатия
запястий крепкими пальцами.
   - Это его право, - повторила она не без гордости.
   - И часто так бывает?
   - Почти каждый раз.
   - Но почему?
   - Если вы не догадываетесь, чего же тогда объяснять.
   Любит, и все. А вынужден жить с женой и  детьми.  Он  не  выносит  не
только ее, но и малолеток.
   - Так и сказал?
   - Сама знаю.
   - А вы ему рога наставляете?
   Она замкнулась, одарив его лютым взглядом.
   - Что, сболтнул кто-то? - И добавила более сухо:
   - Первое время случалось, когда я еще не поняла ничего.
   Думала, с ним, как и с остальными,  без  разницы.  Когда  занимаешься
этим с четырнадцати лет, становится как раз плюнуть.  А  он,  узнав,  аж
взревел, думала, прикончит на месте. Я не попусту это говорю.  Настолько
разъяренного мужика еще и не видела. Битый час лежал на кровати, глаза в
потолок, кулаки сжаты. Я чувствовала: жутко маялся.
   - А вы продолжали, да?
   - Раза два-три. Дура была, вот что скажу вам.
   - А с тех пор?
   - Нет!
   - Он приходит сюда каждый вечер?
   - Почти.
   - Вчера ждали его?
   Она замешкалась с ответом, гадая, как скажутся ее ответы на Алене,  и
желая любой ценой выгородить его.
   - Какая разница?
   - Но вам ведь нужно время от времени сходить на рынок.
   - А я в город ни ногой, тут на уголочке у нас есть бакалейная лавка.
   - А все остальное время проводите здесь, этакой затворницей?
   -  Никто  меня  не  запирал.  Дверь-то   я   открыла,   вот   вам   и
доказательство.
   - А он никогда так не ставил вопрос: не хотел посадить вас под замок.
   - Как это вы догадались?
   - Он уже проделывал это с вами?
   - Было, целую неделю продержал.
   - Соседи заметили?
   - Конечно.
   - Потому-то он и вернул вам ключ, да?
   - Откуда мне знать почему. Никак не возьму в толк, к чему вы клоните.
   - Вы его любите?
   - Уж не воображаете ли вы, что я вела бы такую жизнь, не будь этого?
   - Он дает вам денег?
   - Когда может.
   - Я-то считал его человеком состоятельным.
   - Все так думают, а на деле он как тот  юноша,  что  вынужден  каждую
неделю клянчить у отца хоть несколько франков. Все они живут там  кучей,
в одном доме.
   - Причина?
   - А я знаю?
   - Он мог бы работать.
   - Это его дело, не ясно, что ли? Иногда папаша неделями не  дает  ему
ни гроша.
   - Как сейчас, правда?
   Она передернула плечами:
   - Ну и что? Когда-то и я невесть что воображала себе насчет тех,  кто
слывет богатеньким. А на поверку -  одна  показуха,  да-да!  Домина  что
надо, а внутри - пусто. Они то и дело цапаются друг с другом -  лишь  бы
выдоить немного деньжат у старика, а поставщикам порой приходится  ждать
месяцами, пока им заплатят.
   - Я полагал, что у Алена супруга с достатком.
   - Если бы так было, она бы ни за что  не  выскочила  за  него  замуж.
Жена-то как раз и рассчитывала потрясти его мошну. А  когда  обнаружила,
что он гол как сокол, то ужас как возненавидела его.
   Последовала  достаточно  продолжительная   пауза.   Мегрэ   неспешно,
задумавшись, набивал трубку.
   - Чем это вы озаботились? - не выдержала она.
   - Думаю, вы действительно его любите.
   - Дошло наконец! - Ее ирония прозвучала горько. - Я  вот  все  голову
ломаю, - продолжала Луиза, - и никак не могу понять, ну что к нему вдруг
люди привязались.
   Читала  тут  газету.  Прямо  не  говорят,  но   чувствую,   что   его
подозревают. А давеча слышала, как бабы под окном во дворе  сплетничали,
нарочно ведь орали погромче, чтобы я ни словечка не упустила.
   - И о чем же шла речь?
   - О том, что уж если начали искать психа, то  не  надо,  мол,  далеко
ходить.
   - Догадываюсь, они слышали, какие вы тут устраивали сцены!
   - Ну и что? - Она вдруг взъярилась и вскочила со  стула.  -  Так  вам
тоже вздумалось объявить его чокнутым лишь потому,  что  он  влюбился  в
такую девку, как я, и ревнует ее ко всякому встречному-поперечному?
   Мегрэ тоже встал и, пытаясь ее успокоить,  положил  на  плечо  Сабати
руку, но она гневным движением сбросила ее.
   - Признайтесь, что носитесь с этой мыслью.
   - Не я это придумал.
   - Так считаете или нет, что он сб