то невозможно.
   Напротив газовый завод с черными от угля  дворами.  Лицо  у  Мимиля  было
грязноватое, как у тех, кто не спал ночь и утром не умывался.
   - На лестнице легче дышать и не так противно пахнет. Вы не находите,  что
здесь отдает какой-то гнилью? Словно запах от старых бинтов.

***

   По-видимому, Жорж Анри спал или притворялся, что  спит.  Приложив  ухо  к
двери, они не уловили в его комнате никакого шума. Оба стояли  на  лестнице;
Мимиль,  отчитываясь  перед  Мегрэ,  курил  сигарету  за  сигаретой,   чтобы
вознаградить себя за упущенное.
   - Прежде всего расскажу, как мне удалось вам позвонить. Я не  хотел,  как
говорят у вас,  оставлять  пост.  Но,  с  другой  стороны,  как  мы  с  вами
договорились, должен был сообщить, где мы находимся. Около девяти  часов  из
двадцать четвертого номера вышла  женщина.  Сначала  я  хотел  попросить  ее
позвонить или отнести вам записку на набережную Орфевр. Но решил, что здесь,
пожалуй, не стоит говорить о полиции: меня могут отсюда вытряхнуть.
   "Лучше подожди другого случая, Мимиль, - сказал я себе. - Сейчас не время
поднимать кутерьму".
   Когда из двадцать третьего номера вышел какой-то тип, я сразу понял,  что
он поляк. А с поляком я всегда договорюсь, ведь я кое-как объясняюсь  на  их
языке.
   Я заговорил с ним, а он очень обрадовался, услышав  хоть  и  ломаный,  но
свой родной язык. Тут я стал ему  заливать,  придумал  какую-то  невероятную
историю. Короче говоря, он согласился постоять здесь несколько минут, пока я
спущусь и позвоню приятелю.
   - Ты уверен, что мальчишка по-прежнему там?
   Мимиль бросил на комиссара лукавый взгляд и вынул из кармана плоскогубцы,
в которых зажал  кончик  ключа,  торчавший  из  замочной  скважины  двадцать
первого номера.
   Он сделал Мегрэ знак, чтобы тот тихонько подошел к двери, совсем неслышно
повернул ключ и приоткрыл ее.
   Комиссар нагнул голову, и в комнате с открытым окном, точно такой же, как
и соседняя, увидел подростка, который лежал одетым поперек кровати.
   Сомнений быть не могло - он спал. Спал, как  еще  спят  в  его  возрасте:
спокойно, с полуоткрытым ртом, и в лице его было что-то детское. Он даже  не
снял ботинки, и одна нога свисала с постели.
   Мегрэ так же осторожно закрыл дверь.
   - Теперь я расскажу вам, как все произошло. Вы мне подали  верную  мысль:
захватить с собой велосипед. Еще удачнее оказалось, что я спрятал его  возле
переезда.
   Вы помните, как он помчался? Прямо как  кролик!  Он  кружил  по  парку  и
пробирался сквозь кустарники, надеясь сбить меня со следа.
   Был момент, когда мы, один за другим, перелезли через живую изгородь, и я
потерял его из виду. По звуку шагов я определил, что он направляется к дому.
Это даже не дом, а что-то  похожее  на  сарай.  Вскоре  он  вышел  оттуда  с
велосипедом.
   - Это не сарай, а дом его  бабушки,  -  уточнил  Мегрэ.  -  Должно  быть,
велосипед был дамский, его двоюродной сестры Мониты.
   - Правильно, дамский. Он вскочил на него, но по дорожкам парка быстро  не
поедешь, и я от него не отставал. Заговорить с ним я не решался, так как  не
знал, что происходит с вами.
   - Малик хотел в тебя стрелять.
   - Так я и думал. Странно, но у меня было такое  предчувствие.  Настолько,
что в какое-то мгновение я даже  приостановился  и  пригнул  голову,  словно
ожидая выстрела. Короче говоря, мы блуждали  в  темноте,  и  он  теперь  вел
велосипед, а не ехал на нем. Затем перенес его  через  другую  изгородь.  Мы
очутились на дорожке, спускающейся к Сене, но и там быстро не  покатишь.  По
бечевнику, вдоль реки - дело другое. Там я от него порядочно отстал, но зато
наверстал упущенное, когда начали подниматься к станции.
   Он как будто немного успокоился - откуда  ему  было  знать,  что  немного
дальше спрятан мой велосипед.
   Бедный  малыш!  Он  крутил  педали  изо  всех  сил.  Не  сомневался,  что
ускользнет от меня, верно?
   Ну так вот: по дороге я вскакиваю на свою машину, жму изо всех сил и  как
раз в ту минуту, когда он меньше всего ожидал,  оказываюсь  с  ним  рядом  и
кручу педали как ни в чем не бывало.
   "Не бойся, малыш!" - говорю я ему.
   Я хотел его успокоить. Но он был как ненормальный. Катил все быстрее, так
что даже стал задыхаться...
   "Я же тебе сказал - не бойся!.. Ты ведь знаешь комиссара  Мегрэ,  правда?
Он не хочет тебе зла. Наоборот!"
   Время от времени он оборачивался ко мне и в бешенстве кричал:  "Отстаньте
от меня!"
   Потом с рыданиями в голосе крикнул: "Все равно я ничего не скажу!.."
   Мне жаль его, поверьте. И вообще это дело совсем не по мне. Не говоря  уж
о том, что на каком-то спуске, не помню уж где, на большой дороге, он  круто
повернул и грохнулся на  асфальт,  да  так,  что  я  буквально  слышал,  как
зазвенело у него в голове!
   Я слезаю с велосипеда. Хочу помочь ему подняться, но он уже снова в седле
и просто кипит от ярости.
   "Остановись, малыш! Ты расшибешься. Ведь ты ничем не рискуешь, если мы  с
тобой минутку поговорим, верно? Ведь я тебе не враг...".
   Я и понятия не имел, что он там делает, наклонившись к рулю:  рук-то  его
мне не было видно. Нужно сказать, что луна уже  поднялась  и  было  довольно
светло.
   Подъезжаю ближе. Я почти поравнялся с ним, как вдруг он резко затормозил.
Я быстро пригнулся.  И  не  зря!  Этот  маленький  бандит  ничего  лучше  не
придумал, как бросить в меня гаечный ключ, который вытащил  из  велосипедной
сумки. И этот ключ пролетел на волосок от моей головы!
   Тут парень еще больше испугался. Решил, что я обозлюсь и буду ему мстить.
А я все говорил и говорил... Было бы забавно, если бы я мог пересказать  вам
все, что говорил этой ночью.
   "Ты сам должен понять, что тебе от меня не уйти.  Я  получил  инструкцию.
Поезжай куда хочешь, но знай, что я от тебя не отстану. Я должен  отчитаться
перед комиссаром. Когда он сам будет здесь, тогда мое дело маленькое..."
   На каком-то перекрестке он, должно быть, сбился с пути. Мы  проехали  Бог
весть сколько деревень, совсем белых под луной, и выехали наконец на  дорогу
в Орлеан. Представляете, сколько нам пришлось исколесить, когда мы были  уже
у дороги на Фонтенбло?
   В конце концов ему волей-неволей пришлось ехать потише, но  разговаривать
со мной он по-прежнему не желал и даже не оборачивался в мою сторону.
   Потом стало светать, и мы очутились в предместье Парижа.  Тут  мне  снова
пришлось попыхтеть, когда он вздумал  кружить  по  всем  маленьким  улочкам,
какие только попадались, пытаясь от меня оторваться.
   Как видно, мальчишка умирал от усталости. Лицо стало совсем  белым,  веки
покраснели и в седле он держался, скорее, лишь по инерции.
   "Не лучше ли тебе поспать, малыш? - сказал я. - А то совсем свалишься".
   И тогда он со мной все-таки заговорил. Невольно, не отдавая себе  отчета.
Да, я думаю, он настолько  выдохся,  что  сам  не  понимал  что  делает.  Вы
когда-нибудь видели, как гонщик подходит к концу кросса? Когда  он  перейдет
линию финиша, его  приходится  поддерживать,  а  он  смотрит  на  кинокамеру
невидящими глазами.
   "У меня нет денег", - сказал он.
   "Это не беда. У меня есть. Мы пойдем, куда ты хочешь, но тебе  непременно
нужно отдохнуть".
   Мы были в этом районе. Я и не думал, что он так быстро меня  послушается.
Он сам увидел слово "Гостиница" над открытой дверью. Оттуда как раз выходили
рабочие.
   Он слез с велосипеда, еле двигая ногами, как  будто  они  одеревенели.  Я
хотел предложить ему согреться чем-нибудь, но не знал, согласится ли  он.  К
тому же бистро еще не открылось.
   Знаете, он ведь гордый. Странный парнишка. Не знаю, что у него на уме, но
он явно что-то задумал. Вам еще придется с ним повозиться.
   Мы поставили велосипеды под лестницу. Если их не свистнули, они и  сейчас
там.
   Он поднимался по лестнице первым. Я за ним. Дойдя до второго этажа, он не
знал, что делать дальше, потому что ничего не было видно.
   "Хозяин!" - крикнул я.
   К нам вышел не хозяин, а хозяйка - здоровее любого мужика  и  не  слишком
любезная.
   "Что вам надо?" - И она окинула нас подозрительным взглядом.
   "Нам нужны две комнаты. По возможности рядом".
   Кончилось тем, что она дала нам два ключа: от двадцать первого  номера  и
от двадцать второго. Вот и все, шеф. А теперь,  пожалуйста,  посидите  здесь
немножко, а я сбегаю чего-нибудь перекусить. С самого утра я только и вдыхаю
кухонные запахи - ни крошки во рту не было.

***

   - Открой мне дверь его комнаты, - сказал Мегрэ вернувшемуся Мимилю.
   - Вы хотите разбудить  мальчика?  -  запротестовал  Мимиль,  который  уже
считал себя его покровителем. - Дали бы ему хорошенько выспаться.
   Мегрэ жестом успокоил его,  бесшумно,  на  цыпочках  вошел  в  комнату  и
облокотился на подоконник слухового окна. Печи газового завода в  это  время
заполнялись горючим. Вырвавшееся  из  них  пламя  казалось  желтым  в  лучах
солнца. Суетившиеся у печей полуголые люди, как видно, обливались потом,  то
и дело вытирая лицо черными от сажи руками.
   Ожидание было долгим, во всяком  случае,  вполне  достаточным  для  того,
чтобы все хорошенько обдумать. Комиссар порой поглядывал  на  мальчика,  сон
которого был неглубоким. Он начал ворочаться, как бывает перед пробуждением,
нахмурил  брови  и  стал  шевелить  губами,  словно  хотел  что-то  сказать.
Очевидно, ему снилось, что он говорит. Лицо его исказилось  злобой,  словно,
собрав все силы, он с кем-то горячо спорил.
   Потом лицо Жоржа Анри исказила мучительная гримаса: казалось, он  вот-вот
заплачет. Вначале он повернулся всем телом. Продавленный матрац заскрипел от
его резких движений. На нос ему села  муха.  Он  отогнал  ее  непроизвольным
жестом. Веки Жоржа Анри, пронизанные солнечным светом, дрогнули.
   Наконец он широко открыл глаза, сначала удивленно уставился  на  потолок,
потом на крупную темную фигуру комиссара, стоявшего на самом свету спиной  к
слуховому окошку. И вдруг сразу  все  вспомнил.  Но,  усилием  воли  подавив
желание вскочить на ноги,  он  продолжал  лежать  неподвижно;  на  лице  его
отразилась холодная решимость, даже жестокость, и мальчик  сделался  немного
похож на отца.
   - Все равно я ничего не скажу, - отчеканил он.
   - А я и не  прошу  говорить,  -  возразил  Мегрэ  чуть-чуть  ворчливо.  -
Впрочем, что вы могли бы мне сказать?
   - Почему меня преследуют? Что вам нужно от меня в моем  номере?  Где  мой
отец?
   - Остался дома.
   - Вы уверены?
   Казалось, он  не  решался  даже  шелохнуться,  словно  малейшее  движение
грозило ему  неведомой  опасностью.  Он  все  еще  лежал  на  спине,  нервно
напрягшись, с широко открытыми глазами.
   - Вы не имеете права меня преследовать. Я свободный человек. Я не  сделал
ничего плохого.
   - Значит, вы предпочитаете, чтобы я препроводил вас к отцу?
   В серых глазах мальчика отразился ужас.
   - Если вы попадете в руки полиции, она это немедленно  сделает.  Вы  ведь
еще несовершеннолетний.
   Жорж Анри рывком соскочил с кровати, уже не в силах скрывать отчаяние.
   - Но я не хочу! Не хочу!.. - закричал он. Мегрэ слышал, как Мимиль  ходит
взад и вперед по площадке. Наверное, он считает комиссара грубой скотиной.
   - Я хочу, чтобы меня оставили в  покое!  Я  хочу...  Комиссар  перехватил
безумный взгляд мальчика,  устремленный  на  окно  мансарды,  и  понял.  Нет
сомнения, не стой он  между  окном  и  Жоржем  Анри,  тот  был  бы  способен
прыгнуть...
   - Как ваша кузина?.. - медленно произнес Мегрэ.
   - Кто вам сказал, что моя кузина?..
   - Послушайте, Жорж Анри.
   - Не хочу!..
   - Вам придется меня выслушать. Я понимаю ваше положение.
   - Не правда.
   - Хотите, чтобы я уточнил?
   - Я вам запрещаю, слышите?
   - Успокойтесь! Вы не можете вернуться к отцу, да  и  не  имеете  никакого
желания.
   - Я никогда туда не вернусь.
   - С другой стороны, вы  в  таком  состоянии,  что  можете  сделать  любую
глупость.
   - Это мое дело.
   - Нет, не только ваше.
   - Я никому не нужен.
   - Тем не менее в течение нескольких дней вы будете под присмотром.
   Юноша болезненно усмехнулся.
   - Я должен это сделать, - закончил Мегрэ, спокойно раскуривая трубку. - С
вашего согласия или без него. Это уж от вашего решения никак не зависит.
   - Куда вы хотите меня отправить? Несомненно, он думает, как сбежать.
   - Еще не знаю. Вопрос, конечно, деликатный,  но  в  любом  случае  вы  не
можете оставаться в этом притоне.
   - Здесь не хуже, чем в подвале.
   Ну что ж! Похоже, дело сдвинулось с мертвой точки, раз  он  уже  способен
говорить с иронией о своей собственной участи.
   - Для начала нам нужно хорошенько позавтракать. Вы же голодны. Но если...
   - Все равно я не буду есть. "Боже мой, до чего он еще зелен!"
   - А вот я с удовольствием поем. Я голоден как волк,  -  заявил  Мегрэ.  -
Будьте благоразумны! Человек, который следовал за вами и  привез  вас  сюда,
куда подвижнее, чем я. Он и дальше будет за вами следить. Вы это  понимаете,
Жорж Анри? Хорошо бы вам принять ванну,  но  здесь  нет  такой  возможности.
Умойте хоть лицо.
   Мальчик повиновался с недовольным видом. Мегрэ открыл дверь.
   - Входи, Мимиль! Надеюсь, такси по-прежнему нас ждет? Сейчас мы все  трое
поедем завтракать в какой-нибудь спокойный ресторан. А может  быть,  вдвоем?
Ведь ты уже поел?
   - Не беспокойтесь,  я  могу  и  по  второму  разу.  Вероятно,  Жорж  Анри
мало-помалу возвращался к жизни. Спустившись вниз, он первый заметил:
   - А как же велосипеды?
   - Мы вернемся или пошлем кого-нибудь за ними. - И,  обращаясь  к  шоферу,
комиссар добавил:
   - В пивную "У дофины".
   Было около трех часов пополудни, когда они сели за стол в укромном уголке
и перед ними поставили всякие закуски.

Глава седьмая

Птенчик г-жи Мегрэ

   - Алло!.. Это ты, госпожа Мегрэ?.. Что?.. Откуда я звоню?..
   Это напоминало времена, когда он, работая в уголовной полиции, в  течение
четырех-пяти дней не имел возможности забежать домой, иногда даже сообщить о
себе и, наконец, звонил из самого неожиданного места.
   - Я в Париже. И ты мне очень нужна. Даю тебе полчаса на  сборы...  Да,  я
знаю... Это невозможно... Не важно... Через полчаса ты пойдешь  и  сядешь  в
машину Жозефа... Или, вернее, Жозеф заедет за тобой... Что ты говоришь? Если
машина окажется занятой? Не волнуйся, ему я уже звонил. Он  отвезет  тебя  в
Обрэ, и ровно в шесть ты будешь на вокзале Орсе. А  через  десять  минут  на
такси доедешь до Вогезской площади.
   Там находилась их старая парижская квартира,  которую  они  сохранили  за
собой. Не дожидаясь приезда жены, Мегрэ привез туда  Жоржа  Анри  и  Мимиля.
Окна в комнатах были завешены  серой  бумагой,  мебель  закрыта  чехлами,  а
сверху еще газетами, ковры посыпаны нафталином.
   - Нужно немного прибраться, ребята... Нельзя сказать, что  Жорж  Анри  за
завтраком стал более покладист. Однако хоть мальчик и не вымолвил ни  слова,
продолжая бросать на Мегрэ злобные взгляды, поел он с большим аппетитом.
   - Я все время чувствую себя арестованным, - вдруг заявил  он,  когда  они
приехали на квартиру Мегрэ, - и предупреждаю вас,  что  при  первом  удобном
случае сбегу. Вы не имеете права держать меня здесь.
   - Ладно! А пока помоги нам, пожалуйста, прибраться.
   И Жорж Анри вместе с другими принялся за работу: складывал газеты, снимал
с мебели чехлы, орудовал пылесосом. Когда все было закончено, комиссар налил
арманьяку в рюмки от красивого сервиза, из  предосторожности  не  взятого  в
деревню. Как раз в это время и явилась г-жа Мегрэ.
   - Это мне ты готовишь ванну? - с удивлением  спросила  она,  услышав  шум
льющейся воды.
   - Нет, моя дорогая. Ванну будет принимать  этот  молодой  человек,  очень
славный мальчик, который на некоторое время останется здесь с  тобой.  Зовут
его Жорж Анри. Он обещал при первом удобном  случае  отсюда  сбежать,  но  я
рассчитываю, что Мимиль, которого, кстати, я тоже должен тебе представить, с
твоей помощью помешает ему это сделать... Не кажется  ли  вам,  что  вы  уже
переварили свой завтрак, Жорж Анри? Тогда идите в ванную.
   - А ты уходишь?.. К обеду вернешься?.. Как всегда,  не  знаешь!  А  здесь
хоть шаром покати...
   - Ты можешь сходить за покупками, пока Мимиль посторожит мальчика.
   Он сказал ей тихонько несколько слов, и она, вдруг подобрев, с  нежностью
посмотрела на дверь ванной.
   - Ладно, попробую. Сколько ему лет? Семнадцать? Через полчаса  Мегрэ  уже
вернулся в привычную ему атмосферу уголовной полиции и справился о Торрансе.
   - Он пришел, шеф. Наверное, он у себя, а  может  быть,  спустился  выпить
кружку пива. Вам тут записка, я положил ее на ваш бывший стол.
   Речь шла о телефонограмме, полученной около трех часов:

   "Будьте любезны передать  комиссару  Мегрэ,  что  в  прошлый  понедельник
Бернадетта Аморель вызвала  своего  нотариуса,  чтобы  составить  завещание.
Нотариус, мэтр Балю, должно быть, живет в Париже".

   Телефонистка на коммутаторе не могла точно сказать, откуда  звонили.  Она
только слышала, как другая на линии произнесла:
   "Алло! Корбейль! Даю Париж!"
   Звонили, как видно, из Орсена или близлежащего населенного пункта.
   - Голос женский. Может, я и ошибаюсь, но мне показалось, что женщина  эта
не привыкла разговаривать по телефону.
   - Узнайте на почте в Корбейле, откуда звонили, - попросил Мегрэ.
   Он вошел в комнату Торранса, составлявшего в это время донесение.
   - Я выяснил все, что вы меня просили, шеф. Побывал в  двенадцати  игорных
клубах, но имя  Эрнеста  Малика  известно  только  в  двух.  Это  "Осман"  и
"Споршнг". Время от времени он бывает там и сейчас,  но  гораздо  реже,  чем
прежде. Кажется, он дока по части  покера.  В  баккара  не  играет  никогда.
Предпочитает  покер  и  экарте.  Проигрывает  редко.   В   "Спортинге"   мне
посчастливилось познакомиться со старым  инспектором  карточных  клубов.  Он
знает Малика уже лет тридцать.
   В студенческие годы Малик был одним из  искуснейших  игроков  в  покер  в
Латинском квартале. Старый инспектор,  служивший  тогда  официантом  в  кафе
"Источник", уверяет, что картами он зарабатывал себе на жизнь.
   Он имел привычку назначать для себя цифру и ни за что  ее  не  превышать.
Выиграв  определенную  сумму,  он  хладнокровно   удалялся,   вызывая   этим
неудовольствие партнеров.
   - Ты знаешь нотариуса Балю?
   - Слышал эту фамилию. Подождите! И он стал листать справочник.
   - Бабен... Бабер... Байи... Балю... Нашел! Набережная Вольтера, семьдесят
пять. Да это же напротив!
   Странная вещь, но история с нотариусом разозлила комиссара. Он не  любил,
когда его сбивали с толку, наводили на новый след,  и  уже  почти  решил  не
обращать внимания на это сообщение.
   На коммутаторе ему сказали, что звонили из телефонной кабины Сен-Пора,  в
пяти километрах от Орсена. Телефонистка из Сен-Пора сообщила,  что  разговор
заказывала женщина лет двадцати пяти - тридцати. Больше она ничего не знала.
   - Я ее не разглядывала. Время было  горячее,  отправка  почты...  Что  вы
сказали?.. Простая женщина... Да! Похоже, что служанка.
   Может быть. Малик поручил это кому-нибудь из слуг?
   Мегрэ отправился к мэтру Балю. Контора нотариуса  была  закрыта,  но  тот
согласился его принять. Он оказался очень старым, почти таким же старым, как
и сама Бернадетта Аморель. Тубы его пожелтели от никотина, говорил он  тихо,
надтреснутым  голосом,  потом  протягивал  своему  собеседнику   черепаховую
слуховую трубку.
   - Аморель! Да, я хорошо слышу. Как же, это  моя  старая  приятельница.  Я
знаю ее уже Бог весть  сколько  лет...  Постойте!  Еще  до  выставки  тысяча
девятисотого года муж  ее  обратился  ко  мне  за  консультацией  по  поводу
земельных участков... Деловой был человек!  Помню,  я,  поинтересовался,  не
состоит ли он в родстве с Аморелями из Женевы, старой протестантской семьей,
которая...
   Нотариус подтвердил, что в понедельник на прошлой неделе ездил  в  Орсен.
Действительно, Бернадетта Аморель составила вместе