момент. Но было кое-что  еще,  в
чем я не совсем уверена...
   То, что монахиня не все выложила,  Мегрэ  догадался  по  вопрошающему
взгляду, который она бросила на настоятельницу.
   - Значит, вы слышали и другие слова?
   - Да. Но в них не было  никакого  смысла.  Она  говорила  о  каком-то
серебряном ноже...
   - Вы уверены в этих двух словах?
   - В общем-то, да, потому что она произносила их много раз.  Она  даже
сказала: "Я до него дотронулась..."
   И тут же сильно задрожала.
   - Это все?
   Спокойно, но твердо и решительно настоятельница приказала:
   - Вы можете идти, сестра.
   Мегрэ нахмурился, собираясь запротестовать, но она, так же  спокойно,
подала ему знак замолчать. Сама закрыла дверь за ушедшей.
   - Остальное не представляет никакого интереса, я предпочла  сама  вам
это сказать. Я могу взять на себя ответственность за одну из моих  самых
молодых сестер.
   Ей было бы слишком трудно произнести кое-что в  присутствии  мужчины.
Не знаю, приходилось ли вам когда-либо бодрствовать у постели  бредящего
больного...
   И это она спрашивала у Мегрэ, тридцать лет проработавшего в полиции!
   - Я только хотела обратить ваше внимание на то, что у больных  иногда
происходит полное изменение личности. Врач бы  вам  это  объяснил  лучше
меня. Так вот, эта девушка  произносила  в  бреду  неоднократно  бранные
слова, которые позвольте мне вам не повторять.
   - Сестра Мари-Анжелика их вам назвала?
   - Исповедовать - моя обязанность.
   - Полагаю, что эти слова относятся к области секса?
   - Большинство. Добавлю, что речь идет о грубых ругательствах, которые
не фигурируют в словарях.
   Он несколько заколебался, но потом опустил голову.
   - Благодарю вас, - пробормотал он.
   И, как бы прощая  его  предыдущее  поведение,  настоятельница  совсем
другим тоном проговорила:
   -  Полагаю,  что  теперь  вы  захотите  повидаться  с  нашей  дорогой
пациенткой, которая,  как  мне  сообщили,  расстроилась,  не  дождавшись
вашего звонка по телефону. Представьте, она вставала и  хотела  ответить
на ваш звонок лично.
   - Благодарю вас, - повторил он  уже  снова  в  длинном  коридоре,  по
которому она его провожала.
   Обитая гвоздиками дверь  открылась  и  закрылась  за  ним.  Он  снова
очутился в клинике, которая по сравнению с монастырем показалась  теперь
ему какой-то обыкновенной и даже шумной.
   На лестничной площадке на этот раз его ожидала  не  Мари-Анжелика,  а
сестра Альдегонда.
   Мадам Мегрэ посмотрела на мужа с легким беспокойством, не осмеливаясь
сразу приступить к расспросам.
   - Прошу простить меня, - начал он. - Я был очень занят сегодня утром.
   - Я знаю.
   - Что ты знаешь?
   - Просто я как раз об этом думала. Полагаю, что ты ходил на похороны.
Ты обратил внимание на наш венок?
   И  сказать  только,  что  это  его  жена  задала   подобный   вопрос!
Одиннадцати дней в клинике оказалось достаточно, чтобы она изменилась.
   - Ты знаешь, я чувствую себя много лучше...
   - Я даже знаю, что ты вставала.
   - Кто тебе сказал?
   Он  не  стал  ссылаться  на  настоятельницу.  Ему  хотелось  поскорее
выбраться отсюда наружу. Ему не нравилось, как мадам Мегрэ  смотрела  на
него, и поэтому он попытался заговорить о вещах банальных. Этаким легким
тоном.
   Никогда еще полчаса не тянулись для него так долго, особенно  теперь,
когда сестра Мари-Анжелика не устраивала своих обычных заходов в палату.
Когда он наклонился к жене, чтобы ее поцеловать перед  уходом,  она  ему
шепнула:
   - Ты занимался той, что лежала в пятнадцатой палате?
   Конечно  же  она  догадалась!  И  добавила  с  упреком,   но   как-то
безнадежно:
   - Ты ведь так радовался отпуску! Позвонишь мне завтра?
   Все возвращалось на  круги  своя,  в  том  числе  и  раскланивание  с
мадемуазель Ринкэ, о которой он совсем было забыл.
   Необычная вещь:  он  прошел  значительную  часть  улочек  города,  не
задерживаясь ни в одном баре. Позвонил же только из своего отеля.
   - Алло! Я хотел бы поговорить с доктором Беллами.
   Алло! Это вы, доктор? Прошу извинить, что беспокою вас. Просто решил,
что не увижу вас сегодня в пивной.
   Однако хотел бы с вами встретиться в удобное для вас время. Алло! Что
вы говорите? Прямо сейчас? Благодарю вас. Буду через десять минут.
   Он забыл, как и утром, поговорить с  месье  Леонаром,  который  ходил
вокруг него, напоминая несчастного пса, никак не могущего понять, почему
хозяин его больше не ласкает.
   - А если эти господа спросят, где вы? -  наконец  рискнул  он  задать
вопрос.
   - Ответьте им, что вы ничего не знаете...
   Мегрэ шагал широким шагом, сжимая в зубах мундштук трубки. Дверь  ему
открыл Франсис:
   - Вас ждут наверху.
   Черная материя, свечи, цветы - все  исчезло.  Дом  принял  нормальный
вид, и только в воздухе еще витал  специфический  запах  часовни.  Мегрэ
следовал за слугой по толстой  ковровой  дорожке  на  лестнице.  Франсис
открыл дверь кабинета, и, еще никого не видя, комиссар вдохнул  сигарный
дым.
   В кабинете царила дружеская атмосфера. Там  находились  двое.  Доктор
Беллами стоял, как  всегда  сухой  и  подтянутый,  без  малейших  следов
волнения на лице или в голосе.
   - Мой дорогой Ален, - начал он с чуть заметной долей иронии,  которую
адресовал не собеседнику, а вновь прибывшему, - мне представилась  честь
и удовольствие познакомить тебя с  комиссаром  Мегрэ,  которого  ты  так
хотел увидеть. Месье Мегрэ,  позвольте  вам  представить  моего  старого
друга Алена де Фоллетье, следователя из Ла-Рош-сюр-Йон.
   Человек этот был высок, но несколько  жирноват,  с  румянцем  во  всю
щеку. Одет в пиджак цвета опавших листьев и бриджи, а  также  сапоги  из
грубой кожи. Он курил сигару,  которую,  вероятно,  достал  из  открытой
коробки, лежащей на столе рядом со стаканчиком ликера.
   - Очень рад, комиссар. Никак  не  мог  встретиться  с  вами  сегодня,
поэтому я здесь. Конечно, несколько неудобно, что я в таком костюме,  но
у меня день отдыха, и я на лошади поскакал к друзьям за  город.  Тем  не
менее меня нашли и там, поскольку прокурор срочно  попросил  выехать.  И
вот я здесь...
   Беллами указал Мегрэ на  кожаное  кресло,  куда  тот  и  сел.  Доктор
подвинул к нему коробку с сигарами и осведомился:
   - Шартрез или арманьяк?
   Комиссар машинально ответил:
   - Арманьяк.
   Сигару же он курить не стал, а набил свою трубку.
   В комнате было довольно жарко,  и,  как  догадывался  Мегрэ,  до  его
прихода здесь шла дружеская беседа двух мужчин.
   - Беллами  и  я  учились  вместе  в  колледже.  Теперь  видите,  что,
избавившись от...
   Теперь ясно, что он избавился от бригады!  Это  следователь  и  хотел
выяснить! Прокурорские не слишком  любят  заниматься  маленькими  людьми
вроде Дюфье.
   - Когда я знакомился с этим делом, комиссар,  мне  сообщили,  что  вы
здесь, но в отпуске. О деле вы, конечно, наслышаны.
   Скептическая улыбка бродила по лицу  следователя  с  темными  тонкими
усиками.
   - Полагаю, вы, наверное, много знаете, не так ли?
   И не откажете в помощи инспекторам полиции из  Пуатье.  Впрочем,  это
ваше право решать, помогать или нет. Заметьте, что я вас  ни  в  чем  не
упрекаю. Но мне, как и  всем,  известна  ваша  репутация.  Поскольку  вы
позвонили,  Филипп  предложил  мне  вас  дождаться.  И   я   очень   рад
представившемуся случаю...
   - Доктор Беллами поставил вас в известность, почему  я  хотел  с  ним
встретиться?
   Их было трое.  Один  курил  трубку,  другой  -  сигару,  а  третий  -
сигарету, тонкую египетскую. В хрустальных рюмках  на  столе  был  налит
шартрез и старый арманьяк.
   - Он только что ввел меня в курс дела, -  несколько  шутливо  ответил
наконец следователь. - И я нашел  это  весьма  любопытным.  Для  Филиппа
хорошо и, позволю себе добавить, для вас тоже, что я здесь.
   Доктор сидел упершись локтями в крышку столика и по очереди  спокойно
смотрел на них обоих.
   - В общем, если я правильно понял, вопреки  вашему  сакрально-святому
отпуску несчастный случай,  жертвой  которого  стала  сестра  его  жены,
показался вам подозрительным, и вы начали делать вокруг него петли.
   Тон его был вежлив,  но  с  долей  снисходительности,  тон  человека,
умудренного жизненным опытом, разговаривающего хотя и  с  феноменом,  но
довольно вульгарной личностью,  о  которой  он  потом  с  улыбкой  будет
рассказывать своим друзьям.
   - Это доктор вам сказал, что я делаю вокруг него петли?
   - Ну, не такими словами... Он сказал мне, что  догадывается  о  ваших
подозрениях и отдает себя  в  ваше  распоряжение,  пригласив  сюда.  Так
ведь?
   - Почти.
   - Это в его характере.  Он  любит  играть  с  людьми  подобного  рода
штучки.  Поскольку  вы  ему  позвонили   с   просьбой   встретиться,   я
предположил, что у вас есть какие-то новости, так? Не бойся,  Филипп,  я
сейчас вас покину. Что такое тайна следствия, я знаю много лучше других.
   - Я прошу тебя остаться. Месье  Мегрэ  может  спокойно  говорить  при
тебе.
   Несколько утонув в глубоком кресле, комиссар в  это  время  держал  в
руке рюмку.
   - Я, наряду с другими вопросами, хотел бы спросить вас,  доктор,  где
вы были вчера вечером?
   Сказано это было коротко, но Мегрэ бросил взгляд в  сторону  окна,  и
Беллами сразу подумал  об  оставленной  горящей  лампе.  Подумал  ли  он
одновременно о Франсисе? Возможно. Тем не менее он спокойно ответил:
   - Я наносил визит своей теще в отель "Вандея".
   Мегрэ побагровел. Следователь с ехидцей улыбнулся:
   - Она остановилась там во второй половине  дня  со  своим  официально
зарегистрированным мужем.
   Еще одно  очко  в  пользу  доктора!  Мегрэ  накануне  и  сам  заметил
супружескую парочку на улице. Как же он об этом не  подумал!  Все  очень
просто!
   - Она мне позвонила около восьми. До этого я не хотел ее  беспокоить.
Она ведь устала после долгого путешествия. Поэтому я  сам  отправился  в
отель, где ввел ее в курс дела.
   - Благодарю вас, и разрешите задать еще один вопрос: кто  лечил  вашу
жену начиная с первого августа?
   - Доктор Буржуа. Я мог бы, конечно, лечить ее сам,  поскольку  у  нее
нервная депрессия, но, как и большинство моих собратьев, я против  того,
чтобы лечить членов своей семьи.
   Улыбка  де  Фоллетье  отметила  еще  одно  очко  в  пользу   доктора.
Следователь просто развлекался.  Для  него  все  это  было  великолепной
историей для рассказов в Ла-Рош и окрестных замках.
   - Не могли бы назвать точную дату, когда пригласили этого доктора?
   Едва заметное колебание, а следователь, удобно устроившийся,  вытянув
ноги в кресле, как будто что-то почувствовал в воздухе.
   - Точно я не помню.
   - Самый первый день?
   - Видите ли, месье Мегрэ, вы ведь сами имели дело с больными, не  так
ли? Да, я просто забыл, что ваша жена  сейчас  находится  в  клинике,  и
лечит ее мой собрат Бертран. Так что вы называете первым днем?
   - В первый день она почувствовала себя плохо,  потом  начались  боли,
затем лихорадка... Это в случае с моей женой. А как у вас?
   Следователь хотел запротестовать, будучи  человеком  галантным  и  не
желающим, чтобы подверглись обсуждению столь интимные вопросы.  На  этот
раз он посмотрел на Мегрэ как на человека невоспитанного.
   - Ах, оставьте! В случае с моей женой все началось с ощущения большой
усталости. Она просто оставалась лежать в постели, как это  столь  часто
случается с женщинами.
   - Так. И в какой же день?
   - Я не записывал.
   Это случилось накануне несчастного случая, не так ли?
   - Возможно.
   Следователь от нетерпения заерзал,  засучил  ногами  и  посмотрел  на
комиссара осуждающе.
   - Не забывайте, доктор, что вы  сами  пригласили  меня  прийти  сюда,
когда я решил задать вам вопросы, которые считал полезными.
   - Я еще раз прошу...
   - Доктор  Буржуа  прибыл  в  тот  день,  когда  произошел  несчастный
случай?
   - Нет.
   - На другой день?
   - Не думаю.
   - А может быть, еще раньше? Кстати, вчера он приходил?
   - Да.
   - А сегодня?
   - Нет еще.
   - Вы каждый раз присутствуете, когда он консультирует?
   - Да.
   - Это же вполне естественно! - взорвался наконец Ален де Фоллетье.  -
Позвольте мне вам заметить, комиссар...
   - Перестань, я вас слушаю, комиссар...
   А тот в это время изучал лежащие на столе предметы. Бювар из  твердой
кожи с инициалами доктора. Нож для разрезания бумаг из  слоновой  кости,
лежащий перед  чернильницей,  и  еще  один,  поменьше  и  потоньше,  для
вскрывания писем.
   - Позвольте мне, конечно в вашем присутствии,  задать  вопрос  вашему
слуге?
   Следователь просто вскочил, но доктор остановил его  жестом,  нажимая
одновременно электрический звонок вызова.
   - Вы видите, - заметил он с чуть заметной нервозностью  в  голосе,  -
что я веду игру до конца?
   - Вы продолжаете считать, что это игра?
   Стук в дверь. Это Франсис, который, естественно, пришел с подносом.
   - Франсис, комиссар Мегрэ хотел бы задать вопрос.
   Разрешаю вам ответить.
   Уже второй раз в течение дня кому-то разрешают при  нем  говорить.  И
это только потому, как правильно заметил  следователь,  что  комиссар  в
отпуске. Вопрос был своего рода кастовый, и у Мегрэ загорелись уши.
   - Скажите мне, пожалуйста, самым простым образом,  куда  вы  положили
серебряный нож?
   Он даже не дал себе труда посмотреть  при  этом  на  доктора.  А  вот
слуга, наоборот, сразу глянул ему в лицо.
   Он рылся в памяти, повернувшись лицом к хозяину.
   - Его нет на месте? Клянусь, что я его не  брал.  Если  позволите,  я
сейчас же пойду поищу.
   Значит, серебряный нож был вовсе не из области иллюзий и кошмаров, он
на самом деле существовал в этом доме. И не без причины преследовал Лили
Годро в клинике.
   - Бесполезно, - заметил Мегрэ. - Благодарю вас.
   - И это все?
   Франсис не удержался, чтобы не бросить на него перед  уходом  взгляд,
выражающий упрек. Разве не приятелями они были вчера в  гостиной  Попин?
Разве он не рассказывал все, что знал? Зачем же теперь намекать  на  то,
что он вор или что-то в этом роде? Да еще в присутствии других людей?
   - Я всегда в вашем распоряжении, месье Мегрэ.
   - Я не хотел бы  испытывать  ваше  терпение,  как  и  терпение  месье
следователя.
   А тот достал из  кармашка  часы,  всем  видом  показывая,  что  визит
действительно слишком  затянулся.  Что  этот  Мегрэ  явился  с  каким-то
пустяком в кабинет-библиотеку, где так задушевно отдыхали  двое  друзей.
Этот   комиссар   поступал,   как   удобно   ему,   напоминая   ребенка,
представленного лицу значительному, высокопоставленному, а этот  ребенок
ведет себя совершенно несносно.
   - Я хотел бы еще, доктор, взглянуть на ваш кабинет для консультаций.
   - К вашим услугам.
   Не мелькнула ли в его голосе какая-то усталость?
   - Ты можешь пойти с нами Ален. Я полагаю, что у тебя не  было  случая
побывать там.
   Они спустились следом за Мегрэ, тихонько переговариваясь между собой.
Прошли через дверь, ведущую в сад, и  пересекли  его.  В  глубине  стоял
гараж из красного кирпича, через который можно было выбраться на  улицу.
Рядом располагалось двухэтажное  здание,  дверь  в  него  доктор  отпер,
достав из кармана ключ.
   Коридор был пуст, комната ожидания выглядела банально, в  отличие  от
подобных комнат у других медиков не была украшена привычными  акварелями
на  стенах.  Но  в  соответствии  с  традицией  стоял  столик  с  пачкой
иллюстрированных журналов.
   - Пожалуйста, следуйте за мной.
   Наверху на  лестничной  площадке  были  только  две  двери.  Та,  что
посветлее,  вела  в  рабочий   кабинет   доктора.   Кабинет   достаточно
просторный, как и тот, что с библиотекой. Там  стояли  два  великолепных
кожаных кресла, стол, а у стены узкая, тоже обитая кожей кушетка, должно
быть, для обследования больных.
   Стекла двух выходящих в сад  окон  были  матовыми,  не  давая  сильно
светить и слепить послеполуденному солнцу. На тех же,  что  выходили  на
улицу, висели плотные шторы. Напротив находилась слепая стена  какого-то
склада.
   Мегрэ приоткрыл дверь в соседнюю, более узкую комнату.  Она  состояла
из туалета и  нескольких  стеклянных  шкафчиков,  в  которых  в  строгом
порядке были разложены сверкающие никелем инструменты.
   Комиссар, держа руки в карманах, медленно  осматривался,  к  великому
раздражению следователя, который злился все больше и больше. Потом Мегрэ
наклонился над столом.
   - Серебряного ножа нет на месте, - задумчиво констатировал он.
   - А кто вам сказал, что его место здесь?
   - Я только высказал предположение. Если хотите, можете  позвать  сюда
своего слугу. Ему будет легче ответить на этот вопрос.
   - У меня действительно лежал на столе нож  для  разрезания  бумаги  с
серебряной рукояткой. Я даже не заметил его исчезновения.
   - Однако вы принимали больных первого августа?
   - В принципе я принимаю три раза в неделю, а иногда и в другие дни по
договоренности.
   - В какие часы вы проводите консультации?
   - Это вы можете проверить по медной табличке, что висит  на  двери  с
улицы. Понедельник, среда и пятница с десяти до двенадцати.
   - И никогда не принимаете вечером?
   - Извините?..
   - Я вас спросил, не случалось ли вам принимать вечером?
   - Редко. Только в том случае, если какой-нибудь  больной  почему-либо
не может прийти днем.
   - В ближайшем прошлом было что-то подобное?
   - Сейчас не помню, но можете посмотреть в моих записях на столе.
   Мегрэ без всякого стеснения полистал записи. Фамилии, помеченные там,
ни о чем ему не говорили.
   - Разрешаете ли вы домашним беспокоить вас, когда вы здесь?
   - Уточните, кого вы имеете в виду под домашними?
   - Слуг, например. Вашего слугу или горничную мадам Беллами.
   - Конечно же нет. Существует внутренний телефон, соединяющий  флигель
с основным зданием.
   - А ваша жена?
   - Полагаю, что она ни разу не была в этом кабинете.
   Может, только когда мы поженились и я водил ее показывать дом  и  все
поместье в целом.
   - А ваша мать?
   - Она заходит  только  в  мое  отсутствие,  чтобы  проследить  в  дни
генеральных уборок за слугами.
   - А ваша свояченица?
   - Нет.
   Оба уже не заботились о вежливости. Обменивались короткими и  резкими
репликами. Ни тот и ни другой не пытались при этом мило улыбаться.
   Мегрэ самым спокойным образом открыл одно  из  окон,  и  сразу  стали
видны деревья в саду. Между буком и сосной можно было  разглядеть  часть
дома, два окна  на  втором  этаже  и  окошечко  на  третьем,  ведущее  в
мансарду.
   - Эти окна в какой комнате?
   - Слева коридор, справа туалет моей свояченицы.
   - А выше?
   - Спальня Жанны. Я имею в виду горничную.
   - Вы не знаете, когда исчез нож?
   - До вашего прихода я вообще не знал, что он исчез.
   Не помню, когда мне в кабинете приходилось в последний раз  разрезать
книги. Что  касается  переписки,  то  я  чаще  всего  занимаюсь  этим  в
библиотеке.
   - Благодарю вас.
   - И это все?
   - Все. С вашего позволения, я выйду через маленькую дверь, ведущую на
улочку.
   На узкой лестнице он обернулся:
   - Когда же вы вернулись этой ночью?
   - Не могу сказать точно, но, должно быть,  где-то  около  двенадцати.
Франсис ушел, оставив поднос с виски  в  библиотеке.  Я  еще  спускался,
чтобы взять лед в холодильнике.
   - Вы тогда видели свою жену?
   - Нет.
   - А ваша мать ее видела?
   - Этим утром, перед похоронами.
   - В вашем присутствии?
   - Да.
   Он не поднимался наверх.  Механика  сработала  прекрасно  и  так  без
задержек и заеданий. Только голос доктора стал каким-то прерывистым.
   Накануне они были в хорошей компании,  вроде  бы  в  полном  согласии
расстались. Сегодня же получилось нечто вроде схватки.
   - Вы мне разрешаете заходить к вам,  чтобы  еще  поговорить,  доктор?
Заметьте, что, как правильно обратил  на  это  внимание  месье  Ален  де
Фоллетье, я здесь в отпуске и у меня нет никакого права требовать от вас
чего бы то ни было. Он здесь следователь с официал