ать себя, упрекать, упрекать...
   - Мадам Гастен, вы католичка?
   - Да, до встречи с Жозефом я была католичкой, как и мои родители.  Но
он верит только в науку и в прогресс.
   Он ненавидит священников.
   - Вы перестали посещать церковь?
   - Да.
   - После того, что произошло?
   - Я не могла туда ходить. Мне казалось, что я предала бы его опять...
Когда мы приехали сюда, я думала, что  мы  сможем  начать  новую  жизнь.
Местные жители, как это всегда бывает в  деревнях,  смотрели  на  нас  с
недоверием. Но я была уверена, что в один  прекрасный  день  они  оценят
достоинства моего мужа. Потом история в Курбевуа каким-то образом  стала
здесь известна, и даже ученики перестали его уважать. Я же говорила вам,
что во всем виновата я...
   - Не случались ли у вашего мужа столкновения с Леони Бирар?
   - Случались... Ведь он секретарь мэрии, а эта женщина умела  доводить
людей до белого каления... Речь шла о пособии. Жозеф  всегда  был  очень
пунктуален.
   Он знает свой долг и отказывался подписывать липовые справки...
   - Она знала, что у вас произошло?
   - Как и все.
   - Она и вам показывала язык?
   - Когда я проходила мимо, она выкрикивала мне всякие грязные слова. Я
старалась обходить ее дом стороной. Она не только высовывала  мне  язык,
но и... Впрочем, это детали.  И  все-таки  трудно  поверить,  что  такая
старая женщина... Да... Жозефу никогда не приходило в голову убить ее за
все ее пакости. Он вообще никого не мог бы убить.  Вы  видели  его.  Это
очень добрый человек, он хотел, чтобы все были счастливы...
   - Расскажите мне о вашем сыне.
   - Что я могу вам рассказать? Он похож на отца. Это спокойный ребенок,
усидчивый, развитой не по возрасту. Он не первый в  классе  лишь  только
потому, что иначе мужа обвинили бы в том, будто он потакает своему сыну.
Жозеф нарочно занижает ему оценки. Он все понимает.  Мы  объяснили  ему,
почему надо так поступать.
   - Он знает о том, что случилось в Курбевуа?
   - Мы никогда ему об этом не говорили. Но его  товарищи  наверняка  не
упустили такой возможности. А он делает вид, что ничего не знает.
   - Он играет с детьми?
   - Сначала играл. Но  в  течение  последних  двух  лет,  когда  жители
деревни ополчились на нас, он предпочитает сидеть дома. Много читает.  Я
учу его играть на пианино. Для своего возраста он  уже  довольно  хорошо
играет.
   Окно в комнате было закрыто, и Мегрэ стало душно.
   Он спрашивал себя: уж не превратился  ли  он  в  какую-нибудь  старую
фотографию, засунутую в толстый пыльный альбом?
   - Ваш муж вернулся домой во вторник вскоре после десяти часов?
   - Да... кажется, да... Меня столько раз допрашивали на разные манеры,
так хотели добиться от меня противоречивых показаний, что теперь  я  уже
ни в чем не уверена. Как правило,  во  время  перемены  он  забегает  на
минутку на кухню и выпивает чашку кофе.  В  это  время  я  бываю  обычно
наверху.
   - Он не пьет вина?
   - Никогда. И не курит.
   - Во вторник он не приходил домой во время перемены?
   - Он сказал, что не приходил. Я подтвердила его  слова,  так  как  он
никогда не лжет. А потом выяснилось, что он заходил позже...
   - И вы это отрицали?
   - Я была уверена, что это так, господин Мегрэ. Позже я вспомнила, что
видела на столе в кухне его грязную чашку. Я не знаю, приходил ли он  во
время перемены или позже.
   - Мог он пройти в сарай для садовых инструментов так, чтобы вы его не
видели?
   - Наверху, в той комнате, где я была, окно не выходит на огород.
   - Вы могли видеть дом Леони Бирар?
   - При желании могла...
   - Вы слышали выстрел?
   - Я ничего не слышала. Окно было закрыто. Я стала  страшно  зябкой...
Впрочем, я всегда была такой. И во время перемен, даже летом, я закрываю
окна, чтобы не слышать шума.
   - Вы мне сказали, что здешние люди  не  любят  вашего  мужа.  Я  хочу
уточнить, есть ли в  деревне  люди,  которые  особенно  рьяно  настроены
против вашего мужа?
   - Конечно. Помощник полицейского.
   - Тео?
   - Да, Тео Кумар. Он живет сразу за нами. Наши сады  соприкасаются.  С
утра он пьет белое вино у себя в погребе, а  с  десяти  или  одиннадцати
часов идет к Луи и там пьет до вечера.
   - Он ничем не занимается?
   - У его родителей большая ферма.  Он  никогда  в  жизни  не  работал.
Однажды в полдень, когда Жозеф и Жан-Поль были в Ла-Рошели, он пришел  к
нам в дом, часа в четыре. Я  была  наверху,  переодевалась.  Я  услышала
тяжелые шаги на лестнице. Это был Тео... пьяный. Он открыл дверь и начал
смеяться. Потом стал приставать ко мне. Я стала отбиваться,  расцарапала
ему в кровь лицо.
   Он принялся ругаться, говоря, что такая женщина,  как  я,  не  должна
важничать. Я открыла окно и пригрозила, что позову на помощь. Наконец он
ушел. С тех пор он ни разу не сказал мне ни слова... Это он наблюдает за
порядком в деревне. Наш мэр,  господин  Рато,  все  время  занят  своими
делами и в мэрии бывает только в дни совещаний. Тео по своему усмотрению
вершит все дела, оказывает всяческие услуги  и  всегда  готов  подписать
любую бумажку...
   - Вы не знаете, был ли он во вторник утром у  себя  в  саду,  как  он
говорит?
   - Если он это говорит, то так и есть. Другие должны были его  видеть.
Правда, если он попросит их соврать в свою пользу,  они  не  задумываясь
сделают это.
   - Вас не огорчит, если я поболтаю немного с вашим сыном?
   Она покорно встала, открыла дверь:
   - Жан-Поль! Иди сюда.
   - Зачем? - раздался голос наверху.
   - Комиссар Мегрэ хочет поговорить с тобой.
   Послышались нерешительные шаги. В проеме  двери  появился  мальчик  с
книгой в руке и, остановившись, исподлобья поглядел на Мегрэ.
   - Подойди поближе. Ты же не боишься меня?
   - Я никого не боюсь.
   У него был почти такой же глуховатый голос, что и у матери.
   - Ты был в классе во вторник утром?
   Он сначала посмотрел на комиссара, потом на мать,  как  бы  спрашивая
себя, должен ли он отвечать даже на такой невинный вопрос.
   - Можешь отвечать, Жан-Поль. Комиссар Мегрэ. на нашей стороне.
   Она вскинула взгляд на Мегрэ, как бы  извиняясь  за  свои  слова.  Не
отвечая, мальчик кивнул.
   - Что случилось после перемены?
   Снова молчание. Мегрэ преобразился в монумент терпения.
   - Ты, конечно, хочешь, чтобы твоего отца выпустили из тюрьмы и  чтобы
нашли настоящего преступника.
   Нелегко было рассмотреть через толстые  стекла  очков  выражение  его
глаз. Он не отводил глаза в сторону, напротив, пристально смотрел в лицо
своему собеседнику, и на его худеньком лице не дрогнул ни единый мускул.
   - Пока мне известно только то, что говорят другие.
   Маленькая, самая незначительная деталь может навести  меня  на  след.
Сколько всего учеников в школе?
   - Отвечай, Жан-Поль, И он нехотя ответил:
   - Всех тридцать два.
   - Что значит "всех"?
   - Маленьких и больших. Всех, кто записан.
   Мать пояснила:
   - Всегда есть отсутствующие. Иногда во время полевых работ  в  классе
бывает человек пятнадцать, и нам не всегда удается послать  полицейского
к родителям.
   - У тебя есть товарищи?
   - Нет, - коротко ответил он.
   - Неужели во всей деревне у тебя нет ни одного приятеля?
   Тогда, как бы бросая вызов, он заявил:
   - Я сын школьного учителя.
   - И поэтому они тебя не любят.
   Он промолчал.
   - Что же ты делаешь во время перемен?
   - Ничего.
   - Ты не приходишь домой к маме?
   - Нет.
   - Почему?
   - Потому что отец этого не хочет.
   Мадам Гастен опять пояснила:
   - Он не хочет  выделять  своего  сына  среди  других  учеников.  Если
Жан-Поль будет  приходить  домой  во  время  перемен,  то  нельзя  будет
отказать в этом и сыну полицейского, и сыну мясника...
   - Понимаю. Ты помнишь, что  твой  отец  делал  во  вторник  во  время
перемены?
   - Нет.
   - Он присматривает за детьми?
   - Да.
   - Твой отец всегда стоит посередине двора?
   - Иногда стоит.
   - В ту перемену он заходил домой?
   - Не знаю.
   Мегрэ редко приходилось допрашивать такого строптивого субъекта. Если
бы перед ним был взрослый, он наверняка бы рассердился, и  мадам  Гастен
это почувствовала. Стоя рядом с сыном, она  как  бы  старалась  защитить
его, примирительно положив ему на плечо руку.
   - Отвечай вежливо комиссару, Жан-Поль.
   - А я и отвечаю вежливо.
   - В десять часов вы все вернулись в класс. Подошел  ли  твой  отец  к
доске?
   Сквозь оконные занавески он видел здание школы и часть этой  доски  с
написанными на ней мелом словами.
   - Может, и подошел.
   - Это был какой урок?
   - Урок грамматики.
   - Кто-то постучал в дверь?
   - Может, и постучал.
   - Ты не уверен в этом? Ты видел, как вышел твой отец?
   - Не помню.
   -  Послушай...  Когда  учитель  выходит  из  класса,  ученики  обычно
вскакивают с мест, начинают смеяться и баловаться.
   Жан-Поль молчал.
   - Разве во вторник так не было?
   - Не помню.
   - Ты выходил из класса?
   - Зачем?
   - Ты мог пойти в уборную. Я вижу, что она находится во дворе.
   - Нет, я не ходил туда.
   - А кто подходил к окну?
   - Не знаю.
   Теперь Мегрэ встал и, сунув руки в карманы, крепко их сжал.
   - Послушай...
   - Я ничего не знаю. Я ничего не видел. Мне нечего вам  рассказать!  -
выпалил вдруг мальчик и,  выскочив  из  комнаты,  взбежал  по  лестнице.
Слышно было, как наверху хлопнула дверь.
   - Не сердитесь на него, господин комиссар. Представьте  себя  на  его
месте. Вчера лейтенант допрашивал его  больше  часа,  а  когда  Жан-Поль
пришел домой, он не сказал мне ни слова, бросился на кровать и  пролежал
там до вечера с широко раскрытыми глазами.
   - Он любит отца?
   Она не совсем поняла смысл его вопроса.
   - Я хочу сказать: любит ли он отца, восхищается ли  он  своим  отцом?
Или он любит больше  вас?  С  кем  -  с  вами  или  с  ним  -  он  более
откровенен?
   - Он ни с кем не откровенен. Конечно, мне он больше доверяет...
   - Как он реагировал на арест отца?
   - Он был таким же, каким вы его видели.
   - Он не плакал?
   - С самого раннего детства я не видела, чтобы он плакал.
   - Когда у него появился карабин?
   - Мы подарили ему карабин к Рождеству.
   - Он часто им пользуется?
   - Время от времени он отправляется гулять с карабином  в  руках,  как
заправский охотник, но я думаю, что стреляет он  редко.  Как-то  раз  он
прикрепил мишень к липе, которая растет на дворе, но муж  объяснил  ему,
что этим он портит дерево.
   - Я думаю, что если бы во вторник он выходил из класса  в  то  время,
когда вашего мужа там не было, то его товарищи  непременно  заметили  бы
это. Верно?
   - Конечно.
   - И сказали бы об этом.
   - Вы думаете, что Жан-Поль...
   - Я обязан думать обо всем. Кто из учеников  утверждает,  что  видел,
как ваш муж выходил из сарая?
   - Марсель Селье.
   - Чей он сын?
   -  Сельского  полицейского,  который  одновременно  и  жестянщик,   и
электрик, и водопроводчик. При случае он даже чинит крыши.
   - Сколько лет Марселю Селье?
   - Столько же, сколько и Жан-Полю, с разницей в два или три месяца.
   - Это хороший ученик?
   -  Он  и  мой  сын  лучшие  ученики  в  классе.  Чтобы  не  создалось
впечатления, что муж выделяет  Жан-Поля,  предпочтение  всегда  отдается
Марселю. Его отец - умный, трудолюбивый человек. Мне  кажется,  что  они
хорошие люди... Вы на него сердитесь?
   - На кого?
   - На Жан-Поля. Он вел себя с вами не очень-то вежливо. А  я  даже  не
предложила вам выпить чашечку кофе.
   Не хотите ли?
   - Спасибо. Лейтенант, наверно, уже пришел, а я  обещал  повидаться  с
ним.
   - Скажите, вы по-прежнему будете нам помогать?
   - Почему вы меня об этом спрашиваете?
   -  Понимаете...  мне  кажется,  что  на  вашем  месте  я  была  бы  в
затруднении. Вы приехали  издалека,  и  то,  что  вы  нашли  здесь,  так
малопривлекательно...
   - Я постараюсь сделать все, что смогу.
   - Он отошел к двери, опасаясь, как бы она опять не взяла его за  руку
и, не дай Бог, не поцеловала бы ее. Ему хотелось поскорее выйти во двор,
почувствовать свежий деревенский воздух, услышать другие  звуки,  помимо
усталого голоса жены учителя.
   - Я, конечно, зайду к вам еще раз.
   - Вы уверены, что ему ничего не надо?
   - Если ему что-либо понадобится, я дам вам знать.
   - Может быть, надо нанять адвоката?
   - Сейчас этого не требуется.
   В  тот  момент,  когда  он,  не  оглядываясь,  проходил   по   двору,
застекленная школьная дверь распахнулась на обе половины и стайка  ребят
с криком высыпала на двор.
   Некоторые, увидев Мегрэ и зная, конечно, от своих родителей,  кто  он
такой, остановились и принялись его с любопытством разглядывать.
   Там  были  дети  всех   возрастов:   и   шестилетние   мальчишки,   и
четырнадцати-пятнадцатилетние верзилы. Были там и девочки: они сбились в
одну кучу в углу двора, как бы желая укрыться от мальчишек.
   Через открытые в коридоре двери Мегрэ увидел повозку полицейского. Он
подошел к канцелярии и постучал.
   Раздался голос Даньелу:
   - Войдите!
   Лейтенант, в расстегнутом кителе, со снятой портупеей, встал и  пожал
комиссару  руку.  Он  расположился  на  месте  Гастена,  на  столе  были
разложены бумаги и печати мэрии.
   Мегрэ не сразу заметил толстую девушку с ребенком на руках,  сидевшую
в темном углу.
   - Садитесь, господин комиссар.  Буду  готов  к  вашим  услугам  через
несколько минут. Я решил пригласить еще раз всех свидетелей  и  опросить
их более подробно.
   Видимо, потому, что парижский комиссар приехал в Сент-Андре.
   - Не хотите ли сигару?
   - Благодарю. Я курю только трубку.
   - Да, совсем забыл.
   Сам он курил очень крепкие сигары и, разговаривая, пожевывал их.
   - Разрешите? - И, обращаясь к девушке:
   - Вы говорите, что она обещала оставить вам все, что имела, включая и
дом?
   - Да. Обещала.
   Казалось, будто она  вовсе  не  понимала,  что  все  это  значит.  Не
понимала,  вот  и  все!  Поэтому-то  и   производила   она   впечатление
совершенной дурочки.
   Это была крупная, мужеподобная девушка, одетая  в  черное,  с  чужого
плеча платье. В ее нечесаных волосах застряли клочки сена.
   - Когда она вам это обещала?
   - Уже давно.
   Голубые глаза девушки были почти прозрачные. Она  недовольно  хмурила
брови, стараясь понять, что от нее хотят.
   - Что вы понимаете под словом "давно"? Год?
   - Может, и год.
   - Два года?
   - Может, и два.
   - С каких пор вы работали у Леони Бирар?
   - Постойте... С тех пор, как у меня родился  второй  ребенок...  Нет,
третий...
   - Сколько ему лет?
   Пока она мысленно старалась сосчитать, губы у нее  шевелились,  будто
она читала молитву.
   - Пять лет.
   - Где он находится сейчас?
   - Дома.
   - А сколько всего у вас детей?
   - Трое. Один со мной, а старший в школе.
   - Кто за ними присматривает?
   - Никто.
   Мужчины обменялись взглядами.
   - Значит, вы работали у Леони Бирар около пяти лет.
   Разве она сразу же пообещала вам оставить свои деньги?
   - Нет.
   - Через два года? Через три?
   - Да.
   - Что "да"? Через два или три?
   - Не знаю.
   - Она не писала об этом бумагу?
   - Не знаю.
   - Вы не можете сказать, почему она вам это обещала?
   - Чтобы позлить свою племянницу. Так она мне сказала.
   - Навещала ли ее племянница?
   - Никогда.
   - Это мадам Селье, жена сельского полицейского?
   - Да.
   - А сельский полицейский заходил когда-нибудь к ней?
   - Да.
   - Они не ссорились?
   - Нет.
   Зачем он приходил к ней?
   - Он грозился составить протокол за то, что она выбрасывала очистки в
окно.
   - Они ссорились?
   - Они ругались.
   - Вы любили свою хозяйку?
   Она с  удивлением  уставилась  на  него  своими  большими,  круглыми,
прозрачными глазами, будто мысль о том, что  она  могла  любить  или  не
любить кого-то, никогда не приходила ей в голову.
   - Не знаю.
   - Она хорошо к вам относилась?
   - Она давала мне остатки.
   - Остатки чего?
   - Еды. И еще свои старые платья.
   - Она платила вам регулярно?
   - Немного.
   - Что вы называете "немного"?
   - Половину того, что мне платили другие, когда я работала у них. Но у
нее я работала каждый день после полудня. Тогда...
   - Вы присутствовали при ее ссорах с другими людьми?
   - Она ссорилась почти со всеми.
   - У себя дома?
   - Она не выходила из дому и ругалась с людьми через окно.
   - Что она кричала?
   - Она орала на всю деревню обо всех их проделках и тайнах.
   - Значит, ее все ненавидели?
   - Наверно, так.
   - Как вы думаете, был ли в деревне такой  человек,  который  до  того
ненавидел ее, что решился на убийство?
   - Значит, был, раз ее ухлопали.
   - Но вы не догадываетесь, кто бы это мог сделать?
   - Я думала, вы сами это знаете.
   - Каким образом?
   - Ведь арестовали же вы учителя.
   - Вы думаете, что это он?
   - Откуда мне знать?
   -  Разрешите  задать  ей  вопрос,  -  вмешался  Мегрэ,  обращаясь   к
лейтенанту.
   - Пожалуйста.
   - Скажите, Тео, полицейский из мэрии, ладил с Леони Бирар?
   Она задумалась.
   - Как и все.
   - Он знал, что она обещала не забыть вас в своем завещании?
   - Я ему говорила про это.
   - И как же он отнесся к этому?
   Она не поняла его вопроса. Он снова повторил его:
   - Что он ответил вам на ваши слова?
   - Он сказал, что я должна попросить у нее бумагу.
   - Вы так и сделали?
   - Да.
   - Когда?
   - Давно.
   - Она отказалась написать бумагу?
   - Она сказала, что все в порядке.
   - Что вы сделали, когда увидели ее мертвой?
   - Я закричала.
   - Сразу же?
   - Как только увидела кровь. Я подумала сперва, что она в обмороке.
   - Вы не лазили в ящики?
   - В какие ящики?
   Мегрэ кивнул лейтенанту, чтобы он кончал допрос.
   Тот поднялся:
   - Спасибо, Мария. Если вы мне понадобитесь, я позову вас.
   - Она не написала бумагу? - спросила девушка, стоя у двери с ребенком
на руках.
   - До сих пор мы ничего не нашли.
   Тогда, повернувшись к ним спиной, она пробормотала:
   - Я так и знала, что она меня надует.
   Они видели, как она прошла мимо окна, недовольно ворча себе под нос.

Глава 4
ПИСЬМА ПОЧТАЛЬОНШИ

   Лейтенант улыбнулся, словно извиняясь:
   - Вы же сами видите! Я делаю все, что могу.
   И это действительно было так. Он  вел  расследование  с  еще  большим
рвением: ведь теперь у  него  был  помощник,  да  еще  из  прославленной
парижской   сыскной   полиции,   которая   представлялась   ему   крайне
авторитетной инстанцией.
   Сам он был как бы на особом положении.  Он  принадлежал  к  известной
тулузской семье; по  настоянию  родителей  он  прошел  курс  обучения  в
политехническом институте и  окончил  его  с  более  или  менее  хорошим
аттестатом. Но вместо  того,  чтобы  стать  военным  или  инженером,  он
предпочел поступить в полицию и еще два года изучал право.
   У него была красивая жена из хорошей семьи, и все  считали,  что  это
одна из самых приятных супружеских пар в Ла-Рошели.
   Он делал вид, будто прекрасно себя чувствует в мрачноватой обстановке
мэрии, куда никогда не заглядывало солнце и где, по  сравнению  с  ярким
светом на улице, было почти совсем темно.
   - Не так-то просто узнать, что они думают, - заметил  он,  раскуривая
новую сигару.
   В углу комнаты, прямо у стены, стояли шесть карабинов 22-го  калибра.
Четыре из них были совершенно одинаковы, а один  -  старого  образца,  с
резным прикладом.
   - Думаю, что теперь они все тут, голубчики. Ну а если и остались  еще
где-нибудь, мои люди найдут их сегодня же.
   Он взял с каминной полки картонную коробочку, похожую на коробку  для
пилюль, и вынул оттуда кусочек расплющенного свинца.
   - Я осмотрел его очень тщательно. В свое время я изучал баллистику, а
в Ла-Рошели у нас нет эксперта.
   Это обыкновенная  свинцовая  пуля,  которую  иногда  называют  легкой
пулей. Достигая цели, она расплющивается даже о сосновую доску.  Поэтому
оставленный такой пулей след мало что  говорит  следователю,  тогда  как
пули  другого  образца  позволяют  точн