- Основание - ваш отказ отвечать на самые обычные вопросы.
   По-прежнему тарахтел двигатель, снизу были видны  длинные  ноги  Хуберта,
стоявшего за рулем.
   - А все потому, что вы пытаетесь меня запутать.
   - И не собираюсь... Просто хочу установить истину.
   - Какую истину?
   Видно было, что Жеф, расхаживавший по каюте, то проникался уверенностью в
своем неоспоримом праве, то, наоборот, казался явно встревоженным.
   - Когда вы купили эту баржу?
   - Я ее не покупал.
   - Однако она принадлежит вам?
   - Да, мосье, она принадлежит мне и моей жене.
   - Иначе говоря, вы стали ее хозяином, женившись на Аннеке? А раньше баржа
тоже принадлежала ей?
   - Что ж тут особенного? Мы поженились по  всем  правилам,  в  присутствии
бургомистра и кюре...
   - До того времени владельцем "Зваарте Зваане" был ваш тесть?
   - Да, мосье, старый Виллемс.
   - Других детей у него не было?
   - Нет, мосье...
   - А что сталось с его женой?
   - Она умерла за год до нашей женитьбы.
   - В то время вы уже работали на барже?
   - Да, мосье...
   - И давно?
   - Виллемс нанял меня, как  раз  когда  умерла  его  жена...  Это  было  в
Оденарде...
   - Раньше вы работали на другом судне?
   - Да, мосье. Оно называлось "Дрие Гебрудерс".
   - Почему же вы ушли оттуда?
   - Потому что "Дрие Гебрудерс" - старая баржа, она почти никогда не ходила
во Францию и перевозила только уголь.
   - А вам не нравилось возить уголь?
   - Да, грязная работа...
   - Значит, вы пришли на эту баржу около трех лет  назад.  Сколько  же  лет
было тогда Аннеке?
   Услышав свое имя, Аннеке с любопытством посмотрела на собеседников.
   - Восемнадцать.
   - И незадолго до этого умерла ее мать?
   - Да, мосье... В Оденарде, я вам уже  сказал...  Он  прислушался  к  шуму
мотора, посмотрел на берег, подошел к брату  и  что-то  ему  сказал.  Хуберт
приглушил двигатель: баржа подходила к железнодорожному мосту.
   Комиссар терпеливо распутывал клубок, стараясь не порвать тоненькую нить.
   - Значит, раньше они обходились на барже своими силами, - сказал Мегрэ. -
Но вот умерла мать, и им потребовался помощник... Так?
   - Да...
   - Вы должны были следить за двигателем?
   - За двигателем и всем прочим... На судне приходится делать все...
   - И вы сразу влюбились в Аннеке?
   - Вот это, мосье, уже личный вопрос, верно?.. Это касается  только  ее  и
меня.
   - Когда вы поженились?
   - В будущем месяце исполнится два года.
   - А когда умер Виллемс? Это его портрет на стене?
   - Да, это он...
   - Когда же он умер?
   - За полтора месяца до нашего брака.
   Мегрэ все казалось, что он продвигается вперед непозволительно  медленно.
Но ничего не оставалось,  как,  вооружившись  терпением,  постепенно  сужать
круг, чтобы не спугнуть фламандца.
   - Оглашение брака было сделано после смерти Виллемса?
   - У нас оглашение печатают за три недели до  свадьбы.  А  как  делают  во
Франции, не знаю...
   - Но вопрос о браке уже был решен?
   - Надо думать, раз мы поженились...
   - Не можете ли вы задать этот вопрос вашей жене?
   - А зачем ей задавать такой вопрос?
   - Если этого  не  сделаете  вы,  мне  придется  обратиться  к  ней  через
переводчика...
   - Что ж...
   Он хотел сказать: "Что ж, зовите переводчика!" И тогда Мегрэ оказался  бы
в трудном положении: ведь они находились  в  департаменте  Сены-и-Уазы,  где
комиссар не имел права вести подобный допрос.
   К счастью, ван Гут передумал и заговорил с женой на родном языке.  Аннеке
от  неожиданности  покраснела,  потом  посмотрела  на  мужа,  на  гостя   и,
улыбнувшись, сказала что-то.
   - Вам не трудно перевести?
   - Хорошо. Она говорит, что мы давно любили друг друга...
   - Примерно с год до свадьбы?
   - Примерно так...
   ~ Иначе говоря, все это началось, как только вы появились на барже?
   - А что в этом плохого?.. Мегрэ прервал его:
   - Я хочу знать только одно: был ли Виллемс в курсе дела?
   Жеф промолчал.
   - Вероятно, вначале, как большинство влюбленных, вы это скрывали?..
   Ван Гут отвернулся и опять стал смотреть на реку.
   - Сейчас причаливаем... Я нужен брату на  палубе.  Мегрэ  пошел  за  ним.
Действительно, уже видны были набережные Мант-ла-Жоли, мост,  десяток  барж,
стоявших у причала.
   Мотор заработал медленнее. Дали  задний  ход,  забурлила  вода  у  винта.
Речники  с  других  судов  смотрели  на  прибывших.  Чалку  поймал  какой-то
мальчишка лет двенадцати.
   Присутствие на барже человека  в  городском  костюме,  да  еще  в  шляпе,
привлекло всеобщее внимание.
   С одной из барж кто-то обратился к Жефу по-фламандски, и он ответил  тоже
по-фламандски, продолжая внимательно следить за ходом судна.
   На набережной их поджидал инспектор Невэ с сигаретой в зубах, а рядом,  у
огромной груды кирпича, стояла маленькая черная машина.
   - Надеюсь, теперь-то вы оставите нас в покое? Нам пора ужинать.  Мы  ведь
встаем в пять утра.
   - Вы не ответили на мой вопрос.
   - На какой еще вопрос?
   - Вы не сказали, знал ли Виллемс о ваших отношениях с его дочерью.
   - Но ведь я женился на ней или, может, не женился?
   - Женились, когда Виллемс умер.
   - А разве моя вина, что он умер?
   - Он долго болел?
   Мегрэ и фламандец снова стояли на корме, и Хуберт,  нахмурившись,  слушал
их разговор.
   - Виллемс никогда в жизни не болел, если  не  считать  болезнью  то,  что
каждый вечер он напивался как свинья.
   Быть может,  Мегрэ  ошибся,  но  ему  показалось,  что  Хуберт  удивился,
заметив, какой неожиданный оборот  принял  их  разговор,  и  как-то  странно
посмотрел на брата.
   - Он умер от белая горячка?
   - Это что такое?
   - Так чаще всего кончают жизнь пьяницы. Начинается приступ, потом...
   - Да не было у него никакого приступа!  Просто  он  так  наклюкался,  что
свалился...
   - В воду?
   Казалось, Жефу неприятно было присутствие брата, прислушивавшегося  к  их
разговору.
   - Ну да, в воду...
   - Это произошло во Франции? Фламандец кивнул.
   - В Париже?
   - В Париже-то он и пил больше всего...
   - Почему?
   - Он встречался с какой-то женщиной, уж не знаю где, и  они  пьянствовали
до самой ночи.
   - Вы знаете эту женщину?
   - Как ее звать - не знаю...
   - А где живет, тоже не знаете?
   - Нет.
   - Но вы их видели вместе?
   - Да, встречал, а однажды видел, как они входили  в  гостиницу...  Только
Аннеке не надо об этом говорить.
   - Разве она не знает, как умер ее отец?
   - Знает, но об этой женщине ей никто не говорил.
   - Могли бы вы ее узнать?
   - Может быть... Хотя не уверен...
   - Она была с ним, когда случилось несчастье?
   - Не знаю.
   - Как же это произошло?
   - В точности не могу сказать. Меня там не было...
   - А где вы были?
   - Лежал на койке.
   - А Аннеке?
   - На своей койке.
   - Который был час?
   Жеф ответил, хотя и неохотно:
   - Третий час ночи.
   - Виллемс часто возвращался так поздно?
   - В Париже - да, из-за этой бабы...
   - Что же все-таки произошло?
   - Я вам уже сказал: он свалился в воду...
   - Проходя по сходням?
   - Наверное...
   - Дело было летом?
   - В декабре.
   - Вы услышали, как он упал?
   - Я услышал, как что-то ударилось о корпус судна.
   - Он кричал?
   - Нет, не кричал...
   - Вы бросились ему на помощь?
   - Ну конечно.
   - Раздетый?
   - Я натянул штаны.
   - Аннеке тоже услыхала?
   - Не сразу... Она проснулась, когда я поднялся на палубу.
   - Когда вы поднимались или когда были уже на палубе?
   Во взгляде Жефа промелькнуло что-то похожее на ненависть.
   - Спросите у нее! Неужели вы думаете, что я помню?
   - Вы увидели Виллемса в воде?
   - Ничего я не увидел. Только слышал, как что-то плюхнулось.
   - А разве он не умел плавать?
   - Как же, умел. Да только в таком виде не очень-то поплаваешь.
   - Вы прыгнули в ялик, как и в понедельник вечером?
   - Да, мосье.
   - Удалось вам вытащить его из воды?
   - Минут через десять, не раньше. Всякий раз, как я пытался его  схватить,
он исчезал под водой...
   - Аннеке была на палубе?
   - Да, мосье...
   - Когда вы его вытащили, он был уже мертв?
   - Я еще не знал... Только видел, что он весь синий.
   - А потом пришел доктор, полиция?
   - Да, мосье. У вас есть еще вопросы?
   - Где это произошло?
   - В Париже. Я же вам говорил...
   - В каком месте?
   - Мы погрузили вино в Маконе и выгружали  его  в  Париже,  на  набережной
Рапэ.
   Мегрэ удалось не выказать ни удивления, ни удовлетворения.  Казалось,  он
вдруг превратился в добродушного человека, раздражение его улеглось.
   - Теперь, кажется, все. Итак, Виллемс утонул ночью, у набережной Рапэ. Вы
в это время спали на барже. Дочь его тоже. Так?
   Жеф молча моргал глазами.
   - Примерно через месяц вы женились на Аннеке...
   - Не могли же мы жить вдвоем и не пожениться...
   - А когда вы вызвали брата?
   - Сразу же. Через три-четыре дня.
   - После свадьбы?
   - Нет. После несчастья.
   Солнечный диск уже  скрывался  за  порозовевшими  крышами,  но  было  еще
светло, правда, свет этот казался каким-то призрачным, тревожным.
   Хуберт, глубоко задумавшись, неподвижно стоял у руля.
   - Я полагаю, что вы ничего об этом не знаете? - обратился к нему Мегрэ.
   - О чем?
   - О том, что произошло в понедельник вечером?
   - Я был на танцах - на улице Лапп.
   - А о смерти Виллемса?
   - Я получил телеграмму...
   - Теперь уже все? - нетерпеливо перебил его Жеф ван Гут. - Можно садиться
за ужин? Но Мегрэ очень спокойно ответил:
   - Боюсь, что еще нет...
   Казалось, разорвалась бомба. Хуберт вскинул голову и в упор  посмотрел  -
не на комиссара, а на брата. Во взгляде Жефа зажглась ярость.
   - Может быть, вы все-таки скажете, почему я не  могу  сесть  за  стол?  -
спросил он Мегрэ.
   - Потому что я намерен отвезти вас в Париж.
   - Не имеете права.
   - Если понадобится, через час у меня будет ордер на  привод,  подписанный
следователем.
   - А почему, скажите на милость?
   - Чтобы там продолжить допрос.
   - Я сказал все, что знал.
   - А еще для того, чтобы устроить вам очную ставку с бродягой, которого вы
в понедельник вечером вытащили из Сены.
   Жеф повернулся к брату, словно призывал его на помощь:
   - Ты думаешь, Хуберт, что комиссар имеет право?.. Но Хуберт промолчал.
   - Вы хотите увезти меня в этой машине? - указал он рукой  на  набережную,
где рядом с машиной стоял Невэ. - А когда мне позволят вернуться на баржу?
   - Может быть, завтра...
   - А если не завтра?
   - В таком случае, возможно, что и никогда.
   - Что?.. Что такое?
   Жеф вдруг сжал кулаки, и на какой-то миг  Мегрэ  подумал,  что  фламандец
сейчас бросится на него.
   - А моя жена? А мой ребенок? Что это вы затеяли? Я сообщу своему консулу!
   - Это ваше право.
   - Вы что, смеетесь надо мной? Ему все еще не верилось.
   - Да разве можно ни с того ни с сего  ворваться  на  судно  и  арестовать
человека, который не сделал ничего дурного?
   - Я вас еще не арестовал.
   - А как же это тогда называется?
   - Я просто увожу вас в Париж, на очную  ставку  со  свидетелем,  которого
пока нельзя перевозить.
   - Но я же совсем не знаю этого человека. Он  звал  на  помощь,  вот  я  и
вытащил его из воды. Если бы я думал...
   На палубе появилась Аннеке и что-то спросила  у  мужа  по-фламандски.  Он
долго ей что-то объяснял. Потом она по очереди оглядела трех мужчин и  снова
обратилась к Жефу. Мегрэ мог бы поручиться, что она советовала мужу  поехать
с ним.
   - Где вы собираетесь устроить меня на ночлег?
   - Вам дадут кровать на Набережной Орфевр.
   - В тюрьме?
   - Нет, в Сыскной полиции.
   - Могу я переодеться?
   Комиссар кивнул, и фламандец с женой спустился  в  каюту.  Мегрэ  остался
наедине с Хубертом. Тот по-прежнему  упорно  молчал,  рассеянно  разглядывая
машины и прохожих на берегу. Комиссару тоже не хотелось говорить. Он страшно
устал от этого допроса, который вел на ощупь, не раз падая  духом  и  думая,
что он ничего не добьется.
   Первым заговорил Хуберт.
   - Не обращайте внимания на его грубость, - примирительно произнес  он.  -
Парень он горячий, но неплохой.
   - Виллемс знал об его отношениях с дочерью?
   - На барже трудно что-нибудь скрыть.
   - Как вы думаете, отцу по душе был этот брак?
   - Не знаю, меня тогда не было...
   - И вы тоже считаете, что он, напившись, свалился в воду со сходней?
   - Частенько бывает и так. Многие речники гибнут именно такой смертью...
   В каюте о чем-то разговаривали по-фламандски. В голосе  Аннеке  слышалась
мольба,  фламандец  же  не  скрывал  своего  гнева.  Быть  может,  он  опять
отказывается ехать с комиссаром?
   Победа осталась за женой. Когда Жеф снова появился на палубе, волосы  его
были тщательно причесаны, даже немного влажны.  Белая  рубашка  подчеркивала
смуглый загар. Синий, почти новый костюм, полосатый галстук и черные башмаки
- все выглядело так, будто он собрался на воскресную мессу.
   Не глядя на Мегрэ, Жеф сказал что-то по-фламандски брату, потом сошел  на
берег и остановился возле черной машины.
   Комиссар открыл дверцу. Невэ с удивлением посмотрел на них.
   - Куда поедем, шеф?
   - На Набережную Орфевр.
   Они двинулись в путь. Было уже темно. В свете фар мелькали то деревья, то
сельские домики и, наконец, серые улицы большого предместья.
   Устроившись в углу, Мегрэ молча посасывал трубку. Жеф  ван  Гут  тоже  не
открывал рта, и  Невэ,  удивленный  этим  необычным  молчанием,  ломал  себе
голову, что же могло произойти.
   - Все удачно, шеф? - рискнул он наконец задать  вопрос.  Но,  не  получив
ответа, умолк и продолжал вести машину.
   Было  уже  восемь  часов  вечера,  когда  они  въехали  в  ворота  Дворца
Правосудия. Свет горел только в нескольких окнах, но  старый  Жозеф  был  на
своем посту.
   В комнате инспекторов  было  почти  пусто.  Лапуэнт,  поджидавший  своего
начальника, что-то печатал на машинке.
   - Попроси, чтобы принесли бутерброды и пиво!
   - На сколько человек?

   - На двоих... Нет, впрочем, на троих.  Ты  мне  можешь  понадобиться.  Ты
свободен?
   - Да, шеф.
   В кабинете Мегрэ речник выглядел еще более длинным  и  тощим,  черты  его
лица вроде бы еще больше обострились...
   - Можете сесть, мосье ван Гут.
   При слове "мосье" Жеф нахмурился, усмотрев в этом какую-то угрозу.
   - Сейчас нам принесут бутерброды.
   - А когда я могу повидаться с консулом?
   - Завтра утром.
   Мегрэ сел за свой стол и позвонил жене:
   - К ужину не вернусь... Нет... Возможно, мне придется задержаться...
   Очевидно,  ей  хотелось  засыпать  его  вопросами,  но   она"ограничилась
одним-единственным. Зная, как волнует мужа судьба бродяги, она спросила:
   - Он умер?
   - Нет...
   Госпожа Мегрэ даже не поинтересовалась, задержал ли он  кого-нибудь.  Раз
муж звонит из своего кабинета и предупреждает, что проведет там часть  ночи,
значит, допрос либо уже начался, либо вот-вот начнется.
   - Спокойной ночи!
   Он с досадой посмотрел на Жефа.
   - Я же просил вас сесть...
   Ему было как-то не по себе при виде  этой  долговязой  фигуры,  застывшей
посреди кабинета.
   - А если я не желаю сидеть? Ведь это мое право. Хочу - стою, хочу - сижу,
верно?
   Мегрэ только вздохнул и стал терпеливо ждать, когда  мальчик  из  кабачка
"Дофин" принесет бутерброды и пиво.
   ГЛАВА VII
   Эти ночи, которые в  восьми  случаях  из  десяти  неизменно  оканчивались
признанием  обвиняемых,  постепенно  обрели  свои  традиции,  свои  правила,
подобно театральным пьесам, сыгранным сотни раз.
   Когда мальчик из кабачка  "Дофин"  принес  бутерброды  и  пиво,  дежурные
инспектора сразу поняли, в чем дело.
   Мерзкое настроение и с трудом сдерживаемый  гнев  не  помешали  фламандцу
наброситься на бутерброды и залпом осушить первую кружку, искоса  поглядывая
на Мегрэ.
   То ли из вызова, то ли в знак протеста, он ел неопрятно,  чавкал,  широко
раскрывая рот, и, словно  с  палубы  в  воду,  выплевывал  на  пол  хрящики,
попадавшиеся в ветчине.
   Комиссар, внешне спокойный и благожелательный, делал вид, что не замечает
этих выпадов, и не мешал речнику расхаживать взад и вперед по кабинету,  как
дикому зверю в клетке.
   Прав ли был Мегрэ? Проводя дознание, пожалуй, самое трудное - это решить,
в  какой  момент  следует  выдвинуть  главный   козырь.   Но   нет   никаких
установленных правил, которые могли бы точно определить, когда это  сделать.
Просто надо обладать интуицией.
   Мегрэ не раз  случалось  приступать  к  расследованию,  не  имея  никаких
серьезных данных. И все-таки за несколько часов он одерживал победу.  Бывало
и наоборот, когда при наличии явных улик и  десятка  свидетелей  приходилось
биться целую ночь.
   В каждом отдельном случае самое важное - найти правильный тон. Вот  какие
мысли одолевали Мегрэ, когда он, заканчивая свой скромный  ужин,  поглядывал
на речника.
   - Хотите еще бутерброд?
   - Я хочу только одного - поскорее вернуться на баржу к моей жене.
   Наконец ему наскучило шагать по комнате, и он остановился. Мегрэ понимал,
что тут нельзя торопиться, что лучше  всего  вести  допрос  "под  сурдинку":
приветливо начать, ни в чем не обвиняя, незаметно подвести  к  одному  якобы
незначительному противоречию, потом  к  другому,  наконец,  добиться,  чтобы
обвиняемый совершил пусть даже не слишком грубую ошибку, но все-таки ошибку,
и так мало-помалу затянуть узел.
   Отослав Лапуэнта с каким-то поручением, Мегрэ остался с глазу на  глаз  с
Жефом.
   - Послушайте, ван Гут...
   - Я слушаю вас уже не первый час, верно?
   - Мы говорим так долго лишь потому, что вы не хотите откровенно отвечать.
   - Может быть, вы собираетесь назвать меня лжецом?
   - Я вовсе не  обвиняю  вас  во  лжи.  Просто  мне  думается,  вы  чего-то
недоговариваете...
   - А что бы вы сказали, если бы я полез к вам с вопросами о вашей  жене  и
детях?
   - У вас было тяжелое детство... Ваша мать, должно быть,  мало  занималась
вами?
   - Слава богу, теперь уже и до матери добрались! Так знайте  же,  что  она
умерла, когда мне было всего пять лет. И это  была  на  редкость  порядочная
женщина, святая, и если она сейчас смотрит на меня с небес...
   Мегрэ старался ничем не выказывать нетерпения и с  сосредоточенным  видом
смотрел прямо перед собой.
   - Ваш отец женился вторично?
   - Отец - это другое дело... Он здорово пил...
   - С каких лет вы стали работать?
   - Я вам уже говорил. С тринадцати лет...
   - Есть у вас еще братья, кроме Хуберта? Или сестры?
   - Есть сестра. Ну и что?
   - Ничего. Просто мы знакомимся.
   - В таком случае и я должен бы задавать вам вопросы.
   - Извольте.
   - - Вам-то что, вы сидите в  своем  кабинете  и  считаете,  что  вам  все
дозволено.
   С самого начала Мегрэ уже видел, что разговор будет долгий и трудный. Ван
Гут не блещет умом, а известно, что трудно иметь дело с  людьми  недалекими.
Они всегда упорствуют, отказываются отвечать, не колеблясь отрицают то,  что
утверждали часом раньше, и нисколько не смущаются, когда их  тычут  носом  в
собственные противоречия.
   Если подозреваемый умен,  то  достаточно  нащупать  слабое  место  в  его
утверждениях, в его системе защиты, чтобы он не замедлил "расколоться".
   - Думаю, что я не ошибаюсь, считая вас работягой.  Тяжелый,  недоверчивый
взгляд исподлобья.
   - Это верно. Я всегда много работал.
   - Некоторые хозяева, наверное,  злоупотребляли  вашей  молодостью,  вашей
добросовестностью. И вот вы встретили Луи Виллемса, который пил, как  и  ваш
отец...
   Застыв посреди комнаты, Жеф смотрел на Мегрэ,  словно  животное,  которое
почуяло опасность, но еще не знает, с какой стороны ждать нападения.
   - Я убежден, что если бы не Аннеке, вы не стали бы работать  на  "Зваарте
Зваан" и перешли бы на какую-нибудь другую баржу.
   - Мадам Виллемс тоже была славная женщина.
   - Она не была заносчивой и властной, как ее муж...
   - С чего вы взяли, что он был заносчивый?
   - А разве это не так?
   - Он был бо